Искалеченный, изувеченный,
На неструганом колу с поперечиной,
В жаркой шубе, в сапогах, в шапке,
Внутри - на полметра осина.
А внизу - царские шавки
И сам душегуб, злой, как псина.
Степка Глебов, майор, полюбовник царицы,
Глядел с высоты на рыла и лица.
Евдокии держали голову,
Отворачиваться не давали.
Не казнили в мороз голого,
Потому что хотели твари,
Чтобы Степка подольше мучился,
Чтобы корчился, выл, прохвост.
«Вот сейчас, - думал царь, - всё получится»,
И стекала кровь на помост.
Но глядели глаза героя так насмешливо на царя.
Пётр понял: «Всё зря».

Снова вспомнилось государю:
Битый, жженный, висящий на дыбе,
Харкнул Глебов ему в харю,
И кроваво лыбился,
И хрипел: «Да, люблю ее,
Да, спал с нею в монастыре»,
И улыбка его лютая
Поселилась навек в царе.
Вы не делайте счастливыми
Даже бывших царских жен.
Наградят - колами длинными,
И кнутами, и ножом…

…«Ты мой Степушка, лазоревый цвет,
Ты мой царь, другого нет»…

Жаркий дух из Степки шумно вышел.
Над Москвой морозный март и хмарь.
«Господи, насколько же он выше», -
Думал царь.

Глебовской улыбкой небо скалилось,
И остаток дней из глаз Петра
Струями кровавыми тоска лилась,
Царского всевластия сестра.