Марина Славина:

Сбрось со скамейки Nokia в смятый кусок рядна!
Видишь - я твой Пиноккио, выдолблен из бревна,
только - нет глаз на рожице, трещина над виском,
пальцы безвольно ёжатся, вставленный нос - торчком...
Выжги меня по дереву! Чувствами надели!
Скрутками вен-артерий вам кровь разгоняет сплин,
пьёте вино червонное, бьёте об стол стакан...
Я - неодушевлённое. Попросту - истукан.
Да, я способен выстоять десять часов - без сна,
только страстей неистовых сила мне не страшна,
раз существо незрячее - и без зубов и губ...
Даже отвесить сдачи я недругу не смогу.
Слышу слова и шорохи - но не видать в упор...
Выжги меня - хоть порохом, раз не достать прибор,
сделай в беседах паузу, ты не живёшь в глуши,
это не просто кляуза, это же крик души!
Всюду открыты двери вам, выведи на пустырь -
выжги меня по дереву!...
Сбудутся ли мечты...

Юрий Борисов:

Монолог Мальвины

Вот я сижу в траттории рядом с куском бревна.
Метятся территории, значит пришла весна.
Кошки гуляют разные по переломам крыш.
Что я сегодня праздную? Милый, и ты молчишь.
В нудный клубок мотается рядом нытье Пьеро.
Раз переспать - считается? «Ты как Мерлин Монро,
Ты моя «Ода к радости». в небо ты мой полёт».
Может быть, если лягу с ним, он поскорей уснёт?
Кот возле стула вылизал граппу и молоко,
Кто б тебе, милый, вырезал все, что у мужиков.
Теплое тело дерева не для тебя, камин,
Я бы ему поверила, произнесла: «Come in».
Я бы легла у ног его верным покорным псом:
«Хочешь меня, Пиноккио? Нет? Так возьмешь потом».
Ну-ка, Пьеро, полегче-ка, руку долой с груди,
Лучше найди мне резчика. Любишь, так помоги.
Карло? Пожалуй, правильно, только вот дело в том…
Я ему тоже нравилась. Раньше. Да и потом.
Часто хватал за тело и торт предлагал с вином.
Что же он с ним наделает, с милым моим бревном…

Марина Славина:

Монолог папы Карло

Солнце прорвёт стилетами аспидной ночи ткань,
тени очертит ретушью… Граппы налью стакан…
Скрюченный одиночеством, свой ненавижу дом.
Мне ничего не хочется. Видимо, поделом
жизнь превратила в брокколи, овощ - ни дать ни взять.
Как потерял Пиноккио - время метнулось вспять,
мир омрачили прежние пепельные тона.
И монохром надеждами вряд ли забьёт весна.
Кошки по крышам лазают - мартовский зов настиг.
Вот и Мальвину базовый снова сразил инстинкт:
«С кем переспать? Измучилась. Рядом - один Пьеро.
Он не мужик, а чучело, даже точней – зеро.
Может к тому же всхлипами грохнуть любой досуг.
Лучше - с поленом липовым, если приспичит вдруг»
Как мне такое выдержать? Это же мой сынок…
Да, деревянный… Выдре же быстро начищу нос,
чтобы не смела фрезами к телу мальчишки лезть.
Девы бывают резвыми… Но у неё болезнь:
сидя в саду под вишнями, ищет любой предлог
вырвать, обрезать лишнее – ветку ли, шерсти клок.
А дурачок затролленный клюнул на бред. Ого!
Так «без сучка, задоринки» скоро шагнёт в огонь.
Будет тогда до смеха ли неучу и бревну?
Только сказать: «Приехали!», весело полыхнув.
Я заточу распутницу в кукольный тёмный ларь.
Сына спасу и сбудется – станет читать Букварь.

