И когда приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию к горе Елеонской, тогда Иисус послал двух учеников,
сказав им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко Мне;
и если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны Господу; и тотчас пошлет их.

Евангелие от Матфея, 21 глава, стихи 1 – 3


Палестинский рассвет освежил маслины.
По святым – отныне вовек – местам
с Елеонской горы к Иерусалиму
ослик из Виффагии везёт Христа.

Некрасивый, неловкий, не очень сильный,
окружённый толпой из окрестных сёл,
с Елеонской горы по дороге пыльной
терпеливо идёт молодой осёл.

Начинаются тёплые дни нисана,
для Учителя – скорби и славы дни.
Те, кто ныне с восторгом кричат "Осанна"!
и масличные ветви к ногам бросают,
завтра будут с азартом кричать "Распни"!

Между веток масличных – одна с осины...
Как она-то попала в Господен град?
Не её ли хранил для встречи с Мессией
привезённый с верховьев Дуная раб?

ослик из Виффагии везёт Мессию
с Елеонской горы в Гефсиманский сад,
с Елеонской горы – через Рим – в Россию.
На пути будет Ирод, толпа, Пилат...

Колокольни и храмы построят – после,
а сегодня – не ведают, что творят.

...Не верблюд, не конь – самый скромный ослик
к Иерусалиму везёт Царя.

Комментарий
Виффаги`я – небольшое палестинское селение, находившееся подле Вифании, по пути в Иерихон (Матф. XXI, 1). Оно славилось своими смоковничными садами (самое название по-еврейски означает: "место смоковниц"). Точное местоположение ее неизвестно, так как никаких следов не сохранилось от нее. В окрестностях ее Христос проклял неплодную смоковницу. В 1880 году на предполагаемом месте В. открыты остатки древних построек, обломки мрамора и колонн. Теперь это место называется Ширбет-эн-каше и куплено францисканскими монахами, построившими здесь часовню.
Источник: Библейская энциклопедия Брокгауза

По реке весенней южной ночи,
медленно втекающей в апрель,
вглядываясь в россыпи отточий -
древних звёзд,
в петит и нонпарель
Малых и Больших Энциклопедий,
вписанных в пространство - я плыву
вдалеке от фарсов и трагедий...
Наяву
вижу: выходящий из тумана,
на клинок изогнутый похож,
месяц из протёртого кармана
вынимает перочинный нож.
Я - к нему: "Послушайте-ка, месяц,
я вас ни за что не обману!
Ножик нужен мне. Минут на десять.
После - обязательно верну!"
...Я гребу меж ангелов и бестий,
сонные кометы теребя,
и срезаю несколько созвездий
для тебя -
и назад.
А здесь весна буянит,
почки превращаются в цветы.
Рядом с чёрной кошкой на диване
дремлешь ты.
Я вхожу с букетом - и внезапно
исчезают сон, и лень, и тень.
Говоришь: "Какой чудесный запах!
Дорогой, спасибо за сирень!"

три акварели

Весна, картина А:
апрель, антициклон;
на авитаминоз - авоська апельсинов;
ажур акации на фоне бледно-синем;
мечта - авось аванс! - об острове Цейлон.
В архив, на антресоль - зимы ассортимент:
перчатки, сапоги, кальсоны, шубы, шапки,
"АиФ" за прошлый год, стихов четыре папки
("Издатель не возьмёт"? - не факт... но аргумент!)

Весна, картина Б:
бодрит бульварный бриз;
бродячий бурый кот бренчит на балалайке
балладу о любви к ней, дымчатой зазнайке, -
ишь, вышла на балкон: "l`amour-мур-мур..." - каприз!
Слабай хоть оперу, а хрен дождёшься "бис",
зато базарный "брысь!" получишь от хозяйки
и не захочешь, блин, вдобавку к бедной пайке
ни бренди, ни бифштекс, ни баксов биллион.

Весна, картина В:
ветра весьма вольны;
ватаги воробьёв -
allegro из концерта
Вивальди ми-мажор;
блестит крестами церковь,
в садах вишнёвый вальс, на речке плеск волны...

- Вы, видно, влюблены?
- Возможно, и влюблён...

Возьму велосипед, поеду с донкой к речке:
кот из картины Б вчера при личной встрече
прозрачно намекнул, что рыбки хочет он.

Свалить от чёрта и от Бога,
от гениев и от лохов,
найти в тайге, глухой и строгой,
месторождение стихов,
вгрызаться – до седьмого пота –
в промёрзший грунт, не жрать, не спать,
не раз припомнить чью-то мать,
нарушить Пасху и Субботу,
забыть и час, и день, и год,
казаться чокнутым и странным,
и, наконец, из тьмы желанной,
из кимберлитовых пород
извлечь единственную фразу
ценой…

...но что, скажите мне,
обыкновеннее алмаза
в алмазоносной глубине!

