...то улетай в безответное небо,
Я буду греть твой потухший костер.
(с) Обе-Рек
Кеора, столица Аруно, настоящее время Клесса разбудила тишина. Неправильная и непривычная после нескончаемой канонады, наполнявшей сны и явь последние пару дней. Кое-как разлепив веки, Клесс бросил взгляд на клепсидру и с трудом удержался от ругательства. Он проспал почти четыре часа. Непростительно много и до безобразия мало, но первое важное второго. Если бы сюда кто-то пробрался без его ведома...
Тревога была острой и внезапной, как впившаяся под лопатку стрела. Опрокинув неудобный стул, на котором его все же угораздило уснуть, Клесс почти бегом добрался до полуприкрытых дверей святилища. Коснулся пальцами витиеватого орнамента, глубоко вдохнул, успокаивая разошедшееся сердце, и толкнул перед собой высокие створки.
Внутри было темно и душно. Младшие жрецы разбежались еще неделю назад, старшие – и того раньше, а Клессу было не до свеч и свежесрезанных цветов. Каждый раз, заходя в святилище, он думал, что следует вынести увядшие лилии, и каждый раз забывал об этом. Съежившиеся лепестки, нахально белевшие на фоне черного мрамора, и сейчас притянули взгляд, но страж не позволил себе отвлечься. К демонам засохшие букеты, сначала Ойра.
Отвернувшись от цветов, Клесс решительно направился к возвышению в центре зала. Одного короткого взгляда хватило, чтобы убедиться: все в порядке. Передышка, которую позволил себе выбивающийся из сил страж, никак не отразилась на Призванной. Ойра все та же неестественно прямо сидела на невысоком троне, глядя перед собой широко распахнутыми глазами. Неподвижными, как и день, неделю, месяц, год тому назад... Золотистая, пронизанная солнечными искрами смола застыла, превратившись в холодный, темный янтарь, когда-то смуглая кожа словно выцвела, приблизившись цветом к алебастру, и даже волосы – легкие, пушистые, готовые растрепаться от малейшего дуновения ветерка, теперь спускались на грудь Ойры тяжелыми, идеально уложенными локонами. Клесс привык к этому зрелищу, давно привык, но отчего-то именно сейчас смотреть на воплощенную безупречность стало невыносимо. И все же он заставил себя вглядеться в безучастное, неживое лицо Призванной. Ему хотелось верить, что в нем что-то изменилось со времени последнего визита, но Клесс предпочитал не лгать себе. Чуда не произошло.
Он тряхнул волосами, прогоняя остатки страха, и устало опустился на каменные ступени. Как и всегда, спиной к Ойре. Ладонь легла на что-то острое, но Клесс и не подумал отдернуть ее. Он знал, что за предмет оказался под его рукой, ощущал даже не кожей, а обострившимся до предела чутьем стража. Золотая сережка в виде танцующей саламандры, как и лежащие рядом вышитая ладанка и оправленный в сталь коготь снежного барса, раньше принадлежали его товарищам, теперь же – только Ойре и памяти. Горькой, постыдной и назойливой, как уличная гадалка.
Чуть помедлив, Клесс все же сдвинул пальцы. Словно приветствуя старого знакомого, ящерка игриво подмигнула рубиновым глазом, и мужчине захотелось швырнуть ее в стену. Осиротевшие побрякушки в очередной раз напомнили о неизбежном. Скоро силы последнего стража иссякнут, и Ойра так и останется застывшей статуей, до одури напоминающей живого человека. Ее город сравняют с землей, а ее саму либо сожгут как демонское отродье, либо вытащат на главную площадь для всеобщей потехи и поругания. Сейчас жаждущих крови варваров еще удерживают высокие стены Кеоры и немногие оставшиеся в живых маги, но после того, как из боя выбыл Амери, надежды почти не осталось. Клесс все еще верил в это «почти» и лишь поэтому пока не мог положить на ступени четвертый предмет – узкий кинжал в простых кожаных ножнах. Если он сделает это, у города появится надежда, но Призванная уже не сможет вернуться. Когда он сделает это...
Четыре года назад – Эст, мы вообще-то в храме. Прекрати хихикать.
Коротко стриженая брюнетка хитро, по-кошачьи сощурилась, но потом соизволила придать лицу подобающее случаю выражение. Вероятно, оно задумывалось как одухотворенное, но со стороны казалось, что у Эст разболелись зубы. Теперь настал черед Ойры улыбаться, но верховный жрец грозно зыркнул на разошедшихся девиц, и те мигом угомонились. Похоже, никто из окружившей алтарь пятерки до сих пор не понимал, во что ввязывается, и это изрядно беспокоило главу духовенства. Мало того, что богиня вдруг осенила благодатью взбалмошную и охочую до каверз девчонку, так та еще и компанию собрала себе под стать. Если Пресветлая и сейчас подтвердит свой выбор, признав четырех найденных Ойрой стражей, жрецу не останется ничего другого, как скрепить их связь клятвой. Тогда дороги назад уже не будет. Через неделю принцесса взойдет на трон в подземном святилище, чтобы отправить свою душу к призвавшей ее богине, а эти обалдуи будут поддерживать ее связь с телом. Сколько Ойра проведет в чертогах Пресветлой, неизвестно, но все это время четверо магов должны неусыпно следить за святилищем. Малейшая их ошибка чревата тем, что первая за почти две сотни лет избранница богини пожертвует собой напрасно. Королевство уже сейчас терзают засуха, голод и набеги варваров-южан, сильных магов все меньше, неизвестных медикам болезней все больше... Верховный жрец был далек от ереси, но порой и ему казалось, что народ Аруно чем-то прогневил Пресветлую. Когда двенадцать лет назад у младшей из принцесс обнаружили клеймо богини – едва различимое изображение лилии на левом запястье, он провел в благодарных молитвах четыре дня, без еды и сна. Теперь же, когда бутон превратился в прекрасный цветок, четко прорисованный на смуглой коже, жрец не знал, радоваться ему или печалиться. Слишком долго все ждали этого момента, и слишком высока цена просчета...