Юрий Борисов:

Монолог Пиноккио

Слышу «Суль маре лючика…» тонко поет Пьеро,
Нет золотого ключика, вместо него зеро.
«Вырежу непременно я, - папа сказал кряхтя, -
Если ты школу в Генуе кончишь, мое дитя».
Мне не видать учености, это не мой конек.
Полные обреченности, взгляды бросаю вбок.
Ишь как, подлец, старается, ишь как выводит «си».
«Раз переспать – считается?» Лучше меня спроси!
Думала, что подумала, а оказалось – вслух.
На деревяшку дунула, и огонек потух.
Что он там воет дискантом, я не могу понять,
И между делом тискает всю ее плоть и стать.
Слабый хлопок пощечины - мерно, как метроном,
Словно живут по счетчику эти друзья вдвоем.
Я же сижу подавленный, папу кляну в тоске,
Сколько бы женщин дали мне, если б я был о'кей.
Впрочем, все это глупости, мне без Мальвины крах,
Мы ведь с Пьеро запутались в шелковых волосах.
Мы с ним такие разные, с ключиком лишь один.
Пусть они что-то празднуют. Брошусь-ка с Аппенин.

Марина Славина:

Монолог Джузеппе

Мир мой от бедствий крошится, словно засохший хлеб.
Светит ли что хорошее мне на исходе лет,
если плодами горькими нас накормив сполна,
напрочь лишили гордости пляски вокруг бревна.
В провинциальной заводи бурю поднял сынок.
Будь ты хоть трижды праведен - втянет в любой порок.
Вот почему случается всякая дрянь с людьми
тихими, безучастными? Странных событий микс…
К другу пришёл с поленьями, чтобы разжёг очаг….
Знал бы, что не поленится, силы найдет и час
вырезать это чудище - точно забыл бы путь
к чокнутому лачужнику… Поздно, не повернуть.
Столько всего наверчено! Карло сошёл с ума.
Вряд ли такой доверчивый, просто в мозгах туман.
Думает, что Пиноккио не истукан – герой.
Но от геройства проку-то, лучше бы взял Пьеро
и не смущался кислыми песнями – cour-хит.
Гонки уже немыслимы – может прикончить ритм.
Носимся перелесками в поисках лис, монет...
Были б причины веские, только, увы, их нет.
Прячась в хибарке явочной, чуточку подремал.
Другу на череп пьявочки ставит пусть Дуремар!

Юрий Борисов:

Монолог Карло (как Карло стал Карло)

Эх, да как я ножиком веду -
Лихо!
Посмотрел в младенческом году
«Психо»!
С той поры смотрел я и читал
Horror.
Повзрослев, народ я резать стал
Хором!
Говорила ласково мне мать:
«Карлик,
Посмотри, я стала принимать
Капли.
Вся причина игр твоих с ножом –
Скука.
Вырезай из пиний с куражом
Кукол.
Карабас отвалит нам мешок
Денег.
Мы на это купим дом, горшок,
Веник».
Стал людей я финкой расчленять
Редко
Кукол резать стал и починять
Деткам.
У меня хорошее «перо» -
Верьте!
Арлекин, Мальвина и Пьеро -
Черти,
Сколько я на вас потратил сил.
Лестно?
Лучше б я кого-нибудь убил.
Честно.
Как-то раз приходит старый друг.
Ладно.
Граппой мне облил штанины брюк,
Падла.
Я его прикончил было, но
Сразу
Он взамен решил мне дать бревно.
Разум
Победил во мне слепую страсть
К мести.
Стали мы сынка пилить, строгать
Вместе.
У меня ведь шансов на детей
Мизер,
Я ж не джентльмен и не сэнсэй-
Мистер
До меня ну кто из Тань и Мань
Лаком?
Кто захочет спать с кровавым мань-
яком.
Ты расти, расти, мой золотой
Лучик.
Выпилю тебе я золотой
Ключик.
Только предъяви мне аттестат
К сроку.
А не то Мальвины не достать.
Во как.

