Радость ползет улиткой, у горя — бешеный бег (Владимир Маяковский).
Странные времена гонят бледных коров за межу пастбищ, сон возникает из пустоты лунной пасти… Наверное, так может трещать занавеска неба, когда на неё наступает случайным образом неслучайный непот.
Гулко, поверьте мне, гулко катятся слов ядра, а из-за вон того незамеченного историей переулка восходит заметно и ярко, над временем этим странным, и до венца шатким, влажно – волна, что возможно и есть Мощь\Шакти. Так наступает жажда.
Когда же все территории мысли становятся чем-то единым и слитным, и чтоб разграничить её и себя ты вводишь пунктиры, ангелы водят крыльями по воде, заходя с тыла, становятся плеском и брызгами – вот их уже не видно… Ты с этим не соглашаешься, ты с этим споришь.
Падаешь глубже, и - так возникает горечь.
Она проникает под почву, под шаг, под кожу, которая точно такая же почва, но только душит, если предположить, что ты был когда-то кому-то должен, ты больше не должен – ты просто падаешь глубже.
Всё глубже и глубже падаешь: быстро, резко; казалось бы дна нет сорвавшимся в тьму расщелин, уже не трещит разорвавшаяся занавеска.
Небо разверсто. И вот ты уже – на сцене.
- Владимир? - Нет – Гамлет.. - Плевать, получи по полной, А впрочем, принц Гамлет, к тому ж? - так за то двойная виновных вина, раз такая здесь лига гордых, которые только себя, не молитвы, знают. - Да знаю я, знаю… - Тогда не взываешь, что же? Спасенье души не подпустишь к любви на выстрел. Решаешь – жить\нет. - Нет. Но если ты Боже – Боже – ответь лишь одно, подскажи – отчего так быстро? И не успевает толпа рты свои разинуть, чтоб насладиться начавшейся утром казнью, как боль подступает, становится интенсивней, а ты, всё ещё, не прочитан и не рассказан, не спет, и не сыгран - своею не выжат ролью до дна мирозданья, до тонкой, усталой цедры, до хрупкого, непонятного снеготаянья, чтоб смерть возродила из многого в тихо-целое.
На влажной земной штукатурке pintura Гойа – Сатурн, в тёмной неге, несущий страданий горе…
Но всё покрывает, умея прощать, священная космическая плацента: капля за каплей, и устрицы дней начинают от счастья пищать, собственные скорлупы принося в жертву ни им непонятному будущему, ни непонятному себе самому будущему жернову.