– Вы готовы, ваше высочество?
Ойра на миг зажмурилась и быстро закивала. Весной ей исполнилось девятнадцать, но принцесса до сих пор казалась подростком. Ей бы куклам косы заплетать, а не клятвы принимать, но отсрочить исполнение предначертанного невозможно. Жрец дал знак певчим, и под высокими сводами зазвучала древняя, наполненная тревогой и тайной мелодия.
Первой руку на алтарь – пятиугольный камень, покрытый запутанной вязью букв – положила Ойра. Лилия коснулась черной с серебристыми прожилками поверхности, и на алтарь словно набросили прозрачный полог. Контуры камня смазались, узоры на нем пришли в движение, закручиваясь спиралью возле маленькой, почти детской ладони. Глаза Ойры испуганно расширились, но отдернуть руку она не посмела. Жрец незаметно перевел дух: первое из его опасений оказалось напрасным.
Слова открывающего обряд заклинания сами пришли на язык, хотя до сих пор ему ни разу не приходилось произносить их. В своей памяти жрец был уверен, куда больше его беспокоила застывшая у алтаря девушка и ее подозрительные спутники, но и они справились со своими ролями безукоризненно. У ехидной темноволосой стервы оказался на удивление красивый и глубокий голос, рыжий здоровяк с заплетенной в косички бородой очень правильно произносил незнакомые и, вероятно, непонятные ему слова, лопоухий юнец, выглядящий не старше Ойры, не сфальшивил ни в одной интонации, а четвертый, сероглазый тип с физиономией наемного убийцы, смотрел на изменчивую поверхность алтаря так, что той полагалось бы задымиться. Сейчас выбор принцессы уже не выглядел странным и необдуманным, и спустя несколько мгновений богиня подтвердила это. Алтарь запульсировал белым матовым светом, узоры начали меняться. В них уже не угадывались контуры букв, теперь они казались хаотичным сплетением линий... До тех пор, пока одна из причудливых спиралей не обвила запястье брюнетки. Узкую кисть украсил браслет из переплетенных стеблей и листьев. Жрец знал, что так и должно быть, но разум не мог поверить тому, что видят глаза. А еще он знал, что на внутренней стороне запястья, там, где кожа женщины плотнее всего прилегает к камню, только что появилась лилия...
– Пресветлая услышала вас, – чужим голосом произнес жрец, когда клеймо получили все четверо. – И приняла. Настало время для клятвы.
В этот раз брюнетка промедлила. Ее опередил тот самый юнец, которого жрец до сих пор не мог воспринимать всерьез. Свободной правой рукой мальчишка стащил с шеи бархатный мешочек-ладанку и осторожно опустил его на алтарь.
– Да будет Пресветлая справедлива к дочери своей. Я клянусь помнить.
– Да будет Пресветлая милосердна, – здоровяк разжал кулак, и на камень упал амулет из клыка матерого зверя. – Я клянусь защищать.
– Да будет Пресветлая мудра, – темноволосая мотнула головой, высвобождая из правого уха длинную фигурную серьгу. – Я клянусь верить.
– Да будет Пресветлая терпелива, – сероглазый снял с пояса кинжал. – Я клянусь ждать.
Алтарь вспыхнул светом в последний раз и начал медленно угасать. Жрецу захотелось дотронуться до шершавой, испещренной знаками поверхности, но он сдержал неуместный порыв. Ни к чему позволять любопытству нарушать ход обряда. Богиня должна чувствовать лишь пятерых – Призванную и ее стражей, а он пока лишний. Потом у него будет возможность коснуться застывшего камня и убедиться, что он по-прежнему холоден и неподвижен. Сейчас не время.
– Все? – тихонько спросила Ойра, когда певчие смолки, а алтарь вернулся к первозданному виду. Он больше не напоминал ворочающееся под тонкой кисеей тумана чудовище, но присутствующим все еще было не по себе.
– Мы приняты? – жизнерадостно оскалилась брюнетка, вновь вызвав у жреца волну неприязни.
– Да, обряд завершен. Богиня приняла ваши клятвы.
– Вот и славно, – женщина фамильярно обняла бледную Ойру за плечи и повлекла к выходу. Трое мужчин отправились следом, и лишь самый младший из них поклонился жрецу перед уходом. Тот скрипнул зубами, но заставил себя усмирить неуместную гордыню. Обряд свершился, теперь эти четверо связаны с Ойрой не только дружбой, но и магией. Поворачивать вспять поздно, значит, нужно смотреть в будущее. Нужно помнить, защищать, верить и ждать, а бурчать под нос о падении нравов можно будет в старости, когда прошедшая весь путь до конца и принесшая с собой могущество и мудрость богини Призванная вернет Аруно былое процветание.
