Вприпрыжку бежать от себя,
Не видя куда, но по следу за кем-то.
Оставить земные дела
С небес осыпаясь то снегом, то пеплом,

То шепотом в тихой воде,
Зовущим, где, вроде как, водятся черти.
В словах, обращенных к себе
То сыплем проклятья, то просим прощенья,

То тащим бессмысленный груз,
Ошибок, накопленных с прошлого лета.
Я скоро, быть может, проснусь
Уже насовсем ради жизни и света.

Я скоро, быть может, пойму
Свой хор неразборчивых тайных желаний,
Кричащих в болотную муть
Поверий, что все так живут и так надо.

По рельсам, ведущим извне
Ползет вагонетка, груженная снами.
А кто-то в моей голове
Зудит умоляюще-тонко: «Не падай!».­

Признайся, ведь раньше все было не так.
Кем стали твои беззащитные дети?
Раскол в поколениях, пыль в головах
И новый устав, продиктованный сверху.

Орава пустых бездуховных бл*дей
Готова на смену творцам, а вот раньше
Пивасик вкусней и трава зеленей.
Старушки на лавочке думали так же.

В веках миллионы отличных идей:
Прилюдные порки, публичные казни.
На стримах сейчас убивают людей,
А раньше не так, а могли бы — не стали.

В плену потребительства вянут мечты,
Осталось опять превратиться в животных.
И путь на вершину навечно закрыт
Смотри через боль как мы гибнем и просим:

Давай расскажи, как прогнил этот мир,
Что кара придет, не спастись, не укрыться.
А ты не такой, но прогнив вместе с ним,
Настолько отбелишься, что не отмыться.

Золотые ворота в ад
Открываю своим ключом,
Отправляю надежду спать.
И привет тебе, милый дом!

Растоптали в труху мечты
И возможность познать себя,
Научили как надо жить
Но отправили умирать.

Повседневность песком в зубах
Надоела настолько, что
Мне недавно снился кошмар
И хотелось остаться в нем.

Если бездна смотрит в меня,
Я давно смотрю в монитор.
Да, я с детства мечтала стать
Генералом диванных войск.

Так хотелось бы все отдать,
Чтоб замедлился ход минут.
Для кого-то время — вода,
Посмотрите, как я тону.

Смотрим вечность сквозь небо.
Отзывается болью в глазах
Каждый кадр и это
Слабый разум не в силах познать.

Ледяной, темный, грозный
Мир чужой, недоступный для глаз,
А холодные звезды
Светят и что-то прячут от нас.

Там — в немой черной бездне
Кто-то есть, соткан из пустоты
Страшен и бесконечен,
Только мы так ничтожно малы.

Звуки проклятой флейты,
Рваный гул барабанов зари.
Этой музыке внемли:
Под нее зарождались миры.

Льются низкие ноты
В онемевшей от страха ночи.
Дышишь медленней, чтобы,
Пусть не слышать, но чувствовать их

И внимать в темных дебрях
Потерявшему разум слепцу.
Наблюдаем сквозь небо:
Наша вечность подходит к концу.

Мы все здесь пленники тяжелых серых стен,
Времен, в которых суждено родиться,
Условностей, случайностей, систем,
Избитых, неизменно верных, истин.

Ведет судьба и я за ней во тьме
Спешу по незнакомой мне дороге.
А ветер в волосах и в голове
Поет, что все могло быть по-другому,

Что мир вокруг разрушенный, чужой
Достался неслучайно мне в наследство.
И чей-то выбор, принятый за свой
Окажется обдуманным и верным.

Стремясь изгнать, что намертво вросло
В когда-то юный неокрепший разум,
Понять, уже без страха: «мы одно,
Неразделимое для всех, кто с нами связан».

Я чую это в воздухе, в воде,
В земле, что незаметна под ногами.
Мы все здесь пленники своих эпох и тел,
Что нераздельно властвуют над нами.

