Он жадно ел ее глазами - без ложки, вилки и ножа.
И съеденное нес как знамя, от умиления дрожа.
И пусть чихал народ прохожий на эту дрожь и этот стяг,
Любимый образ лез под кожу, а после сладко ныл в костях.

Ему же вечно было мало - и этих рук, и этих ног.
Она об этом и не знала, а он – насытиться не мог.
Ходил как тень за ней повсюду – в детсад, с работы, в магазин.
И это зрительное чудо тянулось много лет и зим.

Закон желаний бутерброден и был доказан здесь сполна:
Он был отчаянно свободен, она – фатально не вольна.
А дальше был смертельный номер и чувств напрасных беспредел:
В один прекрасный день - он помер…
Врачи сказали, переел.