Рассказ не является историческим, не преследует цели оскорбить чьи-либо чувства. Содержит небольшой кусок подражания американскому писателю Ричарду Баху (в части рассказа Хруста).
Молодой Княжич откровенно скучал.
Отец, Князь Рязанский, решил – настал срок сыну причастится бремени княжому, и снарядил его в полюдье на закат, до межи с владениями Князя Черниговского.
Со времён Княгини Ольги дань собиралась княжими местниками в погостах, и не было надобности бывать в каждой общине.
Княжич с воеводой, дядькой Военгом и гриднями третьего дня прибыли в Белогорский погост, что стоял в излучине Прони супротив устья Лубянки. Основу дани в Белогорье составлял различный луб – пряжа из матёрки, посконная холстина, пенька, вервие, мочало. Берега Лубянки были сплошь покрыты мочальнями, плетёными из ракиты или ветлы. Очень ценилось Белогорьевское конопляное масло.
Однако же полюдье не только сбор дани, но и княжий суд.
Мелкие обиды и ссоры вервь разбирала сама, но вот соседские распри и тяжкие обиды судил князь или княжий ближник. Особливо это касалось - разбоя без всякой свады, поджога гумна и конокрадства.
Обиды богам разбирали жрецы, но лишь после отдачи богохульника князем служкам того или иного бога, окромя Перуна. Перуну обиду мог причинить только вой – трусостью или изменой. За первое судил круг воев, а за второе воевода или князь.
Сегодня, вот уже четверть круга, княжий суд разбирал скучные распри общинников, особливо межевые ссоры. Княжич восседал на всходе в истьбу местника Блуда, при нём был дядька Военг, а распоряжался всем тот самый Блуд.
- Скажи Блуд, - обратился Княжич, - много ли ещё ябедников.
- Не изволь беспокоится Княжич, осталось одно дело богохульника…
- Так подскажи, каким волхвам или жрецам его отдать, и пойдём уже снедать.
- Блуд замялся, - не серчай Княжич, - но татя обвиняют в обиде Богу и ромейский поп, и муслимский имам, и хузарский коэн…
- А волхвы?
- Те молчат, но не откажутся от жертвы Волосу, - уже два лета засушливых, нужно подаяние, а так жребий не понадобится.
Княжич поморщился. Так-то он больше симпатизировал родноверам, но человеческие жертвы ему были неприятны. Матушка Княгиня была Ромейской веры, и его в младенчестве окунали в купель, и крестик под рубахой он носил, но славный Перун, покровитель воев, княжичу нравился более, чем распятый ромейский Бог.
- Веди ябедников и татя, - сказал Княжич.
Ему вдруг стало интересно, что же это за тать такой, и что натворил, ежели на него ополчились аж три Бога.
На удивление, перед истьбой стали собираться зеваки. Видать интересное дело предстояло.
...
Поперву перед Княжичем вышли ябедники:
- Священник Ромейской церквы, молодой, но уже в теле, и явно из местных, славян. Стали уже таковые появляться, ездили обучаться в Корсунь, а некоторые и в Царьград. Шествовал, а иначе и не скажешь, сей деятель, важно, аки гусак, на окружающих бросал надменные взгляды, будь то он не служитель культа, а сам Господь.
- Хузарский священник был из белых хузар, чуть старше Ромейского, но явно более крепкий телом. Подир скрывал его фигуру до пят, но в нём чувствовалась гибкость, грация и сила одновременно. По движениям явно было видно хузарин прекрасно владеет саблей, и наверняка ловко стреляет из лука. Двигался стремительно, как будь то не пешком шёл, а на коне летел. Однако и в его взгляде читался недобрый огонь, а всех окружающих он полагал не иначе как диавольским отродьем.
- Представителем мусульманской веры, оказался весьма тучный мужчина в возрасте, явно купец, видать из крымчан. Но это не удивительно, местная мусульманская община была небольшой, так, что руководил ей обычный мирянин. Однако зелёная чалма на его голове, свидетельствовала том, что он либо хаджи, либо вообще потомок пророка. Взгляд его чёрных глаз был суров, он явно намерен победить самого шайтана.
