Вот город, который построил Пит
(Ну, так-то Пётр, но легенда гласит,
Что он иноземный любил алфавит,
Поэтому будет Пит).

А это – пиит
(Ну, так-то «поэт» на старинный манер),
Начитан и полон хороших манер,
Чем, кстати, и стал на весь мир знаменит
Город, который построил Пит.

А это – девочка, которая любит кариатид,
Которой однажды поэт позвонит,
Которому девочка благоволит
И так ненароком ему говорит,
Что, если получится, пусть посетит
Город, который построил Пит.

А это – проспект, на котором стоит,
Слегка растерявшись, поэт, что пиит,
Лицо запрокинувший в небо бездонное,
Отныне и впредь нарекая Мадонною
(И Муза от ревности топает и вопит)
Девочку, которая любит кариатид
И с ними – весь город, который построил Пит.

А это – огромный взметнувшийся круг
(Ну, так-то он шар, если дом обойти вокруг).
Он рвётся из гущи протянутых рук,
С его высоты открывается чудный вид
На город, который построил Пит,
Проспект, на котором поэт стоит,
А также на Музу, которая истерит
По поводу девочки, которая любит кариатид.

А это – насмешлив, носат и сердит –
Прозаик, закутанный в каменный твид.
Слегка в стороне – так сказать, не у дел
Проспекта, который когда-то воспел;
Не глядя на шар, под которым стоит
Вконец обалдевший от счастья пиит,
Который практически боготворит
(Дав Музе шлепка с комментарием: «Без обид?»)
Девочку, которая любит кариатид.

А вот (принимаем торжественный вид) –
Поэт Александр, настоящий пиит,
Язык показавший всем русским поэтам,
Урезанный жёстко цензурой за это;
С царём поделивший семейные узы…
Поэт, что и пальцем не тронул бы Музу!
Поэт «наше всё» (не смотри, что архаика);
Поэт, что смеялся над чёртом прозаика,
Который потом написал «Арабески»,
В которых воспет был сияющий Невский
Проспект, над которым, как мира душа,
В руках мореходов покоится шар,
Который в заоблачной выси глядит
На город, который построил Пит,
В который влюбилась девочка, которая любит кариатид.

А это в залив свои воды стремит
Река, что одета в зернистый гранит,
Вдоль русла которой гулял не спеша
Пиит Александр (по-французски «Са-шá»),
Который – ревнив, – не сносил головы
(Моею женою больны, мол, не вы).
В обители многоимённой Невы
Его глубоко отпечатанный след
Гранит сохранил и потрогал поэт,
Который прошёл наконец-то проспект
(Что только ленивым и не был воспет)
И замер, увидев, как в небе бездонном
Вечерние краски рисуют Мадонну,
Чей лик повторяет (и Муза вам подтвердит)
Девочку, которая любит кариатид,
О которой грезит поэт (на старинный манер – «пиит»).

А это – излюбленный зверь королев
(Хоть их не бывало средь Невок и Нев,
Но звёзды решили, в закат посмотрев,
Что «пусть будет Лев»).
Вот он у воды величаво сидит,
С сиденья высокого зорко следит:
А вдруг предприимчивый дерзкий пиит
Навеки в карманах своих унесёт
То место, куда наступил «наше всё»?
Тогда лев пиита зароет в гранит –
Пусть в вечности спит
И не помышляет о девочке, которая любит кариатид.

А это – волшебно поёт карильон.
Его прародитель, малиновый звон,
В окно заглянул, отворённое Питом,
Был взят на заметку, а после – убитым.
Но там, за окошком (где, кстати, полно королев),
Решили, что кошкой не станет родившийся лев.
И «льву», что стоял гол и холост,
Подарен был новый голос.
И там, где царила мгла,
Ударили колокола.
Ударили, лбом разбивая зенит,
И в тон карильону струною звенит
Город, который построил Пит,
Для девочки, которая любит кариатид.

Звенит, над проспектами свой выпрямляя стан.
Звенит, высоту протягивая мостам.
И если бездонное небо по швам трещит,
Звенит, из былых побед выставляя щит,
О том, что уже немало видал беды,
О том, как бывает разнуздан поток воды.
Но он, многожильный, выстоит, защитит.
Он – город, который когда-то построил Пит,
И кто ему запретит
Любить девочку, которая любит кариатид?