Поэзия, старшая сестра человека, сопровождает его на всех путях с незапамятных времен. Несмотря на раздающиеся то здесь, то там возгласы о постигшей ее кончине, она сохраняет красоту форм и упругость поступи по сей день. Куда бы мы ни обратили взыскательный взгляд, в какую бы глушь географическую или историческую ни забрели непоседливым умом, везде и всюду обнаружится присутствие поэзии, найдутся следы ее недавней славы или признаки грядущего расцвета. У каждого народа, у каждого языка есть своя поэзия, которой он дорожит и гордится и которую чтит как великую реликвию и ценнейшее достояние. Поэтическая речь с особой приятностью касается слуха, на особо сладкий такт настраивает сердце, особым теплом обволакивает воспоминания и замыслы. Иной современник истолкует склонность к поэтическому освещению жизни как патриархальную причуду, милую и безвредную, однако ж по всем расчетам избыточную. И с убеждением определит: когда наука и техника вошли в возраст и приняли на себя заботы о делах и досугах человеческих, пора бы поэзии отправиться на покой вслед за дремучими представлениями об устройстве мира и зверски жестокими религиозными ритуалами. А действительно, что может добавить своенравная красавица поэзия к полезным трудам покладистых младших сестер? Чем она оправдает свое дальнейшее странствие по измеренной и расчерченной земле? Есть ли у нее свое собственное, ей одной принадлежащее назначение, выходящее за пределы научно-технической рассудительности и все-таки в целом согласное с требованиями разума? Друзьям поэзии приходится обороняться и отвечать прозой на прозаические вопросы.

        Человек XXI в., отличаясь от предков во многих и многих отношениях, остается подобно им существом одушевленным, общественным и разумным. Нетрудно показать, как поэзия содействует возникновению, поддержанию и развитию в человеке собственно человеческого начала. Доказательство от противного еще легче; бесчисленные примеры убеждают, что вполне чуждый поэзии субъект обладает маленькой душой, узко понимает смысл общения и ограничен в умственном поиске.

        <...>

        Обыденная речь, как медное зеркало, представляет лишь крупные черты внутреннего образа. Она служит решению насущных задач и потому дает смутное представление о тонких и деликатных подробностях душевного быта, на первый взгляд не оказывающих влияния на успех деловых предприятий. Зато в чистом поэтическом слове чувства и настроения видны со всех сторон и во множестве оттенков. Поэзия учит человека уделять внимание таким словам, как «любовь», «дружба», «верность», побуждает искать их соответствия в личном опыте, воспитывает желание подчинить им течение жизни. Поэтические слова можно сравнить с колышками, по которым здоровый душевный росток взбегает над землей, чтобы всею кожей вобрать энергию солнца, потребную для полноценного существования. Благодаря поэзии проясняются и крепнут наши чувства, расширяется круг доступных нам переживаний, совершенствуется умение распознавать разные душевные движения и управлять ими. Именно в этом, а не в музыкальности слога и не в замысловатости форм состоит главное достояние поэзии: «если от ритмического течения и мелодического звучания рифмы и исходят, несомненно, чары, то было бы все же чрезмерным требовать, чтобы таким чувственным красотам приносились в жертву лучшие поэтические чувства и представления» 1.

       <...>

        Поэзия несет миру святое благовестие любви. Бесконечно много давая, она ко многому и обязывает. Тот, кто дослушал поэтический завет до конца, не ищет острых ощущений самих по себе, но стремится постичь отношение между любовью и страстью, любовью и игрой, любовью и дружбой, любовью и привычкой, любовью и жалостью. Из этих сопоставлений и частичных отрицаний, как из пены морской, выходит та великолепная истина, ради созерцания которой стоит родиться человеком. Вдохновенная душа, испытавшая поэтическое откровение заодно с телом, касается крылом верхнего края земной радости. В такой душе легко находится место спутникам и подмастерьям любви: уважению, почтительности, милосердию, патриотизму, благоговению, другим добрым чувствам. Благодаря поэзии человеческое существо вполне узнает себя как мужчину или как женщину, в многообразии добровольно воспринятых обязательств и самоограничений обретает высокую половую определенность, становится способно к совершенству в телесном и душевном соединении с другим.

