Ноябрь, не прожитым моментом,
хмельной, как из кальяна дым
предстал раздумием одетый
кругами будущей воды -

был не один, скрипя постелью
и пробуя меня на вкус,
графитовой, ночной пастелью,
бессонницей - чертил искус.

Играя легким пальцем тени -
фигурным сгустком темноты
он с женщиною жить хотел бы,
вне растояния "на ты".
Графитовым дотошным чертом -
волнительно ваял изгиб
бедра, интимную нечеткость
словесной чепухи... "Не спи".

"Не спи, не спи" - как - прошептали
но - провалился и погиб:
тревожно, маятно и шало,
светло, а не видать ни зги.

Нутро ноябрьского кальяна
подстерегает - вдалеке,
мной, безнадежная больная
летит - навстречу налегке:
стройна, растрепана одеждой -
звон колокольчиков не груб -
таинственен и тонок - нежно,
как серебром по серебру,
смеется данностью наничку,
серебряной звездой со дна,
быстра в движениях по птичьи,
ладонью узкой холодна.
"Чу", за окном завыло колко
так, словно шабашом ветров
небесные камлают волки
остерегая: "дверь не тронь".

Как я - противился: руками
хватал не воздух - желтый дым;
и вышагнув окном - как пламя
катился над катком воды...
Я потерял ее, колотит,
озноб - смотри тут, не смотри:
дорога в ад, внизу болото,
я убыл, я иссяк. Мой крик -
подобно сквозняку питает
на букву "о" разверстый рот:
летают мелкие детали,
заката. Красочный урод
ненастья притаился в нише
картины горя. Он, горя,
мной успокоился...Притихший,
был за окном моим ноябрь.