Настоящее время Свечи он все же зажег. Наколдованный свет – голубоватый и холодный, напоминающий лунный – окончательно превратил бы квадратную залу в склеп, а пляшущие по стенам и потолку отблески пламени казались живыми. В отличие от Эст, Клесс не слишком любил огонь, но здесь, в подземелье он был его единственным спасением. Смешно сказать – маг, боящийся темноты... Но кто бы на его месте не боялся, глядя на замершие, похожие друг на друга лики, высеченные прямо в стене позади трона. Здесь были все женщины королевского рода, которых призывала богиня, начиная от самой первой, принцессы Дайлы, жившей больше двух тысяч лет тому назад, и заканчивая родной сестрой основателя нынешней династии. Клесс знал, что изображения делались разными мастерами в разные эпохи, но не представлял, как это возможно. Должно быть, те скульпторы были гениями, но страж сомневался в их душевном здравии. Одинаково прямые силуэты, строгие лица и мертвые, каменные взгляды вызывали одновременно восхищение и оторопь. В темноте избранницы богини словно приближались, выстраиваясь рядом с Ойрой, плечом к плечу... Когда Клесс однажды не смог узнать ее среди вереницы женских лиц, он зарекся входить сюда без факела.
В последний раз окинув взглядом уже не столь мрачную залу, Клесс привычно преклонил колено перед троном и не оглядываясь вышел. От резких движений в ушах зашумело, и страж устало помассировал виски. Головная боль преследовала его уже давно, спасибо, что кровь носом шла не так часто, как у бедняги Амери. С болью Клесс умел мириться, куда труднее приходилось с отчаяньем, черным и беспросветным, которое накатывало на него всякий раз, когда он вот так, с поклонами и церемониями, сбегал из святилища. Ноша, рассчитанная на четверых, для двоих оказалась слишком тяжела. И уж тем более она непосильна для одного, сколько бы он ни храбрился и ни подбадривал себя запрещенными зельями и обычным вином. Спрятанное глубоко в подвалах дворца святилище еще не скоро станет добычей тхешшей – шумных, грязных, трусливых, но дуреющих от запаха крови и золота варваров. Он продержится еще сутки, двое, неделю, сколько нужно до того, как первый из воинственных оборванцев найдет сюда дорогу. Он продержится, но за это время город превратится в руины, в которых безнаказанно будет бесноваться чужая... нет, даже не армия – стадо. О том, что сейчас творится в провинциях Аруно, думать не хотелось. Недаром Амери всегда старался остаться наедине, читая письма из дома. У мальчишки было, от кого получать письма, у Клесса – нет, но сейчас он радовался этому. Останься за стенами города кто-то, чья жизнь для него дороже собственной, он вряд ли сумел бы усидеть здесь. Вряд ли остался последним, кто не отрекся от данной клятвы.
Четыре недели назад – Я боевой маг четвертой ступени, и мне плевать, что по этому поводу думает тугоухий мужлан с тесаком на поясе! Это у вас в горах все бабы должны сидеть у очага и нянчить сосунков, я не для этого училась двадцать лет! Да одним огненным смерчем можно эту кодлу так поджарить, что забудут, зачем приперлись!
Разбушевавшаяся Эст была прекрасна. Черные глаза метали молнии, на высоких скулах играл румянец, а пара саламандр, казалось, вот-вот сорвутся с ненадежных креплений и бросятся на обидчика любимой хозяйки. Клесс чуть было не залюбовался, но тут слово опять взял Гевор.
– Дура ты, – устало и спокойно заключил он. – Хоть и боевой маг четвертой ступени. Думаешь, там сейчас нет таких как ты? Думаешь, наша армия вместо того, чтобы воевать, чешет пятки и лютики собирает, потому и терпит одно поражение за другим? И, кстати, ты так орешь, что любой оглохнет.
– Таких как я – мало!
– Ну да, разбежалась. Я тут кое с кем лясы поточил, вызнал то, о чем на площадях пока остерегаются рассказывать. На войну уходило четырнадцать магов третьей ступени, пятеро – четвертой, и аж двое, представь себе, пятой. Знаешь, сколько осталось сейчас?
– Сколько?
– Вдвое меньше. Уж не знаю, каких ступеней.
– Это значит десять с половиной? – фыркнул Эст, что-то прикинув в уме. – Чушь это все. Наша связь с богиней делает нас сильнее любого из тех, кто сейчас в армии. И чем раньше я отправлюсь туда, тем больше у нас будет шансов...
– Шиш тебе, – все так же спокойно прервал очередную тираду Гевор. Когда рыжий занимался переплетением бороды, вывести его из себя не смог бы даже самый коварный демон. – Чем раньше МЫ отправимся туда...
– Что?!
Гевору удалось лишить дара речи не только Эст, но и Амери. Лишь у Клесса получилось озвучить свой вопрос, но двое других, кажется, полностью его разделяли. Здоровяк на секунду оторвался от священнодейства и исподлобья оглядел собеседников.
– То. Я же говорил: то, о чем талдычат горожанам, – мол, потери терпимые, армия сражается – брехня. Одного мага, пусть даже и поцелованного в лобик Пресветлой, будет мало. Поэтому я пойду с тобой.
