Кто как, а я с младых лет усвоила два золотых правила поэзии: «Люди должны читать хорошие стихи» и «Люди должны знать Авторов хороших стихов». Со стихами было все более или менее понятно. Однажды я прочитала вот это:
Я сливы не люблю, от них болит живот. Вот честно говорю, не предаваясь фальши: «Я сливы не люблю». И задом наперед: «Нет, не люблю я слив». Ну что ж, продолжим дальше.
Однажды на Тверской я встретил коллектив - Все скрюченные шли, шатаясь, как при шторме, Они открыли мне, что переели слив И что они пока немножечко не в форме.
Я пару лет назад румынку полюбил И как-то ей сказал, что захотел «венгерку». Ее большой дуршлаг мне голову пробил. Она не поняла, не выдержав проверку.
Я плавал по морям, вершины штурмовал, Но тема слив меня преследует по жизни. Навстречу всем ветрам я косточки плевал - Они мне били в душу, в голову и в мысли.
Они летели в сон, в бессонницу мою, Пробоины во мне, как будто дырки в тире… Настойку я давно сливовую не пью, И джема нет из слив в моей пустой квартире.
В лирическом стихе почувствуйте надрыв. Не смейте подвергать опасности здоровье! Вот я - здоров как бык. Вот только многослив… Нет-нет, не многосливье, просто многословье. –
и поняла, что именно этого Автора читатели должны знать «в лицо». Но где же найти загадочного Юрия Борисова, написавшего эти (и многие другие) стихи? Сжимая в руке диктофон, я отправилась бродить по осенней Москве, надеясь на русский «авось».
Сначала появились коты. Они ссорились, фыркали, урчали, играли с опавшими листьями, бодали ладони прохожих, вынуждая последних чесать разномастные ушки. Среди усато-полосатой братии шагал Юрий Борисов, рассеянно бормоча под нос что-то рифмованное. «Очередной шедевр!» - с восхищением подумала я. - Да, вы правы, - мяукнул замбийский Кот. – Хозяин у нас - что надо. Вчера ходили в гости к кошкам Амстердама: всем хороши, но храпят – хоть топор вешай. Любой бы измучался, извертелся, а Борисову все нипочем – написал стих про храп и читал его вслух всю ночь. Тут уж амстердамкам не до сна было! Да вы сами послушайте. Кот встал на задние лапы, поклонился и с чувством промурлыкал:
Храпите все, храпение не грех! Я в этом вас усердно уверяю. Хватайте храп, делите храп на всех И – в сон, своим уменьем козыряя! Когда на ваше свежее белье Сойдет с небес волна ночного драпа, Не дергайтесь! Приветствуйте ее Фонтаном бурным радостного храпа! Храпите мелодично, как МоцАрт Писал свои лихие сочиненья, Храпите же, входите же в азарт, Соседям не давая послабленья. Не бойтесь речь друг друга перебить Заливистым и многоцветным звуком, Который, как связующую нить, Передадите детям вы и внукам. Сомнологи, вы жертвы меднаук! Лечить от дара божьего? Смешные. Я славлю храп, а значит, славлю звук, И значит, славлю жизни позывные!
Я потеряла дар речи. Больше, от восхищения. Или от робости? Два золотых правила поэзии вершились на моих глазах, обретая очертания вполне конкретного мужчины. - Вы что-то хотели спросить? – пришел на помощь Юрий Борисов. - Да. То есть, нет. То есть, - окончательно запуталась я. Кто-то осторожно поцарапал мою ладонь острым коготком. Я глянула и обмерла: кот невероятной красоты укоризненно глядел на меня. Это был сказочный Дежа- и Ней- Ро, грустный мечтательный Котик. - Спроси что-нибудь, - прошипел он. – Не то укушу! «Золотое правило журналистики – оригинальный первый вопрос!» - вспомнилась вдруг научная статья из научного журнала. Да, сейчас спрошу! - Расскажите о себе, - ничего умнее мне не пришло в голову. Коты поморщились. Юрий сделал заинтересованное лицо и начал рассказывать:
- Я родился в Москве в 1961 году, и был назван Юрием в честь Гагарина, хотя Гагарин полетел в космос в апреле, а я родился в феврале, когда о первопроходце космоса широкие массы ничего не знали.