Марина Славина:

Монолог бывшей жены Карло

«Только вечер опустится синий, только звёзды блеснут в небесах», ©
так по-прежнему кровь в жилах стынет, и тупой невротический страх
плющит душу невидимым прессом: вот сейчас, прихватив инструмент,
муж с ухмылкой недужного беса дом покинет. И надо суметь
воздержаться от тщетных вопросов, а иначе – загонит в чулан…
Всё, казалось бы, ясно и просто: хочешь мужа – молчи, не горлань.
И молчала. Куда мне деваться? Сирота, ни кола ни двора.
У него же – сундук под кроватью. Что хранит в нём? Настанет пора -
докопаюсь. Мечтами такими согревала себя день и ночь.
Ничего брать не буду - отнимет… Но соблазн не смогла превозмочь.
Вот однажды ушёл на работу. Лом взяла и сломала замок…
Что увидела – вызвало рвоту: расчленёнка, а в баночке – мозг.
Много глаз – голубых, серых, карих… Моментально решила – уйду.
Быстро-быстро - подальше от твари. Или тоже упрячет в сундук.
Всем трудягам почёт? Как же, здрасьте! В сумке - пилка, стамеска, резак.
И считают – столярных дел мастер. А по сути – банальный маньяк.
Как сбежала, стал сдержанней, вроде. Подружился с Джузеппе, притих.
Хлещут граппу вдвоём на природе… Да из кукол создали фетиш.
Ну не верю я в эти отмазки, что добро – победитель, призёр.
Уверяю, под ласковой маской - тот же Карло, убийца и вор.
И по-прежнему кровь в жилах стынет, выгрызает нутро дикий страх
«только вечер опустится синий, только звёзды блеснут в небесах» ©

Юрий Борисов:

Монолог черепахи Тортиллы

На кондитерской фабрике в отсыревшей Венеции
Я готовила тортики для туристов-зевак.
И они были вкусные. Чуть попробуешь, бенц – и нет.
А кончался срок годности – мы травили собак.
Я была столь медлительна, я была так томительна,
И точна, и мечтательна, и сладка, словно торт.
Кстати, эта томительность хороша для кондитера.
Получаются сладости – высший класс, первый сорт.
Улыбалась коллегам я, удивительно милая,
Выкладая на тортики разноцветный кремок.
И меня за умение называли Тортиллою
И валялись начальники у моих толстых ног.
Тяжело делать тортики да короткими ручками,
Да короткими ножками подсобляя себе,
Но потела и делала, пела «Суль маре лючика…»*,
Благодарна начальникам, благодарна судьбе.
Жизнь неслась так стремительно, к нам пришла каракатица,
Многорука, сноровиста и красива лицом.
Ну а я уже в возрасте. «А за возраст не платится, -
Мне сказали начальники, - ты была молодцом».
Выходное пособие дали самое малое,
На такое пособие только жить, что в пруду.
Хорошо, что в младенчестве я обучена мамою
И теперь занимаюсь я переводом с урду.
Я добра и мечтательна и как в детстве томительна,
И за мной увивается престарелый кальмар.
Только мне в моем возрасте (это так удивительно)
До безумия нравится сердцеед-Дуремар.

Марина Славина:

Монолог Дуремара

«Ветер ли старое имя развеял? Нет мне дороги в мой брошенный край» ©
Только лишь память - последняя фея - вновь возвращает меня в Парагвай.
Там, где по аллювиальной долине реки несутся, не зная помех,
много участков болотистых, тинных - кладезь открытий для детских утех.
Кровососущие мелкие твари, водорослей разноцветный ковёр,
странные звуки, печальные мары нравились больше, чем красить забор
или смиренно сидеть на уроках. И не пугали ни плеть, ни горох…
«Топкая» страсть выходила мне боком, но утешали пиявки и мох.
Время летело почти незаметно, как и положено: детство – игра.
Я повзрослел, и задумались предки: «Может, мальчишку отправить пора
в страны Европы, где тёплое море быстро отучит копаться в грязи?
Значит, Италия». Даже не спорил, вещи собрал и до первой росы
срочно покинул родные пенаты… Сколько минуло с тех пор зим и лет –
я не считал. Впрочем, надо сознаться, что перемен-то особых и нет:
та же трясина, кишащая мразью. Глубже копнул – получи, распишись,
будешь обманут и предан. Ну разве не показательна жалкая жизнь
доброй и трудолюбивой Тортиллы? Беды её обвивают, как плющ –
нет ни жилья, ни еды. Докатились – вместо пособия выдали ключ,
да не сказали, куда его вставить… Носятся, скважину ищут - маразм.
И ко всему это - игры без правил. Предпочитаю природную грязь.

