Смерть шествует, как царица,
Топчет лежащие трупы.
Целует застывшие лица
В мягкие, теплые губы.

И кто-то зовет ее: «Мама!»-
Рану рукой зажимая.
Кто-то ползет упрямо
К траншеи грязному краю.

Кто-то прошепчет устало:
«Все, командир, отлетались».
Кого-то во сне застала,
Он умер, светло улыбаясь.

Смерть под одну гребенку
Стрижет упрямые жизни.
И тот, кто сидел в сторонке
Тоже успеет к тризне.

Он явится прямо к воротам,
Потребует места под сенью
И будет оспоривать что-то
У черной привратника тени.

Первый вопрос, который возникает при прочтении: и шо це за такЭ? То бишь, в переводе на язык нормальных людей: а за каким лешим сие написано?
Объясняю: есть такие стЕхи, которые пишутся подростками под воздействием сего момЭнта. Дяяя, стишь старенький, весьма старенький. И имеет немереное количество ляпов.

Начнем с жанра. Он и не эпическОЕ, он и не лирическОЕ, какая-то смесь, сидящая между стульев. В нем нет динамического сюжета, но и переживания скорее заявлены, чем раскрыты, и, что самое занятное, отсутствует ЛГ. Нет, где-нибудь в другом стЕхо сие, возможно, и не бросалось бы в глаза, но в конкретике данного опуса…

В идейном отношении стих довольно аморфен. О чем сие? Для чего? Все умерли героями, а кто-то один, нехороший, нет, и чего там домогается. Причем здесь, кстати, шествие смерти? Но это мы забегаем вперед, ибо об образах нужно говорить отдельно.
За стихотворением прочитывается довольно банальная вещь: все мы сдохнем, рано или поздно, спешите делать добрые дела. Ну, и не оскотинивайтесь, чтоб потом … ТАМ… не было мучительно больно и стыдно. Все это бессвязно и довольно по-графомански. Это понятно, что далеко не в каждом стихе должна быть великая великость, но оригинальная подача мысли должна быть обязательно.

Теперь поговорим о композиции. Кто не заметил, стих представляет собою «лего» : он механически составлен из четверостиший, связанных друг с другом только общей темой стиха и никак иначе. Нет, вообще, один оригинальный ход есть – на уровне композиции присутствует двойная градация «смерть – рай» (восходящая, от начала к концу) и «герой – трус» (нисходящая, аналогично), но этого явно маловато для того, чтобы говорить об удаче. Напротив, каждый кусок имеет свой минисюжет, увязанный с другими чисто последовательно, их даже можно переставлять местами и ничего не поменяется. Такие вещи приемлемы для прозы, но никак для поэзии. Да и в прозе… Это должно быть как-то обосновано, вытекать из замысла произведения. Здесь же халтура чистой воды.

Сюжет, опять же, аморфен. Динамики, как таковой, в нем нет. Переживания только названы и нераскрыты. Калейдоскоп. В принципе, если бы этим переживаниям бы энергии и динамизма добавить, то, может быть, что-то и получилось. БЫ. Но увы.

Кто-то прошепчет устало:
«Все, командир, отлетались».
Кого-то во сне застала,
Он умер, светло улыбаясь. – это не трагедия, не взрыв эмоциональной ткани на грани жизни и смерти, это сухая констатация фактов. Как бирочка в морге. Чувствуется, что тексту не хватает какого-то сопровождения: музыкального, театрального, видеоряда – чего-то такого, чтобы дополняло недостающие переживания или действия. Это, кстати, весьма характерный для сего автора недостаток. Драматические искусства слишком сильно влияют на его сознание, но не переходят в качество. Угу и ага.

