Если бросить курить - возрастёт потребление кофе. Начинаешь ценить непонятные раньше нюансы...
( Марина Славина)

Я бросала курить много раз, но не кофе спасало, а душевный покой, пусть затаскано фраза звучит. Если чувства наги, а не в тусклой броне из металла, и надежда, воскреснув, надела наряд из парчи. Если сердце поет, даже если слегка напевает, и не спится, а грезится поздней ночною порой, то зачем же тогда мне привычка такая плохая? Запах счастья витает в квартире, а над головой - тихий ангел, что струны терзает на старенькой лире. Отзывается он, почему-то, лишь на Купидон, и играет какие-то странные древние гимны. И звезда опускается малою птахой в ладонь. Зло скукожившись, жмутся ненужные мне сигареты, трутся фильтрами в пачке и сыплют по крошке табак. Дожидаясь беззвучно обычного в жизни момента - час, когда станет в доме моем все не то и не так... И совьются победно туманные дымные кольца, обреченно вздохнув, Купидон-озорник улетит на белесое небо, но все же, в окне обернется, прошептав на прощанье: "Ошибся, бывает. Прости."

****

Я бросала курить по методикам разных прохвостов, собирала все силы в кулак, а привычки – в узду.
( Марина Славина)

Если все мои сигареты исчислить в граммах - яда, с узкоглазо-японистым именем - нико-тин, то при помощи пеплом начертанной пентаграммы можно стадо мустангов поднять посреди степи. Пусть сминают разливы трав и кромсают землю
роговицей не знавшей подков и гвоздей копыт. Гулкой дроби галопа бессонно ночами внемлю - это шалость моя к горизонту летит, летит...
Дерзновенно седлаю каурую кобылицу и лечу в никуда с табуном чумовых коней.
Вот какой он - край мира! Наискось прошит зарницей. Как же здорово! Тени сгущаются, став длинней, и по следу несутся, но догнать нас никак не могут.
Цвет у зарева - точно кончик сигар в ночи, острый месяц дырявит небо бизоньим рогом, ворон мечется над головой и ворчит-кричит. Не кричи! Догоняй! Миг - и пропасти зев откроется, мы сигаем туда гурьбой - и не надо крыл! А заря стекает с небес рыже-алой сукровицей.
- Ната! Хватит столько курить, я сто раз говорил! - голос мужа.
Волнуется и заботится.
Мягко тычется в шею, как глупый слепой щенок.
- Завтра брошу. Сейчас по плану - край мира и конница.
Отпусти меня к ним, пожалуйста...
Сон у ног примостился клубком пушистым котенка серого. Я же явственно слышу за окнами - цок да цок. Засыпает любимый, как водится, крепко первым, но я полночи еще целую родной висок.
...Степь ковыльная, зной, метелки волной колышутся. Истончается ночь, окропляя траву с лихвой. Грандиозный шатер, золотыми лучами вышитый, распрямляется, щелкая шелком, над головой.
Просыпаюсь. Дождит. Мир за окнами чисто выстиран. Задымленного солнца, скажите мне, грошик где? Пачку "BOND" на столе отодвинув, спросила мысленно:
"Может хватит уже убивать в себе лошадей?
Пусть живут."