Яков Есепкин

Гаты Царского Села

I

Ирод ждет нас в своех пировых,
Что и звездным гостям пожалеют,
Мы одни меж увечно живых,
Наши вретища барвою тлеют.

Вишни, вишни, куда и бежать
От сукровицы темной и вишен,
Бледным дивам персты не разжать
С ядом, пир их и будет возвышен.

А начнут фарисеи вести
По начинью цикуты ночные,
Мы на раменах в червной желти
Диаменты явим ледяные.

II

Из Парфянского царства теней
Убежим, восклицая аурность,
Где альтанки – юдоли темней,
Где пиров золотая бравурность.

Туне ль ждали нас ангелы тьмы
Ко столам и еминам тлеенным,
Нощных вретищ в кистях суремы
И владыкам не снесть опоенным.

А явимся еще пировать,
О звездах промелькнем у оконниц,
И юдицы начнут сорывать
Цвет диаментный с мертвых колонниц.

III

Белым розам и как отемнеть,
А иные пурпурно-лиловы,
Феям ночи ль во тьме леденеть,
Бутоньерки ловите, шаловы.

Но, гляди, вековые цвета
Затеклись под накатом гуаши,
Наша ветхая кровь солита
Иудицами в битые чаши.

Яко станут мелиться оне,
Юродных завлекать на банкеты,
В ледяном ниспадая огне,
Мы им черные сбросим букеты.

IV

Звезды антики с неба падут,
Станут литии грозно испевны,
И явимся туда, где нас ждут
Одержимые местью царевны.

Азазели в сиреневой тьме
Всеумолчны для парий беспечных,
Се пиры о царице Чуме,
Се пиры о дьяментах присвечных.

Виждь, еще фарисеи белы,
Тусклой чернью еще не превились,
И лиется арма на столы,
Коей присно юдицы дивились.

V

И не виждим тлетворную цветь,
И еще формалином не дышим,
Соведен кто звездами, ответь,
Небовольных сильфид ли услышим.

Сон августа роскошен, кадит
Меж лафитников цветность чадная,
Ах, за нами, за нами следит
Нощно челядь пиров юродная.

А начинет Геката вести
По серебру оцвет для незрящих,
Мы явимся в тлетворной желти
С барвой звезд на раменах горящих.

Яков Есепкин

Лилии Стикса

XXXXVI

Воск на раменах темных кадит,
Круг емин мы сидим о старизне,
Мгла Вифании столь холодит,
Уготованы литии к тризне.

Где вы, сени и кущи, одне
Соваянья убийц преалкают
Пунш с араком, от цвети оне
Всехмельны, чад сюда не пускают.

По божницам ли мирра плывет,
Вишен черных мы пьем червотечность,
И глядимся во тусклый киот –
Пара статуй, чарующих млечность.

XXXXVII

Ждут нас царствия, мы ли мертвы,
Аще темным архангелам снимся,
О раменах чермные канвы
Убелим и сеням поклонимся.

И приидем в незвездных своих
Апронахах, соведенных мглою,
Где царевны == как молвить о них,
Всяка травлена мертвой иглою.

Пир так пир, паче смерти самой
Ночь дворцов, кто б и здесь оставался,
Виждь, столы прекаждят суремой,
Где на чад тусклый воск изливался.

XXXXVIII

Тусклой пудрою ночь овиет
Сон цветов и немые присады,
Се и мы в изломанных виньет
Нощной течности чествуем сады.

Лики наши язмина белей,
Тще уголем чермы похвалялись,
Бледны гипсы фамильных аллей,
Где ночные певцы соявлялись.

Тех ли донн Алигъери взерцал,
Ах, еще им Аид потакает,
Ах, во слоте обитых зерцал
По челам нашим цветь истекает.

XXXXIX

Вертоград небозвездный, алей,
Одевайся цветеньем порфирным,
Виждь еще соваянья аллей,
Тусклый август под сводом зефирным.

Хороши ль всенощные пиры,
Спелых вишен в кантовках тлеенных
Нанесли ко столам, просфиры
Черствость паче светил упоенных.

Ах, не спите во млечной дали,
Феи ночи, со цветью немою
Нас однех, нас однех и свели
Сукровичною битой каймою.

L

Август цветию чадной манит,
Золоченая – всё полыхает,
Кто и был на миру именит,
О незвездной юдоли вздыхает.

Ко столам, расписанным под мреть,
Феи ада несут угощенья,
Положат ли еще умереть,
Мы явим тусклый цвет золоченья.

И гляни, как сильфиды легки,
Как всечадную цветь не внимают,
Где угольных садов бредники
К небам черный букетник взнимают.

Яков Есепкин

Лилии Стикса

XXXXI

Се, не плачут камены о нас,
Розы мира легки в опомерти,
Ждет еще сиротливый Парнас
Благовестия ангелов смерти.

Кто и вынес бы адских музык
И веретищ холодное бремя,
Подан был сем глагол и язык,
А молчать и немолствовать время.

Хоть всезрите собитых певцов
На иудских балах отравленных,
Без порфир и алмазных венцов
Темнооким царевнам явленных.

XXXXII

Чермных вишен июля к столам
Нанесут и сквозь дьяментный морок
Соглядим – тьмы каждят по углам,
Где начинье ломится от корок.

Всё, Господь, эти вишни тусклы,
Мы пием, а не можем напиться,
Мы ядим, а всещедры столы,
Кличем юд, чтоб могли искупиться.