Юрий Борисов:

Монолог Карабаса-Барабаса

Я Карабас, я Барабас, простой худрук театра.
У нас премьера завтра,
Спешите посмотреть!
Театр полон уж на треть,
Хотя премьера – завтра.
Не посмотреть – как умереть.
Спешите посмотреть!
Я Карабас, я Барабас, не злющий я нисколько.
Поклонник Мейерхольда
И куклам - как отец.
В театр спешите, наконец,
Снимайте ваши польта.
Не посмотреть – как умереть.
Я куклам – как отец!
Я Карабас, я Барабас, добрее нет на свете.
Все куклы мне как дети.
Но вот случилось так:
Их Карло вырезал маньяк,
И он за все в ответе.
У кукол всех – большой дефект.
Ну вот случилось так.
Я Карабас, Я Барабас, я вам клянусь Феллини:
Не сделал он Мальвине
Ее прелестный нос,
Пьеро страдает без волос,
И нет на Арлекине
Обычных губ, чтоб кушать суп
И целовать взасос.
Я Карабас, я Барабас, при всей огромной славе
Позорно должен ставить
«Ужастики», увы.
Мои артисты таковы:
Один хрустит в суставе,
Другой – всего с одной ногой,
А есть – без головы!
Я Карабас, я Барабас, простой худрук театра.
У нас премьера завтра,
Я не могу уснуть.
Вы закажите детям путь
До нашего театра.
Пускай пока из Маршака
Прочтут чего-нибудь!

Александр Старших:

Чистосердечное признание сверчка.

Клянусь, что все проблемы с Буратино,
Пытался я решить мирком, ладком,
Но эта деревянная скотина
Меня чуть не убила молотком.
В его башке гнездились короеды,
И отовсюду сыпалась труха...
Он думал, что я сразу перееду
Куда-нибудь подальше от греха.
Вцепившись крепко в папино наследство,
Он становился с каждым днём наглей;
И я в гигиенические средства
Стал подливать ему столярный клей.
Ну да, я был безжалостен, наверно...
Оправдывать себя я не хочу;
И Буратино медленно, но верно
Привёл в итоге я к параличу.
Освободить мой отчий дом от трупа
Помог худрук театра Карабас...
Дрянной мальчишка кукольную труппу
Хотел оттяпать у него не раз.
И вот переломив через колено
Шпирон, что был по-прежнему остёр,
Худрук воскликнул: «Чёртово полено!
Иди же ты прокля́тое в костёр!»
Прожив на белом свете дольше века,
Я твёрдо убедился лишь в одном:
Нельзя из куклы сделать человека -
Бревно всегда останется бревном.

Юрий Борисов:

Монолог жены Сверчка

До чего, муженек, ты мне стал неприятен.
Ты убийца, к тому же склеротик.
Звали этого типа Игнатий Буратин,
Он был выпилен перед Пиноккьо.
Он был резан отцом из огромного вяза
Маникюрною ржавою пилкой.
Как он мучился, бедный. А этот, зараза,
Еще тыкал в глаза ему вилкой.
Разве ты удивлён, что почти что с рожденья
Невзлюбил он жестокого батю.
Этот Карло-маньяк получал наслажденье,
Когда жертва молила: «Ну хватит».
Потому и решился Игнатий Буратин
Отомстить пожилому папуле.
И чего ты полез, милый друг и приятель,
Лучше б выпустил в лоб себе пулю.
Впрочем, ты и всегда понимал все превратно –
Помню как-то в пылу карнавала
Ты сказал мне, что я беспредельно развратна,
А я просто тебя раздевала.
И теперь вот зачем погубил ты Игната,
Не поняв его тонкую душу?
Не бревно он, а просто судьбою помятый.
И в раю веселится под душем.
Делай вывод, мой муж, не прикончи Пиноккьо,
Он ведь, в сущности, добрый парнишка.
Только ключика нет, потому одинокий.
Ах, куда ты полез, шалунишка?

