Разливается вой азиатского волка, И грызун замирает, как страж на часах. Ах, какая красивая эта монголка, Ах, какая заколка в ее волосах.
С нами едет Баяр, виртуоз моринхура, И еще Очирбат, самый сильный монгол, С неба смотрит Луна беспокойно и хмуро На верховья Амура и реку Халхин-Гол.
Скоро станет она новой вещью соседа За невзрачный кусок аймака Дорноговь, Молодая Цэлмэг, золотая монета, За спокойствие света отдает нелюбовь.
А сосед, хоть и стар, хан в девятом колене, Только в этом колене гуляет артрит. Хан от боли кричит, пьет айран, ест пельмени, А на ханском рентгене смерть с косою сидит.
Наблюдает отец (назову его братом) За печальным огнем беспокойной Луны. Я везу его дочь в золотой Луна-батор - Молодой император всех верблюдов страны.
Может, я и верблюд, только чувствую кожей, Как страдает Цэлмэг у меня на спине, Мир – он важен, конечно, и все же, и все же Он не стоит любви, представляется мне.
Нам до цели пути только два перехода, А пока отдохнем и отложим финал. Очирбат защитит от лихого народа, А Баяр и Цэлмэг нам споют «Мандах Нар».
Тэк-с, господа. Разговорчики в строю, когда меня нет? Ща накропаю ответ по всем пунктаи. Надоела мне Западная Европа, как-то вдруг потянуло в Южную Америку)))
Разливается храп колумбийских вулканов, и колибри порхают с цветка на цветок. Ах, какие плантации марихуаны!… Или коки? Вояж завершился, истёк в центре поля. И толку стенать или суслить, как такое могло приключиться со мной, что на страже стою – как монгольский, блин, суслик. Лопухнусь - со святыми, считай, упокой. Проводник обманул, говорил, что коммандос, что помощник его, Орчибат – следопыт. «Гордых кондоров» смыло мгновенно за Анды, Аж трава полегла от ударов копыт, как завидели чьи-то фигуры в беретах близ ухоженных грядок: «Спасайся! Кордон наркомафии!» Будто не знали об этом… Полный рот языка… Но долдонь-не долдонь - не поможет: любому понятно – подстава. Как теперь пробираться сквозь строй калашей? И куда? Неизвестно - налево, направо: всюду джунгли, зверьё… Значит, морду зашей, чтоб не выдать себя даже писком: чревато - моментально уроют. А цель ведь не та… Зря «прынцессу» тащил в золотой Луна-батор. больше мне он не нужен, раз есть Богота. Вроде, я не верблюд, «только чувствую кожей, Как страдает Цэлмэг у меня» (с) на хребте. Надоела до смерти, плаксивая рожа - вечно ей всё не то и, конечно, не те. Если выбрать придётся, то выберу трафик: вместо дуры с заколкой - зелёненький нал. Что же будет с Цэлмэг? Да пошла она нафиг, пусть очковый медведь ей ревёт «Мандах Нар».
Саша, спасибо за веру в меня))) Юра, звиняй за эксп - вот такие у меня ассоциации)))
Очирбата зачем назвала Орчибатом? Ты, наверно, решила, что он Арчибальд? Был бы он главаря наркомафии братом, То тебя бы давно закопали в асфальт.
Но пока пронесло. Ты момент улучила И удачно бежала в страну Парагвай. Там в фазенде жила и усердно учила Парагвайских детишек игре в «Каравай».
(«…Вот такой вышины, вот такой ширины, Вы, детишки мои, так милы, так нежны…»)
Эту строчку в конце ты сама сочинила, Чтоб сильнее сплотить парагвайских детей, Да и кока еще свой эффект сохранила - У тебя в голове было много затей.
Там, где Стресснер гулял по просторам латинским, Вы играли в монгольскую бабу-ягу, Ты хотела их так разобнять и затискать, Что тебе я и сам передать не могу.
Среди этих детей был один парагвайчик, Сирота сиротой, ни кола ни двора, Попрыгучий, как белка, и шустрый, как зайчик, Из одежды на нем лишь одна кобура.
Его дед получил олимпийскую бронзу По метанию молота через барьер, В его честь мальчугана назвали Алонсо, И дедулю всегда приводили в пример.
Но скончался отец в перестрелке с режимом, От него сохранилась одна кобура Да еще две кассеты с его содержимым, На которых он скачет с победным «ура».
