Поздравляю Алекера с победой
Он награждается Ключиком Замка и 100 баллами Литсети

Как-то даже не сомневалась насчёт этого текста) Поздравляю, Лёша!

Спасибо, Ира

Поздравляю Алекера! Без сомнения, это - лучший рассказ! До слёз...

От души поздравляю, Алекер. И благодарю всех участников конкурса, уделивших свое внимание моему произведению.
С уважением,

Голосование открыто, и продлится до 4 мая 2018 23:59 лтс

Для того, чтобы выбрать понравившиеся варианты, вам нужно нажать на кнопочку "Проголосовать"

А мою сказку забыли? :(

Ира, не знаю, как так получилось...
Я же добавлял...

Сейчас добавил.

Если кто уже успел нажать кнопочки, может поменять своё решение

С удовольствием поздравляю aleker! Хороший душевный рассказ.

Замок! Если не ошибаюсь, мне не зачтено голосование, а я голосовала (шорт-лист подтверждает)

Спасибо, Пелагея

Да, голосовалка не всегда отображает нажатие кнопок, поэтому я обычно проверяю по шорт-листу
Но Ваши голоса программа учла

С названием и ссылкой более 5000 знаков, а так рассказ меньше.
http://litset.ru/publ/70-1-0-43606
Рик и трамвай номер два.

Принято, Михаил

Что-то произведение не размещается?

Михаил, может быть слишком много знаков?
Дайте ссылку на Ваш текст - я постараюсь Вам помочь

Михаил, это потому что вместе с заголовком (а также с межабзацными отбивками, если они есть) Ваш рассказ "Рик и трамвай номер два" - речь, видимо, о нем? - выходит за 5000 знаков. Сократите немного - оно и разместится.

Замок, прошу прощения, я не видела Вашего замечания, когда публиковала свое. Там очень маленькое превышение, но оно есть.

Уборка и кот. Счёт 1 - 0
http://litset.ru/publ/46-1-0-43620

Что же это такое делается? Опять она уборку затеяла! Ведь всего-то три дня назад убиралась, и вот на тебе - снова. Я ещё после предыдущей уборки не очухался - в ушах так и стоит рёв пылесоса - а она опять веником машет... Забился под кровать и дрожу - не дай первый кот, она этот рычальник включит, что тогда делать несчастному коту? Помирать?
Ой-ой-ой, за что веником-то по заднице? Больно же! Нет, я определённо появился на свет, чтобы страдать... Какое брысь, какое брысь, бессердечная женщина! Что тебе надо под кроватью? Какая, ко всем псам, пыль? Я же её уже десять раз собственным хвостом подмёл! Да убери ты от меня свой веник, а то раздеру его к собачьей бабушке.
Ух, убрала. Кажется, на этот раз пронесло... В коридор пошла - неужели решила таки пожалеть меня!
О, нет, только не это! Пылесос тащит - сейчас эта жуткая штуковина зарычит... Быстрей отсюда на кухню! Куда бы спрятаться? А вот буфет приоткрыт - скорее на верхнюю полку, и сидеть там, пока кошмар не закончится. Ой, попал лапами в какую-то миску. Караул, она же падает, и я вместе с ней...
Ну вот, мало того, что шлёпнулся на пол, так ещё и миской накрыло. А в довершение всех бед я ещё и с головы до хвоста в чём-то липком и сладком. Прибежала хозяйка, освободила от миски - и на том спасибо. Что ты кричишь, ну что ты кричишь? Далось тебе это черничное суфле, ты лучше посмотри, какого я теперь цвета? Ужас!
Куда ты меня тащишь? Зачем вода и противное жидкое мыло, от которого глаза щиплет и шерсть пахнет неизвестно чем? Ещё и в полотенце завернула! Нет, такого издевательства над моим кошачьим достоинством я терпеть не намерен! Скорее вырваться и сигануть в окно, благо на дворе лето и этаж первый.
На скамейке у подъезда сидит чёрная кошка с третьего этажа.
- Привет, Рыжий! Как настроение? - приветственно мрякнула Чёрная
- Настроение - черничное суфле! - фыркнул я.
- Это как?
- Липко, противно и фиолетово.
Я улёгся на скамейку рядом с Чёрной и стал ждать, когда дома закончится уборка и хозяйка позовёт ужинать.