Поговорим о системе персонажей. Ее в лирике и не должно бы быть, а ИХ есть. ЛГ нету, а действующие лица наваляны щедрою рукою. В виде трупов. Ну, кому что… Причем, некоторые из них имеют специфику появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. Вот центральный образ смерти. Он (образ) никак не обусловлен, смерть сразу же появилась и начала шествовать по трупам. В принципе, тут ход достаточно интересный. Шествует, как царица, – как не вспомнить царицу Шамаханскую и побитые рати. Тоже, небось, бродила и упивалась, некрофилка. Вспоминается и Делакруа с его «Свободой на баррикадах», там правда, она не столько шествует, сколько бежит вприпрыжку, но трупов хватает. Вспоминаются и средневековые, и возрожденческие миниатюры с распространенным сюжет шествия смерти, черной мессой и прочими прелестями. Ну, ход интересный, но удачный зачин выходит пшиком.

Смерть шествует, как царица,
Топчет лежащие трупы.
Целует застывшие лица
В мягкие, теплые губы.

Она их топчет или целует? Совершенно неоправданный антагонизм, эти слова нельзя совмещать в подобных контекстах, ибо топтать – значит пренебрегать, относиться с уничижением, а целовать – наоборот. Что хотел сказать автор таким маневром? Об этом в конце я скажу. Но читателю непонятно.
Застывшие лица не вяжутся с теплыми губами. Понятно, что застывший необязательно окоченевший, но из общего контекста можно понять и так. Тоже не лучший ход. Таким образом, первая удачная строка никак не вяжется с последующей словесной массой.

И кто-то зовет ее: «Мама!»-
Рану рукой зажимая.
Кто-то ползет упрямо
К траншеи грязному краю.

Если б не союз «и», эти «кто-то» вообще возникли бы на пустом месте. Так, вроде бы, формально, логическая связь есть. Смерть идет, ее зовут некие «кто-то», но переход сюжета весьма резок, тем более, что тематически эта строфа будет касаться чужих страданий, как и следующая за нею. Где логическая связь смерти-царицы на поле боя (видимо) и страданий умирающих, непонятно. Хотя бы формально сие можно было бы обозначить. Но… Не судьба.

Кто-то неизвестные будут и дальше наполнять собою стих, превращая его в милицейский протокол: «Неустановленные лица совершили необнаруженное деяние и скрылись в неизвестном направлении». Все эти кто-то вдруг изойдутся в Смерти, стригущей под одну гребенку жизни. Тоже вполне удачный образ. Смерть уравнивает всех, а жизнь упрямо с нею борется. НО! И этот образ не имеет никого развития. Вместо этого появляется очередной кто-то, кто не такой как другие кто-то, и он тоже чего-то делает. Логика повествования на недосягаемой высоте.
Этот кто-то является к неким воротам, надо полагать райским вратам, и требует места для себя. Причем требует он этого у черной, привратника, тени. ОГА, запятушки полезны, тогда и с произношением все будет пучком. Но вернемся к привратнику. А чего так об апостоле Петре нелюбезно? Он тут скорее смахивает на Мефистофеля, чем на апостола. Совершенно непонятный ход. Ну, ладно, а кончилось-то дело чем? Загадка…

Стилистика текста тоже не может не радовать.

И кто-то зовет ее: «Мама!»-
Рану рукой зажимая.
Тут Леший меня предвосхитил, но в целом все именно так. По – голливудски, киношно, пафосно, смачно. Не, все бы ничего, если б дальше это как-то обыгрывалось. А так образы нанизываются и не имеют никакого выхода, никакого смысла в своем перечислении.

Кто-то ползет упрямо
К траншеи грязному краю.

Типо зомби. Всех загрызу. Идея автора понятна. Поле боя – это кровавое месиво, где осатаневшие, заживо убитые люди пытаются бороться. Но это мало назвать, надо б еще и показать.

Кто-то прошепчет устало:
«Все, командир, отлетались».
Кстати, неплохо. Кто помнит «Торпедоносцев» и «В бой идут одни старики», тот уловит мотив. Но опять же, где логическая связь летчиков и спящих?

Кого-то во сне застала,
Он умер, светло улыбаясь.

Нетути.