Потеряв дорогого любимого друга, Мама тут же вернулась в родной Бенидорм, На прощанье Алонсо в мамашину руку Десять баксов вложил на проезд и прокорм.
Что вы скажете, а? Замечательный парень! А что нету одежды – так руки на что? И Цэлмэг в подворотне бренчит на гитаре, Чтоб купить мальчугану трусы и пальто.
Покорив Асунсьон виртуозным владеньем, Ты на верном верблюде скакала с утра, И, вообще говоря, по моим наблюденьям, Ты скопила за месяц мешок серебра.
А еще через год - вся Колумбия в шоке, Разворошена вся Богота, как постель: Ты сумела купить все плантации коки И возглавить собой колумбийский картель.
Ты теперь не Цэлмэг, а Мадам гендиректор, И теперь ты в верхах абсолютно своя, А с Алонсо, увы, стала видеться редко, Но зато у мальчишки есть горы белья,
Но зато он уже изучил гуарани И засел за монгольский красивый язык, У него две дуэньи и двадцать две няни, И всегда на обед бастурма и шашлык.
В общем, все хорошо, только нету верблюда, Парагвайский не спас его ветеринар. Перед смертью ему из Монголии Будда Вместе с ветром послал: «Мандах Нар», «Мандах Нар»…
Привет, Юра) На вопрос: "Откуда несут ахинею" (с), могу точно назвать не только авторскую страницу))) Так что не ищи в моём экспе умных мыслей))) Писала впопыхах, за сюжетной линией не следила - куда занесло, туда и попала))). Принимай размышления очирбвтового коня:
Вот «однажды в студёную зимнюю пору» (с) Очирбат прогуляться решил по степи. Молодого коня неудачно пришпорив, ободрал ему кожу. Хихикнул: «Терпи!» Конь взбрыкнул: «До чего отвратительный всадник, Неумеха. Да кто его, впрочем, поймёт? Хорошо хоть один, не болтается сзади Перезрелая дева Цэлмэг В переплёт, Говорят, угодила в каких-то там джунглях, и её объезжает Алонсо-курьер. Ну а с этим воякой (поди, не Дольф Лунгрен!) разберусь непременно, давно надоел - подавай то Колумбию, то Филиппины… Безразлично куда, лишь бы только верхом. Весит центнер и так напрягает мне спину - ощущаю порой себя вьючным ослом. Да, непарнокопытный… Отряд, вроде, тот же… Но мурашит от гривы до сбитых копыт, что приходится мне церемониться с ношей, а в ответ получать: «Ну, пошла, волчья сыть!» Я кликуху припомню добравшись до прерий, где налажены связи с одним колдуном. Он умеет такое, что трудно поверить – создаёт из существ самобытный «бином». Есть мысля на часок превратиться в койота, (пусть сопутствует мне полнотелость луны) и загрызть толстопуза под пляски кайово… Ой, гляжу, Очирбат, ты, никак, приуныл?»
А то, что в прошлом экспе перепутала и назвала воина Орчибатом, даже не заметила, да и как-то плохо знакома с монгольскими именами)))
Я подумал, что Алонсо может и не согласиться с моей трактовкой его истории. Потому пусть сам берет слово и рассказывает, что с ним происходит и каковы его планы на жизнь.
История Алонсо, рассказанная им самим
В парагвайских лесах я разгуливал голый – В кобуре и сомбреро ходил налегке. Только в жизни моей повстречались монголы, Повезло оказаться в их крепкой руке.
Ты не смейся, читатель. Неловкое слово. Я еще не совсем до конца грамотей, Ты уж лучше поплачь и посмейся, и снова Порыдай над судьбой парагвайских детей.
Но теперь у меня и еды и одежды По гортань, позарез, по макушку башки, Ну а главное есть килограммы надежды, Потому что фасую теперь порошки.
Потому что мне мамка Цэлмэг показала, Как идти к светлой жизни по россыпям кок. Я теперь стал знаток колбасы, пармезана, И еще белых вин стал знатнейший знаток.
Я любую беру красотой и манерой, Обольстительным словом и нежностью рук: «Разрешите, мой друг, я у вас буду первым», А потом начинаю расстегивать брюк.
Ты не смейся, читатель. Неловкое слово. Я еще не волшебник, я только учусь, Но зато я могу элегантно и клево Подарить ей каскад бриллиантовых бус.
