Свет полуденной зги акцентировал бледность кожи,
на которой не расцветали японские вишни
под холодными иглами мастера "вбить поглубже",
а не живописать хной орнаменты на запястьях.
Над точёной ключицей её не парили птицы.
Голубой тонкой змейкой на шее тянулась венка,
не попав за решётку "штрих-код" в силу обстоятельств,
что включили во мне адвоката и прокурора.

Изумрудные пряди волос были просто шалость.
Также кобальт, малиновый, охра и в том же духе,
что менялись со скоростью звука в сезонной спешке
новой моды навеянной сайтом АлиЭкспресса.

Я смотрел на уснувшее счастье не шелохнувшись,
потревожить боясь забродившую с кой-то память.
Мне подумалось: вот дурная, с такой-то выдержкой…
А она стала бить мне в голову сантиментами.
Возвращая кричащее счастье в мои ладони
в предпоследний день августа, ставшим моим дебютом,
утвердившим на главную роль. Жизнь на "до" и "после"
поделив, сделав значимым год на конце с нулями.

А потом первый зуб, первый шаг, первый класс, проказы.
В старших классах – капризы, короткие юбки, слезы.
Да какая влюбленность, к чертям, дурость малолетства –
поцелуи с прыщавеньким кренделем тонконогим.
...Я бы на душу грех взял, лишая его желаний!
Но ему повезло с главной женщиной в личной жизни,
та, почуяв угрозу, внушила: таких, мол, много.
Для кисельных юнцов мать превыше коротких юбок.

Повзрослевшее счастье шумело, швыряло чашки
и рыдало в подушку. Потом согласилось с нами,
что надежность в мужчине важнее всех "шуры-муры".
И вообще, блин, к чему этот цирк был, сама не знает.

Я смотрел на уснувшее счастье и думал: берцы,
феньки, чокеры, дреды, мейкап от индейцев Майя,
пьяный вечер (изрядно пропахший табачным дымом)
на квартире у икс-однокурсницы в честь чего-то
– это просто этап взросления, как и угрозы
сделать татуировку сразу, как выйдет замуж.
…Впрочем, мы с её мамой чудили порой покруче,
помню, перед ЕГЭ её пили "Нахичевани".

---
Нахичевани - портвейн.