принимаю

Сороковой день.
http://litset.ru/publ/5-1-0-43601

Ягоды из захолустья…Разные те ягодки: горькие, кислые... Сладких мало.
Они не дают мне покоя, настойчиво постукивая кисточками замерзшей красной рябины. Я собираю их в ведро. Некоторые ягоды пролетают мимо и остаются лежать на только что выпавшем белом снегу – капельки крови на белой простыне. Но крови не было, не было ничего, кроме…

Любаша смотрела на ключ. Довольно крупный, на длинной засаленной верёвке, он напоминал ей маятник гипнотизёра. Туда, сюда…Сколько длилось это мгновение? Секунды…
Пухленькая рука медсестры с коротко остриженными ногтями и ключ. Туда, сюда…
- Женщина, Вы извините, но нам некогда идти. Сходите сами.
- А где он? – стараясь казаться спокойной, она молча выслушала, уточнила, переспросив пару раз, и вышла.
«Где же он, где?» Она оглядывалась, тщетно пытаясь отыскать глазами то, что, хотя бы отдалённо, напоминало ей морг. Но не находила…Сердце колотилось. «Сейчас, родной мой, сейчас…»
- Извините, Вы не подскажете? Где-то здесь должен быть морг.
- Да вот же он, - проходящий мужчина указал ей на неказистое, без каких-либо указательных знаков, очень похожее на заброшенный сарай, здание.
«Вот я и приехала, Саша…Всё будет хорошо…» - бормотала про себя она, вставляя ключ в большой амбарный замок. «Извини, я не смогла ничего сделать. Ничего, не смогла…Господи!»
Руки дрожали. «Ну, же! Ну!» Кра-кра…Дужка замка отвалилась, напомнив ей выдвинутую далеко вперёд челюсть врача-патологоанатома.

«Домой припёрлась, нигде покоя нет»…
- Нет, и ещё раз – нет. Я же говорю Вам…Я в отпуске. Пусть отправляют в Котельнич! И не надо предлагать мне деньги. Вы должны понимать – сезон, середина мая.
- Пожалуйста, я Вас прошу, мне очень неловко, но здесь же несколько шагов до больницы, один квартал. Я приехала из Кирова, более трёх часов в пути… Поймите, хотя бы до сорокового дня, я должна успеть… Пожалуйста…
На его лице не было и тени сострадания. Она чувствовала себя назойливой мухой, которую вот-вот прихлопнут.
- Нет, я сказал – нет, - пробурчал он, беспокойно озираясь на дверь дома.
«Наверно, жена…Может, он сам-то и не прочь…Такой же безотказный, как мой Сашка. Всё одна да одна, а он для людей», - думала Любаша, закрывая дверь и еле переставляя непослушные ноги.

Скрежет замка. Ржавый стон открываемой двери. Тишина…Подкашивались ноги, очень хотелось пить. Она беспомощно оглянулась по сторонам. Два, небрежно закинутых медицинской клеёнкой, стола. Пустые…Она облегчённо вздохнула. Паутина в углу и большой чёрный паук. Мелькнула мысль: «А, может быть, это уже он…»
«В углу, картонная коробка…» Она обвела взглядом небольшое, отнюдь не стерильное, помещение и увидела две картонные коробки из-под обуви. Осторожно, замерев на миг, открыла одну, потом вторую. Ничего напоминающего…
Внутри неё что-то дрогнуло. Дзинь…Так мешал чай он. Маленькая чайная ложечка… дзинь-дзинь. Прозрачный стакан и чай, тёмный, густой, душистый…Он любил. Она попыталась сглотнуть, но не смогла – во рту пересохло.
«Я не смогу. Даже если найду – два часа до Котельнича, незнакомый город, морг…Почему всё так? Они же должны. Но это долго…Нет, не смогу», - думала она, автоматически закрывая замок. Несколько шагов до больницы казались ей вечностью.
- Хорошо, мы отвезём. О результатах экспертизы…Впрочем, лучше позвоните сами.
Она плохо помнила, что было дальше. На электричку уже опоздала…
Пересадка в Свече – надо отпеть…Девочки-певчие плакали. Они знали его, он никому не делал зла. Контужен в Чечне, запойный, но такой настоящий…
Она перебирала в памяти те короткие мгновения счастья и думала, думала…В пути хорошо думать. Три долгих часа…Домой…Хотелось спать. Она закрыла глаза. Чистые голоса певчих продолжали звучать, заставляя плакать. «Но нельзя – кругом люди, люди, люди…Спать, так хочется спать»
Спустя месяц снова в дорогу: очереди, справка в одном райцентре, останки в другом. По пути за ними она зашла в магазин, чтобы купить ведро с крышкой. Но запаха не было. Она осторожно перекладывала обгоревшие кости с дна огромной картонной коробки в ведро, повторяя:
- Потерпи, родной, потерпи…
Паутина в углу уже пропала…Сороковой день. «Прости, не успела. Но мы помянем, обязательно помянем…»