        Дарованная поэзией любовь — благо. Увы, если сознание любви лишено жизненной материи, если истинному слову нет соответствия в личном опыте, то величайшее благо оборачивается глубочайшим страданием. Кто любил безответно, тот знает, как трудно бывает погасить вспышки гнева на несчастную судьбу и совладать с порывами отчаяния, тому ведомо, какой соблазнительной подчас кажется легкодоступная проза жизни. Повод ли это обижаться на поэзию? Это повод бороться за любовь. Истинная поэзия не только умягчает душу и делает ее восприимчивее, но также воспитывает мужество, готовность к испытаниям, презрение к малодушию и предательству. По слову Мандельштама, «гиератический характер поэзии обусловлен убежденностью, что человек тверже всего остального в мире» 3. Робких и стеснительных охотников обождать или подкараулить счастье, не выходя из засады, поэзия выталкивает в чисто поле рискованных признаний и бесшабашных поступков. Ветеранов, чьи души изнемогли в проигранных сражениях, она врачует и возвращает в строй. Поэзия утешает и поддерживает, укрепляет и закаляет, ободряет и направляет человека, решившего жить по закону любви. И если ее верный поклонник, научившийся обезвреживать змеиные укусы влечений и брезгливо отметать доводы заблудшего рассудка, все-таки попадает в ловушку рока, то гибнет со светлым лицом, как солдат при исполнении долга, а не как угрюмый разбойник на заслуженной плахе.

         <...>

        Благодаря поэзии в человеке образуется душа, или дееспособная внутренняя речь, заглушающая зов плоти и крови, инстинкта и привычки. Душа не просто обнаруживает себя в слове, она сама и есть слово. Любовь, вера, надежда, стыд, сострадание — эти и другие чувства существуют не иначе, как в виде слов, упорядочивающих поток переживаний. Поэтическое искусство есть искусство словесного самоуправления. Рядом с обыденной речью, которая, как хлопотливая нянька, озабочена прежде всего тем, поело ли дитя, во что оно одето, обуто, не портит ли дорогих вещей, поэзия выступает мудрой воспитательницей, которую больше заботят строй чувств и мыслей подопечного, свойства его характера, высота устремлений. Если первая помогает людям сообща выживать, то вторая — по-человечески жить в обществе.

        Основой общественной жизни служит совместная борьба с опасностями. Для сложного и продуктивного взаимодействия людям недостаточно стадного чувства, требуется взаимопонимание. Последнее осуществляется в языке, который можно назвать общим знаменателем культурного бытия. Посредством языка сохраняются и передаются от поколения к поколению знания об окружающем мире, практические навыки, поведенческие правила, духовные ценности. В отсутствие единого представления об устройстве мира, в отсутствие разделяемых большинством норм и ценностей общество обречено на воспроизводство конфликта. Напротив, при хорошем взаимопонимании возникают и совершенствуются институты, которые облегчают сотрудничество и повышают его эффективность. От степени развития языка зависит способность людей договариваться друг с другом, качество взаимодействия между ними, уровень социально-политической организации общества.

        С глубокой древности назначением поэзии было наставление народа 4, создание и поддержание нравственного климата, и она с успехом свое назначение выполняла. В отличие от повседневности, в поэтическом пространстве происходят чудеса. Тот, кто очутился в этом пространстве, испытывает чувства, недоступные ему в обычной жизни, совершает поступки, для которых в действительности нет места, оказывается способен к самым невероятным перевоплощениям. Приобщаясь поэтическому произведению, мы ставим себя на место лирического героя или персонажа и смотрим на мир его глазами, любим его сердцем, сражаемся его руками. Благодаря поэзии человек умеет предполагать в другом возможность самого себя. Поэзия развивает нравственное воображение, от которого происходят столь необходимые обществу сочувствие, снисходительность и доверие. В поэтически воспитанной душе, способной вообразить последствия преступлений для разных людей и для общества в целом, понятие долга обретает живую конкретность, а соблюдение закона становится ее личной потребностью.

