Отчего-то ты все-таки жив, Робле,
хоть изрядно изодран, как стаксель на корабле,
чудом вставшем на якорь в виду Кале
после шторма в проливе... Ты выбрался из Казале,
на закате кровавого дня, где пушки свое сказали,
и Господь в заоблачном тронном зале
принимал последний парад полков.
Больше ты не позорный дозорный, сторожевой,
не мушкетный, не сабельно-ножевой,
но свободный, а паче всего живой,
и от этого буйная радость плоти
распирает жилы, тебя колотит...
Все, кто был вчера у костра, нынче призраки на болоте,
а ты жив, безумен, и черт его знает еще каков.
Почему ты такой счастливчик, ответь, Робле?
Столько крови на иерархах, на Боге и короле,
но ты все еще ковыляешь, ты на земле,
ухмыляешься страшно, хмельно и драно,
помирать тебе в этот раз оказалось рано...
Все вокруг колышется как-то неясно, странно,
незнакомо - взгляда не оторвать.
Да кабы парадиз всем героям служил финалом,
каждый строй в бою возглавлялся бы кардиналом,
но они же не рвутся в драку... За лесом алым
адским светом огрызок светила горит в дымах,
ты бредешь в никуда, вслепую, уже впотьмах,
временами смеясь, как оси скрипят
у обозных ободранных колымаг,
от одной лишь мысли, что снова захочется воевать...