Семья была музыкально-техническая. Бабушка пела в Киевской опере, а во время войны в последний момент с двумя маленькими детьми успела покинуть Киев и за три месяца добралась до Ташкента, где тоже была оперной певицей. Мама, как и положено дочери музыканта, закончила музыкальную школу, потом училище и после войны, вернувшись домой, они с бабушкой преподавали фортепьяно во Львове и Черновцах. Затем переехали в Москву и стали работать там.
Папа родился в Одессе, переехал с родителями в Киев. Как потом выяснилось, до войны, маленькими детьми, они с мамой жили в Киеве в одном доме, но в разных подъездах, а познакомились уже после войны в Москве. Папа, кстати, в 1945 году должен был уже отправиться на фронт, он закончил военное училище, выпускавшее радистов, но тут война завершилась, что резко повысило мои шансы родиться.
Детский сад вызывал у меня нестерпимое раздражение, поэтому последний год перед школой я оставался дома один и читал со страшной силой. Читать научился рано, перечитал всю нашу большущую библиотеку, в том числе и то, что мне читать положено не было. И тут, конечно, маме пришло в голову отдать меня в музыкальную школу. При том, что я любил музыку и имел кой-какие способности, музыкальную школу я не любил хуже детского сада, поэтому ничего хорошего из меня не вышло. В музыкалке я прогуливал хор и сольфеджио, однако имел по этим предметам отличные оценки, поскольку их преподавали мамины подруги. В предпоследнем классе я стал прогуливать уже и специальный предмет, и в итоге бросил музыкальную школу, причем безо всякого сожаления. Впрочем, усилиями мамы диплом о ее окончании я получил.
Что касается общего образования, класс, в котором я учился, был самым хулиганским в подмосковном городе, где мы оказались, чтобы жить поближе к папиной работе. Начиная где-то с седьмого класса, драки с учителями, мат на уроках, пьянки (на уроках в том числе). Результат – энное число соучеников, оказавшихся в заключении вскоре после школы и всего три человека, поступивших в ВУЗы за первые два года после ее окончания.
Я поступил в химико-технологический институт, а после него, проработав год, в аспирантуру института птицеперерабатывающей промышленности. Но тут стукнул 1990 год, и совмещать аспирантурную и семейную жизнь, в которую я поступил несколько лет назад и к этому времени получил двух детей, стало невозможно. Моя новая работа не была связана ни с химией, ни с птицей, но позволила прожить последующие 15 лет. Кроме того, я параллельно занимался переводом, так как изучение иностранных языков всегда было моим хобби. На сей раз оно пригодилось. Так вот и работаю уже десять лет переводчиком.
Да, о стихах. Первый стих я написал, когда мне было лет семь-восемь. Потом наступил перерыв. Стихи меня не привлекали. Наша семья выписывала кучу художественных журналов, и страницы со стихами я всегда с удовольствием пролистывал. До тех пор, пока на одном из стихотворений Бориса Слуцкого что-то не дрогнуло в сердце. С тех пор все изменилось. Я полюбил поэзию, и, более того, пристрастил к ней своего папу.
А сейчас… Наши дочки живут далеко от нас, а сопровождает нас по жизни британский кот Тимка, ласковый, когда ему нужно вкусное, и кусаче-царапающийся, когда это вкусное ему не достается. Кстати, стихи тоже любит.