Массивные пальцы вновь пришли в движение, с поразительной для них ловкостью начав переплетать жесткие, как проволока, пряди. Рыжий не ждал ни одобрения, ни возражений, он просто ставил в известность о принятом им решении. В небольшой комнате, служившей преддверием святилища, повисла тягостная тишина.
– Ты уверен? – первым опомнился Клесс.
Красноречивого взгляда хватило, чтобы он понял, какую глупость только что сморозил. Гевор даже упрямей, чем Эст, он умеет тщательно взвешивать все «за» и «против» и никогда не отступает от сделанного выбора. Но выбор этот редко бывал столь неожиданным.
– Гевор, я... Я думала...
– Ты думала, что нас тут останется трое, и мы даже не заметим твоего отсутствия. Ты повоюешь, вернешься, украшенная шрамами и увенчанная славой, и будешь время от времени шастать сюда, чтобы пропустить бокал-другой за старую дружбу и заодно узнать, как поживает малышка Ойра. Я бы тоже хотел, чтоб так было. Но это война, Эст. Настоящая. Твоих сил не хватит, даже несмотря на благословение богини. А Клесс и Амери останутся. Именно поэтому Призванной и полагается четверо стражей: когда кому-то нужно уйти, кто-то остается.
– Может, бросим жребий? – угрюмо предложил Клесс, чувствуя, как внутри зарождается какое-то донельзя мерзкое чувство. Страх, тревога, обреченность?
– Ты тоже дурак, – припечатал Гевор. – Жребий будешь бросать, когда не определишься, к кому из своих девок бежать вечером. Тут дело серьезное.
– Может, тогда я? – взволнованно подал голос Амери. – Я же хороший целитель, а на войне...
– Вот и будешь себе исцелять, когда все закончится. Тех, кто доживет. А доживет тем больше, чем раньше мы с Эст истребим ту сволочь, что по нашим землям топчется.
– Насчет Амери согласен. Но почему не я?
– Потому что мы не вернемся, Клесс. То есть вернемся, конечно, но уже не сможем подставить вам плечо. Я-то поначалу бодрился, подумаешь, держать дверь открытой, чтобы наша гулена, когда надумает вернуться, легко дорогу нашла... Четыре года подержал и понимаю, что тяжело это. Когда каждый день, каждый час, и неизвестно сколько еще... Тяжело. А вам с Амери будет тяжелее вдвое. Ну а ты самый выносливый из нас... Молчи, женщина! Помню я про твою четвертую ступень. Клесс, ты хоть и неуч, но справишься, я уверен. Ты же двужильный, как кладбищенская кляча. Вроде еле ползает, ноги заплетаются, ребра выпирают, но переживет всех, кого на погост доведется возить.
– Ну спасибо, – он не знал, оскорбиться от такого лестного сравнения или рассмеяться. Злиться на Гевора не получалось ни у кого, кроме Эст, но смешно в этот раз не было.
– Он прав, – резко присмиревшая магичка нервно оглянулась на двери святилища. Словно боялась, что Ойра подслушает их разговор. – Нам нужно уходить. Простите нас, ребята.
– Да ну тебя к демонам, – огрызнулся Клесс, досадуя на собственное косноязычие. Гевор, несмотря на грубость, всегда умел донести до собеседника именно то, что хотел сказать. Ему сейчас тоже хотелось утешить, успокоить, объяснить, но приходящие на ум фразы отдавали пошлостью и пафосом. Амери, похоже, чувствовал нечто подобное. Не смея поднять глаз, мальчишка остервенело кусал губы, и Клессу стало его жалко. Сам-то он и впрямь двужильный, а какого будет Амери? – Только возвращайтесь скорее.
– Спасибо. – Судорожно выдохнув, Эст принялась расстегивать серьгу в правом ухе. – Гевор, ты ведь помнишь, как это делается? Я вроде да, но...
– Да помню, помню. Пошли вместе, глядишь, не так погано будет.
Настоящее время Они не вернулись. Эст похоронили прямо на поле боя вместе с другими магами, тело Гевора так и не нашли. Узнав об этом, Амери устроил истерику со слезами и криками про то, что он во всем виноват. Пришлось надавать оплеух и напоить до полусмерти. Самому Клессу тоже дико хотелось напиться, но он не мог. Вяжущая, пахнущая терном жидкость не лезла в горло, да и не могла Призванная остаться под защитой двух накачанных вином бурдюков. Тогда он и притащил эти проклятые лилии, сорвав их прямо в дворцовом парке. Королевская чета покинула столицу несколькими днями ранее, забрав б
ольшую часть прислуги, и роскошные клумбы остались без присмотра. Клесс с детства терпеть не мог разлапистые, приторно пахнущие цветы. В деревеньке, где он родился, такие росли возле каждого забора, но никакой божественной благодати это не несло, лишь привлекало пчел и ос. Знал бы он тогда, что глупые сказки про Призванную, которыми бредили все окрестные девчонки, на деле окажутся отнюдь не выдумкой.
