Елена Бородина:

Дурманит
долгожданная прохлада.
Струится лето
шелковым дождем,
и вздрагивают листья винограда
от светлых капель.
Тёмен окаём
застывшей тучи.
Сумеречно. Вправе
на поцелуй решиться,
но молчишь.
Под лапами собаки
мокрый гравий
негромко прошуршит
ленивым «шшш»…
Стихает день.
Вечернею молитвой -
уютный плеск
упавших
в бочку слив…
И нежность
виноградною улиткой:
с моих ладоней -
в лодочку твоих…

Юрий Борисов:

Ползет коровка минимира –
Улитка с внешностью модели.
А на спине у ней квартира.
Она ползёт без всякой цели.

Навстречу ей бездомный слизень -
Пытался к боку притереться,
Хотел посетовать на жизнь,
Но у коровки нету сердца.

И слизень в гриб от горя вгрызся,
Гриб оказался ядовитым,
И он упал на желтый листик
С отравленным аппендицитом.

Улитка видела паденье,
Но не вильнула даже рогом.
Да, эта драма, без сомненья,
Так много говорит о многом…

Елена Бородина:

Улитка думала, вздыхая
о всеулиточной судьбине.
От свиристелевого хая
поникли гроздья на рябине -
вершилась осень. И сердито,
даруя влаги самый мизер,
навис туман. Аппендицита
не так боялся ушлый слизень -
потомок комика и мима
уже в десятом поколенье -
как невниманья: снова мимо
улитка - дивное творенье -
ползла по грибовой равнине,
кручинясь о своей судьбине...)

Юрий Борисов:

Один французский ресторатор,
Суров, как нильский аллигатор,
Приехал в здешние края.
Улитки не по вкусу мне вот,
А этот тип закинул невод…
Попалась бедная моя.

Но слизень с желтого листочка
Расправил сердце, печень, почки,
Поднял огромные рога,
Расширил грудь, раздвинул плечи,
Сказал две пламенные речи
И бросил тело на врага.

Француз от страха кинул сети
И, проклиная все на свете,
Умчался в милое Бордо.
Улитка вылезла на волю(
(Сейчас от горя я провою
Всю гамму нот от «до» до «до»).

Устав от крайности усилий,
Лежал нас слизень бледно-синий
И потихоньку умирал.
А несравненная улитка
Неблагодарно так и прытко
Ползла куда-то на Урал.

Елена Бородина:

Шумели стынущие клены,
топорщились густые ели,
а мир катился по наклонной.
Меридианы, параллели
морским узлом сплетались туго.
Один французский аллигатор
стенал сквозь стиснутые зубы:
седой слизняк, его куратор,
в пылу душевных излияний
раскрыл пароли все и явки:
"Улитки - маленькие дряни!
Они же - бывшие пиявки!
Я исстрадался - слизи горстка,
шатаюсь, словно от угара..."
Улитка - дама-вертихвостка -
ползла в предместья Сыктывкара...

Юрий Борисов:

Она вползла в предместье Сыктывкара
И только тут, представьте, поняла,
Какое она счастье провтыкала,
Какого проворонила орла.

На небе птица проводила жизнь,
И к ней она возвысила свой глас:
«Скажи, ты кто?» «Я селезень, не слизень»».
«Не слизень», - повторило пару раз

Лесное эхо. И за километр
Несчастный слизень это услыхал.
«Не слизень», - говорил холодный ветер,
«Не слизень», - дождик слезками стучал.

И он издал последний шумный выдох
И собирался тихо отойти,
Но в лес вошел ветеринар Давыдов
И все-таки успел его спасти.

А бедная улитка-вертихвостка
В больницу передачу принесла –
Крошёных шампиньонов полнаперстка,
Цветов для украшения стола.

Елена Бородина:

Увидел подношение Давыдов,
ветеринар из сумрачных лесов,
заголосил: "Для скользких индивидов -
букетик неопознанных цветов
и горстку шампиньонов?! Позабыли
о самом главном вы, наверняка:
тащил в медпункт в пЫли, а может, в пЫли,
сгибаясь от стенаний слизняка
Давыдов, скромный доктор. Поскорее
прошу мне предоставить для нутра -
сосиски, огурец и то, что греет
нутро ветеринарное с утра.
И медсестре, красотке донне Лизе -
конфеты от "Ротфронта" Жду вестей,
иначе этот селезень ли, слизень
слывет пропавшим без... ну, без вестей!"

Юрий Борисов:

А слизень спасенный в палате лежал,
Летальный исход не грозил, очевидно,
Разглядывал он из окна горожан,
Идущих попарно, и было обидно
Ему, что улитка его предала,
(Еще он не знал о ее передаче).
Неграмотный слизень с душою орла
И в целом отважный улиточный мачо
Неграмотно пел про любимую стих:
«Куда от меня улитела, улитка?
Я мир разделил бы с табой на двоих,
А жизнь бес тебя – нестирпимая пытка».
Заходит Давыдов, в руке шампиньон,
В зубах огурец и бутылка «Столичной»,
«Теперь, - обратился к несчастному он, -
И с вашим здоровьем все будет отлично.
Любимая ваша (вот так и сказал
Давыдов, не знавший стыда и позора)
Вам гриб принесла, мне – вот этот «Кристалл»,
А также огурчик и два помидора».
И понял наш слизень, что жизнь хороша,
И он не останется в ней одиночкой.
Улитка ждала его у Иртыша
И нервно дрожала изысканной мочкой.

Елена Бородина:

Ноябрь, как всегда, и слеп, и нем,
морозит и метет - не жди сюрпризов...
Она спала. На улице шел снег,
и вместе с ним вышагивал Борисов
с веселым жизнерадостным лицом -
одержана опять была победа:
он - поставщик вчерашних огурцов -
сегодня сдал зачет на логопеда!
И руки потирая, он желал
неграмотному слизню (Диме? Юре?)
и дикцию поставить, и вокал -
короче, приобщить его к культуре.
Бежит себе со снегом, налегке
(аллюром? иноходью? просто прытко?),
сжимая камертон в своей руке,
как вдруг у Иртыша одну улитку
Борисов замечает: дивный хвост,
изысканная мочка с бриллиантом,
компактна - "мой любимый вес и рост!"
Сумняшеся ничтоже, аксельбантом
Борисов покрутил (такой пижон!)
и, постучав в медово-желтый панцирь,
"Лублу!" - сказал...
Итог - похоже, он,
влюбившись, стал некстати заикаться...

Юрий Борисов:

Я не стучал в янтарный этот панцирь,
Не говорил таких нескромных слов,
Я пригласить хотел ее на танцы,
А после них – на казахстанский плов.

Но отменили танцы в местном клубе,
И на ремонт закрылась чайхана,
А бедный слизень выложил в ютубе
Прикольный ролик «А пошло все на…».

И как же быть мне при таком раскладе,
Как этой паре я могу помочь,
Когда Давыдов нынче в Петрограде
С прекрасной медсестрой проводит ночь.

А слизень в медсанчасти в Катманду
Зовет улитку, мечется в бреду.
..................
Опубликовано
Улитка