Я подумать не мог, сиротина безродный, Что шагну из подвала почти на чердак. Как Тимур заводной, словно Данко свободный, И богатый, как Скрудж, извините, МакДак.
Но еще до небес мне идти полпролета. Как помрет «перезрелая»(с) тетка Цэлмэг, Я возглавлю картель, перееду в БогОту. Или нет, в БоготУ. Темный я человек.
Пробежит за окном ягуар мохноногий, Прожужжит пару слов малярийный комар. Подарите мне мир, парагвайские боги. Подарите мне мир. Мандах Нар, Мандах Нар…
http://litset.ru/publ/27-1-0-10601
В таком стиле Марина Славина может развить тему...
Разливается храп колумбийских вулканов,
и колибри порхают с цветка на цветок.
Ах, какие плантации марихуаны!…
Или коки? Вояж завершился, истёк
в центре поля. И толку стенать или суслить,
как такое могло приключиться со мной,
что на страже стою – как монгольский, блин, суслик.
Лопухнусь - со святыми, считай, упокой.
Проводник обманул, говорил, что коммандос,
что помощник его, Орчибат – следопыт.
«Гордых кондоров» смыло мгновенно за Анды,
Аж трава полегла от ударов копыт,
как завидели чьи-то фигуры в беретах
близ ухоженных грядок: «Спасайся! Кордон
наркомафии!» Будто не знали об этом…
Полный рот языка… Но долдонь-не долдонь -
не поможет: любому понятно – подстава.
Как теперь пробираться сквозь строй калашей?
И куда? Неизвестно - налево, направо:
всюду джунгли, зверьё… Значит, морду зашей,
чтоб не выдать себя даже писком: чревато -
моментально уроют. А цель ведь не та…
Зря «прынцессу» тащил в золотой Луна-батор.
больше мне он не нужен, раз есть Богота.
Вроде, я не верблюд, «только чувствую кожей,
Как страдает Цэлмэг у меня» (с) на хребте.
Надоела до смерти, плаксивая рожа -
вечно ей всё не то и, конечно, не те.
Если выбрать придётся, то выберу трафик:
вместо дуры с заколкой - зелёненький нал.
Что же будет с Цэлмэг? Да пошла она нафиг,
пусть очковый медведь ей ревёт «Мандах Нар».
Саша, спасибо за веру в меня))) Юра, звиняй за эксп - вот такие у меня ассоциации)))
Ты, наверно, решила, что он Арчибальд?
Был бы он главаря наркомафии братом,
То тебя бы давно закопали в асфальт.
Но пока пронесло. Ты момент улучила
И удачно бежала в страну Парагвай.
Там в фазенде жила и усердно учила
Парагвайских детишек игре в «Каравай».
(«…Вот такой вышины, вот такой ширины,
Вы, детишки мои, так милы, так нежны…»)
Эту строчку в конце ты сама сочинила,
Чтоб сильнее сплотить парагвайских детей,
Да и кока еще свой эффект сохранила -
У тебя в голове было много затей.
Там, где Стресснер гулял по просторам латинским,
Вы играли в монгольскую бабу-ягу,
Ты хотела их так разобнять и затискать,
Что тебе я и сам передать не могу.
Среди этих детей был один парагвайчик,
Сирота сиротой, ни кола ни двора,
Попрыгучий, как белка, и шустрый, как зайчик,
Из одежды на нем лишь одна кобура.
Его дед получил олимпийскую бронзу
По метанию молота через барьер,
В его честь мальчугана назвали Алонсо,
И дедулю всегда приводили в пример.
Но скончался отец в перестрелке с режимом,
От него сохранилась одна кобура
Да еще две кассеты с его содержимым,
На которых он скачет с победным «ура».
Потеряв дорогого любимого друга,
Мама тут же вернулась в родной Бенидорм,
На прощанье Алонсо в мамашину руку
Десять баксов вложил на проезд и прокорм.
Что вы скажете, а? Замечательный парень!
А что нету одежды – так руки на что?
И Цэлмэг в подворотне бренчит на гитаре,
Чтоб купить мальчугану трусы и пальто.
Покорив Асунсьон виртуозным владеньем,
Ты на верном верблюде скакала с утра,
И, вообще говоря, по моим наблюденьям,
Ты скопила за месяц мешок серебра.
