Говорила мне мама: «Сынок… дурак!
Ты б держался подальше от чьих-то драк…
Чаще думал, где манит к себе рожон.
Ведь исход этих выходок предрешен.
Ты б пригрелся в массовке – тепло-уют.
Знамо, не воспоют, но не отпоют.
Хоть не в свете софитов, зато теплей –
Жар уж очень безмерный от тех ролей
Первоплановых, что для других ребят
По-любому придержат и застолбят.
Им открыты дороги, а прочим прыть
Есть чем и ограничить, и перекрыть.
Лучше притормозить, чем разбиться, мчась,
Как ты любишь – Бог весть сколько миль за час.
Мам, взгляни - на часах вечно время Че!
У меня же два сердца – в груди… в плече
Тоже стук постоянный от тех отдач.
Так что не беспокойся и зря не плачь!
Жизнь уходит, я знаю, но ерунда,
Потому как вернется затвор всегда.

И пока не заклинит его в АК,
Не горюй, пусть обходит тебя тоска.
Как считаешь, гордился бы мной отец?
Ах, как четко звучит жесткий ритм сердец
Неживых под мелодию воя вдов.
Вновь и снова я вслушиваться готов,
Как доходит до мрази, что под нее
Ляжет только потомственное бычье.
Пусть и наши уходят – что да то да.
Не смертельно: вернется затвор всегда.

Цель и недосягаема, и близка.
Пули сонно ворочаются в мозгах.
Достучаться иначе до них никак.
А свинцом - моментально наверняка.
Не смотри, что нет крови в моем лице.
Жизнь – туннель. Чтоб светило в его конце,
Нужно кровью платить. Здесь не катит блат.
Отключение – следствие неуплат.
Знаю, мама. Побольше б тебе внучат.
Обожди – оба сердца еще стучат.
Не печалься… конечно, идут года.
Все уходит… Девчонки, их красота.
Возвращается разве что мой затвор.
Где все так, там и жизнь, и ее комфорт.

Что заглядывать в завтра? Там темный лес.
Ах, прости меня, мама – опять полез!