Напротив его могилы сосна, уже совсем большая…
А она ходит по городу и часто ловит себя на мысли: «А вдруг он жив? Останки человека, но чьи – неизвестно»
Знакомый силуэт: широкие плечи, высокий, худой…И её сердце замирает.
Красная рябина на белом снегу…Свидетели говорят, что первой загорелась крыша.
Пропал и кот. Чёрный, бархатный. Именно такие ночи были там, в этой опустевшей деревне. Бархатное небо и сияющие звёзды. Много звёзд…Почему в городе не бывает таких

принимается

Ссылку я Вам поменял - сделал правильную

Февраль четырнадцатого года

http://litset.ru/publ/70-1-0-43597

Он сидел долго, часа четыре, дожидаясь обхода лечащего врача. В палате на койках лежало уходящее прошлое. Намеренно или нет, здесь собрали больных преклонного возраста. Частицей уходящего прошлого была и его девяностолетняя мать.
Прошлое каждого из лежащих в палате было разное: для одних – одурманенное идеей коммунистического равенства, для других – пропитанное националистической ненавистью к этому самому недостижимому равенству.
И то и другое прошлое лежало смирно, тихо постанывая от гнетущей боли распада, к которой так и не приспособилось.
А за окнами палаты, в шестистах метрах от здания больницы, бушевало настоящее: непокорное, не смирившееся с одним и с другим прошлым, жаждущее изменений своего существования не завтра, а сегодня, сейчас, раз и навсегда!
Настоящее бредило свободой выбора своего завтра. И этот бред сопровождался кострами неуправляемых эмоций, пламенем непогашенных разумом страстей и переполнявшей сердце радостью ожидаемых свершений.
На глазах любимого города повседневное настоящее перерождалось в революцию.
Будучи коренным жителем этого города, он не мог тоской об уходящем прошлом заглушить желание увидеть собственными глазами историю, которую листало время.
И вечером, покидая больницу, он спускался бульваром Шевченко на Крещатик. Впереди, рядом, вместе с ним спускались молодые люди в камуфляжных костюмах. В общей массе народа, движущегося к площади Независимости, особенно выделялись санитары и врачи своими кумачовыми куртками, на спинах которых сверкал белый крест. Белые каски на головах медиков свидетельствовали о том, что им придется работать не в тишине стерильных покоев, а на улицах и площадях, где свистели пули.
Двигаясь от Бессарабки в сторону филармонии, он миновал Прорезную, Лютеранскую, перекрытые баррикадами. Обратил внимание на очередь у здания Министерства сельского хозяйства, над которым трепетала вывеска «Запись в гвардию майдана». Внушительные стены здания, облицованные кусками гранитных глыб, служили стенной газетой, на которых пестрели призывы «Вся власть народу!», «Общее дело!», «Праздник приближается!».
Дойдя до улицы архитектора Городецкого, нескончаемый поток людей застыл перед ощетинившейся толстыми бревнами и колючей проволокой баррикадой, загораживающей прямой доступ к площади Независимости. На баррикаде полоскались знамена с названиями городов: «Запорожье», «Ковель», «Богуслав», «Луцк». Пробираясь через узкий проход под присмотром гвардейцев майдана, народ растекался по всей территории площади и тут же, улавливая отрывки обвинительных речей в адрес правительства, присоединялся к многочисленным кучкам ораторов.
Площадь бурлила, кипела, как кулеш в казане, у которого хлопотали довольные дядьки. В центре площади на трибуне без перерыва выступали знакомые и незнакомые городу лица. А у трибун из-за мороза переминалась монолитная масса любопытных горожан. Масса с энтузиазмом хлопала в ладоши и время от времени кричала «Героям слава!». Накричавшись всласть, горожане спускались в метро, предвкушая ожидавший их дома чай, восторженное внимание к их рассказам и теплые постели.
А герои революции… в это время, на Грушевского, стояли на баррикаде, окруженные огнем и черным дымом шипящих шин, лицом к лицу со своей смертью, сытой, обутой, защищенной бронежилетом и законом, позволявшим ей выполнять свою жуткую работу.