Я слушала, поглаживая усатых-полосатых. Незримая взаимная симпатия крепла с каждой минутой, коты шептали мне на ухо вопросы, которые я должна была задать Юрию, что я с удовольствием и делала. Вопросы, вопреки правилам журналистики, сыпались как попало, создавая веселый сумбур:
- Вспомните самый яркий эпизод детства. - Ой, их не один. Это не самые веселые впечатления. То, что происходило в классе, о чем я уже рассказывал. А что-то повеселее. Я уже говорил, что занимался в музыкальной школе. Моим преподавателем была Дина Израилевна Нейдинг, родная сестра великой пианистки Марии Гринберг, которую она всегда называла «сестричка». «Он мало занимается, - всегда говорила она родителям, - так он ничего не добьется». И вот однажды я решил поразить Дину. Она как раз назначила занятие у себя дома. Я пришел с папой и играл, по-моему, неплохо. «А ваш-то сегодня ничего», - похвалила Дина Израилевна. Для нее это была самая высокая похвала. - Сколько занимался каждый день?» «По пятьдесят минут, - гордо ответил я, несколько преувеличив и ожидая одобрения преподавателя. Дина Израилевна стала бледно-голубой, и минут пять в комнате стояла тишина. «Чтобы чего-то добиться ты должен заниматься по шесть часов в день, - слабым голосом произнесла она, - свободен».
- Как вы учились в школе? - В основном на пятерки.
- Влюбчивы ли вы? - Как Вам не стыдно!
- Ваше хобби. - Наверно, путешествия. Долгое время увлекался футболом по наследству от папы. Он был страстным болельщиком киевского «Динамо», передав мне это по наследству. До сих пор помню, как во время опасных моментов он на коленях подползал к телевизору. А я, еще маленьким, смотрел футбол в щелочку своей спальни, когда было уже поздно и меня вытуривали спать.
- Любимая еда. - Подождем. Я не все еще ел…
- Любимый писатель. - Именно писатель, не поэт? Для меня это люди со своим неповторимым языком. Гоголь, Лесков, Булгаков, Замятин, Платонов.
- Любите ли классическую музыку? Кто из современных музыкантов вам симпатичен? - Люблю Чайковского, Моцарта, Сибелиуса. Из современных, хоть и ушедших уже композиторов, композиторов Исаака Шварца, Таривердиева.
Сразу несколько котов негромко мурлыкнули: - Посмотри налево! Я глянула – обычная театральная тумба, а на ней, среди разнообразных культурных новостей – броская надпись: «Хит сезона – «Соли»! Стихи Ю. Борисова, вокалист – А. Старших». Не послушать я не могла!
- Любимые места, в которых вы побывали. - Амстердам, Дубровник, Тампере.
- Когда было написано самое первое стихотворение? - Вот, как я уже говорил в семь-восемь лет. Да вот оно. С натуры.
На окне у нас кактус увядший, Не польет его даже никто. Скоро спать весь дом уже ляжет, Ну а кактусу все равно. Он стоит в грубой банке жестяной, Он в земле засушённой стоит. И никто не польет его. Странно. Почему бы его не полить.
- Как вы пишете стихи? Нужен определенный настрой или все происходит спонтанно? - Однозначного ответа нет. Стихи «Памяти Мусины Кокалари» и «Mirupafshim, или Прощание с Алабнией» я писал по два года. Точнее, по два года мысль о них кружилась в моей голове, пока, наконец, я не понял, как это надо сказать. Есть стихи, которые пишутся за пять минут. А экспромты – за пару минут. Часто они становятся основой серьезного стихотворения.
- Что для вас поэзия? - Возможность выразить мир точно, емко и кратко. И свой мир, и мир вокруг меня.
На колени забралась робкая домашняя кошка. «Из 1938-го», - вспомнила я.
У кошки девять жизней и четыре Ноги, про хвост уже не говорю. Как повлиять на зло в подлунном мире И все рассеять – быстро, к ноябрю? А он настал, и бьют чужие ноги, Дубинки, камни, крики, плачет мать. И падают, рыдая, синагоги, И, умирая, говорят: «Опять?» Меланхоличны страны и народы, Готовые смириться и молчать. А я одна, я лишена свободы, Когда хочу мяукать и мурчать. Сижу весь день в своем дому, в подвале, А ночью выхожу искать еду. Вчера меня собаки разорвали, Но не могу сказать, что на беду.
Я смотрела на нее, и думала, что прожитые жизни – неважно, чьи – никогда не забудутся, пока есть слово и поэт. По-моему, личностные качества пишущего человека наиболее полно раскрываются именно в гражданской поэзии.