Подперев рукой тяжелую, как чугунная колода, голову, Клесс вновь вперил взгляд в желтоватую страницу. Идея полистать старые хроники пришла ему от безысходности. Сидеть на месте и просто ждать конца Клесс не умел, вот он и вообразил, что ушедшую слишком далеко Призванную можно заставить вернуться раньше срока. Увы, хроники быстро разубедили его в этом. В них нашлось много интересного, но мало утешительного. Клесс выяснил, что некоторым Призванным так и не удалось вернуться. Их стражи умирали от старости, а ни на год не постаревшую живую статую хоронили в фамильной усыпальнице, вместе с другими членами королевской семьи. Та же участь ждала тех, чьи стражи погибали или отрекались от клятвы. Такие случаи были редки, но отмахнуться от ощущения, что он читает не о прошлом, а о будущем, Клесс не мог. Он пытался найти закономерность в сроках ожидания, но бросил это дело к шестой странице. Одни возвращались через несколько месяцев, другие – через десятки лет. Бывали и те, кого богиня отвергала – они обычно приходили в себя раньше остальных, но теряли те магические способности, которыми обладали до обряда, и не обретали новых. Исчезало даже клеймо с лилией. Чаще всего несчастные теряли рассудок, иногда – жили долго и счастливо, если, конечно, летописец не врал. Клесс с трудом представлял, как можно быть счастливым, разом превратившись из почти божества в изгоя, не оправдавшего надежд тысяч людей. Ойра бы тоже не смогла...
Клесс с досадой захлопнул пыльный фолиант и отодвинул его прочь. Удивительно, что он так быстро нашел эту книгу среди завалов еще больших древностей. В королевской библиотеке тоже не осталось никого, кто мог бы помочь в поисках далекому от просвещения стражу. Старый Керф почуял неладное и удрал одним из первых, еще до ухода Эст и Гевора, его помощники и не подумали отстать. Клессу просто повезло: книга находилась не на одной из многочисленных полок, а лежала на подоконнике, словно кто-то недавно читал ее, да так и оставил, не убрав на место. Несколько недель назад библиотекарь растерзал бы негодяя за подобную беспечность, теперь же Клесс мог вытворять здесь все что угодно – хоть танцевать вприсядку, хоть распевать похабные частушки, хоть разрисовывать бесценные книги в лучших школярских традициях. Ничего из этого он делать не стал – просто сунул хроники под мышку и утащил в свое подземное логово. Он пялился в них до рези в глазах уже несколько дней, но так и не нашел ни намека на подсказку...
Привкус полыни во рту оторвал Клесса от еще более горьких мыслей. Действие очередного зелья подошло к концу, а он так и не озаботился пополнить запас. Если он не хочет свалиться здесь в судорогах, нужно подняться в лабораторию Амери и взять все необходимые ингредиенты. Гевор говорил, что он продержится, значит, нужно держаться. Рыжий всегда был прав, во всем, недаром он когда-то был старостой своей деревни. В горных поселениях за любое неверное слово можно недосчитаться зубов, тамошние жители никогда не станут подчиняться слабаку или мямле. Там Гевор был на своем месте, но потом почему-то ушел на юг, оставив многочисленное семейство на выросших сыновей. Когда его спрашивали, зачем он так поступил, бородач либо валил все на вздорный нрав старшей жены, либо убежденно заявлял, что такому герою, как он, не к лицу наживать ревматизм и прочие болячки в тепле домашнего очага. Было ли что-то из этого правдой, никто не знал, но вскоре Гевор попался на глаза юной принцессе. Так у Ойры появился первый страж, а у ее наставницы развились нервный тик и заикание, которые, правда, проявляли себя лишь в присутствии рыжего. Следующим ударом по душевному спокойствию этой почтенной особы стало появление Эст, с которой принцесса познакомилась сразу после дуэли. Гордую красавицу задел кто-то из коллег-мужчин, за что нахал и поплатился обожженным лицом и безвозвратно потерянной репутацией. Амери Ойра увела от старого и вздорного лекаря, который ни в какую не желал признавать, что целительский дар мальчишки давно превзошел его собственный. Клесс же и здесь оказался последним. И ему Ойра спасла жизнь...
Пять лет назад – В чем обвиняется этот человек?
– Незаконное использование магии четвертой ступени. Подозрение на пятую. Превышение полномочий. Нападение на доверенных лиц короля. Нанесение тяжелых увечий...
– Довольно. Его ждет плаха?
– Магов казнят иначе. Суд еще не вынес приговор.
Девичий голосок журчал где-то над головой, вырывая из мутной, беспокойной полудремы, но открывать глаза Клесс не спешил. Женщине здесь делать нечего, а значит, это лишь очередная шутка воспаленного мозга. Не самая дурная, но утомительная... Особенно когда все естество одержимо одним желанием – пить. Воды, вина, молока, любой бурды – хоть глоток, хоть каплю... Чтобы потрескавшиеся, запекшиеся губы не горели, словно намазанные перцем, а прилипший к небу язык вновь обрел способность произносить членораздельные звуки. Чтобы воздух не царапал ссохшееся горло, будто раскаленный песок. Чтобы он снова смог думать хоть о чем-нибудь, кроме влажных прикосновений дождя, растекающейся под пальцами росы, морозящего ладони горного родника...
– Он здоров? – обеспокоилась его незваная галлюцинация. Клесс с трудом удержался от смеха, понимая, что он сразу же перейдет в раздирающий глотку кашель, и остановиться будет невозможно.