Взобравшись на баррикаду, пожилой мужчина, недавно сидевший у постели матери, возбужденный увиденным, без устали, с горящими как у мальчишки глазами, фотографировал уходящее прошлое и дерзкое настоящее. Очнулся, когда вынырнувшая ниоткуда поливочная машина обдала мощной струей ледяной воды горящие шины, баррикаду и людей ее защищавших. Досталось и ему. Морозный февральский воздух не пощадил фотоаппарат, одежду, покрыв тонкой ледяной коркой всю его внешность.
Отогреваясь за баррикадой у металлической бочки, из которой вырывалось пламя и выплескивались волны горячего воздуха, он вспомнил мать, оставленную пару часов назад под присмотром медсестер. Вспомнив мать, вспомнил февраль 46 года. Тогда они с матерью шли тем же маршрутом, что и он сегодня, только по разрушенному войной Крещатику к площади, именовавшейся в те годы площадью им. Калинина. В этом же направлении двигалась колонна, не революционеров, а понурых военнопленных немцев. Они не были похожи на тех, сытых, которые в 42 под звуки бравурного марша с каменными лицами маршировали тем же Крещатиком.
Вспомнил и 53 год, когда на этой же площади расстроенные горожане всхлипывали и рыдали, ошеломленные смертью своего вождя.
Сегодня они не рыдали, они ждали своих сыновей, которые, стоя на баррикадах, швыряли коктейли Молотова в лицо прошлого. Молодости не стоит обижаться на неразборчивое родительское прошлое. Оно такое, какое было. Его можно помнить, а можно забыть, как дурной сон, чтобы наутро, проснувшись, увидеть, что настоящее не для печали. Что настоящее бывает светлым и лучезарным только тогда, когда память прощает ошибки прошлого.

Спасибо, Валерий
Этот вариант принимается

Февраль четырнадцатого года

http://litset.ru/publ/70-1-0-43590

Он сидел уже долго, часа четыре, дожидаясь обхода лечащего врача. В палате на койках лежало уходящее прошлое. Намеренно или нет, здесь собрали больных преклонного возраста. Частицей уходящего прошлого была и его девяностолетняя мать.
Прошлое каждого из лежащих в палате было разное: для одних – одурманенное идеей коммунистического равенства, для других – пропитанное откровенной националистической ненавистью к этому самому недостижимому равенству.
Оба, и то и другое прошлое лежало смирно, тихо постанывая от гнетущей боли распада, к которой оно, прошлое, так и не приспособилось.
А за окнами палаты, в шестистах метрах от здания больницы, бушевало настоящее: непокорное, не смирившееся с одним и с другим прошлым, жаждущее изменений своего существования не завтра, а сегодня, сейчас, раз и навсегда!
Настоящее бредило свободой выбора своего завтра. И этот бред сопровождался кострами неуправляемых эмоций, пламенем непогашенных разумом страстей и переполнявшей сердце радостью ожидаемых свершений.
На глазах жителей любимого города их повседневное настоящее перерождалось в революцию.
Будучи коренным жителем древнего города, он не мог тоской об уходящем прошлом заглушить непреодолимое желание увидеть собственными глазами историю, которую листало время.
И вечером, покидая больницу, он спускался бульваром Шевченко на Крещатик. Впереди, рядом, вместе с ним спускались молодые люди в камуфляжных костюмах. В общей массе народа, движущегося к площади Независимости, особенно выделялись санитары и врачи своими кумачовыми куртками, на спинах которых сверкал белый крест. Белые каски на головах медиков свидетельствовали о том, что им придется работать не в тишине стерильных покоев, а на улицах и площадях, где свистели пули.
Пробираться Крещатиком к эпицентру событий – к улице Грушевского - было не просто.
В эти дни центральная улица города была похожа на лагерь перемещенных лиц. Среди разбитых армейских палаток громоздились кучи житейского и не только хлама: доски, коробки, дрова, бухты колючей проволоки, ящики, ведра, бочки, огромные чугунные казаны, возле которых хозяйственно суетились мужики.
Двигаясь от Бессарабки в сторону филармонии, он миновал Прорезную, Лютеранскую, перекрытые баррикадами в человеческий рост. Обратил внимание на очередь у здания Министерства сельского хозяйства, над которым трепетала вывеска «Запись в гвардию майдана». Внушительные стены здания, облицованные кусками гранитных глыб, служили стенной газетой, на которых пестрели призывы «Вся власть народу!», «Общее дело!», «Праздник приближается!».
Дойдя до улицы архитектора Городецкого, нескончаемый поток людей застыл перед ощетинившейся толстыми бревнами и колючей проволокой баррикадой, загораживающей прямой доступ к площади Независимости. На баррикаде полоскались знамена с названиями городов: «Запорожье», «Ковель», «Богуслав», «Луцк», «Сичеслав». О последнем он даже не слышал. Пробираясь через узкий проход по два человека под бдительным присмотром гвардейцев майдана, народ растекался по территории огромной площади и тут же, улавливая отрывки обвинительных речей в адрес правительства, присоединялся к многочисленным кучкам ораторов.
Площадь бурлила, кипела, как кулеш в казане, у которого хлопотали довольные дядьки. В центре площади на трибуне без перерыва выступали знакомые и незнакомые городу лица, не занятые производством и добычей куска хлеба. А у трибун переминалась с ноги на ногу монолитная масса любопытных горожан. Масса с энтузиазмом хлопала в ладоши и время от времени с хрипотцой в голосе артистично кричала «Героям слава!». Накричавшись всласть, любопытные горожане спускались в метро, предвкушая ожидавший их дома горячий чай, восторженное внимание к их рассказам и теплые постели.
А герои революции… в это время, на Грушевского, стояли на баррикаде, окруженные огнем и черным дымом шипящих шин, лицом к лицу со своей смертью, сытой, обутой, защищенной бронежилетом и законом, позволявшим ей выполнять свою жуткую работу.

