(почти мемуары)
В коммунальных квартирах все жильцы немного родственники, а родственников, как известно, не выбирают.
Сарра Борисовна не была моей тёткой. Тем не менее, я звала её тетей Саррой. И она, бездетная, энергичная, любила меня, как родную.
Помогала писать буквы и всю жизнь с умилением вспоминала, как в первый раз я самостоятельно написала слитно имена САРАФАНЯ. Получилось новое слово, второй половиной которого была Фаня, Саррина мама. А сарафаней мы потом называли любое летнее платье.
Новые слова возникали не только в письменах. Однажды, во время ремонта, я зашла на соседскую территорию и воскликнула: «Какой пахлам!»
И «пахлам» прочно укоренился в нашей речи, для обозначения разбросанных вещей и неопрятных помещений.
Соседки рассказывали, как первый муж ушёл от Сарры, потому что у них не было детей, но перед этим, она-таки успела написать ему докторскую диссертацию.
Потом у Сарры появился Виктор, который преподавал экономику. Кажется, ему она тоже написала докторскую, но наверняка этого уже никто не помнит.
Помню только, как спросила Виктора, чем отличается капиталистическая экономика от социалистической, потому что с капиталистической прибавочной стоимостью было всё, более или менее, ясно. Препод честно ответил, что большой разницы нет — просто при социализме прибыль идёт не капиталисту, а государству. И мне тут же стали понятны сложные таблицы в конспектах по экономике социализма.
Я часто размышляю над тем, почему получала такие смелые ответы —
по-видимому, сосед был совершенно уверен, что внучка расстрелянного при Хрущёве хозяйственника, и дочка посаженного ни за что отца, зря трепаться не будет.
Фаня Ефимовна была прирождённым руководителем, правда, руководила она в основном своим мужем, но команды подавала зычно:
— Борис, иди на место!
И старенький Борис Анисимович послушно садился в своё кресло и тихонечко мечтал вслух:
— Хоть бы бог послал гостей, чтобы моя Фанюся выставила что-нибудь вкусненькое...
Готовили СараФаня потрясающе, но деда держали впроголодь — может быть, заботились о здоровье... Он днями просиживал возле парадного, опираясь на палку, которую венчала полированная собачья голова, и смотрел на прохожих.
Может быть, глядя на эту голову, я догадалась сказать:
— Баба Фаня, почему ты говоришь «иди на место»? Разве дедушка собака?
Что позволено ребёнку, ни один Юпитер сказать не в праве. И мне никто не посмел возразить.
Время шло… Не стало девяностолетнего Борис Анисимовича, который называл меня Маринеска. Постарела и стала забывчивой баба Фаня.
Только Сарра по-прежнему пекла пироги с яблоками и посыпала их корицей.
Потом не стало Виктора… Долгожительницы погоревали и решили любой ценой сменить коммуналку на отдельную квартиру — мужчин не было, но деньги-то были…
Появилась подпольная маклерша Марь Ивановна, и начались долгие переговоры по рокировке жилья. Мы не вмешивались. Толстая и седая Марь Ивановна, подглядывая в секретную тетрадку, чертила схемы и размечала варианты. При этом, мне казалось, что она бормотала адреса типа: «Юпитер в доме Земли», «Синастрический Марс Венеры», «Меркурий в Луне» — словом, честно отрабатывала свои, почти ритуальные, услуги.
Наконец, звёзды смилостивились, планеты сошлись, и, «умасленная» килограммом «Белочки», работница горсовета подписала обмен.
Женщины переехали в фантастически-отдельную двухкомнатную квартиру со всеми удобствами и затосковали. Никто не рассказывал последних известий. Те, что по телевизору, были не в счёт — кому интересно слушать о том, как приехал и уехал с каким-то визитом, какой-то председатель! Другое дело, от кого забеременела продавщица Надя, или почему не поступила в консерваторию дочь бухгалтера ЖЭКа… Но этих новостей теперь никто не рассказывал. К тому же, бережливая баба Фаня стала прятать деньги и забывать места захоронений. Самые дикие фантазии не могли помочь в поисках припрятанных купюр. Старушка бессильно рыдала, но как только Сарра выходила из дому, заботливо убирала деньги и напрочь забывала —куда.
Это только в книжках время идёт медленно, в жизни — всё гораздо быстрей. Грянула реформа, когда новые деньги обесценивались, а спрятанные не имело смысла искать…
Я приехала в Денск спустя 30 лет. В отреставрированной трёхэтажке постройки конца 19 века, смутно проступали черты моего родного дома.
На что я надеялась, когда звонила по домофону в свою коммунальную квартиру? Разумеется, мне никто не открыл.
Говорят, что если закрываются одни двери, то открываются другие — и я побрела к Сарре. По моим подсчётам, ей должно было быть лет сто.
Память, дай Б-г каждому! Глаза сияют:
— Маринеска! Помнишь, ты говорила: «Маина моет кокодильник, Сая моет кокодильник...».
— Деньги-то нашлись?
— Нет... Вот, смотри! — она вынесла из кабинета листочек в косую полоску, на котором кривыми буковками слитно было написано САРАФАНЯ.