Зри, Господе, во барвах свечных,
Как над миррою мы престенаем,
И карминов бежим ледяных,
И в диамент персты окунаем.

XXXXIII

По ланитам юдиц истечет
Всенощное серебро со чернью,
И опять им Аид наречет
Услаждаться шелками и тернью.

Се еще вековые балы
И гремят, и одесно ликуют,
Пурпур нег возвышает столы,
Боги Ада веселья взыскуют.

Знак Геката подаст ли – введут
О червице невинных прелестниц,
Коих бальники утром найдут
Вдоль винтажей стоярусных лестниц.

XXXXIV

Со божниц воск лиется, июль
Вновь ко емине благ мирроточной,
Вишни тлеют, по чадам сей тюль:
Для ваяний из пудры цветочной.

На хлебницах пасхалы кадят,
О фарфоре лишь течи свечные,
За каретами юды следят,
Мажордомов сердца ледяные.

И блюстители пира темны,
И букетники миррою дышат,
Виждь, Господь, сколь и мы взнесены –
Стоны мытарей ангелы слышат.

XXXXV

Алой. алой виньетой свечной
Кутию оведем и емины,
Се и каморный пир отходной,
Се и белые с кровью язмины.

Что гиады рыдают опять,
Что юдицы одне веселятся,
Нам преложно еще вопиять,
Где алкают оне и белятся.

Аще истинно сех не спасти
Ангелочков лжеимных ли, правых,
Здесь и будем всенощно тлести
Со свечами в обводках кровавых.

Яков Есепкин

Лилии Стикса


XXXVI

Юродные биются, зане
Тени агнцев мелки срисовали,
Виждь, Господе, в узорном окне
Мы темны под исцветом вуали.

Но крепка именная молва,
Пурпур столпный готов изливаться
Лишь со кровию, аще мертва
Неб дьяментность – не ей упиваться.

И к фарфорам слетят ангелки,
И во пурпур оденутся тени,
Где кровавые наши мелки
Изукрасили барвой ступени.

XXXVII

Ночь мраморная тьма овиет,
Вакх угасит последний огарок,
И тогда из кровавых виньет
Соточимся под сению арок.

Хлеб пасхалий дано ль очерствить
Иудицам, вино со фарфоров
Преиспив, беленою увить
Нас еще, ниспадая от хоров.

Зри, опять донны адских полей
Веселят охмелевших апашей,
И всевьются – отравы белей
Над фамильной склепенницей нашей.

XXXVIII

Се, Господе, благие цвета,
Се о восках туман фиолета,
Излита наша кровь, излита,
Бледных мытарей чествует Лета.

Станем волнам забвенье дарить,
Где июль вишни тусклые прячет,
Будут ангелы в благости зрить,
Как о нас Персефона восплачет.

И сильфиды к столам нанесут
Васильковых исцветий амфоры,
И отроцам, каких не спасут,
Цветь и вишни собросят на хоры.

XXXIX

Пурпур ветхий еще оплетен
Совитыми язмином свечами,
Это мы ли о мраморе стен
Пред хмельными стоим палачами.

Сколь вальяжны оне и темны,
Как за ними юдицы порхают,
Фарисеи у каждой стены,
Туне Парки о нас воздыхают.

Зри сей траур высоких столиц
И царевн, упоенных кармином,
Где течет с наших гипсовых лиц
Темный воск, перевитый жасмином.

XXXX

У Гиад ли еще погостим
И восплачем, и вспомним пенаты,
Нас гонят, а и мы не хотим
Оставаться, молчите, сонаты.

Что и речь, веселятся одне
Фарисеи, на яства кармины
Тусклых восков лияше, оне
Преалкают вино и емины.

Свечки чермные ставят к хлебам,
Виждь, се мы, се давимся от корок,
И серебро стекает по лбам
Нашим белым в диаментный морок.

Яков Есепкин

Лилии Стикса


XXXI

Красный цвет никого не щадит,
Мы бессмертие суе и пели,
Не за тем ли Геката следит,
Чтоб певцы о рубинах успели.

Соберем во субботу гостей,
Пусть ядят и пиют наши гости,
Се музыки иных областей,
Веселитесь еще, ягомости.

И тогда принесут ангелки
Господь-Богу киотницы эти,
Где тисня алой миррой виски
Наши, плачут юродные в цвети.

XXXII

Гипс фамильных аллей истемнен
Мглой ночей, юровыми звездами,
Кто и ждал этих бледных камен,
Бредят сеи какими садами.

Сколь юдицы вольготно снуют,
Яко тусклую цветь обрывают,
Пусть хотя сны июля виют
Сукровицей, засим пировают.

Ах, проплыл диаментный корвет
Мимо вечных жасминов и тлена,
И, следи, опадает исцвет
На мраморные наши рамена.

XXXIII

Август выбиет чернью канвы
О исчадных цветницах и хлебах,
Иль нагорные кущи мертвы,
Иль умолка музыка во небах.

Яко тусклые нети молчат
И пиры восклицают рапсоды,
Нас камены однех соличат,
На бессмертие чествуя оды.

Лишь тогда узрят демоны тьмы
Мглу очес и оне содрогнутся,
И взалкаем: се, Господе, мы,
Нашей кровию столпной клянутся.

XXXIV

Побледнеем, а что пировать,
Аще льется небесная млечность
Во подвалы, царевн муровать
Иль бочонки с вином здесь – беспечность.

Ах, искусство ли вечно, тогда
Нас почто убивают, давайте
Фей картавых всеславить, Звезда
Не за вами летит, пировайте.