Марина Славина:

Монолог малютки Пи

Я без кровушки свежей гибну - потемнело в восьми глазах.
Добивает меня «безрыбье», голодуха, увы и ах -
лишь личинки да слизь растений. Сдохнуть впору, печёт внутри.
Мне такие достались гены, рост отмерили точно - три
и четырнадцать сотых дюйма*, а желудок - во всю длину.
Ну и как о еде не думать? Стала плоской, вот-вот загнусь.
Мной судьба неразумно вертит, погружает в сплошной кумар.
Всё надеюсь: спасёт от смерти грязелюбный друг - Дуремар.
Зря, как видно. Иные танцы у него в голове сейчас.
И Тортилла ушла под панцирь: релаксируя, впала в транс.
Но как бросишь сухой гаммарус, коматозница вмиг всплывёт -
быстроходной бывает старость, ненавидя чрезмерный пост.
Раньше сытное было время: потеплело – бежит к пруду
бесшабашное юное племя… Много пищи… Я тут как тут.
А теперь – только ил да тина. Выбирай из таких диет,
чтоб обилие гирудина не свело твою жизнь на нет.
Впрыснуть некому (вот потеха!) нужный антикоагулянт.
Ну и ладно, уйду в аптеку. Нервы портить на кой же ляд!
Прекращайте возню, тираны. Хватит мучить и дайте пить,
а иначе я платной стану - медицинской малюткой Пи.

* 3, 14 дюйма примерно около 8 см, т.е. средняя длина пиявки

Юрий Борисов:

Монолог Пьеро

Да, я Пьеро. Но не тихоня,
Хотя и в длинном балахоне,
Хотя и голос мой высок,
Хотя не граппу пью, а сок.
Я за Мальвину – на любого!
Я на Мальвину – за любого!
Пусть говорю я бестолково.
Волнуюсь. Что же тут такого?
На голове волос – ни капли,
Спасибо злому «папе» Карле.
Благодарю мою Мальвину –
Своих дала мне половину.
А что сама она без носа,
В том нет особого вопроса.
Папаша хвастал: «Дочь угробил».
Но ей Пиноккьо дал свой шнобель.
И сам Пиноккио калека,
Хотя похож на человека.
Но нету «ключика» у парня,
Вот «ключик» я ему не дам, не.
Ведь лишь по этой вот причине
Я стал любовником Мальвине,
А если б не было «добавки»,
Я б, может, был нудней пиявки.
Малютка Пи, моя подруга,
С ней рядом просто нет супруга,
Вся помешалась на обжорстве
А ей бы секса, да пожёстче.
Ах, если б с ней, покрытый ворсом,
Лежал удав с красивым торсом,
Она б себя совсем иначе
Вела, нет, я сейчас заплачу.
Но зреет в массах недовольство,
Восстанет кукольное войско.
Верни нам Карло, сын гиены,
Тобой недоданные члены!

Александр Старших:

Монолог постороннего

Ну и дела, как говорится, шоб
Так жил я, как вы складно врёте...
Я слышал, что у Карло есть свой shop,
Там членов, как ботвы на огороде.
Шумит неугомонная толпа,
Скупая первосортную резину...
Джузеппе утирает пот со лба –
Он мерченда́йзер в этом магазине.
Камаз с большим прицепом Дуремар
К служебке подгоняет спозаранку;
Алиса и Базилио товар
Заносят внутрь вязанка за вязанкой.
Стоит на видном месте манекен
И наблюдает праздно за рутиной,
О нет, не кукла Барби, и не Кен -
А пошлый виброносый Буратино.
В руках его торчит заветный ключ
От комнаты интимной для примерки;
И тот в любви становится везуч,
Кто побывал хоть пять минут за дверкой.