А еще через год - вся Колумбия в шоке,
Разворошена вся Богота, как постель:
Ты сумела купить все плантации коки
И возглавить собой колумбийский картель.
Ты теперь не Цэлмэг, а Мадам гендиректор,
И теперь ты в верхах абсолютно своя,
А с Алонсо, увы, стала видеться редко,
Но зато у мальчишки есть горы белья,
Но зато он уже изучил гуарани
И засел за монгольский красивый язык,
У него две дуэньи и двадцать две няни,
И всегда на обед бастурма и шашлык.
В общем, все хорошо, только нету верблюда,
Парагвайский не спас его ветеринар.
Перед смертью ему из Монголии Будда
Вместе с ветром послал: «Мандах Нар», «Мандах Нар»…
Вот «однажды в студёную зимнюю пору» (с)
Очирбат прогуляться решил по степи.
Молодого коня неудачно пришпорив,
ободрал ему кожу. Хихикнул: «Терпи!»
Конь взбрыкнул: «До чего отвратительный всадник,
Неумеха. Да кто его, впрочем, поймёт?
Хорошо хоть один, не болтается сзади
Перезрелая дева Цэлмэг В переплёт,
Говорят, угодила в каких-то там джунглях,
и её объезжает Алонсо-курьер.
Ну а с этим воякой (поди, не Дольф Лунгрен!)
разберусь непременно, давно надоел -
подавай то Колумбию, то Филиппины…
Безразлично куда, лишь бы только верхом.
Весит центнер и так напрягает мне спину -
ощущаю порой себя вьючным ослом.
Да, непарнокопытный… Отряд, вроде, тот же…
Но мурашит от гривы до сбитых копыт,
что приходится мне церемониться с ношей,
а в ответ получать: «Ну, пошла, волчья сыть!»
Я кликуху припомню добравшись до прерий,
где налажены связи с одним колдуном.
Он умеет такое, что трудно поверить –
создаёт из существ самобытный «бином».
Есть мысля на часок превратиться в койота,
(пусть сопутствует мне полнотелость луны)
и загрызть толстопуза под пляски кайово…
Ой, гляжу, Очирбат, ты, никак, приуныл?»
А то, что в прошлом экспе перепутала и назвала воина Орчибатом, даже не заметила, да и как-то плохо знакома с монгольскими именами)))
Ответ за мной
История Алонсо, рассказанная им самим
В парагвайских лесах я разгуливал голый –
В кобуре и сомбреро ходил налегке.
Только в жизни моей повстречались монголы,
Повезло оказаться в их крепкой руке.
Эта тетка Цэлмэг стала мне вместо мамки,
Что меня предала, улетев в «И-шпаним» ©)
И оставив меня без трусов и без майки,
И еще без пальто, и еще без штаним.
Ты не смейся, читатель. Неловкое слово.
Я еще не совсем до конца грамотей,
Ты уж лучше поплачь и посмейся, и снова
Порыдай над судьбой парагвайских детей.
Но теперь у меня и еды и одежды
По гортань, позарез, по макушку башки,
Ну а главное есть килограммы надежды,
Потому что фасую теперь порошки.
Потому что мне мамка Цэлмэг показала,
Как идти к светлой жизни по россыпям кок.
Я теперь стал знаток колбасы, пармезана,
И еще белых вин стал знатнейший знаток.
Я любую беру красотой и манерой,
Обольстительным словом и нежностью рук:
«Разрешите, мой друг, я у вас буду первым»,
А потом начинаю расстегивать брюк.
Ты не смейся, читатель. Неловкое слово.
Я еще не волшебник, я только учусь,
Но зато я могу элегантно и клево
Подарить ей каскад бриллиантовых бус.
Я подумать не мог, сиротина безродный,
Что шагну из подвала почти на чердак.
Как Тимур заводной, словно Данко свободный,
И богатый, как Скрудж, извините, МакДак.
Но еще до небес мне идти полпролета.
Как помрет «перезрелая»(с) тетка Цэлмэг,
Я возглавлю картель, перееду в БогОту.
Или нет, в БоготУ. Темный я человек.
Пробежит за окном ягуар мохноногий,
Прожужжит пару слов малярийный комар.
Подарите мне мир, парагвайские боги.
Подарите мне мир. Мандах Нар, Мандах Нар…