Петюля, худой и двухметровый, был стратегическим центром семьи, которая очень походила на цирковой балаган. Крупная мама горячо любила небольшого папу. А папа нежно называл её «наш любимый мамик — Екатерина великая, царица, детский доктор и просветительница нерадивых родительниц». Вся семья жила в атмосфере поклонения великому мамику, и она благосклонно принимала любовь своих подданных.
Старшенький Ларик жил отдельно. Был умён и лысоват. Появлялся неожиданно и, как настоящий ковёрный вкрадчиво, но громко вопрошал:
— А кто, кто хочет посмотреть на славного льва? Петюля, добрый мальчик, почему ты не радуешься приходу такого славного льва?!
«Добрый мальчик» немедленно интересовался: а сдавал ли славный лев санитарно-бактериологические смывы прежде чем врываться на дезинфицированную территорию родительского дома?..
Как-то раз семейство в полном составе встало и на вопрос Ларика о льве хором произнесло:
— Мы!
Ларик расправил рыжие усы и издал счастливый рык, к полному восторгу младшего брата.
Петюлина любовь к родным часто проявлялась в сочинении семейных баек и нескладух. Изрядная доля его рассказов приходилась на одноклассников и соседей:
— Видите эту картину? —
И Петюля указывал на репродукцию Айвазовского в простенке:
— Она называется «Гриша, вернись в Сорренто!».
— Почему? — Спрашивали слушатели.
— Там плохо видно, но на берегу стоит папа Григорий, а на горе расположился мамик. И с горы мамик кричит: «Гриша, вернись в Сорренто — всё остынет!».
Разумеется, никаких людей на картине не было, но ему верили.
Петюлины шутки на грани фола иногда приводили к самым неожиданным последствиям, рассказы о них были популярны во всех старших классах:
— Слушай — говорил он приятелю:
— Видишь собрание сочинений Майн Рида? Знаешь, что я сделал? Когда Ларик читал пятый том и вышел за пирожком, я быстренько поменял пятый том на шестой и открыл его на той же 105-й странице.
Ларик долго жевал пирожок и смотрел в текст. А потом проглотил и трагически зашептал: «Петенька, добрый мальчик, звони мамику — я сошёл с ума!»
А я стал говорить, что это не педиатрический случай и наш мамик здесь абсолютно бессилен, что надо звонить психиатру Липовецкому — он пропишет «прозак» и дело будет в настоящей шляпе.
Знаешь, Ларик всё понял и потом целую неделю со мной не разговаривал!
Но всякому счастью приходит конец. Ларик влюбился и растерянный мамик, заламывая руки, причитала, что она ещё не готова и что это всё так неожиданно! Папа подсчитывал семейный бюджет — кто-то должен был сохранять спокойствие и стоять на страже финансовых интересов семьи. Ларику на тот момент исполнилось лет двадцать восемь и ничего неожиданного в его желаниях, конечно , не было.
Петюля жалел бедного мамика и заранее ненавидел чужую женщину, вознамерившуюся присвоить его старшего брата.
Ларикова невеста Лариса Казимировна, в сокращении ЛориК, была немолодой и, на Петюлин взгляд, абсолютно некрасивой. Слабенький подбородок прятался в тени острого носика и глаза, голубые с синими ободками, совершенно не могли исправить общего впечатления.
И Петюля решил: надо что-то делать! А для родного мамика чего не сделаешь.
Встречу с будущими родственниками назначили на ближайшую субботу. Мамик испекла торт, папа закупил вино и колбасу, кот притащил к порогу мышь…
И Петюлю осенило.
Как в дамской сумочке оказалась дохлая мышь с розовым бантом и надписью «Лариска», это совсем другая самостоятельная и детективная история. Но зрелище было не для слабонервных. Когда взволнованная невеста вместо платка вытащила «Лариску», то закричали все. Женщины — от страха, папа с Лариком — от удивления, а «Добрый мальчик» — просто от удовольствия…
Мышь не помогла. Ларик женился. Его жена всю жизнь старательно избегала Петюлиных взглядов, а Ларик больше никогда не величал себя «славным львом», а Петю «добрым мальчиком».