Марина Славина:

Монолог Медоро

Жизнерадостный пудель Медоро. Так меня называет Пьеро.
Ненавижу бесчинства и ссоры, даже оторопь часом берёт,
если кто-то пытается дракой за невинную шутку грозить.
Не ведусь – благородной собаке кувыркаться негоже в грязи,
пачкать локоны, банты, ливрею. Соблюдаю негласный закон:
забываться в разборках, зверея и бросаясь на всех - моветон.
Но последнее время - всё креном, словно сглазили кукольный мир.
Виновато тупое полено - к авантюрам неистовый пыл
из-за ключика или же денег. Эх, Джузеппе, зачем приволок
деревяшку, устроив нам дерби по запутанным петлям дорог?
Ищем-рыщем - без толка, без смысла. Что найти ожидаем – не суть.
Только время струится так быстро, что уже позабыли уют.
Оборвали держащие нити, избавляясь от прежних оков.
Ну и что в результате, скажите? Очутились в Стране Дураков.
Вот и думаю: может, к Тортилле - твёрдым сыром* улечься на дне,
раз такая беда наступила, что зациклились все на бревне -
новом марионеточном гуру. С ним готовы хоть в горы, хоть в степь.
Ха! Театр отбабахали сдуру - получили всё тот же вертеп.
Обложить бы участников лаем, чтоб очнулись, но имидж - не мой
Надо что-то менять. Полагаю, лучше имя. Возьму «Артемон».
Означает «здоровый и честный, безупречный» в неравном бою…
Прочь манеры, дорвусь я до бестий и охотно им морды набью.

* Медоро – сорт твёрдого итальянского сыра и персонаж (пудель) сказки Карло Коллоди «Приключения Пиноккио. История деревянной куклы»

Юрий Борисов:

Монолог кота Базилио

Как тяжко жить несчастному коту,
Не отвлекайтесь, спите и рубайте.
Однажды, сидя с пустотой во рту,
Я встретил день рожденья Гарибальди.
Такая дата, а питанья нет,
Но рядом жил в усадьбе этот Карло,
И я подумал: «Вот и мне обед,
Он режет кукол и живет шикарно».
И я тогда к нему за колбасой
Пролез, чтобы покушать в эту дату -
Он полхвоста мне отхватил косой,
Да кстати, он и был косой, ребята.
Косой – не в смысле выпить, в смысле глаз,
Ведь он был полным инвалидом детства,
Еще ребенком он попал под МАЗ
И потерял нормальный взгляд и сердце.
Как я ушел, не помню. Но ушел.
И с горя в чащу побежал густую.
Рыдая, повторял я «данке шон»
И полость рта облизывал пустую.
А дальше – верьте, это же не миф –
Меня спасла красивая лисица,
Швейцарским сыром щедро накормив
И сделав ассорти из мяса птицы.
Желудок мне продиктовал: «Женись!»
Она мне улыбнулась виновато.
И я сказал: «Позвольте ручку, мисс».
А вскоре родились лисокотята.
Нам куклы помогали кто чем мог:
Мальвина обучала наших деток,
Пьеро однажды нам испек пирог,
Пиноккио наделал табуреток.
Худрук театра добрый Карабас
Бесплатно раздавал нам контрамарки,
И нам в буфете шкурки от колбас
Давали высшей свежести и марки.
Одно лишь исключенье – этот пес,
Ленивый гад по имени Медоро,
Алису он обнюхивал взасос,
Но я его всегда гонял с позором.
И вот теперь настал и наш черед
Помочь им всем добиться от маньяка
Кому из них чего не достает
(Кроме тебя, противная собака).
Мне посторонний дядя рассказал,
Что далеко, в окрестностях Равенны,
Мерзавец Карло поле распахал
И посадил там органы и члены.
Охранницей там мамочка его,
Он платит ей за день четыре евро.
Она сидит, как войско ПВО,
И как в гареме шаха жирный евнух.
Джузеппе стал проворен на подъем,
Когда кого прикончить нужно срочно,
Кровавый нож со смехом в водоем
Потом он опускает непорочно.
Но нас же много – кукол и зверей,
Пускай увечны, босы и убоги.
Пошли, ребята, ну, пошли скорей,
Берите в руки головы и ноги.