Вместо ответа тюремщик пнул его в бок. Несильно, но носок подкованного сапога угодил точно по сломанному еще неделю назад ребру. Клесс взвыл, мигом забыв и о жажде, и о невозможности произнести хоть слово. Нахлынувшая ярость ненадолго очистила затуманенное лихорадкой сознание, и он воспользовался этим, чтобы троекратно обложить тюремщика вместе с близкой и дальней родней. Ненависть всегда давала ему силы, вот и теперь Клесс цеплялся за нее, как за соломинку, при каждой возможности. Только ненависть не позволяла ему сдаться и безропотно принять неминуемую участь, она, словно змея, поднимала голову и шипела всякий раз, когда поблизости раздавались тихие, мягкие шаги подкрадывающейся смерти или шелестящий смех идущего с ней об руку безумия. Иногда Клессу казалось, что ненависть переживет и его самого...
– Убью, тварь! – весомо закончил он и лишь после этого открыл глаза.
Девушка в камере действительно была. Сквозь пелену то ли слез, то ли гноя Клесс смог различить хрупкую невысокую фигурку, длинные русые локоны и блеск какого-то украшения надо лбом странной гостьи. Дворянка? Здесь, на нижнем ярусе тюрьмы? Клесс почти устыдился только что произнесенной тирады, но на девушку она, кажется, не произвела должного впечатления.
– Мне нужен этот человек, – твердо заявила она, склонив голову набок.
– Но, ваше высочество... – закашлялся тюремщик. Клесс оторопел не меньше.
– Он будет моим стражем, – сообщила она, как будто это что-то объясняло, и присела на корточки. – Здравствуй. Меня зовут Ойра, а тебя?
Зрение потихоньку прояснялось. Клесс сумел разглядеть и большие карие глаза, с любопытством уставившиеся на грязного, полуживого оборванца, и красивые, чуть капризные губы, и роскошное, до смешного неуместное в такой обстановке платье, и пресловутое украшение, оказавшееся тонким, украшенным изумрудами золотым обручем... Короной. Немыслимо.
– К-кх... Клесс, – сдавленно представился свежеиспеченный «страж», пытаясь предположить, что все это может значить.
– Что ты сделал, Клесс?
– Ваше высочество, я же уже говорил...
– Я не к вам обращаюсь.
Клесс заставил себя приподняться на локте, чтобы их лица оказались на одном уровне. Первое изумление схлынуло, теперь он мог смотреть на принцессу не как на сошедшее с парадного портрета видение, а как на вполне обычного человека. Она и оказалась обычной: девчонка как девчонка, разве что ямочки на щеках милые, но Клесс вдруг ощутил, как сердца коснулось что-то теплое и мягкое, словно кошачья лапка.
– Ты тоже почувствовал? – улыбнулась Ойра. – Так и должно быть.
– Э-э... – глубокомысленно изрек Клесс, безуспешно пытаясь понять, что с ним творится.
– Ты слышал про Призванную богиней? Если и не слышал, не беда, я расскажу. Но ты должен пойти со мной, так будет правильно.
– Ваше высочество! – отчаянно возопил тюремщик.
– Я согласен, – торопливо признался Клесс, пока девушка не передумала. В памяти всплыло что-то про магический обряд, призывающий благодать на земли Аруно. Якобы после него долгое время не бывало засухи, деревья плодоносили чуть ли не круглый год, а саранча и прочая пакость вымирала на подлете к полям. В подобные сказки Клесс не верил, но ради шанса избежать казни готов был уверовать хоть в богиню, хоть в демонов, хоть в летающих коров.
– Так что ты все-таки натворил? Я знаю, что в твоих делах не было злобы, но ты должен рассказать мне, чтобы этот человек тебя отпустил.
– Принцесса, я отказываюсь...
– Королевское помилование лежит у меня в кармане, – миролюбиво заметила Ойра, не отрывая взгляда от лица Клесса. Вряд ли многочисленные кровоподтеки делали его привлекательней, но девушку это, видимо, не беспокоило. – Я слушаю, Клесс.
Он открыл было рот и даже начал что-то рассказывать, но вместо слов с губ сорвался хриплый скрежет. Затаившаяся до поры жажда не преминула напомнить о себе, железной хваткой вцепившись в горло.
– Принесите воды, – тут же велела Ойра. Клессу немедленно захотелось рухнуть перед ней на колени, но он и так полулежал на гнилой соломе, словно раздавленный таракан. Ограничившись горячей благодарностью во взгляде, он припал к протянутой ему кружке с чем-то мокрым и невероятно вкусным. Лишь допив третью кружку, Клесс понял, что это вода.
– Я был нанят купцом по имени Дрефус для сопровождения обоза. Вроде там уже была какая-то охрана, но Дрефус решил, что нужен еще и маг. Мы ехали по северному тракту и к рассвету должны были прибыть в столицу, когда на нас напали.
– Это было не нападение! – взвился тюремщик, и Клессу невыносимо захотелось врезать по вытянутой, надменной роже. Если б не гостья, его бы и не подумали напоить, предпочтя делать ставки на то, как скоро сломается до глупости упрямый и гордый арестант.
– О да, тот ублюдок представился сборщиком налогов, – вода придала сил, а слов у него хватало и раньше. Резких, злых и слишком правдивых, чтобы быть услышанными. – Только я что-то не видел, чтобы налоги собирали по ночам, орудуя при этом дубинками и копьями.
