С детства в думах о Вильяме сэре,
Не могу разобрать ни рожна -
Неужели Отелло поверил,
Что ему изменила жена?

Он ведь сам ни на грамм, ни на грошик,
Не пытался, не мог, не хотел.
Так не много на свете хороших,
Благородных и светлых отелл -

Честных главное, добрых - главнее,
Нежно любящих - это вообще...
Не пойму, как он мог, в самом деле,
Видеть в фее чудовище.

Понимаю - Арбенин Евгений,
Лжец, развратник, игрок и злодей
Сам обманывал всех и поверил
В гнилодушие Нины своей.

Не колеблясь замыслил злодейство,
Яд подсыпал в десерт, паразит,
И жены оборвал почти детство
Неподкупный, как смерть, цианид.

Это ясно. Но мавр! Столь безвредный!
Не смотрите, что он генерал.
Жил бы он среди нас, безбилетный
Никогда бы проезд не избрал.

Я такую гипотезу двину,
Тарарам поднимая большой.
Вовсе не был Отелло невинным,
С чистым взглядом и доброй душой.

Он и сам помышлял осторожно,
В подсознанье и так, наяву,
Встретить даму, чтоб другом хорошим
На закате служила ему.

Дездемона - ребенок, малышка,
Ей самой в жизни нужен уход.
А его уже больше колышет,
Что сентябрь на свиданье идет.

А возможно, он думал, как много
Разных женщин красивых кругом,
А он сам перекрыл к ним дорогу
Полновесным таким "кирпичом".

А возможно, от страсти бледнея,
Прочитал два пришедших письма.
Где звала его в домик в Гвинее
Вспомнить счастье свое Фатима.

А возможно, совсем и не думал,
Просто был вот такой человек -
В маскарадных плясали костюмах
Бесы в буйной его голове.

Пребывал в постоянном раздрае,
По ночам грыз зубами матрас.
Преступленью искал оправданье
С воспитаньем хорошим борясь.

Дальше бедный не мог притворяться.
Почему? Для чего? Для кого?
Что-то стиснул и что-то там хряснуло
Под руками большими его.

И простился со светом Отелло
С Дездемоной простившись своей.
И Арбенин шепнул, мол, брателла,
В том подвальчике черти добрей.