В темноте пустота фарширует снами
черепную коробку, дня зуммер замер,
якорь брошен в ночную, сырую мглу.
В наших весях зима на осень похожа,
весть Морфея на дребезжанье под кожей
неприятной новости, крики кошек
заунывны, но мне ли скорбеть, орлу?

Из растений познания выжав соки
мысль пластична, подходит под всякий socket –
не погубит прогресса тяжёлый шаг,
медных труб не прельстит над могилой песня,
я напева того жил поинтересней.
/По одной из непринятых миром версий/
в глубине инфернальных шахт -

полутени себя в очертаньях мыслят.
Прижимаясь плотнее к матрацу, мысу -
выдающемуся за предел стены,
поглядев на закрытые неба ставни,
потолком заслонённые, чтоб представить
волны переплетённые звоном стали,
в со-звучании слов иных,

с взмахом ангельских крыльев в пробирке смерти -
я ищу вертолётный для взлёта метод,
по кратчайшей туда – куда нет пути,
или, если точнее, где путь запутан,
где дороги свободы, экстаза, бунта,
как бутоны цветов расцветают, будто
я – стрелок, и я - звёздный тир.

Я – полёт и земной коры тяготенье,
на Селены двурогом и бледном теле
проявляются знаки немых зеркал:
отражающих странный старинный ужас,
открывающих дверь бытия наружу,
уводящих в нежданное за окружность -
сквозь иллюзию потолка.

Это магия, детка /засада, полночь/,
лейтмотива всевышнего ноет подлость -
ковыляет в привычной среде вещей.

Взмах серпом. Шаг Сатурна. Печали стада.
Отворятся ворота земной ограды,
удостоят удары плетьми наградой
суеты и покорных тщет.

Опаляется внутренних знаков контур;
квинтэссенция запахов слов флаконов,
в сговор с тайной вступая, зло
между строк просочится на текста ветошь.

Ты в фантомы уверуешь, если не ведаешь
безнадёжности снов.