Гипс наш тусклый изломан в куски,
Рамена увиенны язмином,
И нещадно горят бредники,
Цветь аллей обводя бальзамином.

XXXV

На вифанские мраморы тьма
С чермной цветью лиется, о внемли,
Здесь были среброусты письма,
Всяк теперь оглашенный и нем ли.

Се, начинье Аида темней
Воска смерти и ночи хрустальной,
То вино или кровь, у теней
Их колор паче мглы госпитальной.

Мы, Господе, в углу восстоим
Со черствыми хлебами, стекает
По челам цветь и мирра, лишь сим
Наши вежды бессмертье смыкает.

Яков Есепкин

Лилии Стикса

XXVI

Отцветает и сей виноград,
Зелен был, ныне темночервонный,
Сень вдыхает пленительный смрад,
Камелотов смурод благовонный.

Выйдем нощность цветниц обирать,
Помни, Асия, наши кармины,
Иль во темном легко умирать,
Всё мы бледные прячем язмины.

Вновь морошки нанесли к столам
И сочтили Француза у Гебы,
И стекает по белым челам
Нашим воск, преливаясь на хлебы.

XXVII

По фарфору златые каймы
Соведем, а цветенья не будет
Золотого – и нощные тьмы
Окаймим, кто порфирность избудет.

Морок, морок фамильный лиют
На букетники феи Эреба,
Се начинье, из коего пьют
Вседержители цвети и неба.

Но смотри, бутоньерок витых
Меж хлебами цвета не следятся,
И в обрамнице свеч золотых
Тени мертвых царевен кадятся.

XXVIII

Воск и цветь по челам истекут,
Оживут соваянья из глины,
И Господние слуги рекут:
Он за нами послал цепеллины.

В млечных вретищах сени минем,
Тще восждали скитальцев к обеду,
Всяк преживший безмолвен и нем,
Се, Аид пусть вкушает победу.

Узрит чад Господь-Бог о свечных
Тусклых восках и цвети порфирной,
О тенетах божниц ледяных,
Мглу кадящих над слотой эфирной.

XXIX

Меловницы сидят круг стола,
Нас ли ждать, Марфа носит емины,
Велика у дворцовий и мгла,
Всепорфирность лиет и кармины.

Август, август, фарфор меловой
Где восставить сейчас, аще грезы
Улетели со чермной листвой,
Биты мглой наши белые розы.

И воидем в холодную мреть
Сех садов, где их плакать не тщимся,
И еще положат умереть –
Мы тогда с чернью роз соточимся.

XXX

Это вечный всебелый жасмин
Очеса наши цветом изводит,
Се – и лейся, юдольный кармин,
Пусть сугатно Чума хороводит.

Ах, еще ли благие цвета
Мы ждали во исчадные лета,
Яко смерть золота, золота,
Увиемся хоть в барву исцвета.

Станут нощно обручники весть
По столам цветь со кущ потаенных,
И тогда лишь предстанем, как есть,
О сукровице вишен тлеенных.

Яков Есепкин

Лилии Стикса

XXI

Се вечерии с Иродом, тьма
Сукровичные вишни оплавит –
И превьется о хлебах сурьма,
Аще пурпур бессмертие славит.

Утром слуги отмоют полы
И винтажие мраморных лестниц,
И ярким алавастром столы
Вновь уставит хор юных прелестниц.

Нас камены сюда завлекли
Чтить всетаинство смерти, на хвою
Льется мгла, по какой и вели
Их к письма гробовому сувою.

XXII

Потемнели яркие сады,
Сон юдоли тоску навевает,
Биты червой августа плоды,
Пусть каждят, яко вечность бывает.

Август, август, мы чада твое,
Се узор твой унылый, закатный,
Пирование дивно сие,
Ах, арома, ах, воздух мускатный.

И еще белый хлеб нанесут,
И опять станут юды цениться,
И во сенях благих не спасут,
Но мы будем всенощно им сниться.

XXIII

Паче звезд воски траурных сех
Божевольных пасхалов, к Эребу
Их соклоним, о наших власех
Пурпур ветхий равенствует небу.

Вижди, вижди, сколь мы взнесены,
До пенатов и как дотянуться,
Нам юдицы нанесли во сны
Тусклых лилий, над семи ль очнуться.

Ах, зерцал червотечность язмин
Всепогибельный пусть обеляет,
Где виется по желти кармин
И лишь мгла цвет небес разбавляет.

XXIV

От пурпурно-кровавых виньет
Мы ослепли и цвета не имем,
Нощь свое диаменты виет,
Как алмазный венец и поднимем.

Яко мало еще сукровиц
Небовольным – порфирность берите,
Вы алкали чумных косовиц,
Так хотя наши муки всезрите.

Мы и станем садами брести,
Звезды плесть со дворцового тюля
И червовою нитку вести
По тлеющимся вишням июля.

XXV

Яства чинят гиады, столы
От емины и хлебов ломятся,
Аще ночь, восточимся из мглы
С диаментом, пусть Иды кормятся.

Суе речь, мы одне предстоим,
Никого, никого не осталось,
Воск пасхалов и звезды таим,
Миррой таинство их сочеталось.

Но и мало юродным сурьмы
О челах, се каморы иль нети,
Вижди нас, это, Господе, мы –
Изваянья в отравленной цвети.

Яков Есепкин

Лилии Стикса

XVI

Во надмирной юдоли гореть
Феям тьмы с божедревкой наскучит,
Положат нам еще умереть,
Несоцветность бессмертию учит.