        В сложно устроенном обществе социальные функции обособлены, а язык многослоен. Для того чтобы успешно координировать разнообразные социальные процессы, правителю необходимо чувствовать язык в его истоках и владеть словом, которое бы верно обобщало опыт народной жизни и одновременно было доступно пониманию простого человека. Подлинно народная власть достигает общезначимых целей, опираясь на доверие большинства благонравных граждан, сознающих, что богатство, почет, могущество являются условиями подлинно человеческой жизни, а не ее основным содержанием, и убежденных, что всякая здоровая политическая программа жива мечтой о личном счастье, согласном со счастьем других людей. Как успехи управления обусловлены высокой речевой культурой политического сословия, так же болезни власти связаны с языковой дисфункцией. Правитель с бедной и неряшливой, поэтически не воспитанной речью не знает своего народа, живет кривыми представлениями о мире и склонен к преступно простым решениям. Из сложного социально-политического механизма он удаляет детали, которым не находит применения и которые поэтому кажутся ему лишними,— духовенство, зажиточное крестьянство, вузовскую интеллигенцию, свободную прессу. В равной степени примером языковой недостаточности служит речь демагога, который под прикрытием слов о всеобщем благе преследует личные или узкогрупповые цели, используя выгоды своего положения. Демагог злоупотребляет властью не столько потому, что намеренно зол, сколько потому что его языковой охват ограничен, в его душе отсутствуют отвлеченные понятия, позволяющие приподняться над условиями ближайшего окружения и почувствовать себя частью народа, ему неведомо «богатство языка, столь тесно сопряженное с образованностью гражданскою, с просвещением, и следственно — с благоденствием страны» 5. <...>

        Низкая языковая культура политиков и управленцев — это первейшая причина систематических сбоев в работе социальных институтов. Но, как известно, «конституции не создаются, а сами вырастают» 6. Характер власти так или иначе связан с характером народа, в речи и поступках политиков, помимо их личных качеств, отражается строй народной души. Народ, предъявляющий власти только экономические требования, получает правителей, мыслящих только экономическими категориями. Когда бремя безнравственного правления становится невыносимым, из толщи народной выдвигаются претенденты, которые законно возмущаются преступлениями режима, но не способны охватить единым взглядом все области общественной жизни и, установив причины этих преступлений, предложить адекватную программу реформ. Попытки исправить экономические ошибки при помощи экономических или репрессивных мер ведут к новым проявлениям коррупции. Откуда же идет порча нравов, и как с ней бороться? Коррупция возникает, в первую очередь, из-за чрезмерной озабоченности общества своими экономическими успехами, из-за того, что в душах человеческих бьет копытом золотой телец, разоряющий посевы нравственных, политических, эстетических понятий. Для борьбы с коррупцией от правителей требуется политическая воля, опирающаяся на чувство справедливости и устремленная к высоким целям, а от народа — воля нравственная, желание вопреки сложившейся практике жить по совести, не оставляя без оценки достойные и постыдные поступки. Один из источников спасительного нравственного беспокойства кроется в поэзии, ведь «поэтическое слово непрерывно оценивает все, к чему прикасается,— это слово с проявленной ценностью» 7. Чтобы законы исполнялись, чтобы народ и сама власть относились к ним всерьез, обществу необходима поэтически убедительная идеология или идеологически внятная поэзия. Благодаря поэзии сохраняют свое значение понятия чести, доблести, благородства.

         В поэзии заключена нравственная арифметика народа, на основе которой создается политическая алгебра. Нравственно дикое, безучастное к добру и злу население неспособно породить здоровую политическую идею и, тем более, воплотить ее в жизнь. Политическое служение или политический протест плодотворны тогда, когда следуют велению поэтической души, несущей гармонию во внешний мир 8. Исток поэзии, любовь, питающая все добрые чувства и великие начинания, рано или поздно обязательно принимает форму патриотической и гражданской лирики. Любовь славит героев и призывает к подвигам, излучает гневный протест и подвергает пороки осмеянию, доказывает закон сохранения нравственной энергии и сплачивает людей во имя свое. Как орудие любви, гражданская поэзия способствует преодолению губительных общественных разногласий и не менее губительного бездумного согласия. Если не терять из виду, что язык лежит в основании всей культуры, то понятно, что, грамотно приладив к нему словесный рычаг, можно не просто утешаться прекрасными мечтами о справедливости, но заметно влиять на положение дел в обществе. По замечанию Т. Элиота, «поэзия вносит изменения в речь, в процесс восприятия, в жизнь всех членов общества, всех членов общественного коллектива, всего народа независимо от того, читают ли поэзию, наслаждаются ли поэзией те или иные люди или нет, независимо даже от того, известны ли им или нет имена величайших их поэтов» 9. Поэтически вооруженная любовь по силе воздействия на общество не уступит министерскому портфелю.