Вот живет писательница, или поэтесса, пишет рассказы, стихи, потом издает. Народ их читает безо всякого интереса. Или с интересом, это уж как пойдет. А писательница живет и к тому же детей рожает - девочек, мальчиков и т.д. А народ ее за это дополнительно уважает. Причем в России, как нигде.
А в гордой горной стране Шкиперии, стране орлов, женщины не писали рассказов, стихов. Да и вообще, почти что не говорили – рожали, пряли, ткали, стирали, варили, - обходились без слов. Но жизнь движется по спирали, и родилась Кокалари. Мусина Кокалари – первая дочь Албании, ставшая писателем и поэтом. Вот я как раз об этом. Она обучалась в Италии и вернулась на родину в страшное время. Время сгорания, время горенья. Книги ее понравились знатокам, весь албанский бомонд говорил, что вот, среди женщин бывают таланты, мощные, как атланты, куда мол до них мужикам.
Но, как интеллигентку, а, следовательно, врага народа, где-то в районе сорок шестого года ее судили и дали двадцать лет рудников. Ей запретили писать, приставили к ней мужиков «Сигурими». С ней там такое творили, что я описать не готов. Кстати, за год до этого, ее постигло известие, что двух ее братьев…того…без суда и следствия.
Но дали амнистию, власть добра. Выпустили за два года до конца срока. Тот, кто думает, что это жестоко, дурак и не знает вождей Шкиперии. Ура! Это счастье – выйти на свет и еще восемнадцать лет жить под строгим надсмотром. А вот что выглядит делом мокрым – это уничтожение всех ее книг. Да, ни одной не осталось. Ну пусть хоть блокнотик какой, дневник, хоть самая малая малость.
Все эти годы в городке Ресен работала уборщицей Мусина. За ней постоянно ходили, следили мужчины, впрочем, об этом я говорил. Только однажды великий вождь сотворил чудо в Стране орлов – он отпустил на два дня Мусину в столицу. Мать хоронить, одинокую птицу. Ну а потом - рудники не прошли даром. Тропики рака. Болезнь сжигает пожаром. Запрет на леченье в больнице. Днем работа, ночью от боли не спится. Но говорила Мусина: «Да если бы дали больничную койку мне умирать, разве бы я согласилась. Я ухожу. Мерси, власть». И ходила по стеночкам, дочь орла, пока не высохла и умерла.
И вот так скончалась Мусина Кокалари, писательница, от которой не осталось ни одного рассказа и стиха, женщина, не родившая ребенка. Я гулял по Албании, я говорил «Кокалари», и небеса отзывались тихими колоколами. Я ходил по Албании, я говорил «Мусина», и отводили глаза встреченные мной мужчины.
- Юра, расскажите, как появилось стихотворение «Памяти Мусины Кокалари». - У нас в советское время был рижский приемник ВЭФ. По нему передавали разные радио «Свободы», «Голоса Америки» и т.д. И вдруг я заметил, что на определенной волне какое-то радио глушится сильнее, чем любая западная радиостанция. В моменты ослабевания работы глушилок я понял, что речь идет о «Радио Тирана», албанском радио, радио страны, руководители которой проводили сталинскую политику, обзывая все остальные соцстраны, включая СССР, ревизионистами и социал-фашистами. Я заинтересовался этой такой уединенной страной, которая лежала в горах с незапамятных времен, практически не соприкасаясь с другими народами. Ее язык непохож ни на какой другой, а количество политических жертв правителей Албании просто несусветно. Страна строила коммунизм как умела. Кровь брызгала во все стороны. И вот с появлением Интернета, когда объем доступной информации резко увеличился, я нашел статью о Мусине Кокалари. С тех пор я стал собирать о ней информацию.
Магия стихов Борисова витала в воздухе, вспыхивая золотыми искрами в кошачьих глазах. Она согревала изнутри и снаружи, заставляла улыбаться сквозь слезы или смеяться до слез. Особенность Юриных стихов – чувственность, наполненность, искренность. Хорошие стихи – это стихи, которые хочется читать, в которых автор незаметно становится читателем, обнажая именно твои, читательские чувства и мысли.
