На глади Стикса не найти следа,
В реке забвенья тяжела вода.
Цвета и звуки, слезы и молитвы
В холодных водах канут навсегда.

Торжественно-печален скорбный путь
Туда, где мыслям суждено уснуть.
Харон молчит, он не дает ответов.
На веслах капли тяжелы как ртуть.

Не плещут волны, не журчит поток...
Ладья скользит как будто на восток,
Подвластная единственно Харону,
Чей взгляд печален, понимающ, строг.

Искусной ложью не спастись лжецу,
Коварство не поможет подлецу,
Слова пусты, теряет силу злато,
А страх неведом вечному гребцу.

Ему ни стул не нужен, ни кровать, —
Он просто не умеет уставать.
Он знает что-то, что не знают боги,
Но на богов Харону наплевать.

Последний враг наш и последний друг,
Неясным жестом неустанных рук
Он дарит нам последнюю надежду
На то, что лодка развернется вдруг.

На берегу у призрачной реки
Никто не встретит, не подаст руки:
Последний путь проходят в одиночку
На равных мудрецы и дураки.

Но гений, дурень, просто имярек,
В конце концов сойдя на этот брег,
Харону благодарны за надежду,
Хоть сбыться ей не суждено вовек.