Вновь ли Марфа обносит столы,
Ночь вифанская дышит глубоко,
Фарисеи ль опять веселы
О лафитниках – око за око.

И дадут Господь-Богу вино,
Апронахи сменят багряницы,
И в кадящейся цвети равно
Он узрит ледяные свечницы.

XVII

Вертограды чадящий нефрит
Изольют во сады юровые,
И увиждим – всетронно горит
Наше вретище, мы ли живые.

Аще мгла, это мы ль, вопия
Славим небы, молимся аллее
С тенью звезд, август, чаша сия
Паче неб и парчи тяжелее.

Со перстов наших воски текут,
Прелились оне в черные свечи,
Где по барве и цвети влекут
Нас порфирные млечные течи.

XVIII

Стража тьмы опочинет в садах
Елеонских, умчат колесницы
Герцогинь -- мы о нощных звездах
Совием тусклой кровью стольницы.

Аще плачут сильфиды по нам,
Яко чахнут юдоли язмины,
Мы доверимся вещим ли снам
И разбавим их мглою кармины.

Ах, тогда и начнут пировать
Фарисеи, по амфорной чаше
Желть вести и язмин обрывать,
На столы воск порфирный лияше.

XIX

Алавастры темней и темней,
Низа полнит начиние хмелем,
Это пир соваяний теней,
Их диаментным чествуют элем.

Нас июльская сень поманит
И оцветятся барвой лампады,
Всяк обручник теперь именит,
Сад ночной восхищают цикады.

Сколь Господе заглянет в окно
Венцианское – узрит о цвети,
Как становится кровью вино
И молчат фарисеи и дети.

ХХ

Эльфы пурпуром дышат однем,
Ночью тихой, елико живые,
Гипс фамильных аллей оминем,
Совиясь, удивим пировые.

Стол августа всещедр и богат,
Звезды смерти юнетки считают,
За нефритом – и темный агат,
Дивно Фреи цвета сочетают.

Ах, над всем этим вишни, гляни,
Сукровичные с чернью виньеты,
И каждятся в порфирной тени
Наши витые мглой силуэты.

Яков Есепкин

Застолья в ампирной тьме

Третий фрагмент

Блещет златью асийский фарфор,
Столования дивны у Морты,
Все чудесно — и ангелов хор,
И царевен меловых эскорты.

Дев атласных глинтвейны пьянят,
Вишни августа барвой истечны,
Изваянья садовые мнят
Фей пиры, в коих гои неречны.

Иль очнемся: Цилии ведут
Угль по яствам на пиршествах денных,
И келихи ночные блюдут
Меж садовников, тьмой преведенных.

Седьмой фрагмент

Вертоград ли эдемский тенит
Золоченые вишни юдоли,
Кто и был на пиру именит,
Хлеб ломил в тьме ампирной -- глаголи.

Паче немости сон меловых
Изваяний, держателей веток,
Мы ль внимаем шумы пировых,
Гасим червность цветницей серветок.

Дочки Тийи устанут белить
Кельхи пиров, лилейники Ада,
И тогда отравленных целить
Будут падшие ангели сада.

Девятый фрагмент

Вновь гиады Ювентас поят,
Дев меловых к столам оглашают,
С ядной цветью эклеры таят,
Во лекифах белену мешают.

А и мы о порфирниках неб
Червотечность лием, червотечность,
Дышит маком отравленным хлеб,
Пьют Цилии за нашу увечность.

Яко станет Господе ваять
Бойных агнцев из мела и глины,
И дадут нам тогда пресиять
Небы в маках червовой лепнины.

Яков Есепкин

Хлад фарфоровых столовий

Одиннадцатый фрагмент

Ах, златая одесность пиров,
Ах, серебром витые царевны,
И тиады, и морок шаров,
Эти чудные сны неиспевны.

Оглянемся ль – искрится вино,
Жгут глинтвейны благие куфоры,
На столовьях от емин тесно,
Чарой мглы налиются фарфоры.

Се и мы под тлеющим дождем
Яд былого пием со куфелей
И золотой червонной ведем
Облямовки пергаментных елей.

Двадцать девятый фрагмент

Восчаруемся тусклых огней
Канителью, червицей меловой,
Вновь царевны шелковья бледней,
Юны вновь об ароме столовой.

Нас однех ли еще искушать,
С нами ль ядом ночей торговаться,
А и будем золотой дышать,
Шелком фей меловых любоваться.

И богини в ритоны сольют
Вин эдемских одесную мрачность,
И диаментом чад увиют,
Расточив негу тьмы и призрачность.

Тридцатый фрагмент

Сны ли видим – равно золотят
Хлебы цедрой мышьячною Иды,
Всенощные леканы блестят,
Гостей потчуйте ж мглой, эвмениды.

Ель альковный чарует келей,
Принцев сказочных ждут нимфоманки,
Дивы ночи шелковий белей,
Их точеные лядвия манки.

Ах, царице, пускай и оне,
Изумрудность вкушая и хлебы,
Бьются, бьются в шелковом огне
У столовий фарфоровых Гебы.

Яков Есепкин

У Тривии

Пятый фрагмент

Ингрид плачет ли, Сольвейг поет,
Ах, темны миражи Гюнтианы,
Чермный мел в кубки Тривия льет,
Юн следят Иреники и Ханы.

Ах, мы сами рапсодов темней,
Плачь и пой, меловая блудница,
Шелки гасят ваянья теней,
Жжет каморы свечная плетница.

