...Нет, ты ведь помнишь, как мы проходили, Марк,
сея огонь, по дорогам всех этих галлий...
Копоть и гарь, на ногах не видать сандалий,
солнца и неба не разглядеть в дымах.
Старым воякам раскаянье не претит,
но, если честно, то неглубоко и гложет.
Слышал, что настигает... На смертном ложе.
Многое я бы отдал за то, чтоб Тит
мне рассказал, что он чувствует на холмах,
в этих аллеях и мраморных коридорах,
осенью, в сумерках, длинным теням которых
в каждом движении резкий короткий взмах
явственно чудится, хочется со всех ног
выбежать, вырваться прочь, на поля, за стены...
Даже при власти, держа кошелек толстенный,
старый вояка особенно одинок.
Вот потому и пишу тебе. Нас таких
мало осталось, и мы разбрелись по свету.
Те, кто нас выстрогал, злую породу эту,
вывелись напрочь, и... Сломаны верстаки.
Нынешним, слышь, не под силу спалить дотла
сотню германцев в сухой их лесной хибаре,
глядя на пламя и то, как манипул варит
пухлых младенцев в огромных пивных котлах.
...Если бы Тит мог заранее знать в те дни -
стал бы он нынешним богоподобным Титом?
Богоподобный... Какой неудачный титул.
Боги бессмертны. Подобные им... Они
более смертны, чем смертные. Им кроят
смерть по иной, недоступной плебеям мерке.
Для восходивших на троны и злато меркнет,
видится в каждом кувшине и кубке яд,
в ложе любовном им холодно без меча,
свой непременно изменник, чужой - лазутчик...
Смерть не всегда мгновенна. Ее ползучий
вид пострашнее орудия палача.
Власть это страх. И не только лишь для трущоб,
что бы ни думали те, кто не связан с нею.
Только тирану известно, кому страшнее.
Да и ему-то не до конца еще...
В южных провинциях мы никого не жжем.
Сложно найти виноватого в здешних ссорах,
Рим далеко, жаркий климат, и... Мне за сорок.
Предпочитаю пырнуть втихаря ножом.
Полдень в Кейсарии. Крепкий поджарый пес
рядом с дорогой на суку вскочил проворно...
Самое время подумать о благотворном
даре не воспринимать всерьез...