Взобравшись на баррикаду, знакомый нам уже пожилой мужчина, недавно сидевший у постели матери, возбужденный увиденным, сейчас без устали, с горящими как у мальчишки глазами, забыв об опасности, фотографировал уходящее прошлое и дерзкое настоящее. Очнулся в момент, когда вынырнувшая ниоткуда поливочная машина обдала мощной струей ледяной воды горящие шины, баррикаду и людей ее защищавших. Досталось и ему. Морозный февральский воздух не пощадил фотоаппарат, одежду, покрыв тонкой ледяной коркой всю его внешность.
Отогреваясь за баррикадой у металлической бочки, из которой вырывалось пламя и выплескивались волны горячего воздуха, он вспомнил вдруг мать, оставленную пару часов назад под присмотром дежурных медсестер в больничной палате. Вспомнив мать, вспомнил февраль 46 года. Тогда они шли тем же маршрутом, что и он сегодня, только по разрушенному войной Крещатику к площади Независимости, которая именовалась в те годы площадью им. Калинина. В этом же направлении двигалась колонна, не революционеров, а понурых военнопленных немцев. Они не были похожи на тех, сытых, которые в 42 под звуки бравурного марша с каменными лицами маршировали тем же Крещатиком.
Вспомнил и 53 год, когда на этой же площади искренне расстроенные горожане всхлипывали и рыдали, ошеломленные смертью своего вождя.
Сегодня они не рыдают, они дожидаются с нетерпением своих сыновей, которые швыряют коктейли Молотова в лицо прошлого.
Молодости не стоит обижаться на неразборчивое родительское прошлое. Оно такое, какое было. Его можно помнить, а можно забыть, как дурной сон, чтобы наутро, проснувшись, увидеть, что настоящее не для печали. Что настоящее бывает светлым и лучезарным только тогда, когда память прощает ошибки прошлого.

принимаю

Валерий, чтоб абзацы в рассказах не слипались, надо между ними, самостоятельной строкой вставлять вот такой символ (без отбивок между строками и ВСЕ ПРОБЕЛЫ ЗАКРЫТЬ (без пробелов он тут не воспроизводится, пропадает):

& n b s p

Получится вот так, как у меня в "Тройка, семерка, туз..." (в миниатюре про рыбу так же, но там это не катастрофично, при двух абзацах-то).

Меня когда-то Лис этому научил: http://litset.ru/publ/46-1-0-30013#ent220148

Правда, количество знаков это увеличивает, но у Вас и без того здесь с переборцем — 5650.