Меркнут знаки Зодиака…
Николай Заболоцкий

В марте солнышко – на лето,
да зима-то – на мороз.
Снова песенка не спета,
не решён один вопрос:
быть – не быть, – но надоело:
пять веков уже, подряд!
И кому какое дело,
куда рифмы полетят…
Я нашёл волшебный гребень
и задолго до весны
то ли грезил, то ли бредил,
то ли просто видел сны.
На весёлую дорогу
из тумана, наконец,
выползают понемногу
Рыбы, Овен и Телец.
Не смогу дождаться мая
и на лунную блесну
рыб сегодня же поймаю,
если только не усну.
Впрочем, чё об лишнем думать?!
Шаг вперёд – и был таков.
Небо – булочка с изюмом
в крепком креме облаков.
Неприветлив март, однако;
ветер бьёт, толкая в грязь.
Меркнут знаки Зодиака,
спит животное карась.
Но не спят Телец и Овен,
грозно выставив рога.
И в избе из круглых брёвен
с лешим тешится любовью
вечно юная Яга.
Мы на маленькой планете,
называемой Земля.
Выпьем с горя… где же третий?
Няня, Саша… ой-ля-ля!
В этом месте критик может
вздрогнуть: «Фу, какая гиль!
Что за ересь, правый боже!
Что за рифмы! Что за стиль!» –
и критическою плетью
или розгой из ольхи
отстегать меня за эти
нехорошие стихи.
Я, как мышь в уютной норке,
кошку чувствуя, притих.
Почесавшись после порки,
всё же кончу
этот стих.
Я закончу эту повесть,
и присяду на кровать,
о душе, забывшей горесть,
буду молча горевать.
С неба дождичек заплакал.
И задолго до зари
Меркнут знаки Зодиака,
город гасит фонари.

Узнать бы, о чем молчишь ты,
Царица ночей, Луна…
Спокойной ночи, мальчишки.
Спокойной ночи, жена.
Я выключил все программы,
И мой телевизор спит.
Спокойной ночи, «Динамо».
Спокойной ночи, «Зенит».
Пойду бродить, как лунатик,
Где две Медведицы спят.
Спокойной ночи, Крещатик.
Спокойной ночи, Арбат.
Служить будет Запад мессы,
Намазы творить - Восток.
Спокойной ночи,Одесса.
Спокойной ночи, Ростов.
Чтоб вы в бреду не сорвали
бинты с незаживших ран, –
Спокойной ночи, Цхинвали.
Спокойной ночи, Беслан.
Возможно, и к нам Мессия
Придет во столпе огня.
Спокойной ночи, Россия.
Спокойной ночи, Чечня.
И будет со звездным флагом
Зеленый рядом, как брат.
Спокойной ночи, Чикаго.
Спокойной ночи, Багдад.
Жизнь – просто игра без правил,
И странен ее итог.
Спокойной Вам ночи, Дьявол.
Спокойной Вам ночи, Бог.
А я еще погуляю
При царствующей Луне,
Пока Стрелец пожелает
Спокойной ночи и мне.

конец ноября – начало декабря 2004

Я пёс. Я живу в конуре,
на чёрной, холодной цепи.
Калитка на старом дворе,
как ржавое время, скрипит.

Живу я – и цепь ни при чём.
Я жизнью доволен вполне.
Служу – не за миску с борщом! –
хозяину, верному мне.

Он верный. Он добрый. Он мой!
Как радостно знать, что он есть,
когда он приходит домой
и гладит лохматую шерсть!

Железная цепь дребезжит.
Я слышу и вижу с утра,
как чья-то ненужная жизнь
проносится мимо двора.

Хозяйка готовит обед.
Мальчишка жуёт бутерброд.
Гуляющий сам по себе,
в тени прохлаждается кот.

Загнать бы на крышу кота!
Сорвать бы кошачий концерт!
И всё-таки… ради Христа,
не надо отстёгивать цепь!

Не надо! Не я – на цепи,
но цепь, как вериги, на мне.
И ржавое время хрипит
в душе моей – только во сне.

Нелепый, навязчивый сон!
Я зверя по следу искал,
а с чёрных высот Орион
смотрел, как пустынный шакал,
и мрачные духи Луны
спускались к реке по лучу…

Видения Воли – страшны!
Я – даже во сне! – н е х о ч у
по тёмно-зелёным лесам
гонять золотую лису…
но кто же поймёт меня, пса?
И кто же поверит мне, псу?

И я просыпаюсь, дрожа,
и режет ошейник плечо,
и древняя пёсья душа
скулит неизвестно о чём,
и сердцу собачьему в такт
колотятся в доме часы…
и вою на рыжий закат,
похожий на шкуру лисы.

(а также о значении и содержании кинематографа)

Сонет? О чём?! Описаны давно
любовь, разлука, ненависть, война,
страна, луна, любовница, жена,
муж и любовник, золото, вино,

и жизнь, и смерть. Что нам ещё дано?
Зима и лето, осень и весна?
А может быть, сонет отправить на
чердак, пойти гулять… пойти в кино!