Марина Славина:

Монолог лисы Алисы

Это ж надо такому случиться: замуж вышла за злыдня-кота,
и отрезом линялого ситца спеленала меня нищета.
Ни секунды не знаю покоя, вместо норки - вонючий подвал,
лисобрыськи голодные - трое. Не живём - существуем едва:
часто нет даже корочки хлеба, а мясное - докучный мираж…
Хоть считают, что дом – моя крепость, а хозяин - проверенный страж,
но Базилио, будь он неладен, не кормилец семейства, а жмот -
за паршивую рыбку, оладью с лёгким сердцем со свету сживёт.
До замужества верила слепо: жизнь окутает радужным сном.
Но судьба - беспричинно, нелепо - превратилась в тупой метроном:
отмеряя удар за ударом, метит в лоб, норовит побольней.
Муженёк умотал – что-то тарит, наплевав на жену и детей.
Есть на лапу мою претенденты. Не дворовые – ВИПы без блох.
Взять хотя бы Медоро - весь в лентах, обеспечен, ухожен. Чем плох?
Круг его предпочтений известен: аккуратен до мозга соплей,
избегает скандалов и сплетен, ненавидит котов и людей.
Предпоследнее очень мне кстати: на ушкО прошепчу ему «фас!» -
от супруга останутся шматы. Безутешно рыдай Карабас
о внезапной бесславной кончине компаньона по куче афер.
А «черёмух серебряный иней» (с) подвенечный украсит мантель..
Представляю свой месяц медовый – Цюрих, Пиза, Сольдеу, Гримо…
Это ж надо – приснился Медоро, а под боком – облезлое чмо.

Юрий Борисов:

Песня волшебного Ежика

Я бегу по бескрайним равнинам Равенны,
Я ношу сапоги от месье Лубутена,
Витамины ищу для детей,
И хороших ищу новостей.
Все поля и луга нашей славной Равенны
Старый Карло-маньяк засадил постепенно.
Руки-ноги, затылки, носы,
Груди, плечи, глаза и усы.
Там где раньше торчали морковка и репа,
Нынче орган какой-то разросся нелепо.
Что детишкам нести на обед?
Я ведь Ежик, а не людоед.
Я культурен, и вежлив, и в меру упитан,
Словарями и книжками крайне начитан.
Знаю я, что такое гастрит,
Плеоназм и халькопирит.
Церемонность моя переходит границы,
Восхищаются мной обитатели Ниццы,
И английский седой джентльмен,
И простой добродушный бушмен.
Развивается в нашей провинции голод.
Впрочем, я состою из волшебных иголок -
Только сядет на них супостат,
Мигом лопнет, как аэростат.
А за ним улетит дорогая мамаша
С украшеньем на шляпе по типу плюмажа,
И кровавый Джузеппе проткнет
Об меня толстый зад и живот.
Разберут инвалиды кому чего надо,
А потом мы засеем поля авокадо.
А кому по душе сельдерей
Пусть займет свои га поскорей.
Я волшебный, чудесный, невиданный ежик,
Я найду вам недоданных ручек и ножек,
Вместо них будет в поле расти
Овощное мое ассорти.