– Ложь. Выжившие торговцы утверждают, что ты напал первым!
– Разумеется, иначе бы эти торговцы не были выжившими.
– Ты опасный преступник, за которым давно тянется дурная слава, и тебя не разоблачили прежде лишь потому, что ты не нарывался на достойного соперника!
– Я наемный маг, честно отрабатывающий свой хлеб. А то, что у меня нет бумажки, где написано, что я могу колдовать, так и подавись ей!
– Это не моя прихоть, это закон! Стихийный колдун-недоучка страшней бешеной собаки, это известно любому!
– Собак боишься, да? – осклабился Клесс. – Так не подходи, а то укушу, и тоже взбесишься.
– Ну хватит, – пресекла перебранку Ойра. Она не выглядела испуганной, лишь слегка раздосадованной. Выпрямившись в полный рост и отряхнув подол от приставшей соломы, девушка окинула взглядом надетые на Клесса кандалы и нахмурилась.
– Снимите это. Через двадцать минут этот человек должен выйти через главные ворота и сесть в мою карету. Мне известно, что в тюрьме есть маг-целитель, так пусть он поторопится. Арестант... Клесс должен выйти на своих ногах, без кандалов, один. Перед этим вы вернете ему все имущество, изъятое перед арестом. Это приказ.
Клесс ожидал чего угодно. Что тюремщик посмеется над наглой девчонкой и выставит ее вон. Что он запрет ее в этой же камере вместе с любезным ее сердцу головорезом. Что он снова прикажет пытать его, словно это как-то сможет сделать правдой уже выбитое из Клесса признание... Ему до сих пор казалось, что происходящее – всего лишь лихорадочный бред или чья-то злая шутка. Так лихо распоряжаться в тюремной камере могла только особа королевской крови, но с чего бы настоящей принцессе заступаться за него – измордованного и опасного бродягу, за которым и впрямь волочится хвост сомнительных подвигов...
– Да, ваше высочество, – упавшим голосом подтвердил тюремщик, разглядывая сунутое под самый нос помилование. – Но будьте осторожны. Этот человек неуправляем.
– Я знаю, – с достоинством ответила девушка. – И я не собираюсь им управлять.
Она вышла, шурша юбками, а Клесс в который раз за минувшую неделю потерял сознание. Но сейчас – не от боли.
Настоящее время Вырванные страницы он обнаружил не сразу. Похоже, предыдущий читатель не только не озаботился вернуть книгу на полку, но и позволил себе украсть частичку хранимых ей знаний. Быть может, ему просто было нужно несколько клочков бумаги, но в затуманенной голове Клесса уже проснулось нехорошее подозрение, и отмахнуться от него не получалось. Кому могли понадобиться сведения о прошлых Призваниях, и что именно неведомый похититель почерпнул из хроник? Всего пропало двенадцать листов в двух местах, и Клесс не мог даже предположить, о чем они повествовали. Помимо фактов, хронист излагал в книге свои весьма пространные рассуждения, но от попыток проследить его логику страж отказался очень скоро. Возможно, утраченные знания ничего не стоили, но звереющему от беспомощности Клессу думалось обратное. Он все больше убеждал себя в том, что на пропавших страницах содержалась именно та подсказка, в которой он так отчаянно нуждался. Заметь он торчащие у самого переплета обрывки сразу, можно было бы попытаться отыскать следы похитителя, но сейчас стало безнадежно поздно. Расспрашивать некого, сил на то, чтобы дотащиться до библиотеки, не осталось, да и нельзя ему надолго покидать святилище. Нельзя, но придется... Ведь без воды и пищи долго не продержится даже маг, а носить их в подземелье больше некому. С тоской обернувшись на закрытые створки, Клесс сотворил самое простенькое заклинание из тех, что знал. На полноценную защиту его уже не хватит, но поставить «маячок», который уведомит о незваных гостях, буде они сюда сунутся, он еще в состоянии. Главное, не уходить слишком далеко.
Подъем отнял много сил, но, даже преодолев последнюю ступень, страж не позволил себе остановиться. Пройдясь по путаному лабиринту коридоров, он выбрался на западную террасу дворца и едва не ослеп от хлынувших в лицо солнечных лучей. Его глаза слишком привыкли к полумраку подземелья, чтобы выдержать столь яркий свет. Несколько секунд Клесс просто стоял, привалившись спиной к стене и смаргивая слезы. Потом все же сумел оглядеться.
Открывавшийся с террасы вид оставался живописным и умиротворяющим, словно и не было долгих дней осады и отчаянной борьбы за выживание. Построенный на холме дворец возвышался над городом, величаво обозревая стрельчатыми окнами менее заметные и важные здания, сгрудившиеся у подножья склона. Мрачная громадина тюрьмы, столь хорошо знакомая Клессу, белокаменная обитель магов, скромная и почти не выделяющаяся на фоне других построек ратуша, круглая, непривычно пустая рыночная площадь, розовеющие вдали яблочные сады главного храма, – все это казалось с террасы хрупким, почти игрушечным. Разрушения пока не коснулись столицы, позволяя той еще немного покрасоваться под не по-весеннему жарким солнцем. Сколько дней у нее осталось? Сколько осталось им всем?