        <...> Поэзия поддерживает связь времен, используя лексику, фразеологию, синтаксис, вышедшие из обиходного употребления; показательно, что в словарях часто одни и те же слова сопровождаются пометками «уст.» и «поэт.». Но, пожалуй, еще важнее то, что сама историчность сознания возникает в сложном и многомерном языке. При низкой речевой культуре общество не имеет средств закрепить в памяти существенные особенности каждой прожитой эпохи, временные периоды становятся неразличимы, исторический вектор, если таковой когда-либо имелся, заваливается в болото безвременья.

         <...>

        Поэт, владелец общей думы и общего чувства, несет великую ответственность за то, чем взволнованы современники и потомки, в чем они видят заветную цель жизни, чему отдают свое время, внимание, силы. Принимая на себя эту ответственность, он движется наперекор потоку дикости и лени и влечет способных слышать к верховьям человеческого достоинства. Постигший свое призвание поэт заклинает и вымаливает народную душу. Как всякий жрец искусства, он бестрепетно приносит личное благополучие и минуту славы в искупительную жертву за народ, памятуя, что «если художнику приходится бороться со своим временем, то он достоин сожаления, но он достоин презрения, если старается быть угодным ему» 12. Светлое поэтическое слово услаждает душу, утешает ее, а вместе с тем и вразумляет, чтобы она не радовалась злу и не скорбела из-за пустяков. По верному замечанию А. Н. Островского, «первая заслуга великого поэта в том, что через него умнеет все, что может поумнеть» 13.

         <...>

        Поэтическая истина отличается от истины обыденной и научной. В поэзии соображения сиюминутной пользы или объективности суждений отступают на второй план, описание мира подчинено поискам нравственных основ жизни. Поэт ищет правду чувства и правду поступка, «сила и прелесть стихотворений. более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих» 14. Последовательно освобождая свой взгляд от паутины беспечности, от колтунов страстей, от соринок смутных наитий, поэт обнажает словесную основу мироздания, как скульптор — желанную форму камня. Человеку, с любовью взирающему на мир, мир отвечает тем же. Поэт знает, что на дне существования сияет идея блага, которая наделяет силой, красотой и смыслом всякую вещь. В истоке поэтического языка всегда благословение. Питающиеся из благого источника слова живы и действенны; умножаясь и весело разбегаясь во все стороны, обнюхиваясь при встрече и вступая в борьбу за звучное место в строке, они неизменно держат любовное тепло, утверждают справедливость, величают истину. Если поэзия помнит об исходном значении своего имени, о том, что она есть созидание, то она не просто предлагает украшенное описание предметов и развлекает слух, но творит человеческий мир и властно определяет масштаб явлений. Посредством слова истинный поэт вызывает вещи к бытию, вдыхает в них душу, дарит им свободу и судит их. Этим актом поэтического творения человек производит и сам себя в качестве существа одушевленного, общественного, мыслящего.

         <...>

        Воображение поэта пользуется привилегиями по сравнению с прозаическим описанием и расчетом. Свобода от ограничений, налагаемых опытом и рассудком, позволяет ему безбоязненно выговаривать желания, настаивать на их ценности и в поиске их удовлетворения заглядывать за горизонт известных возможностей. Поэт выполняет свое предназначение, когда мечтает преобразовать мир, увековечить счастливые мгновения, отменить страдания и саму смерть, когда он, по слову Дельвига, «делится бессмертием с богами». Чем смелее поэтическая мысль отрывается от земли, тем она правдивее. Образы идеальных героев, влюбляющихся раз и навсегда, побеждающих разлуку и смерть презрением, нужны здоровому обществу. Образ идеального общества, в котором домашние, трудовые и творческие успехи отдельного человека сочетаются со справедливым порядком вещей, необходим здоровой личности. Поэтический идеал служит мерилом поступков, зеркалом, в котором ясно отражается доброта нравов и высота намерений, в котором беспощадно оголена кривизна чувств и мыслей. Часто идеал облачается в исторические одежды. Однако, воспевая героическое прошлое, поэзия не просто тешит народное самолюбие, она вольно или невольно разглашает мечту о будущем, которое благодаря этому становится возможным. Вне поэтической перспективы научно-техническое обустройство жизни теряет смысл и силу, перестает быть целесообразным.