Речь кому, кто и был именит,
Царе немостью всякий сомучен,
И течет мирра с хладных ланит
Дев юродных, чей хор благозвучен.

Четырнадцатый фрагмент

Плачьте музы, алкеев несут
О холодных щитах юродные,
Смертный воск юдиц тьмы напасут –
Будем тлить зенки их ледяные.

В цвети ль горней очнемся, полны
Ядом амфоры неб, всечервонный
Свет лиется, богини Луны
Источают эфир благовонный.

И Господе заплачет, ведя
По челам нашим тусклые смирны
И рамен млечный жар холодя
Там, где тени щитовий надмирны.

Двадцать пятый фрагмент

Яды антики в подовый хлеб
Неурочно мешают гийяды,
Се к пирам ли, их чествует Феб
Иль Тривия им жалует яды.

Пировые утихли давно,
Бляди свальные миррой лилейность
Навиют, о серебре вино
Холодеет, всепирствуй, келейность.

Огнь таит изумрудная плеть,
Дышит хмелем Ювента младая
И во тьме остается белеть,
Меж скульптурниц гостей увядая.

Яков Есепкин

У темных царевен

Десятый фрагмент

Вновь сангины царевен темны,
Вновь рисуют свое натюрморты
Феи Ада, волшебные сны
Обещают на ангелы Морты.

Новолетие, хвоя каждит,
Золотыя свечницы блистают,
Ели эти и кто преследит,
Денно их соваяния тают.

И лиется, лиется арма
На одесного пира столовье,
И зерцает богиня сама
Гостий неб меловое шелковье.

Девятнадцатый фрагмент

Хвою млечным серебром тиснят
Феи ночи, вдыхая корицы,
И гостей опоенных манят
Шелком розовых платий царицы.

Ах, Ювентас, витые шары
Золоты и о хладном кармине,
Ждут еще нас благие пиры,
Мы очнемся еще в Таормине.

И Гиады найдут – рисовать
Лики ангельских воев из Плевен
Иль Никей и, мелясь, балевать
Со ваяньями темных царевен.

Двадцать четвертый фрагмент

Ах, Звезда, ах, благой Вифлеем,
Прелюбившая ночь Галилея,
Серебро. серебро мы пием,
Наднебесно с волхвами хмелея.

Что, Иосифе, феям поднесть
Меловым, аонидам тлетворным,
Хоть о Боге явимся как есть –
Диаментом увитые морным.

Виждит Господе юдиц, тусклы
Их юродные алчные бельмы,
Где серебро течет на столы
Чрез мраморник одесный и кельмы.

Яков Есепкин

У ночных фей

Четвертый фрагмент

Мел шаров с золотою канвой,
Феи ночи, царевен сангины,
Мы, Геката, опять в пировой,
Чар иудиц бежим и ангины.

Се, волшебная хвоя тлеет
И панбархат юнеток сребрится,
И Цилии от нощных диет
Кельхи бьют, и шабли всеискрится.

Иль еще оглянемся – фарфор
Слота жжет, меловые гризетки
Внемлют дивные таинства Ор,
Ядом кремовым полня розетки.

Шестнадцатый фрагмент

Бутафоры меловниц рядят
В шелки темные с бледным подбоем,
Эвмениды ль за нами следят,
Услаждаясь полуночным боем.

Лейте, лейте, юнетки, одно
Хмель одесный, белейте над чашей,
Мы златое угасим вино
Цветом тьмы, амарантовой кашей.

И сбегутся юродных толпы
Во истечьях желтицы образной –
Пресаднящие гоев стопы
Миррой ночи омыть всеалмазной.

Двадцать седьмой фрагмент

От рождественской ночи ль пьяны
Феи неб, молодые вакханки,
К девам томным в их млечные сны
Злать ритонов соносят коханки.

Увивайте ж червицу и мел
Дивной хвои серебром истечным,
Кто еще веселиться умел,
Вновь гуляй за столовьем беспечным.

Иль очнемся -- о слоте шаров
Меловые юдицы икают
И ядят, и с блядями пиров
Из киафов серебро алкают.

Яков Есепкин

У Кибелы с четверговками

Десятый фрагмент

Юродные клянут юродных,
Се дворцовий и неба высокость,
Из амфорниц пиют ледяных
Феи мглы, юн следя темноокость.

Наливай в чаши Ада, Винсент,
Золотые рейнвейны Кибелы,
Нам ли жалуют боги абсент,
Перси ль спящих царевен всебелы.

Тьмою дышит ночной сомелье,
Вкус граната медовый и хладный,
И юродивых кукл питие
Озлачает лишь пламень исчадный.

Девятнадцатый фрагмент

Ах, эфирный, благой Вифлеем,
Наши чествуй и славь юбилеи,
Мы терницей еще увием
Цветь Пергама и ночь Галилеи.

Будем десно с фиадами пить
Арманьяк и серебро ночное,
Нам богини дадут искупить
Лишь по смерти коварство земное.

И увиждим – смертельно белы
Иудейские дщери, токая
Хмель одесный лиют на столы,
Зло мелясь и юродно икая.

Двадцать седьмой фрагмент

Пировает юдиц толока,
Яд в лафитники жадно сливая,
Тускл атрамент и рдятся шелка,
И всенощно гудит пировая.

Но венечие Ада красно,
Иль его утаить четверговкам,
Под серебром откупным вино,
Хватит лэкехов златных торговкам.

Падший ангел к юродным слетит
Бледным дщерям из мраморных башен
И тлеенностью вей осветит
Мглу рамен их ледовых и брашен.

