Начинающим [62] |
Учебники и научные труды [43] |
Психология творчества [39] |
Об авторах и читателях [51] |
О критике и критиках [42] |
Техника стихосложения [38] |
Литературные жанры, формы и направления [105] |
Экспериментальная поэзия и твердые формы [11] |
О прозе [45] |
Оформление и издание произведений [21] |
Авторское право [2] |
Справочные материалы [12] |
Разное, окололитературное [84] |
Главная » Теория литературы » Статьи » Литературные жанры, формы и направления |
Кубо и эго Автор: Светлана Казакова |
Сегодня, говоря о футуризме, чаще всего имеют в виду ту компанию, которая называла себя кубофутуристами, гилейцами и будетлянами: круг, куда входили Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Давид Бурлюк. Но футуризм был гораздо шире — и внутри него кипела серьёзная конкуренция. По просьбе «Полки» Светлана Казакова написала о соперничестве кубо- и эгофутуристов, кульминация которого состоялась в 1918 году, когда в послереволюционной Москве публично выбирали короля поэтов.Избрание короля поэтовСтолетие назад за схваткой Маяковского и Северянина следили не менее пристально, чем недавно — за рэп-баттлом Оксимирона и Гнойного. Соперничество кубофутуристов и эгофутуристов вписывается в историю вечного литературного соревнования Москвы и Петербурга. Противники ожесточённо боролись за право называться «настоящими» футуристами, а не шарлатанами от искусства, спорили из-за эстетических разногласий, старались уязвить друг друга в манифестах. Апофеозом этого соперничества стал знаменитый вечер «Избрание Короля Поэтов» в Москве, который прошёл 27 февраля 1918 года в Политехническом музее. О нём сообщалось в газетном объявлении:
По итогам состязания этот титул присудили Северянину, второе место занял Маяковский, а третье — Каменский (по другим свидетельствам, Бальмонт). Вероятно, именно этому вечеру посвящено стихотворение Северянина «Рескрипт Короля»:
Сергей Спасский вспоминал об этом вечере, устроенном антрепренёром Фёдором Долидзе:
Продекламировав с эстрады стихи, Северянин уехал. Тем временем шёл подсчёт голосов:
Воспоминания современников об этой победе противоречивы. Очевидец Рубен Симонов рассказывал о встрече с Василием Каменским, который так объяснил это обстоятельство:
Говорил ли Каменский правду или из озорства хотел досадить Северянину, неизвестно. Кубофутуристы ревниво отнеслись к победе Северянина и объявили выборы недействительными. В пику «королю поэтов», выпустившему сборник с новым титулом, они устроили собственный вечер под лозунгом «Долой всяких королей» с целью лишить «самозванца» короны. Северянин вовсю использовал новый статус и даже устроил 9 марта «поэзовечер» «Короля поэтов Игоря Северянина», а гилейцы объявили в единственном номере «Газеты футуристов» (март 1918 года) о создании «Поэтной комиссии по ликвидации И. Северянина как короля поэтов». Там же в заметке «Братская могила» анонимный автор свёл счёты с эгофутуристами и их альманахом «Поэзоконцерт»: «Шесть тусклых строчил, возглавляемые пресловутым «королём» Северяниным, издали под этим названием сборник ананасных, фиалочных и ликёрных отрыжек. Характерно, как из шутки поэтов — избрание короля — делается финансовое дело. Отсутствие цены на обложке — широкий простор для спекуляции». Вскоре после этой перепалки Северянин окажется в эмиграции, эгофутуризм постепенно утратит свои позиции, но сам «король поэтов» будет тепло вспоминать те годы: «Полному объединению «Эго» и «Кубо» всегда мешали и внешние признаки вроде цветных одежд и белизны на щёках. Если бы не эта деталь, мыслили бы футуризм воедино под девизом воистину «вселенского». (Мой «Эго» назывался «вселенским».) Никаких ссор между мною и Володей не бывало: бывали лишь временные расхождения. Никто из нас не желал уступать друг другу: «Молодо-зелено» — Жаль!» Как всё начиналосьС чего началось это противостояние? Русский футуризм был очень пёстрым: под его флагом выступали и радикальные кубофутуристы-гилейцы, и рафинированные эгофутуристы под началом Игоря Северянина, и члены эстетского «Мезонина поэзии» (Шершеневич, Хрисанф, Большаков и другие), и поэты «Центрифуги» (Бобров, Асеев, Пастернак). Все они соревновались друг с другом за первенство в русской поэзии. Три кита русского кубофутуризма — Владимир Маяковский, Василий Каменский, Давид Бурлюк — и «председатель земного шара» Велимир Хлебников заявили о себе раньше всех. Они были тесно связаны с новой западной живописью (кубизмом, фовизмом), многие из поэтов сами участвовали в выставках как