Я помню, как папа шутил, Мой папа Михал Борисыч, Как гости лежали от смеха, А папа печально и добро Смотрел на темневшее небо И весело так шутил. А если мы были одни, Сидел, глубоко вздыхая, И ждал, потому что знал: Осталось совсем немного Шутить, веселить и смеяться. Когда мы по улице шли, Зимой или даже летом, Кулак мой в его руке Плотно сидел, как в перчатке, И он до сих пор там сидит И греется папиным смехом И папиной добротой, Прошло много лет, и сейчас, Когда моя старая мама. Пытается вспомнить папу И говорит про меня: «Весь в Мишу», или, порой, «Весь в Борю», Я думаю: «Да, в него, Но без его доброты». Мой юмор бывает смешон, Но слишком, пожалуй, циничен, С издевкой, хотя и смешно. Бывает, все валятся с ног, Летают от смеха, как птицы. Но нет доброты, увы, И надо спросить отца, Как жить. И понять до конца. Но я опоздал лет на тридцать.
- Нам пора, - виновато улыбнулся Юрий. – Вынужден откланяться – котам пора спать. Они уходили. Коты в золотой листве. И Юрий Борисов. Кого-то он мне напоминал, я мучилась все наше интервью – и вдруг поняла! Белого Рыцаря из кэрролловской «Алисы».
«…Из всех чудес, которые видела Алиса в своих странствиях по Зазеркалью, яснее всего она запомнила это. Многие годы спустя сцена эта так и стояла перед ней, словно все это случилось только вчера: кроткие голубые глаза и мягкая улыбка Рыцаря, заходящее солнце, запутавшееся у него в волосах, ослепительный блеск доспехов… - она запомнила все, все до мельчайших подробностей, как запоминают поразившую воображение картину. Она прислонилась к дереву, …слушая, словно в полусне, грустный напев…»:
Не пугайте меня ноябрем, Я их прожил уже сорок восемь, И в меня золотым кораблем Постепенно вторгается осень.
В струйках крови, как раненый лев, В продувном примостится заливе Каравелла моих королев С синим ветром, гуляющим в гриве.
Не браните меня ни за что, Ни за что, ни за что не хвалите - Ведь не я изобрел решето, И не я синтезировал литий,
И не я балеринкам Дега Подрисовывал дивные пачки. Но зато как валялся в снегах Под воздействием белой горячки!
У Эгейского моря, где ажурная пена, Где втыкается в небо вдохновенный Парнас, Все у нас начиналось как-то так, постепенно, Как-то все постепенно начиналось у нас.
Я лежала на пляже, на две трети раздета, Ты разгуливал рядом, сильный и молодой, Я тебя попросила развернуть мне конфету, Это я нашла повод для знакомства с тобой.
А потом, насладившись до последнего стона, Зашвырнула тебя я в набегающий вал, И тебя моментально проглотил, как планктона, Проплывающий мимо благородный нарвал.
А потом я лежала и чесала колено, И читала в экстазе я творенья Барто. У Эгейского моря, где ажурная пена, Где Парнас вдохновенный и еще кое-что...
Забежала вчера с работы на секундочку и дочитала до конца, начхав, можно сказать, про долг. Только "спасибо" за удивительно теплый рассказ о авторе удивительно теплых стихов не успела написать - труба позвала. Поэтому пишу сейчас - "Спасибо"
Одно расстройство. Я оторвал от работы замечательную поэтессу Веру Рехтер, стихи которой мне очень нравятся. Вера, у меня и в мыслях не было, что ты забудешь про долг. Обещаю (и надеюсь, меня поддержит интервьюер), что больше в рубрике Авто(р) портрет не появится ничего про Юрия Борисова, и ты будешь до конца доводить дело, которым занимаешься. Желаю тебе новых чудесных стихов и большое спасибо тебе!
