О, как же трудно быть немного ближе к мечте, чем все, кто просто так живет, кто пустоту советов только слышит, и кто не верит в давний мой полет к Луне, сурово на людей глядящей, не верящей в высокие пути, кто не готов свой разум настоящий и смелость чувств для рыцарства найти.
Мой предок Хейно вместе с Барбароссой, в крестовые походы уходя, не ведал, что подобные вопросы решать придется мне века спустя. От рыцаря, прославленного в битвах до тихого монаха путь тяжел, мой предок успокоился в молитвах и тишину обители нашел.
Но посох с книгой на гербе сгодился, а твердый рода дух порукой стал, когда я в битве на коня садился и смело острой саблею махал!
Наверно, все еще пасется лошадь, что в битве разорвало пополам, и памятник-фонтан украсил площадь, и в каталог включили сей фонтан!
Я все оставил бюргерам – потомкам – мои проекты и мои мечты, создание материи столь тонкой, что заплатить не хватит золотых монет, да и откуда им набраться, когда вся жизнь – война из-за идей, когда таланту надобно сражаться, а власти губят запросто людей.
Практичные потомки не забыли, кто указал им путь в долину грез, не только памятник установили, но занялись моей судьбой всерьез.
Музей открыли - там досель хранятся мои – с войны – и пушка и пищаль, взбесившаяся шуба, что за зайцем в погоню бросилась, но не поймала, жаль. Парик, что из болота меня вынес, расчесывают бережно они, а косточек набор дают на вынос – давай, попробуй, по оленю – пли!
Гарпун, которым рыбу изловили, и я был найден в чреве у нее, топор серебряный, весь в межпланетной пыли, вернувшийся с Луны. Мое ружье, которое раз в год само стреляет, и гири, что оставил скороход – они где надо, плавно ход сбавляют, а сбросишь их, и полетишь вперед!
Любой в музее этом может видеть, что я не лгун, не трус, не разгильдяй! Я на потомков вовсе не в обиде – как могут, забавляются – пускай!