Яков Есепкин

Тусклые алавастровые гравиры

Девятый фрагмент

Яд алкают уста пирочеев,
Девы хладные нощность блюдут,
Умиляют серебром кащеев
И властительных царичей ждут.

Кукол маковых слави, Децима,
Их ли тристии ныне легки,
Арки Фив иль парафии Рима
Днесь хмельные вспоют ангелки.

Ах, и наши мученья подавны,
Яд точится в золоте кориц,
И лиют царской оперы фавны
Воск на перси успенных цариц.

Семнадцатый фрагмент

Бойся, юная Лола, Гертруды,
Сколь Офелии веи чисты,
Ядъ со уст претечет в изумруды,
Всеалмазные хлебы и рты.

Вечность милует сех фавориток
И печальных седых королей,
Днесь во талике утварном свиток,
А начиние мела белей.

Томный отрок багетные маки
Выбьет кровию нежной своей
И оденется мрамором – паки
Ядъ течет из отравленных вей.

Девятнадцатый фрагмент

Ирод-царь по сукровице вишен
Преведет золотыя каймы,
Цвет граната ль на пасху излишен,
Это мы, это, Господи, мы.

Ах, столы нощно царские ждали
Нас однех, так пируй, толока,
Аониды и суе рыдали –
С воскового пиют завитка.

И юдицы кричат божевольно,
И садовники яства тянут
Нашей кровью, лияше всесольно
Воск на дискос, за коим уснут.

Тридцатый фрагмент

Сколь немолчны хариты весною,
Им цветение – сущая мгла,
Возлетают над перстью ночною,
Бьют фаянсы на барве стола.

Ах, юдольного вешнего мая
Золотая планида, цвети,
Сонмы адских мокриц донимая,
Благоденствуй и к небам лети.

Но очнутся еще душегубы
И увидит во сне Звездочет,
Как чрез наши меловые губы
Пурпур с ветхою кровью течет.

Тридцать пятый фрагмент

Вишни, вишни каждят ледяные,
Столы милых пенатов горьки,
Столования присно иные
Обещали и нам ангелки.

Были вретища наши всезвездны,
Были мы паче нищих князей,
Хоть виждите цветущие бездны,
Майский воск ли, варварский музей.

Мрамор выведем нощною глиной,
Выбьем кровию патину слов,
Хоть и нимфа с златой окариной
Пусть восплачет над тьмою столов.

Сорок четвертый фрагмент

Аониды эфесскою тушью
Тлен путраментный жгут, суетясь,
Ах, легко их письмо, чистодушью
Всё мирволят, во склепах ютясь.

Изольем ледяные рейнвейны,
Присно ль вечерий алчет Сион,
Ангелочки теперь тускловейны,
В мглах сиреневых Аполлион.

Кровью знатны шелковые верви,
Розы смерти подвяжут шелка,
И диаменты темные черви
По устам преведут на века.

Яков Есепкин

Сангины мертвых царей

Одиннадцатый фрагмент

Ветходержные башни таят
Алавастровых чаш соваянья,
Гостьи неб круг емин восстоят,
Морты скаредной нищи даянья.

Пировать ли еще – пировать,
Несть рейнвейны сюда ледяные,
Что и мертвых царей укрывать,
Ищут дочери нас юродные.

Очеса их желтицей полны,
Локны ядною мглой навиенны,
И бегут фаворитки Луны
Тусклых взглядов исчадий геенны.

Двадцать пятый фрагмент

И вольготно чермам балевать
Об атраменте млечных креманок,
Их серебряность алым свивать,
Желтью пудрить шелка нимфоманок.

В тьме холодных замирных лепнин,
Ах, убитых царей не ищите,
Се исход и престол именин,
Всяк тлеется на мраморном щите.

Набегут ли юдицы к столам –
Жечь беленою свечек всеталость,
Мы из хоров тогда ангелам
Падшим явим лилейную алость.

Тридцатый фрагмент

Из подвальников темных чермы
Ледяные соносят емины,
Это мы, это, Господе, мы
Алым пишем Твое керамины.

Спят цари опоенные, мгла
Паче снов, ядный шелк навивают
Иродицы о хладе стола,
Это, Господе, нас убивают.

Иль очнемся – всетостовый хлеб
Мажут нощной золотой богини,
Славя алые пильницы неб,
И дарят им шелка ворогини.

Яков Есепкин

Сангины изумрудных фей

Пятый фрагмент

Изумрудами ночь превили
Августовские дивные феи,
Яд цветочный пиют короли,
Чая лилий и волн Идофеи.

Се фамильные гаснут цвета
И белены сребрят для юродных,
Суе ветхая кровь излита
В бутоньерки цариц адородных.

Всё точится кровавый узор
Меж фарфоров и див истемняют
Веи хладные пламенных Ор,
Кои злато на желть и сменяют.

Тринадцатый фрагмент

Ночи кровельщиц феи поят
Диаментным пылающим элем,
И на гермах белых восстоят,
Изумрудным любуются хмелем.

Речь кому: веселитесь одно,
Те демоны влеклись не за вами,
Серебристое пейте ж вино,
Украшенное мертвыми львами.

Оглянемся ль – дворцовость жива,
Челядь царская нощно всебела,
И главою порфирного льва
Дев чарует богиня Кибела.

Девятнадцатый фрагмент

Се, кровавые пудры тиснят
Навиенные локоны ведем,
Царей неба обручники мнят,
Ах, с балов мы теперь не уедем.