художники, поэтому к ним и применялась приставка «кубо-» — пока они сами не отбросили это название. Кубофутуристы организовали группу «Гилея» — так называлась в «Истории» Геродота та область, где находилось село Чернянка Таврической губернии: сюда наведывались в гости к братьям Бурлюкам их друзья-футуристы. Гилейцев называли и другим словом — «будетляне»: этот неологизм Хлебникова означает «люди, которые будут». Кубофутуристы, заявившие о себе как о «скифах» и варварах, были новаторами и нигилистами по отношению ко всей предшествующей культуре. Они отрицали старое искусство, занимались словотворчеством, провоцировали слушателей и читателей. Одна из главных дат в истории кубофутуризма — 1910 год, когда в Петербурге был издан первый коллективный сборник группы «Садок судей». В манифесте, напечатанном на обороте разноцветных обоев, игнорировались знаки препинания и буквы ять и ер, использовались эпатажные неологизмы. Это первое коллективное выступление кубофутуристов, о котором Василий Каменский в своих мемуарах говорил как о «яркоцветной ракете на сером небе старенькой литературы», на самом деле было лишь подступом к дерзкому манифесту «Пощёчина общественному вкусу» (1912). В этой программе, подписанной Бурлюком, Кручёных, Маяковским и Хлебниковым, гилейцы сформулировали скандальные лозунги: «Только мы — лицо нашего Времени. <…> Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности. Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней. <…> Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Соллогубам , Ремизовым, Аверченкам, Чёрным, Кузьминым , Буниным и проч. и проч. — нужна лишь дача на реке». Манифест в обложке из грубой мешковины был напечатан на серой обёрточной бумаге: так футуристы бросали вызов эстетике роскошных символистских изданий. С этого эксцентричного заявления началась широкая известность кубофутуристов, которую усилило провокационное поведение во время поэтических выступлений и турне. Триумф будетлян пытались оспорить эгофутуристы — новое литературное объединение во главе с Игорем Северяниным (Игорь Васильевич Лотарёв). Вокруг него в Петербурге объединились молодые поэты (Константин Олимпов, Георгий Иванов, Грааль Арельский, Иван Игнатьев, Василиск Гнедов, Павел Кокорин, Павел Широков). Эгофутуризм утверждал победу индивидуального начала над коллективным, Игорь Северянин вспоминал о главных тезисах нового направления: «Лозунгами моего эгофутуризма были: 1. Душа — единственная истина. 2. Самоутверждение личности. 3. Поиски нового без отвергания старого. 4. Осмысленные неологизмы. 5. Смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы. 6. Борьба со «стереотипами» и «заставками». 7. Разнообразие метров». Под маркой Ego Северянин издал «поэму-грандиоз», поэтический манифест «Пролог. Эго-футуризм» (1911), в котором возвеличил себя как первого поэта:
Следующим шагом было превращение кружка Ego в «Академию эгопоэзии» в 1912 году. Листовка, объявлявшая о её создании, провозглашала человека эгоистом и превозносила индивидуальное начало в личности. Бесспорно, Северянин был самой яркой фигурой среди эгофутуристов. Он использовал в поэзии иноязычную лексику, неологизмы, прибегал к нарочитому эстетизму в духе Оскара Уайльда и китчу, в котором поэта нередко упрекали критики и который так любили многочисленные поклонники поэта. Стиль Северянина хорошо отражает знаменитое стихотворение «Увертюра»:
Эгофутуристы стали популярны на волне литературного скандала, воспользовавшись стратегией будетлян. Если гилейцы принимали решения коллективно, то эгофутуристы были разобщены — потому группа и оказалась недолговечной. Впрочем, соперников многое и объединяло: и те и другие ориентировались на обновление рифмы и ритма, языковые эксперименты, старались оторваться от прошлой литературной традиции. Несмотря на конкуренцию, иногда футуристические лагери организовывали временные альянсы. Во время «Первой олимпиады футуризма» (турне продолжалось с декабря 1913-го по март 1914 года) в Крыму к Маяковскому и Бурлюку временно присоединился Северянин. В Керчи участники поссорились: Северянина возмутили эпатажный грим и сценические костюмы Бурлюка, одетого в вишнёвый фрак и зелёную бархатную жилетку, и жёлтая кофта Маяковского. Северянин потребовал, чтобы кубофутуристы выступали в обыкновенных костюмах, те отказались. Рекламное чутьё Маяковского и Бурлюка не обманывало их: выступление в Симферополе, где футуристы, уступив уговорам Северянина, вышли на сцену без раскраски и в обыкновенной одежде, показало, что публика ждала скандала и была разочарована, не получив желаемого. Один журналист сообщал: «Ни одной полосатой кофты! Все — в сюртуках, а один даже во фраке. Вылощенные, прилизанные, приторно-культурные на вид, точно немецкие коммивояжёры. Лица гладко выбритые, чистые, без всякой татуировки. Только на лбу у г. Бурлюка было какое-то тёмное пятно, почти исчезнувшее ко второму выходу. <...