Марина Славина:

Эпилог. Монолог Карло Коллоди

Что ни писака, то плагиатор. Лезут лапищами в то, что свято, тырят идеи, а «суррогатством» кроют рекорды - пик тиражей. И у меня покопались в сказке двое «старателей» – «Ханс» и «Астрид». Мало им, видно, Цэлмэг и басков, нужен для трёпа ещё сюжет. Вот и не ждите теперь пощады, встану из гроба, урою гадов. Вздумали тоже: менять наряды - стóящий «бархат» на «жалкий трип»! Факты не будут уже забыты. Чтоб не совались к чужим корытам, месть запланировал: волки сыты, если овечки у них внутри.
Встречу со мной называйте роком. Как ни таитесь, найду до срока. Ведь говорит несравненный Локкарт: «Каждый разбой оставляет след». Я признаюсь - был обескуражен столь беспардонным лихим пассажем. Как вентилятор крутился даже, прежде, чем снова покинуть склеп. Важно читателю знать подспудный замысел сказочников от флуда. Эти турусы - театр абсурда, логики нет, но понятна соль, что руководствовались лишь целью: всех опорочить, согнать со сцены, ну а самим - оказаться в центре и… наступить на мою мозоль. Больно – попали, воткнули вилы: папа Пиноккио - Чикатило? А Дуремар – показатель стиля? Пьявка - находка для детворы? Как же такое пришло вам в репу? Страх потеряли, плетя нелепость. Выпили граппы опять с Джузеппе и покатились чухню творить? И про Мальвину скажу: во-первых, вовсе не шлюха она, не стерва, а идеальная пионерка. Вы лопухнулись в который раз! То, что у синеволосой мышки – куча достоинств, вас не колышет? Добаловались: сюжету - крышка или точней - победил маразм. Как наградить вас за эту смелость? Мог бы примарой вселиться в тело, мучить стыдом, иссушать холерой, кожу оформить под парашют… Но проходили с Толстым такое (тоже слизал у меня героев).. Трудно с ним было - ушёл в запои. В общем, держался как истый пшют - так предсказуемо, словно в порно. Хоть петушился, а глюки пёрли - безостановочно и проворно. Ни сатисфакции, ни игры.
Думаю, вряд ли я вас достану. Надо просить, умолять шаманов, чтоб на паэтов наслали «манну» - вызвали бешенство братьев Гримм.

Юрий Борисов:

Эпилог. Монолог А. Толстого

И у меня есть шедевр про создателей этой халтуры. Я, А. Толстой, столп отечественной культуры… нет, не отечественной, оговорился, - скорей, мировой, все прочитал, долго думал своей головой, и, постепенно от злости к «песателям» яростью полнясь, вынул топор, что обычно вставляю за пояс, и собирался уже на убийство красавцев пойти, но было времени много – чуть больше пяти, стал я клевать над дымящей тарелкой с омарами носом, ну и в итоге в них ткнулся столь мощным засосом, что одного из них прямо всосал до клешней, целиком. Развеселившись, склоняюсь сейчас над листком и начинаю. Каким надо быть дураком, чтобы использовать в качестве сказки основы тезы Коллоди, что столь безнадежно хреновы, страшно скучны и нитратны, как те помидоры. Что за Медоро? Скажите мне, что за Медоро? Есть же красивые клички у нас – Артемон или Шарик, ну а Медорой собаку зовет только тот, кто не шарит в верной и преданной нам психологии милого пса. Дальше – лиса. Ну какая же это лиса? Так, истеричка, растак ее сзади, и справа и слева, мех кой-какой, а ведет себя, как королева. Дальше Пиноккио, томно без «ключика» вечно бродящий. Он же скучнее Пьеро, и вообще импотент настоящий. И почему он Пиноккио? Он у меня Буратино. Я как прочел его имя, с тех пор посейчас не остыну. Вот что мне нравится шибко – что ловко вы Карло уели, он ведь сердит потому, что вы папу в маньяка одели. Он же считал папу Карло заглавным героем, дал ему имя свое, под него и сюжет весь построил, дескать, такой расчудесный, культурный, прекрасный, отважный, вы ж из него сотворили мучителя граждан, это – хвалю, остальное, скажу вам, мура. Я, А. Толстой, накликаю на вас дух Петра!
......................
Опубликовано
Пиноккио