- Явились и волхвы Волосовы, но стали стороной. Ибо не искали суда княжьего, а пожелания жертвы, должен был до слуха Княжича донести Блуд, сторонник старой родной веры.
Наконец привели татя.
Человека в возрасте, славянина, со спокойным лицом и мудрым взглядом серых глаз. Он не был повязан, шёл свободно, уверенной походкой. Одежда его была простая, посконная, но чистая и без заплат. Но вот что сразу бросилось в глаза, он не был бос, на ногах его были очень даже хорошие сапоги. И ещё одна деталь в одежде обратила на себя внимание, - рукава рубахи были чуть длиннее обычного, до половины скрывали кисти рук.
- Назовись, - велел Княжич.
- Сергий, из местных, из Белогорья.
Как интересно, подумал Княжич. Надо же – Сергий. Имя Ромейское, и не просто Ромейское. Княжич изучал историю Рима, и знал, что Сергии были патрициями, и среди носивших это имя были военные трибуны, преторы, сенаторы.
- Каким богам ты покланяешься?
- Я Княжич, в богов не верую, но и веру других не поношу.
Княжич на мгновение замер, а толпа затихла так, что слышно было как плещется малёк в реке. Это надо же – не верит ни в каких богов! Как же живёт такой человек?
А ведь казалось всё просто, какой верой тать назовётся, тем жрецам и отдать его на суд. А тут вона как.
- Тогда послушаем ябедников, решил Княжич.
- Расскажи нам святой отец, - обратился Княжич к Ромейскому священнику, - в чём обвиняешь ты сего Сергия Белогорьевского, в чём обида Богу твоему, чего взыскуешь.
- Этот богохульник намедни, развёл огонь у реки, и бросил туда книгу. А книга та несла свет Истины. О чём мне стало известно тогда, когда в огне пламени явилась Оранта, заступница наша, и услышал я её молитву, в ко-торой она просила Господа нашего не допустить поругательства над Истиной. И увидел я, что книга, не хочет гореть во пламени, а лишь края немного обуглились. И понял я, что такова воля Господа нашего - не допустить сатанинского сего деяния, не позволить богохульнику уничтожить Свет Истины, и вытащил я свитки из огня, и даже руки не опалил, таково было заступничество Бога нашего. Отдай нам Княжич книгу, и эту заблудшую душу. И мы как положено сожжём богохульника на костре возле позорного столба, но спасём его душу молитвами.
- А что ты скажешь, уважаемый Хаджи? - спросил Княжич мусульманина.
- О великий визирь руссов. Был и огонь, и книга в огне. И эта книга о вставшем на праведный путь закоренелом грешнике и бандите. В ней содержится вдохновлённая Самим Милосердным Аллахом, истина о том, что не следует забывать - какие грехи ты бы не совершал, никогда не поздно покаяться в них Всемилостивейшему Создателю, покуда бьётся твоё сердце. Ибо сказано – «Просите прощения у вашего Господа, а затем покайтесь перед Ним. Он ниспошлет вам с неба обильный дождь и приумножит вашу силу. Посему не отворачивайтесь, будучи грешниками" (Коран 11.52). Нельзя было допустить, чтобы вдохновлённая милостивым Аллахом сия поучительная история была уничтожена Шайтаном, и выхватил я её из пламени. А Ромейский поп соврал тебе Княжич, о том, что это он спас святыню. Отдай нам Княжич книгу, а с этим отродьем Шайтана поступи как сам решишь, но лучше всего посади его на кол.
- Какова будет твоя история Хузарин?
