Где ласки предварительно грубы
Закат над Лувром таял барбариской.
Обабившейся модницей парижской
Дубрава раздевалась, позабыв
Про скромность, про смотрящих в небо нас,
Кривляющихся джокеров осенних.
Бардо читала пуделю на Сене
Барто, цедя бордо под ананас.
Роскошество нескошенной травы
Скрывало неприглядные детали.
Хозяйку зайке возвращать не стали.
От пошлости стараясь не завыть,
Медведицей под сломанным зонтом
Сидела я, кусала нервно губы,
Где у скамейки приуныла туба
Безмолвная, как жестяной фантом.
А ты мурлыкал въедливый мотив.
Бычок кончался. Досточка стесалась.
Но верилось: недетская усталость
Однажды может в танец перейти.

Не кончается август, за окнами - сорок второе.
Из пуш-апа попутчицы пышет здоровьем коровьим.
Устоять бы на месте (ещё бы, в тебе три по двести).

Анемия хрущёвок, родимые пятна застроек -
против света снимаешь, но фокус опять не настроен.
И размытые кадры в вотсап отправляешь невесте.

Буратинный восторг от фарфоровой попы Мальвины;
руки всякое помнят, а мысли - внезапной лавиной:
закутить бы с Кутуньо, долить бы Алену Делону...

Так малиновы отблески солнца в бутылках (не винных),
льются блюзы и бренди горчит в полудрёме совиной.
И считаешь овец, облака, да колонны Поклонной.

А потом - эйфория, как будто орёшь на футболе.
Принимаешь, не жмурясь, народное средство от боли.
И качается небо, и рёв на арене стихает.

Беспричинную радость легко перепутать с любовью.
Загулявшийся август теплом и покоем напоен.
Это позднее лето
такое...
что только стихами.

Солнце не волнует собственный вес и объём,
угол под которым его снимают,
если в небе отражаемся мы вдвоем.
и следующая - Сенная.

Ультрамарин над твоим городом
редкий гость в галерее моего смартфона,
где мы от нежности очумелые, собой гордые,
щуримся, улыбаемся, и нам кайфово.

Зачем облакам надуманные человеческие критерии?
Что ты себе нафантазировала, сладкая?
и несмотря на то, что вроде бы людно в кафетерии,
слышно, как опускается пенка в чашечке с латте.

А мы - просто приятели,
и это не про принятие,
не про новомодные
тренинги-троллинги.
В какой роли для неба - мы?
Цветные шарики,
рекламные, яркие ролики,
титры в фильме про день сурка.

Солнце по прежнему не волнует ракурс.
Мы не волнуем солнце наверняка.

Не верили ни в чудо ни в меня
тарологи, провидцы, хироманты.
Но август поднимался на пуанты,
нас в предрассветной хрупкости храня.
Кружил на ручках, будто ребятню,
берёг от невозвратности, баюкал.
До нас не долетали ливни с юга,
а утро обещало: соблазню!
И соблазняло - вереском боров,
черничной разливанностью туманов.
Шептала, как молитву или мантру:
"Ты только будь, пожалуйста, здоров".
И сложно было что-то возразить.
Глаза горели.
Плечи загорели.
Ты отвечал: "Моя ты кантарелли!".
Прозрачная, как крылья стрекозы,
дрожала паутинка.
Целовал
и прижимал тесней, и сладко лились,
нежны, как лепестки озёрных лилий,
ремарковостью пряные слова.

Дачному дому отчаянно хочется августа.
Зябко, как ночью на Марсе, и так же безлюдно.
Наше терпение было воистину ангельским,
Но и оно истончилось под грузом аллюзий.

Лето холодное тоже однажды закончится,
Флоксы осыпятся, станут прозрачными мальвы.
Ты разливаешь на память июль во флакончики,
Я увязаю в цитатах ответов формальных.

Сонный пейзаж оживает пророческим гомоном.
Раннее солнце кадмием красит герани.
Я практикуюсь в беседах с садовыми гномами,
Лишь бы нечаянным словом любимых не ранить.

2023г

Ты варишь кофе с имбирём —
Благословенны неизбежность
И осознанье — все умрём,
Останется лишь гуща в джезве,
И мы — в рисунках и стихах,
Расшаренный посмертный сборник...
Но вечны — пробки на Соборной
И этот, самый липкий, страх.
А я паденья сов боюсь
И лести глянцевых красавиц;
Что опоздаю к февралю
Покинуть Малоярославец,
И там осяду навсегда
(На берегу замёрзшей Лужи)
Неблагодарной и ненужной,
Как самиздат
И лебеда

Прибой рисует вены на песке
И оставляет брызги на запястьях,
Где сфинксы хищно разевают пасти,
Ловя заката клюквенный чизкейк.

Там без конца цветаевской строфой
Выплёвывать стихи с бакланьим кашлем,
Запаривать на завтрак кофе с кашей,
Слыть лириком нежнее чем Сапфо.

Доказывать любовь, в который раз,
Сомнения приняв за аксиому,
Где ливнем, долетевшим из Суоми,
Сменяется июльская жара.

В молчании друзей и сигарет
Взгляд сверху называть асталавистой
Где ровно в полдень нас разбудит выстрел
(Финальная строка, которой нет...)

пятистопный коньяк отдает аспирином с клопами
выдыхаем февраль и не ищем от брака добра
абажур в перепелках и тусклая лампочка в бра
нам бы в отпуск где можно тюленить с кампари под пальмой
во дворе снеговик на ковре выцветают медведи
будто кобра скольжу на ветру распушив капюшон
неуклюжий троллейбус к чужой остановке подъедет
и не нас отвезет в тридесятое "все хорошо"
не хандри не хандрю это точно оргазм а не астма
ожидание мёда по-прежнему слаще халвы
переходим на Вы замерев между белым и красным
и никто ничего не забыл не заныл не завыл
так слагается жизнь и шифруются в строчки недели
то мороз то капель молоточки стучатся в виски
умножаем себя друг на друга и больше не делим
слишком часто наивны отчаянно редко близки

Но ты – молодец, довольно...- Ночные Снайперы

Представь, будильник может быть смешным,
Как наши споры в пять утра в парадном.
Нелепые, как фото у стены,
Где я в вечернем платье шоколадном.
В том самом платье...
Лёгкий мятый шелк.
Захлопнув дверь, ты так и не ушёл.
Вновь мятный чай, тенистая терраса.
Давай с тобой попробуем пробраться
В прозрачный август.
Тёплый круассан,
Полнеба отражается в фаянсе.
Мы растворились в хрупком ренессансе.
Над завтраком кружащая оса
Никак не может выбрать конфитюр:
Крыжовниковый или с голубикой.
И я смеюсь: зависла погляди-ка!
Сиамка спинкой трётся о бордюр,
Пружиня, шустро прячется под стол
От крупных капель, тех, что станут ливнем.
Сороки облепили куст калины,
Играет ветер сорванным листком.
А я ерошу волосы твои,
Целую в две счастливые макушки.
Мы под дождём нахохлившись стоим,
И в профиль ты - серьёзный мокрый Пушкин.
Не верится, что эта пастораль
Закончится, как я бы ни старалась.
Наш летний хит-парад, наш клёвый август.
Мурашечная нежная пора.