Мы об одном и том же думаем,
одно и тоже говорим,
мы всласть взлелеяны фортунами
в любых подробностях любви,
а те не слишком и торопятся
нам предоставить скучный счёт.
О, нежность, зрелая смоковница,
что пахнет грешностью ещё...
Мы знаем, чем всё это кончится,
в какое время отболит.
Мы помним, как от света корчится
ночной свирели эбонит.
Но страсть похлеще героиновой
кипит в крови безумных тел.
Какими были мы наивными,
когда прижались в темноте -
мы не о том слагали статусы,
мы не от тех зажглись цитат.
Мы - два течения на атласе
в рабочем офисе Творца,
мы - два созвездия нахлёстанных,
мы - две горы в одном хребте,
мы в бесконечном божьем хостеле
не те, кто молится, не те...
А удивляющие именем,
произнесённым всуе ласк.
И этим менее повинные,
и тем же более, но в нас,
бессмертных, может, по-булгаковски
и хрупче слабого стекла -
жизнь развернулась одинаково
и одногласно нарекла.
Чтоб маги с нас писали живопись,
чтоб забавлять живых писак,
чтоб режиссёру въелся в кинопись
наш заводной Эдемский сад.
Чтоб наслаждался эталонами
червивый мозг людской возни
под разговоры поголовные -
как скучно жили, чёрт возьми...
Нам исступлённо и расслабленно
двоим вдыхается цитрон.
Как языки игрались саблями
до поцелуев у метро...
А после мы взрывались ядрами,
да так, что каждый слеп и глох,
и в пропасть счастья молча падали.

И совершенствовался Бог.