- О сын великого когана, ты молод, но образован. Ты знаком с Торой, которую Ромейские служители называют Пятикнижьем. Ты сам должен понимать, что повторилось Моисево чудо Неопалимой купины. Был огонь, но он не сжёг свитки с пророчествами. И явился в том огне Ангел Господень, и услышал я голос, возьми книгу эту, и отдай избранному народу своему, ибо Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. И бросился я в огнь, и спас письмена. Ты посмотри на священника Ромейского, и на купца татарского, они тучны, разве они могли спасти книгу из огня диявольского? Отдай нам Княжич книгу, а вора этого распни на кресте.
...
Княжич растеряно поглядел на дядьку Военга.
- Пройдоха Блуд, сказывай, есть ли у татя очистники? - Нету воевода! – ответил Блуд.
Дядька хмыкнул и спросил, - Можешь ли ты вор сказать что-то княжьему суду в свою очистку? Но смотри не лги! Перед княжим судом все аки перед богами… Хмм., осёкся воевода, - какими ещё богами, ежели тать не верующий, вот же заноза.
- Изволь Княжич, - заговорил Сергий, - сам себя буду от напраслины защищать, и лгать не намерен, ибо правда моя.
- Говори…
- Действительно намедни, я сжигал свитки, мною написанные. Но человек я не святой, в богов не верую, и книга та никак не могла быть божественной.
До того я читал свою книгу людям простым, среди которых, наверное, были христиане, иудеи, мусульмане, и другие, я не спрашивал.
Но понял я что книга моя не нужна людям, ибо у некоторых она вызывала негодование, а у других радость и смех, и могли из-за неё распри среди людей быть.
И тогда я решил сжечь написанное.
Так вот намедни, когда бросил свитки в огнь, нежданно прибежали церковники, коих ты Княжич видишь перед собой, - указал Сергий на ябедников. Да не одни прибежали, а с подручными. Отпихнули меня от костра, и бросились к нему.
Кто уж там достал книгу из огня, мне неведомо, ибо и они и подручные их драку затеяли тут же. Хорошо отроки боярина Блуда поспели, разогнали драчунов и книгу ту отобрали. Иначе быть беде.
- О чём твоя книга Сергий? – спросил Княжич.
- О каторжанах, о каторге, о людях…
- Это зачем же о каторжниках писать? О ворах, о разбойниках, о душегубцах? Да и откель тебе знать о каторге? Лжёшь тать суду княжьему! – возмутился воевода.
- Задери рукава! – Велел Княжич.
Сергий закатал рукава, и все увидели рубцы от долгого ношения кандалов.
- Видишь дядька? Бывал он на каторге! Знает!
- Твоя правда Княжич, - согласился Военег, - мудр ты хоть и молод.
- Блуд, подай книгу, - велел Княжич.
Блуд передал несколько обгорелых по краям свитков. Писано было болгарскими письменами, но на славянском. Надо же, - удивился Княжич, - этот тать вызывал всё больше интереса.
Болгарское письмо было введено на Руси не так давно. Митрополит Киевский, с согласия Патриарха Константинопольского, повелел служить в храмах на славянском, для чего перевести на славянский язык Святое Писание, а для записи использовать болгарскую азбуку Кирилла Философа. Но работа эта долгая, нужно не только перевод сделать, но изготовить множество списков для каждого прихода, научить грамоте служителей.
А тут глянь, деревенский баян, выдумки свои записывает по новой грамоте, предназначенной для богослужений, даром, что – Сергий.
- Читал ли кто из Вас ищущие княжьего суда, книгу эту? - Ябедники потупились.
Оказалось, что ни один из них не разумеет болгарского письма, поп знает латынь и арабский, хаджи известна арабская письменность и славянские резы, хузарин умеет читает на еврейском, арамейском, арабском.
Арабский знали все, - основной язык торговли, по нынешнем временам.
Не читали, но каждый утверждает, что писанина сия, суть - Книга Бога.
- Скажи Блуд, есть ли видаки или послухи, в обиду или же в очистку татя?
- Есть один, но даже не знаю в обиду ли в очистку. Сам он себя чтит учеником Сергия этого, чуть ли ни апостолом. Селянин молодой – Хруст. – Подь сюды, - махнул Блуд тощему как жердь парню.