        Познавательное значение поэзии определяется ее ролью в жизни языка. Проникая в художественную прозу, в публицистику, в повседневную разговорную речь, поэзия дает «почувствовать глубокое единство слова и мысли» 17, сообщает силу, гибкость и выразительность языку, создает предпосылки для более сложного видения и понимания мира. В частности, поэзия является предвестницей и непременной спутницей философии. Благодаря поэзии философия знает выход из царства умозрительных теней, осязает действительный мир, умеет его объяснить и направить к лучшему. Способность философа порождать поэтичные образы свидетельствует об осуществленной в его мышлении связи рационального и чувственного начал, о жизненности теории, о том, что любовь к мудрости взаимна. Между тем, без опоры на поэзию философия теряет свое достоинство столь же верно, как в случае пренебрежительного отношения к опытным знаниям. Ложная философия отвращает от поэзии, правильная — приводит к ней.

         <...>

        Русская поэзия сегодня справляется со своими задачами посредственно, хуже, чем двести, сто или тридцать лет назад. При достаточно высоком техническом уровне стиха бросаются в глаза незначительность предметов и настроений, нравственное невежество, расслабление мысли и отсутствие идеала. Сочинители, которых много как никогда, изящно делятся своими наблюдениями и переживаниями, ловко иронизируют по поводу уродливого порядка вещей, зачарованно блуждают в зарослях метафизических понятий, порождая безлюбые строки, которых могло бы и не быть. Нынешний версификатор против настоящего поэта все равно, что мастеровитый александриец против Алкея. В лучшем случае, счастливые откровения смысла, мелькающие при неожиданном сочетании слов, этот материал всякой оригинальной поэзии, напоминают акварели здорового ребенка, способного создать гармонию цветов и линий на листе бумаги без учета противоречий жизни, бьющейся за его пределами. Сочинители пишут стихи, как власти не имеющие. Они не создают мира, в котором хотелось бы жить.

        Поэзия — это творчество, произведение того, чего прежде не было. Как всякое искусство, поэзия вызывает к жизни красоту, проращивает прекрасную правду жизни на словесной почве. Жизнь, только она, являет свое могущество в плодах поэтического воображения. Чтобы увидеть сопричастность поэзии течению жизни, не надо быть Шеллингом или Гегелем, мудрецом, чья мысль вслед за чувством до дна постигает единство всего сущего и, помимо прочего, родство воли художника с мировым духом. Достаточно послушать признание добросовестного поэта: «Многосложный и многообразный мир со всеми его победами и поражениями, с его радостями и печалями, трагедиями и фарсами окружает меня, и сам я — одна из деятельных его частиц. Моя деятельность — мое художественное слово» 18. Поэт принимает участие в турнире мировых стихий. В зависимости от характера и результата поединков он или завоевывает славу, или навлекает позор на себя самого, на свой народ, на всякую разумную душу. Слово неточное, случайное, бесчувственно повторенное равноценно попытке бегства, попытке постыдной и заведомо обреченной. Тот, кто честно сражается за любовь, справедливость, истину, может лишиться отдельных слов, выражений, строф, может впасть в косноязычье, может быть изрублен до немоты в изнурительной схватке с пошлостью, но сохранит высокое звание поэта для себя и место в бытии для человечества.

        Современной русской поэзии предстоит увидеть свое назначение, чтобы снова стать силой, которая соразмерна мировым стихиям и влияет на ход событий. Исток ее возрождения кроется в понимании жизненных задач, стоящих перед человеком. Мало фотографически точно воспроизводить душевные движения — их нужно подчинить закону любви. Мало построить заново душу — необходимо создать справедливые внешние условия, в которых любовь будет руководящей ценностью. Мало возжелать любви и справедливости — их надо познать и согласовать с многообразием свободно существующего мира. Задачи трудны, но решаемы. Рыцари прекрасного слова, усомнившиеся в своем призвании, ободритесь и помните: невозможное поэтам возможно поэзии.

© Нешитов Петр Юрьевич, 2013

Полностью читать здесь