Из всех искусств важнейшее оно!
Как там дерутся хлопцы в кимоно!
А позы, что не снились Камасутре!

А сколько звёзд, каких на небе нет!
…смотрел бы сутки и вторые сутки,
но есть потребность выйти… в интернет.

Моя обетованная земля!
Как много лет я шёл к тебе в пустыне...
Былые страсти стихли и остыли;
в иную жизнь ушли учителя.

Я роль играл шута и короля,
творил кумиров, отвергал святыни,
искал и в строчки складывал простые,
как седина степного ковыля,

слова, слова... я дочитал Исход:
река сияет; овцы и верблюды
устало пьют; волнуется народ...

...Далёк ли день, когда я так же буду
смотреть, как Моисей с горы Нево,
и не просить у Бога ничего.

Апрельский ветер начинается в марте,
на старте
весны, освежающей краски
проснувшихся трав.
Задолго до Пасхи,
помимо учений, теорий, партий
он прёт с юго-запада, озорной, азартный,
беспечный, как школьник, забывший дома
дневник и учебники, плохо знакомый
с расписанием занятий, проваливший экзамены
по всем предметам…
и я внезапно
ощущаю в поведении ветра
действие некоего незыблемого закона,
влияние Силы, которой покорна
стихия – низовки, сирокко, Борея…
Так и стихи сохраняют инерцию метра
силлабо-тоники: ямба, хорея…
А ветер прёт в направлении мая,
и, вектор ветра отметив на карте,
я
всем своим существом понимаю:
Апрельский ветер
начинается
в марте.

Когда от восточного ветра я пьян,
от крепкого, терпкого, нервного ветра –
тогда я готов за семьсот километров,
а может, и дальше, к реке Океан,

за синие горы, чрез тысячу стран,
на остров, похожий на шляпу из фетра,
на лодке, пешком… но и скромную смету
на этот вояж не потянет карман,

а жаль... на Востоке читают Коран;
на Западе, где-то в таверне дорожной,
Вулкан отдыхающий курит кальян.

И что ему – я? Мне одно только можно –
влюбиться внезапно и неосторожно,
когда от восточного ветра я пьян.

Зимою - в поношенном полупальто,
а летом - в потёртой футболке;
бродяга, видение, Некто, Никто,
собрат и оленю, и волку -
встречаемся с ним на речном берегу,
в туманах степного простора;
нам слышен и моря Азовского гул,
и шумных проспектов Ростова.
Я с ним захожу в придорожный буфет,
в ночных электричках мотаюсь;
нам близко знакомы закат и рассвет,
известны печаль и усталость.
Он может, под вечер исчезнув как дым,
туманом сгуститься к рассвету;
он речь понимает земли и воды,
растения, солнца и ветра.
Глаза его в мир недоступный манят,
в них смешаны нежность и шалость.
...возможно, он чем-то похож на меня,
а может, я в нём отражаюсь...

К подушке - в десять! И позволь, господь,
за столько лет впервые отоспаться -
не сосчитав овец и прочий скот,
пасущийся в саваннах и пампасах,

не применяя никакую пакость
снотворную - заснуть, как сытый кот,
не видеть снов, не чувствовать опасность,
лишь тишь и блажь - минут на восемьсот...

семьсот... шестьсот... пятьсот - и то б хватило;
пусть в шесть... нет, в семь! - будильник прозвенит
не грубо, не тревожно, не противно,

но вешним ручейком - легко и нежно...
Что? Выбросить будильник? Да, конечно...
но пёс, жена, работа, простатит...

Июньский ветер ночной,
бродяга, шутник, нахал,
гуляй до утра со мной
по улицам и стихам.

Гони сквозь ночь облака,
вздувай сарафаны муз, –
а вдруг снизойдёт строка
к попутчику твоему

с высот или из глубин,
от почвы или воды, –
о том, как могу любить,
о днях, уходящих в дым.

А дыма нет без огня –
и, значит, горит костёр!
Светился и для меня
тот неопалимый тёрн.

По улицам и полям
гуляй поперёк и вдоль,
по крышам и снам гуляй,
гуляй, чудак молодой.

Качай тополей верхи,
летай, излучая звук…

…когда допишу стихи,
соавтором назову.

На улицах, сырых насквозь,
гуляка ветер увлечённо
малюет белым, серым, чёрным,
кладёт мазки и вкривь и вкось,
и вдоль, и поперёк, и справа
налево, и налево спра...
Три тонны худа без добра.
Зимы с весной бои без правил.
Февраль устроил раскардаш,
соединяя снег и слякоть.
Нет видимой причины плакать,
но плачь, точёный карандаш,
рыдай, выплёскивай тоску
о том, что белое растает,
что букв и строк вороньи стаи
не в масть бумажному листку;
что п р а в и л ь н ы е фонари –
лишь кляксы в чёрно-белой гамме,
что тают вместе со снегами
и декабри, и январи;
о том, что годы коротки,
о серых снах, о серых буднях...
О чёрном плакать
мы не будем.
И пусть горят черновики.