Имя его тихо спит у меня на губах,
голос - весенних дождей
безмятежнее, ближе.
Клейкие трубочки зелени
в сонных лугах,
влажные недра,
толкание луковок рыжих.
Бьются фонтаны подснежников,
ландышей. Льёт,
брызжет, горит, раздувается
солнечной лейкой.

Я бы сдалась,
да он пленных себе не берёт.
Я бы ждала,
да орлу не к гнезду канарейка.

В дымчатых днях затерялась
шальная звезда.
Каждый закат и рассвет
до конца догорает,
солнце луне подмигнуло:
"пост принял", "пост сдал".

Я на губах донесу его имя до рая
мимо босяцких кустов,
молчаливых собак,
и обпиваясь до хмеля
берёзовым соком.
Там, в райском доме,
он будет со мной, как дурак,
снова рассказывать горько
о горных высотах,
я ему - петь
о садовых цветах, о росе,
я промолчу о своём
удушающем прошлом.

Рай для того и придуман,
чтоб в долгой весне
голос, однажды умолкнувший,
заново ожил.

Нам, друг на друге помешанных,
невпроворот,
кажется, времени -
столько крупиночек мелких.
Я бы сдалась,
да он пленных себе не берёт.
Я бы ждала,
да орлу не к гнезду канарейка.