> Чего ещё? Г. Маяковский вышел декламировать с хлыстом в руке. Вот и всё. Разве это — дерзание? Разве для лицезрения таких эффектов собралась публика?» Вечер едва не провалился, и гилейцы решили вернуться к прежней рекламной стратегии. В Севастополе Маяковский снова надел жёлтую кофту, а Бурлюк раскрасился и вдел в петлицу пучок сухой травы. Оскорблённый Северянин отказался от продолжения турне, и кратковременный союз прекратил своё существование. Северянин недолго возглавлял объединение и вскоре порвал с соратниками, завершив этот этап прощальным «Эпилогом эгофутуризма» (1912): «Я, гений Игорь Северянин, / Своей победой упоён: / Я повсеградно оэкранен! / Я повсесердно утверждён!» В будущем слава Северянина только упрочилась с выходом самой известной книги «Громокипящий кубок» (1913) и многочисленными «поэзоконцертами», имевшими оглушительный успех у публики. Новыми лидерами эгофутуристов стали поэты Василиск Гнедов и Иван Игнатьев (Иван Казанский), очень много сделавший для пропаганды направления и, к сожалению, рано ушедший из жизни. Без Северянина начинается новый этап: в 1913 году Игнатьев организовал «Интуитивную ассоциацию эгофутуризма», с заметно более радикальной программой, близкой к идеям «Гилеи». Он поспешил заявить, что «от северянинского эгофутуризма остались лишь буквы, вывески — в них зажила новая энергия, иной силы и окраски». Игнатьев и Гнедов оказались ближе всех к будетлянам в своих поэтических экспериментах. Гнедов вошёл в историю литературы особенно эпатажной «Поэмой конца». Современники вспоминали, как Гнедов исполнял эту поэму без текста, состоящую из одного только названия: «Слов она не имела и вся состояла только из одного жеста руки, быстро поднимаемой перед волосами и резко опускаемой вниз, а затем вправо вбок. Этот жест, нечто вроде крюка, и был всею поэмой». Сейчас мы бы сказали, что Гнедов своей поэмой предвосхитил искусство перформанса и концептуализма. Чуковский о футуристах Москвы и ПетербургаПожалуй, остроумнее и проницательнее всех о кубо- и эгофутуристах написал Корней Чуковский в статье «Футуристы». Это не научное исследование, а живой, весёлый набросок о двух враждующих силах. Язык «фешенебельного, галантного» Северянина, «милого принца» русской поэзии, он характеризует так:
Салонной, ажурной поэзии Северянина, у которого «словно не сердце, а флейта, словно не кровь, а шампанское», Чуковский противопоставляет грубость, звериность, дикарство московских кубофутуристов. Они тяготеют к первобытности, примитиву, стихийности, хотят сбросить с себя наслоения тысячелетней культуры, тоскуют по пещерам и тундрам. Чтобы проникнуть в недра философии будетлян, Чуковский обещает сам на время сделаться футуристом: «Итак, с настоящей минуты я — уже не я, а Бурлюк. Или нет, — Алексей Кручёных! «Сарча кроча бута па вихроль!» Автор противопоставляет петербургских футуристов московским, манерную, «будуарно-парфюмерную» поэзию последователей Северянина сравнивает с бескомпромиссным нигилизмом гилейцев. В качестве ниспровергающего все авторитеты поэта Чуковский приводит будущего отца «зауми» Алексея Кручёных:
Чуковский сталкивает в своей статье Северянина и Кручёных как типичных представителей Петербурга и Москвы и заключает, что между ними — бездна. Автор беспощаден и к одному, и к другому лагерю, например, даёт убийственную характеристику Кручёных заодно с Северяниным: «Но странно: бунтовщик, анархист, взорвалист, а скучен, как тумба. Нащёлкает ещё десятка два таких ошеломительных книжек, а потом и откроет лабаз, с дёгтем, хомутами, тараканами — всё такое пыльное, унылое. (Игорь Северянин открыл бы кондитерскую!)». И всё же о самой эстетике бунта, нарушения спокойствия Чуковский говорит едва ли не с любованием. В словотворчестве футуристов он видит символ будущего, пророчество новой культуры, заключает, что «в начале двадцатого века не мог не появиться Кручёных». |
Материал опубликован на Литсети в учебно-информационных целях. Все авторские права принадлежат автору материала. | |
Просмотров: 819 | Добавил: Анна_Лисицина 22/03/21 01:13 | Автор: Светлана Казакова |
 Всего комментариев: 0 | |