Валерий, очень прошу Вас просить меня.
Межпорт меня совсем вымотал, плюс ко всему я болею и был не внимателен при приёме Вашего варианта.

Всё же все должны быть в равных условиях.
5000 знаков - максимальный размер.
Небольшой перебор я всё же приму, но у Вас, действительно, почти на 700 знаков больше положенного.

Пожалуйста, сократите текст, и Ваш вариант будет участвовать в конкурсе. Пока же пусть он будет "вне конкурса"

Алекер, беззаговорочно согласен, все участники должны быть в равных условиях. Наивно предполагал, что пробелы не в счет.
Сочувствую Вашему состоянию и желаю выздоровления.
Попробую сократить и поучаствовать в конкурсе.
Спасибо за внимание, Валерий.

Марго, спасибо за чуткое отношение и дружескую помощь. При случае непременно воспользуюсь Вашей рекомендацией, а сейчас, сокращая текст, дорожу каждым символом.
Рад, что не остались равнодушной и дали ценную рекомендацию. С уважением, Валерий.

Понимаю Вас, Валерий, но на своей страничке Вы можете это проделать - заодно и потренируетесь.

Марго, потренировался на своей страничке. Получилось. Здорово. Еще раз спасибо за совет.
Я встречал среди Ваших работ произведения проиллюстрированные фотографиями.
Научите, пожалуйста, как перетащить из своего фотоархива фото для иллюстрации.
С уважением,

Валерий, я все свои фотки, которые выкладываю в Сети, пропускаю через Радикал: https://radikal.ru/ - то есть получаю там ссылку, ограниченную тегами img, которая легко вставляется в любое текстовое поле, например, ЛитСети в виде иллюстрации.

Радикалом же пользоваться просто: Выбрать файлы (кликаем на свою фотку в формате, например, jpg. или просто на фотку, скопированную на рабочий стол в виде иконки, - не знаю, какой там формат) - Загрузить на сервер - Тэги (смотрим в окошко, в нем строка ссылки и получается; режем с обоих концов, чтобы символы img с квадратной открывающей/закрывающей скобкой были концевыми, - вот это и есть ссылка, кот. вставляем куда надо).

Благодарю, Марго, за дружескую помощь. На Радикале уже зарегистрировался, в ближайшее время опробую этот вариант иллюстрирования своих произведений.
С пожеланием творческих успехов,

А я на Радикале и не регистрировалась - просто пользуюсь им уже больше 10 лет.

Надеюсь, с фотками все у Вас отлично получится. ))

Марго,благодаря Вам проиллюстрировал первое на этом сайте свое произведение "Февраль четырнадцатого года". Доволен как слон, рад, что получилось.
Еще раз спасибо за помощь.

Не хватило времени, или Без двух минут гений
http://litset.ru/publ/70-1-0-28714

Написал рассказ. Отличный! Я и раньше писал хорошие: кому давал читать, все об этом говорили, даже не прочтя и половины каждого из них. Но этот - лучше всех, что были прежде! Да, что там - шедевр! - если отбросить ложную скромность.

Уже выбрал журнал, самый глянцевый, где он будет напечатан. Слава - без неё, боюсь, никак не получится. Переводы на языки мира - если что, сам могу сделать: несколько словариков имеется. Жизнь - на новый уровень, скорее всего, придётся в столицу переезжать.
́
Я знал, что в нашем городе живёт признанный во всём мире мэтр - даже киломэтр! - по писательскому делу. Идти домой к нему - несолидно. Послал по почте рукопись, попросил рецензию - чтобы в журнал и для скорости решения вопросов. Ну, вы понимаете... Убедительно умолял ответить.

Рассказ небольшой: чисто чтения - минуты на три, но, если читать вдумчиво, глубоко прочувствовать тему, уловить двух-, а местами и трёхступенчатый смысл, насладиться фонетикой и проверить орфографию - на четыре.

...И вот в руке конверт, в нём - моя судьба. Почерк - мелкий. Наверное, чтобы на одном листе побольше шедевриков поместилось.

"Уважаемый Сергей! - это мне, начало - супер! - К сожалению, неотложные и срочные дела дали возможность познакомиться только с началом Вашего произведения..."

Э-эх! Пары минут не хватило... Жаль! Но сидеть сложа руки не буду: ещё напишу. На будущее...

принято