Пересказывай ветру весенние сны
И восторженный отзыв получишь
Очищающим светом далекой грозы.
Запрягай свою черную тучу!

Мягким брюхом, едва не касаясь вершин
Верных долгу лесных темных стражей.
От внимательных глаз небеса заслоним.
Для чего? Никому не расскажем.

Вдоль шеренги, еще не прозревших к ночи
Фонарей, уходить в теплый вечер.
Белым снегом навстречу летит конфетти
Свежей скатертью с яблонь на землю.

Мягким шепотом юной зеленой листвы
Кто-то просит и просит вернуться.
И доверчиво под ноги бросился мир,
Заражая желаньем проснуться,

Посмотреть как на небе рычат облака,
Превращаются в черные тучи.
На минуту оставит тревоги туман.
Мне легко и бессмысленно грустно.

Светит витрина волшебные кадры
В черную улицу,
Азбукой Морзе мигает гирлянда —
Все образуется.

Снег под ногой исполняет балладу
Медленно-медленно.
Все обновляется, вот бы оставить
Самое ценное,

Скоро последний в году ураган
Выметет старое.
Чудо, нам сложно поверить в тебя,
Но постараемся.

Город, словно в плед, кутается в снег
И застыл в ожидании.
Свет иных планет тысячей огней
Красит серые знания

В солнечный поток, следующий этап
Феерверком встречай меня!
Глянь — осколки снов с облаков летят
Прошепчи им желание

И вдохни мороз лютый, но родной,
Эту сладость и пряности,
Снова жди чудес, просто будь собой —
Знаешь, это вкус праздника.

Лунный океан, серебрится снег,
Золотится шампанское,
Выпить до конца уходящий день
И к судьбе за подарками,

Ей нарисовать древний дух ночи
Изумрудно-оранжевый
И плеснуть в бокал зимние огни,
Чтоб запомнить вкус праздника.

Зима в глазах,
А нас, привыкших к холоду,
Отправь назад —
На все четыре стороны.
Снега кругом,
Поймем, что так же скованы
И станем льдом,
Загородившим свет.

Внутри душа
Невовремя состарилась
Ее цвета
Испачканые жалостью.
Прости, что мы
Пришли уже усталыми
Из тишины.
А жить еще сто лет.

Утешишь нас,
Чтоб, наконец, заплакали,
Согреешь так,
Чтоб побыстрей растаяли.
Цветные сны —
Пустые оправдания.
Полей цветы
Оставшейся водой.

Рабы зимы,
С мечтами слишком детскими,
Во тьму из тьмы
И звали это вечностью.
Что было до —
Вопросы неотвечены.
Кто видел все,
Тот превратился в лед.

Что хранит эта белая тишь? Человек на ладони гиганта смотрит вечность, один на один с этим миром, погибшим когда-то. И от ужаса ветер кричит, но ведет любопытство и смелость, вдалеке полусонно дымит маяком пограничья Эребус. Поезд мчится сквозь белую тишь, трубным гласом из дальних пределов распугав изувеченных птиц, навсегда отлученных от неба.
Облака остриями пронзив, древних гор неприступны вершины. А в корнях оживают они, где-то там, под броней Антарктиды. Смотрит, пьет темноту и молчит сквозь оскаленный рот подземелья, на глубокую дикую синь.
Да, неведенье — было спасеньем от богов — тех, что создали нас, и от их несуразных творений, и от правды — холодного сна равнодушной усталой вселенной.
За грядой циклопических гор, потревоженный призрачным светом, обезумевший пленник снегов — поезд, опережающий время извивается в темных стенах, огибает оставленный город и истории, стертые в прах, но хранимые тонким узором на понятном для всех языке, по камням раскидав барельефы — подношенья прошедшей войне. Не касалась рука человека этих улиц, домов, балюстрад, этих неуловимых симметрий. Не ступала нога, а глаза видят поезд в бездонном тоннеле.