По дороге к кладовым Клесс встретил от силы человек пять. Большую часть гвардии король забрал с собой, а те немногие, кто был вынужден остаться, получили приказ охранять не золото и гобелены, а еду и лекарства. Клесс одобрял это решение. Скоро все королевские сокровища будут стоить меньше, чем хлеб и каша, а от голода люди способы взбеситься куда быстрее, чем от алчности. Возле госпиталя Клесс ненадолго замедлил шаг, но идти к Амери сейчас было выше его сил. Вместо этого он перебросился парой фраз с вышедшим подышать свежим воздухом медиком. Они вместе дошли до кладовых, и ничего нового за время их краткой беседы Клесс не узнал. Армия еще держалась, но немногие оставшиеся в живых маги не справлялись с постоянными атаками тхешшей. В нескольких местах сдержать прорыв удалось лишь ценой колоссальных потерь, и сейчас возле этих участков стены велись особо жестокие бои, но в том, чем в итоге все кончится, никто не сомневался. В голосе медика, говорившего о неминуемой сдаче города, не было ни страха, ни сожаления, ни надежды. Даже видя, кто перед ним, он ни слова не сказал о Призванной и не попросил обратиться к ней за помощью. В какой-то момент Клесс позавидовал ему.
Приняв черствую краюху, несколько кусков солонины и бурдюк с водой, страж распрощался с лекарем и побрел обратно, стараясь не обращать внимания на тоненький, похожий на комариный, писк, который то и дело раздавался в ушах. Лишь добравшись до лестницы, он понял, что означает этот звук, и опрометью бросился вниз по ступеням.
Продолжение
здесь
Заначить-то заначу, но боюсь, что это будет из серии "эх, мячты-мячты" или "мушкетеры, 30 лет спустя".
Надо искать.... эээ.... язык. Сейчас это разговорный современный, на мой взгляд. Я уже не о красоте даже. В том, что прочитала, отмечу на мой злобный взгляд, то, что надо править.
Клесса разбудила тишина. Неправильная и непривычная после нескончаемой канонады, наполнявшей сны и явь последние пару дней. Кое-как разлепив веки, Клесс бросил взгляд на клепсидру и с трудом удержался от ругательства. Он проспал почти четыре часа. Непростительно много и до безобразия мало, но первое важное второго. Если бы сюда кто-то пробрался без его ведома...
Тревога была острой и внезапной, как впившая под лопатку стрела. Опрокинув неудобный стул, на котором его все же угораздило уснуть, Клесс почти бегом добрался до полуприкрытых дверей святилища. Коснулся пальцами витиеватого орнамента, глубоко вдохнул, успокаивая разошедшееся сердце, и толкнул перед собой высокие створки.
Внутри было темно и душно. Младшие жрецы разбежались еще неделю назад, старшие – и того раньше, а Клессу было не до свеч и свежесрезанных цветов.
Что-то из этого - ошибки, что-то раздражает своей неуместностью рядом с клепсидрой и жрецами (вполне прошло бы в очевидной фантастике, которую я пока не заметила и сомневаюсь, что лг окажется Антоном под прикрытием, чего-то не хватает).
Ошибки - свеч (свечей) и толкнул перед собой (толкать перед собой - тележку, а двери, перед которыми стоишь, за собой толкнуть проблематично).
Читаю дальше, про язык больше ни слова :)))
Клесса разбудила тишина. Не та тишина, которая опускается на землю в тёплом сонном сумраке, усмиряет ветерок, шелестевший весь день назойливо листвой, утешает измученое страхом и поиском пищи зверьё, умиротворяет возбуждённых комаров, и вплзает в сердце спокойной и непоколебимой надеждой. Неправильная и непривычная после нескончаемой канонады, наполнявшей сны и явь последние несколько дней, эта тишина гремела в ушах, пугая таящейся в ней неизвестностью и рождая дурные предчувствие. Борясь со ставшей уже привычной слабостью, Клесс бросил взгляд на клепсидру и чуть не застонал от злости. Он проспал почти четыре часа. Непростительно много и слишком мало, но первое сейчас важное второго. А если сюда уже кто-то пробрался? Тревога была острой и внезапной, как впившая под лопатку стрела, и, опрокинув неудобный стул, на котором измученый непрерывным бодрствованием мозг заставил его уснуть, Клесс почти бегом добрался до полуприкрытых дверей святилища. Здесь тишина была уже плотной, почти осязаемой, готовой в любой момент разлететься, разрушая всё вокруг... Клесс коснулся пальцами витиеватого орнамента, никому из жрецов так и не открывшего своей тайны, глубоко вдохнул, успокаивая разошедшееся сердце, и толкнул высокие створки.
Внутри было темно и душно. Младшие жрецы, старающиеся казаться незаметными, но втайне гордящиеся своим положением, вечно что-то обмахивающие, куда-то скользящие бледными тенями, разбежались еще неделю назад, а старшие, давно утратившие юношеский задор и бесстрашие – и того раньше. Клессу было не до свечей и свежесрезанных цветов - ....итд, тот же кусок :))) сорри :)))
По языку тоже понятно, принято. Оказывается, тут еще тараканов целое полчище, тапок на всех не напасешься. Ну, что ж поделать, будем пристукивать)
Так можно и на основе этого рассказа закрутить :) рОман :)))