И тот, кто сидел в сторонке (зыпыты)
Тоже успеет к тризне.
К своей? Он на свои собственные поминки спешит? Опять зомбя!
Автор весьма вольно обходится с семантикой текста и злоупотребляет броскими фразочками. Не рекламный же ж плакат, АДНАКА! Творожок не купят, даже если в него положить пару сгнивших фаланг.

Размер и метрика. «Танец пьяного павиана на крыше бревенчатой хижины дяди Тома под песни древесных лягушек» , то бишь «народные ямбы». Ударение падает куда может, вся размерность сводится к одинаковому числу стоп. Ну, так пишут многие, но сие не есть достоинство. Рифмы не блещут оригинальностью, в основном точные, но есть и «угадай мелодию»: «гребенку – в сторонке». Оригинально, свежо! Как бананас. Тоже довольно распространенный ход, но к достоинствам не стал бы относить.
Хотелось бы, чтобы размерность и качество рифм были бы здесь единственными недостатками, но до них не стоит и добираться. Халтурность текста видна невооруженным протезом головы.

Ритмика. В целом ритм присутствует. За счет словесного набора, что-то такое вытанцовывается, правда, сие есть эдакая самопародия: Собака выла на луну, Собака выла. А антилопа гну Ведь не кобыла. Ритм тоже есть. Ну щастя автору в обое карманов.

Мелодика и благозвучие. Ась? Это что такое? Не в принципе, прочесть можно, если знаки препинания расставить правильно. /То замечание, что я от Ди добивался/ Но не Гоген, не Гоген. О Гумилеве и не говорю. Тот был без музыкального слуха, но хоть писал чисто. Хотя и тоже неграмотно. Угу, угу.

А теперь вопрос, на который не может ответить обычный критик, но могу ответить я. Критику не дано знать, что происходит в профиле авторской головы, а я пока в состоянии.

Так для чего я это опубликовал?

Если кто не заметил, я тут недавно опубликовал много всего. Очень надеялся, что кто-нибудь почтенный спросит: «Граф, вы раньше публиковали одно стЕхо в два – три месяца. И то паршивые, по большей части. У вас нОнче диарея на творчество? Что за хрень вы лепите, родной, и зачем это нам?»

И туточки бы пошел разговор. О литературе и самопиаре. Все ли, что пабликейшен, должно быть пабликейшен или ему место где? Такие тексты хорошо проверяют реакцию публики. Будет она благодушно щуриться и кивать или нет.
Ну, пришлось запустить на конкурс (хотя решение использовать именно это стЕхо было спонтанным, вначале я думал пустить обычную шутку чисто развлечь народ, ибо конкурсы я ценю именно за то, что могу быть среди уважаемых людей, вести дискуссию, но уровень «тывыорчества» не позволяет рассчитывать на что-то особое. Все чисто по-олимпийски), и только тогда разговор состоялся. Уже неплохо.
Хотя, опять же, мне, лично, интереснее было бы поговорить о творчестве Тургенева, я на него щаз подсел, в связи с новыми веяниями в литературе и обществе. Но… Это тем более будет мало кому. А так зато была движуха, было общение на что-то такое. Околоинтеллектуальное, литературное и интересное.
Всем спасибо, можно дополнять, комментировать, махать струментом.

Зы,зы. Чтобы тута и здеся не было удобных ходов, еще раз подчеркну мысль. Стехо я выставил на конкурс вместе с другим, несколько иного рода произведением, у которого тоже есть свои особенности, но они в другом качественном ключе. Расчет был на контраст восприятия и дальнейшее обсуждение. Да, и привлечение внимания к этой работе с дискуссией, каковая и была. Это не попытка манкировать конкурсом и уважаемым жюри, это повод услышать мнение в контексте не одной работы, а ряда работ (как моих, так и чужих), заявленных в одном обозначенном заранее пространстве. Это интересно, когда идет совмещение разнородных работ, творчества критика, восприятия читателя на известном и на скрытом материале, с интерпретациями изученных и неизученных механизмов формирования произведения.