Взнимем лики – голодных волков
Стаи нощно бегут по лепнинам,
Тьмой августа сребрится альков,
Осьмисвечия дарят менинам.

Нас Кесарии суе и ждут,
Хоть бы, черные юдицы, зрите,
Как, пея, нам уста обведут
Феи цветью в благом лазурите.

Яков Есепкин

Сангины в Одеоне

Восьмой фрагмент

Оды к радости, славьте иных
Музыкантов и пламенных граций,
Чуден хор камерат неземных,
Се балы и флеор декораций.

Наши литии чтил Одеон,
Томы наши Геката искала,
Рим блистал и одесный Сион,
Всюду глорию пели зеркала.

Но тлеющийся мраморник ал,
Кровь бежит вдоль столовий ручьями,
И менады серебро зерцал
Увивают блядей остиями.

Семнадцатый фрагмент

Ядной миррой лекифы полны
И холодные вишни тлеенны,
Мрамр и глина величьем равны,
Жгут серебром их дивы Фаенны.

Будем красные вина алкать,
Слушать песни музык новомодных
И лукавство гиад соискать,
Меж скелетов немея комодных.

Там лишь будем, где нас и не ждут
Юродивые дочери с хлебом
Отравленным, где царей блюдут
Ангела пред молчащим Эребом.

Тридцать шестой фрагмент

Лей цикуту, одесный четверг,
Заливай ядным хмелем емины,
Кровью стены распишет изверг –
Мы преидем и эти кармины.

Суе царичей ждал Вифлеем,
Крысы морные точат обсиды,
Лавром чела хотя увием,
Нас любили, Господь, аониды.

Иль соглянемся: внове бегут
Дщери к плахам, губителей чая,
И порфирных отцов стерегут,
Эолийский дурман источая.

Яков Есепкин

Сангины в будуарах

Одиннадцатый фрагмент

Балевницы шелками свиты,
Всяк успенный о мраморном щите,
Полны глиной одесные рты,
Златоустов сейчас не ищите.

Аониды вино прелиют
На емины, их чтенье сурово
И ужасно письмо, отдают
Форме дань и коверкают слово.

Мало крови ли им, холодны
Четверговки, за глянец муаров
Яды прячут и дев ложесны
Жгут кармином во мгле будуаров.

Двадцать восьмой фрагмент

Из канфаров с богами пием,
Ищут дочери нас юродные,
Кровь нисана лиет Вифлеем
За мраморники неб ледяные.

Феи в розовом, блещут сады
Галилеи, тоскуют менады
О высоком, гнилые плоды
Навивая под сень колоннады.

Ах, летите, летите сюда
Иудейские ангели требы,
Хоть виждите, как Гостья-Звезда
Пресвятит всечервонные хлебы.

Тридцать второй фрагмент

Лей зефирность, небесный шатер,
Источай благодержную сводность,
Для шутов совиньоны и ёр
Налием, восклицая холодность.

Формалином щедрые столы
Яства белые днесь овевают,
Иль юдицы не ядно белы,
Нас однех, нас однех убивают.

Веи первой богини Луны
Белорозною тлятся золотой,
Где амфорники наши полны
Кровью тусклой и розовой слотой.

Яков Есепкин

С юдицами у Гекаты

Пятый фрагмент

Льют атраменты боги письма,
Кровь одну мы в чернилах и зрели,
Нам Геката мирволит сама,
О царице ли весть акварели.

Карменталии суе шумят,
Смерть алкеям богини пророчат,
Златоустов успенных томят,
Небодержных атлантов порочат.

Круг емин отходного стола
Ищут дочери нас юродные,
И беленою пудрят чела,
И свечельницы жгут ледяные.

Тринадцатый фрагмент

Золотая мерцает парча
На столах, мрамр свивают камеи,
И лиется вино, прегорча,
И бегут дивы чар Саломеи.

Ах, вольно ангелам изливать
Кровь и цветность, пылая о синем
Всенебесном огне, тосковать
Аще время – столовья оминем.

Будет Господе холод свечей
Разжигать, наклоняя к ним персты,
И увидит белых царичей,
Веи коих темны и отверсты.

Двадцать восьмой фрагмент

Пир нагорный владык золотит,
Сладкогласых царей отемняет,
Всяк бессмертный лишь ангелов чтит,
Им на вина Децима пеняет.

Содрогнемся, ритоны с вином
К изумрудным хлебницам наставим,
Много скорби о пире земном,
Туне пьем и сиречно картавим.

Ангелам ли юродных жалеть,
Бейте Ханн, яко смертники лишни,
Чтоб во льду этих зенок тлееть
Перестали холодные вишни.

Яков Есепкин

С юдицами у вергилий

Девятый фрагмент

Только солнце и только вино,
Ах, июль, ах, белые менины,
Станем пить-не пьянети, одно
Благи наши сейчас именины.

Золотые ритоны ли ждут
Гоев неба, увеченных воев,
Нас юдицы всенощно блюдут
Меж лекифов и ядных сувоев.

И Господе из ангельских нив,
Со мерцающих розовых кущей
Будет видеть, чело наклонив,
Тени дев за их сворой пиющей.

Семнадцатый фрагмент

Льют менады рейнвейн и шабли,
Шелк одесно взвивают царевны,
Сих прелестниц убить ли могли
Божевольные Хайки и Евны.

Миррой точится глянец ланит,
Их куда совлекают демоны,
Тще и колокол смерти звонит –
Внове яблок молят у Помоны.