- Сказывай чего знаешь.
- Княже, эту книгу надо уничтожить! – Заявил Хруст.
Я присутствовал при её написании, читал сам, и слушал как её читает Сергий. Мне казалось это самая мудрая книга, которая должна принести в мир добро, но Сергий объяснил мне, что книга станет источником боли и страданий для многих и многих людей, и я бросил книгу в костёр.
- Ты? Но Сергий утверждает, что это сделал он?
- Княже, Сергий бывший каторжник, а у каторжан не принято сдавать суду других.
- Ладно! Рассказывай подробнее.
.
- Намедни мы с Сергием пришли на берег Прони. Разложили костёр. Я думал Сергий будет читать новые главы книги, но он сказал, что книгу закончил, и теперь не знает, что с ней делать.
- Я с жаром стал говорить, что книгу надо отдать людям, что она изменит мир к лучшему.
Но он погрустнел и сказал - Я много, где бывал, и по своей воле, и по приговору, я читал многие писания от земель Брахмы до владений Одина. Бумага не сделает людей счастливее. Хочешь Хруст, я отдам свитки тебе – И Сергий вручил мне книгу. Хочешь отдай её людям, или оставь лично себе. Как ты поступишь?
– Конечно же я понесу её людям! Понесу людям Свет Мудрости!
- Скажи Хруст, а будешь ли ты хранить и оберегать мудрость книги? Или ты позволишь людям по своему его переписывать, изменять, вычеркивать?
- Нет! Никаких изменений. Это слова мудрости! Я присутствовал при их создании.
- Значит, ты станешь Хранителем книги?
- Почему я?
- Ну возможно не только ты, но и твои друзья.
- Да, наверное.
- Так появятся служители книги. Вы выберете символ для книги, например, разорванные оковы, символизирующие свободу. А потом вы вступите в состязание за умы людей со служителями других писаний, например, со служителями Креста. Состязания перерастут в войны. Возможно вы победите, но служители Креста объединятся против вас с Полумесяцем и Звездой Давида. Отдай книгу в мир, и появится новая вера, новый клан жрецов, который потребует злата и жертв, опять брат пойдёт на брата и многие погибнут ради всего лишь вот этой бумаги.
.
- Я понял Княже, что это неизбежно, и бросил книгу в огонь.
- А ведь прав Сергий, - сказал дядька Военг, - вон эти, ябедники, ещё не прочли ни строчки, а уже распри за книгу...
Княжичу очень хотелось оставить книгу себе и почитать. Но он действительно не погодам был мудр, и понимал ответственность перед людьми и Князем.
- Повелеваю, - книгу сею вздорную сжечь в печи и забыть. Сергию по рублю с каждого ябедника за напраслину. Княжью виру по 40 гривен, каждый пусть отдаст в свою церковь, на благие дела.
* * *
Дверь КПП закрылась за спиной Сигизмунда. Воля!
Вообще-то он не Сигизмунд, но погоняло намертво прилипло, и даже он сам в мыслях себя так называл.
Срок он отбывал небольшой, но воля пьянила. А потом пришло опустошение. Он и до отсидки был никому не нужен, так сложилось, а теперь и вовсе не понимал, что делать и куда двигаться.
Напротив, выхода из ИК, через небольшую площадь, стояла какая-то странная церковь. На куполах не было привычных символов, свидетельствующих о конфессиональной принадлежности, просто шпили. Но это точно была церковь.
Что интересно, над входом, были прикреплены разорванные кандалы.
Сигизмунд подошёл ближе, и у церковной калитки прочитал табличку – «Церковь Святого писания преподобного каторжанина Сергия Белогорьевкого». Оставь печаль всяк сюда входящий. Ты пришёл к истинной мудрости, и настоящей воле!
Далее следовали ИНН, юридический адрес, номер регистрации в Минюсте, и прочие реквизиты, положенные по закону.
