Судьба насмехается, снова вставая в позу,
Небрежно меняет местами рога и нимб.
Ведь есть в языке равнодушное слово «поздно»,
Другие теряют значение рядом с ним.
Оно заставляет храбрейших дрожать от страха,
Нахлынувший ужас ни выжечь, ни приручить.
Надежда как будто бы есть, но почти абстрактна:
«Четвёртая стадия», – скажут тебе врачи.
Всё кажется глупым, как споры о высшем смысле,
Как письма, когда уже выехал адресат.
Пугающей редкостью незатяжных ремиссий
Отныне тебе представляются чудеса.
И жить бы, как зверю – дыханием верхним чуять,
Спешить бы по следу, в ненужное не вникать.
Ты молишь кого-то и ждёшь постоянно чуда,
Но лишь не внезапного, словно теракт, звонка.
Так хочется больше не помнить касанья трубки –
Звонящий безжалостен, он никогда не врёт.
Предутренний сон на поверку бывает хрупким,
Как тронувший лужи непрочный осенний лёд.
Но мир сновидений почти ничего не значит,
Он видится сквозь непрозрачную пелену.
Там тают границы, там время течёт иначе,
И можно его по желанию повернуть,
Тогда не пришлось бы о многом жалеть...
Но, впрочем,
Ты сможешь почти безучастно спросить: «Когда?»
Услышать в ответ чуть усталое: «Этой ночью»...
И тьма разольётся по комнатам, как вода.

Но сколько ни лги: всё проходит и время лечит, –
Не выйдет уйти от проклятого рубежа,
Когда одиночество грузом легло на плечи,
И сразу не удержать.