Ламия в чаще разводит костёр,
листья упавшие в кучу сгребая,
кружит-камлает, поёт наговор:
«Силу отдай мне, листва золотая!»

Золотом тяжким слетает листва,
с веток, уставших дарить материнство.
Сила её до рассвета жива,
не соберёшь — без следа растворится.

Бубен звенит всё тревожней и громче,
пряный и пьяный стелется дым,
Ламия тёмной октябрьскою ночью,
к духам взывает своим родовым.

Бубен гудит по тайге и по небу,
жертвенный дым достигает вершин.
Ветер последнее золото треплет,
духи кивают: «Дары хороши!»

Утро развеет остатки тумана.
Духами Ламии юность дана —
вновь  молода, хороша и желанна,
силу листвы выпив за ночь до дна.

Горе тому, кто ей встретится первым —
жаркое пламя вспыхнет в груди.
Так и сгорит, полюбивший химеру,
бубен собьётся и вновь загудит.

Духи, с усмешкой кровавой и древней,
смертное сердце воспримут как дар.
Тенгри — хозяин Бескрайнего Неба,
выпьет из тёплого сердца отвар.