А вот, оказывается, мы какие!) Интерв...юра... не, не так, интервр...юра, господи, ну что за слова... В общем, Лена досконально отинтервьюировала белолошадного поэта Юрия Б. Желаю ему всегда оставаться на скаку, а Леночке спасибо за интересное интер... юру... интервь...юру.
Нет, надежды, что она выговорит это слово, у меня нет Но даже при всем этом, теплдо и доброта, с которыми она его выговы...варивает, нет, патыется выгры...варивать, чувствуется в моем сердце. Спасибо тебе, Лейдочка!
Лена, спасибо тебе за это интересное интервью, а Юре - за откровенность и замечательное творчество. Юра, твои стихи - чудо! Они отражают самые лучшие качества твоей души, а иных, я уверена, в тебе и нет! Желаю тебе успехов во всём! А ты, Леночка - талантище!!! И стихи твои, и проза, а теперь и новое открытие для меня: твои блестящие журналистские способности))), вызывают восхищение и преклонение.))) Твой прекрасный юмор мне всегда импонировал. И хочу пожелать тебе всего самого хорошего.
Спасибо за пожелания, Леночка! Во мне есть любые качества и, вообще, я обычный человек, хотя мне очень приятны твои слова. А интервьюер, по-моему, на высшем уровне! Ну и коты хорошо помогали)))
Какое славное интервью! А я на сайте недавно, но не смогла пройти мимо Юры Борисова, умудряющегося написать экспромт практически на всё. Он сразил меня этой своей замечательной способностью и продолжает поражать до сих пор. Юра, твои стихи не перестают меня удивлять и радовать. Желаю тебе продолжать в том же духе!
Написала Лена здорово! А про нашу встречу я тоже помню. Я шел зачем-то в редколлегию по узенькому коридорчику. А ты только пришла на сайт и шла из редколлегии по тому же коридорчику. Тебя только что приняли в авторы. Коридорчик был очень узкий, и ты не смогла пройти мимо меня.))) Галя, мне очень нравятся твои стихи. Они удивительно строго и точно передают человеческие чувства! Спасибо
Последнее время постоянно ловлю себя на мысли - читая твои стихи, Юра, я постоянно улыбаюсь! Это уже рефлекс! И еще, мне кажется, я начинаю улавливать твое настроение и то, о чем ты думаешь, что тебя беспокоит в момент написания. В твоих стихах присутствует удивительный микроклимат, теплота и душевный уют. Поражает чувство юмора и тактичность, способность понять и выразить сочувствие, умение найти нужные, необходимые слова. Я очень рада, что знакома с тобой! Искренне желаю тебе успехов и побед везде и всегда!
Спасибо, Тонечка! Мы познакомились в тяжелое время, и оно еще не кончилось. Но чем больше в мире будет таких светлых и добрых людей, как ты, тем больше шансов, что оно пройдет. Я люблю читать твои стихи. Пусть будет покой в твоей душе, внутри и вокруг тебя!
Не просто замечательный, а самый замечательный, добрый, нежный, отзывчивый, невероятно щедрый и прилежный кото-и-кошкопас) Подписываюсь под каждым словом Светланы)) Чудесный автопортрет, Юрочка)
Олечка, спасибо тебе! За автопортрет это спасибо Лене) А вот то что я кошко- и котопас я и не знал. Я думал, что я котомаран. Но раз ты настаиваешь...)))
Спасибо огромное Елене Бородиной и её ассистентам-котам за прекрасно написанный Авто(р)портрет моего любимого Юрия Борисова. Сознаюсь, что последние лет пять являюсь преданной поклонницей его творчества, нет, не то слово, - настоящей ФАНАТКОЙ. Много лет назад я прочла (в неприхотливом шуточном стишке про Красную Шапочку) строчку, которая убила меня наповал: "А солнце садится с ухмылкой садиста..." И всё! И навсегда! Спасибо ещё раз! С самой нежной улыбкой, Галина.
А Лене Бородиной огромное спасибо и от меня! Сколько ж мы уже знакомы, Галочка? Давно. И я счастлив, что встретил такого милого, такого доброжелательного и такого талантливого человека. Будь здорова, и новых творческих удач. Ты любишь «ужастики»? Пожалуйста!
