..Кесари, Брутус, затем вольны нас окунать в мутный чан войны,
чтобы задать неуемным готам, чтобы триумфом пройти когортам,
шлемы начистив, глаза набычив, мимо толпы пронести добычи
злато, и камни, и серебро, чтобы, соседа пихнув в ребро,
каждый восторженный зритель мог, жертвенных чуя костров дымок,
Римом себя ощутить великим, грозным, суровым, тысячеликим...
"Аве!' Бушует многоголосье... Лучше, чем сеять и ждать колосья,
проще, чем волны рыбацким судном резать - быть воином неподсудным,
реже дожить до седых висков, чаще сложить средь чужих песков
голову... Сколько там жизни той, но ежемесячный золотой
в сумку походную положив, можно не думать, покуда жив,
где бы разжиться под небом сирым чашей вина и лепешкой с сыром....
Кесари, Брутус, на то хотят нас, как безмозглых топить котят
в этой... Да что там крови - кровище - кесарь посмертного храма ищет.
Чтобы у входа табличка - дивный был, мол, правитель, непобедимый,
денег и хлеба давал вдвойне против отца, да и на войне
не отставал... Пусть прочтет потомок. Лед на кровище бывает тонок,
люд зачастую не любит - дразнит, gloria mundi, увы, sic transit,
и на табличке нахал-юнец надпись сотрет, осквернит венец,
и нанесет мадригал недлинный - мы тут с кузиною Каталиной
очаровались удобным местом, я над кузиной свершил incestum,
словно правитель страны иной, грубо владея чужой страной...
Серость развалин плющом увита, кесаря, Брутус, хоронит свита,
свита напишет о нем скрижаль... Мертвого пса никому не жаль.