Кто-то в окнах меняет картинки
тем, кто смотрит с любовью на мир
сквозь окалину дней по старинке –
оставаясь по сути детьми.

Тем, кто ждёт, как обещано, чуда.
Столько ждать не умеет никто…
Можно, здесь я подольше побуду
с притулившимся к боку котом?

Посмотрю на летящее небо.
Только в детстве так много его.
И ушедших отсюда за хлебом
подожду, как не ждут никого...

***

Дурак

Двойной удар: на ветке ангел,
а за углом стоит дурак,
который в сон кричит «дигайге!»
И я боюсь шагнуть во мрак
его распахнутого взгляда,
в его пустоты и раздрай.
Он из себя, как вон из ряда,
однажды вышагнул в свой рай.
Сон помнит страх мой перед бедным
безумцем, господи прости…
Что от него я, как от бездны,
хотела в детстве отойти,
нет, отбежать! Казалось – следом
несётся с палкой он за мной.
А он, наверное, беседы
хотел. Но холод за спиной
меня всё гнал от гулкой ямы,
когда, отчаявшись спастись,
я онемевшими губами
пыталась вслух произнести
несуществующее имя
того, кто б смог сберечь от зла...

Но он мне снится и доныне,
и я, наверно, не спаслась.

***

Нельзя повторить то, что пройдено.
Чернильница, ручка, букварь....
С чего начинается Родина –
ещё эта песня, как встарь,

до слёз, до мурашек, до донышка
пробрав, всколыхнёт миражи.
И с запахом яблок антоновских
осенний туман в твою жизнь

вплывёт, словно в окна раскрытые.
Как в память – картинка из сна,
в котором ты, всеми забытая,
стоишь у слепого окна

в передничке белом и с косами.
И слёзы у края, вот-вот
сорвутся... А в школу той осенью
никто не ведёт.

Рельсы

Зима состарилась, и снег
её стал серым, комковатым.
Такой казалась по весне
меж рам уложенная вата –
ты помнишь, в нашем прошлом врозь,
так утепляли окна ею.
Для красоты – рябины гроздь,
игрушки ёлочные... Время
как будто делает виток,
когда бросаю взгляд на рельсы,
огни и множество дорог,
но ни одной, ведущей
в детство...