А солнце садится с ухмылкой садиста, Вампиры встают ото сна. У дачи с монтажкой застыла редиска, Хозяйку замочит она.
Чмакс, чмакс!
Помнишь?
У Эгейского моря, где ажурная пена,
Где втыкается в небо вдохновенный Парнас,
Все у нас начиналось как-то так, постепенно,
Как-то все постепенно начиналось у нас.
Я лежала на пляже, на две трети раздета,
Ты разгуливал рядом, сильный и молодой,
Я тебя попросила развернуть мне конфету,
Это я нашла повод для знакомства с тобой.
А потом, насладившись до последнего стона,
Зашвырнула тебя я в набегающий вал,
И тебя моментально проглотил, как планктона,
Проплывающий мимо благородный нарвал.
А потом я лежала и чесала колено,
И читала в экстазе я творенья Барто.
У Эгейского моря, где ажурная пена,
Где Парнас вдохновенный и еще кое-что...
Чего не помню, так это где мы такое писали. Ссылку кинешь?
http://litset.ru/publ/27-1-0-12246
Юра)
Только "спасибо" за удивительно теплый рассказ о авторе удивительно теплых стихов
не успела написать - труба позвала.
Поэтому пишу сейчас - "Спасибо"
Желаю тебе новых чудесных стихов и большое спасибо тебе!
В общем, Лена досконально отинтервьюировала белолошадного поэта Юрия Б. Желаю ему всегда оставаться на скаку, а Леночке спасибо за интересное интер... юру... интервь...юру.
Но даже при всем этом, теплдо и доброта, с которыми она его выговы...варивает, нет, патыется выгры...варивать, чувствуется в моем сердце.
Спасибо тебе, Лейдочка!
Юра, твои стихи - чудо! Они отражают самые лучшие качества твоей души, а иных, я уверена, в тебе и нет! Желаю тебе успехов во всём!
А ты, Леночка - талантище!!! И стихи твои, и проза, а теперь и новое открытие для меня: твои блестящие журналистские способности))), вызывают восхищение и преклонение.))) Твой прекрасный юмор мне всегда импонировал. И хочу пожелать тебе всего самого хорошего.
А интервьюер, по-моему, на высшем уровне! Ну и коты хорошо помогали)))
Счастья тебе!)
Юра, твои стихи не перестают меня удивлять и радовать.
Желаю тебе продолжать в том же духе!
А про нашу встречу я тоже помню. Я шел зачем-то в редколлегию по узенькому коридорчику. А ты только пришла на сайт и шла из редколлегии по тому же коридорчику. Тебя только что приняли в авторы. Коридорчик был очень узкий, и ты не смогла пройти мимо меня.)))
Галя, мне очень нравятся твои стихи. Они удивительно строго и точно передают человеческие чувства!
Спасибо
Подписываюсь под каждым словом Светланы))
Чудесный автопортрет, Юрочка)
За автопортрет это спасибо Лене)
А вот то что я кошко- и котопас я и не знал. Я думал, что я котомаран. Но раз ты настаиваешь...)))
Еще раз спасибо. Твои похвалы дорогого стоят.
Много лет назад я прочла (в неприхотливом шуточном стишке про Красную Шапочку) строчку, которая убила меня наповал:
"А солнце садится с ухмылкой садиста..." И всё! И навсегда!
Спасибо ещё раз!
С самой нежной улыбкой, Галина.
Сколько ж мы уже знакомы, Галочка? Давно. И я счастлив, что встретил такого милого, такого доброжелательного и такого талантливого человека. Будь здорова, и новых творческих удач. Ты любишь «ужастики»? Пожалуйста!
А солнце садится с ухмылкой садиста,
Вампиры встают ото сна.
У дачи с монтажкой застыла редиска,
Хозяйку замочит она.
не робкая Зайка,
Ей злобный вампир хоть бы хны:
Прикинувшись киской,
поможет Редиске
смотреть непробудные сны!
Пытала вампира,
Пока не свела его в гроб.
Саму же мадаму,
Надевши бандану,
Ножом искромсает укроп.