Ах, оглянемся: ангели неб
Дышат мглой за столовьем вергилий,
И юродные дочери хлеб
Жгут беленой серебряных лилий.

Двадцать девятый фрагмент

Лики ангелов смерти белы,
Их портретники ядно-червонны,
Вселомятся от емин столы,
А царицы шелков благовонны.

Лярвы небесей потчуют сех
Млечных гостий и брошенок морных,
О диаментных желтых власех
Тлятся розы со чашей каморных.

И желтицею локны виют
Бляди томные, зло напевая,
И серебро холодное пьют,
Броши темные с шелка срывая.

Яков Есепкин

С феями в опере

Шестой фрагмент

Гейши белые чают виллис,
Им цветочные принты меловят,
Жжет афинянок бархат кулис,
Па изысканность грации ловят.

Се опять маскерад, маскерад,
Шелком розовым блещут химеры,
Ям Герники цветенье и смрад
Иудеи пеют лицемеры.

Феи небесей, вас ли оне
Тщатся вылепить, с кровью мешая
Глину млечных карьеров и в сне
Дщерей царским к балам оглашая.

Семнадцатый фрагмент

Торты пышные, вишни с каймой
Елеонской, амфорницы млеют
Под хлебами, Тривии самой
Феи дивные шелки лелеют.

Не ждали нас гиады к столам,
Се и мы, хоть за тусклою пудрой
Мел увидим их, время юлам
О богине пеять небокудрой.

Брамс кримозный иль славный Гуно
Пиршеств нощных осповники внимут,
И в лекифы сольется вино,
Кое темные ангелы имут.

Двадцать четвертый фрагмент

Мглу из диносов феи лиют,
Упоенные лярвы икают
И в антрактах шампанским блюют,
И смугу восковую алкают.

С ними ль мы, истемняясь, должны
Зреть балы, ядотечные трюфли
Подносить фавориткам Луны,
Мерить девам хрустальные туфли.

Нет уж, нет, станет опер, Алкей,
Затемняйтесь, гаситесь, винтажи
Эвменид, пусть о мрамрах Никей
Сих юдиц тлят шелка бельэтажи.

Яков Есепкин

Песни Сирен

Второй фрагмент

Внемлют грации пенью Сирен,
Мгле Эолии, снам Идофеи,
Аонид всякий новый катрен
Услаждает, Вакх метит в Орфеи.

Это пиры благие, Эол,
Се благая арма новолетий,
Одеон вновь готовит престол
Для Аид среброгласых и Летий.

Феб ли тонкий и будет взнимать
К хорам оды, целить шансоньеток
Ядом ночи и нежно снимать
Шелк диаментный с персей юнеток.

Девятый фрагмент

Святок млечный орнамент белей
И белей, мы небесностью дышим
И высокий зерцаем келей,
И пеяние ангелов слышим.

Ах, плавильщицы неб, серебро
Ваше тускло и благостны яды,
Пусть горит меловое тавро
Над снегами и длятся коляды.

Вдов ли, ряженых нимф зазовут
К хлебам царским в палаты даяний --
И червонные маски сорвут
Ядоносные фурьи с ваяний.

Тринадцатый фрагмент

В шоколаде – алмазы и яд,
Белы торты, эклерницы стынут,
Иль пируем опять у фияд,
Нас ритоны с глинтвейном ли минут.

Эта хвойная благость пьянит
Млечных дев, ночь любви обещает
Среброгласым вакханкам, темнит
Перси их, кремом юн обольщает.

И начинет шелковье тлести,
И увьются шелками плутовки,
И затворницы будут вести
По лекифам серебра кантовки.

Яков Есепкин

С фарисеями у Гекаты

Третий фрагмент

Ах, Геката, мы снова одне
У менад златогласых пируем,
Хмель цедим, на игристом вине
Тлим серебро и феям даруем.

От губителей суе бежать,
Ядом их отравленны корицы,
Выйдем темные лотосы жать,
Благи ангелы к нам и царицы.

И хотели всего изоцвесть
В сени ангельских нив благовонных,
Ночь-царице, вижди нас как есть –
О парчевниках ядно-червонных.

Десятый фрагмент

Август хлад источает и мглу,
Яства нощные, вишни гнилые
Феи Ада несут ко столу,
Их обручники потчуют злые.

Аще смерть, будем тонко пеять,
Юдиц бледных манить озолотой
Гробовою, еще вопиять
Пред емин ядоносною слотой.

Хмель сокроет шатры колоннад
И явимся в червице всевечной –
Золотые одежды менад
Ополаскивать кровию млечной.

Семнадцатый фрагмент

Ветхий август, чаруй нас огнем,
Бутоньерки пусть кровью распишут,
От централов ко Лете свернем,
Где воители здравием пышут.

Усыпальницы басмовый флер
Тусклой цвети легко ль увивает,
Ах, Господе, се пиршества Ор,
Милуй чад, яко вечность бывает.

Лэкех Иды к столам занесут,
Цимес в кухонах, с тестом форшмаки,
И хотя бы увечных спасут –
Предержащих кровавые маки.

Двадцать первый фрагмент

Источайся, холодная мгла,
В сны губителей, мраморных лестниц
Не отмыв, челядь ядно бела,
Шелк ужасен о станах прелестниц.

Буде ныне пируют одне
Фарисеи, елико хвалятся
Цветом неб и серебром, оне
Пусть еще и еще веселятся.

Иль Геката не видит – стоим
За раменами их мы с жасмином
И нагарные свечи таим,
Обвиенные хладным кармином.