я болен смертью
я чего-то жду
а ждать так долго можно и прокиснуть
полуживым протухнуть на ходу
в погоне
не за действием
за мыслью
бегущей в грязь и копоть
в блиндажи
по ленточке по лезвию по краю
она бежит туда
где надо жить
где надо выжить
где не выживают
она боится боли и огня
но рвётся
рвётся
сквозь разъевший ужас
где дышит брат
не знающий меня
и я ему чужой да и не нужный
и не могу молиться в никуда
чтоб для него взошло упрямо солнце
я буду истлевая молча ждать
я болен смертью тех
кто не вернётся

когда замёрзло море
я ушёл
под пальмой бросив и улов и лодку
скарб немудрящий влез в карманы шорт
я шёл и шёл
от тишины оглохнув
от предвкушенья смерти лёд сиял
меня рассматривая
солнце село ниже
и только море мёртво на меня
глядело
не волнуясь, что я выжил
порой кошмаром чудился причал
мне обещавший всё вернуть, как было
тогда я полз
смеялся
и кричал
и пил до омертвенья воздух стылый
а может, я был просто очень пьян
банальнее история простая
я ненавижу тёплые края
и только моря жаль
оно не тает

немного поддатый лежу и смотрю в тишину
думаю, вот придёт создатель и спросит
хочешь, я завтра же её верну
всё будет как прежде, могу и память стереть
это не страшно, маленькая такая смерть
а я ему - нет уж, хватит с меня
я один и счастлив, ничего не хочу менять
устал я от этих люблю-не люблю
лучше давай придумаем какую-нибудь коноплю
бог, конечно, велик, но всё-таки он отец
он не поймёт, отправит пасти овец
заведовать ангелами
или нет
замучает проповедью, скажет мне
достала уже эта твоя хандра
пора взрослеть, хватит мне тут умирать
дел непочатый край, то да сё, миру мир
тебе ж потом отвечать перед людьми
а твои страдания - не от большого ума
того и гляди, начнёшь писать графомань
не дай бог, конечно, впрочем, я и не дам
посмотри на себя, нечёсана борода
глаза красные, говоришь едва
не человек, а что-то, чего я не создавал
а такой был хороший мальчик
пока не остался один
болит, говоришь, в груди
постучит меня по коленке, посмотрит язык
ладно, скажет, начнём постигать азы
всегда мечтал быть хирургом, но не знал, кто он такой
скальпель, ножницы - и ангелам помашет рукой
значит, одно ребро лишнее, не угадал, прости
но это исправим, будешь снова послушен и тих
найдём на тебя управу, не брыкайся, лежи
анестезия
зажим

бред
память надо стереть

мир взорвался, как фугас
даже пух горит и жжётся
заметался и погас
светлячок, увидев солнце
сквозь меня ползёт паук
прошивает паутиной
больше ни лица, ни рук
всё бесцветно, всё едино

свет со смертью заодно
нет врагов и нет желаний
острый солнечный клинок
режет вены утром ранним
тянет ночь бикфордов шнур
от луны до чёрной мессы
и от жизни не уснуть
и от боли не воскреснуть

этот мир не для меня
улетают в сумрак сизый
злые крики воронят
потерявших путь до тризны
и бегущая строка
там, где золотом разлиты
на рассветных облаках
поминальные молитвы

http://litset.ru/publ/29-1-0-72584

как изощрён и ярок божий гнев
закатный сполох поджигает снег
взрезает горизонт горящим клином
на тучи небо рвётся в вышине
и мчится к полю стаей кобелиной
как мало снега пего поле
но
дебело нагло стелется на дно
пожара сукой целью тучьей свары
а я как не нашедший моря ной
тону в огне нечётный и непарный
как прост и незатейлив божий суд
направо пустота но в ней спасут
налево пустота но в ней едва ли
домашний пёс нелепый плод дрессур
боясь рвануть за стаей подвывает
деревья прижимаются к окну
стучат судачат пальцы ветки гнут
ломают тень в качании фонарном
а мой ковчег в пожаре утонул
и я
в угаре
отдал душу даром

я чуть не вдарил по обеим педалям
когда ангел спикировал на капот
богу, орёт, плохо, бог страдает
ты к нему безжалостен и упёрт
ангел цепляет дворники и с умильной рожей
кричит - больно видеть, как плачет бог
окстись, серожа
бог умирает вместе с тобой
на тебе его кровь
что тебе кровь, что пролита другими где-то
он ведь свят, даже когда суров
и помнит даже самого маленького поэта
переживает за свой народ

ну, думаю, и поворот
но свой, так свой, главное, чтоб не в гетто

ангел протягивает мне лишние дни в горсти
только живи перерождённым,
собирал для тебя из-под дёрна
а я так опешил, что руль отпустил
так он, получается, мародёрил
но он так светел
и чист от переполняющих чувств
кричит о победе
и не слышит, как я молчу

и он твердит, что это святое
и крыльями закрывает обзор, идиот
мой наутилус захлёбывается и тонет
но идёт по дороге, ровненько так идёт
ангел опять стучит в лобовое стекло
типа, открой, ещё есть дело
но я наставляю палец стволом
говорю - паф - тело перелетело и улетело
асфальт пропахало, взметнуло пылью
на капоте остались крылья
немного ещё помахали
и отстали

я гоню, ангел вслед кричит, пытаясь бежать
лехаим
боль очищает, боль это жизнь
где-то плачет бог, которому всех так жаль
но сквозь слёзы бог улыбается, гладит ангелов и ворожит

у грешника боли
боли у серожи
а у ангела не боли
ангел и так хороший

я ломаю голову
в ломке я гуру
я могу сломать себе руку
даже правую, клавиатуре пофиг

я ломаю строку
ломаю стихи и пускаю на розжиг
птицы затихли, глядя в окна
как я ломаю себя, чтобы спросить

самое поганое, что у меня внутри
сломанный гироскоп
это такая штука, которая вертится
и определяет меня в пространстве
так вот, она заедает, как винил моей бабушки
и теряет меня совсем
кто-то произносит моё имя
и оно повисает в воздухе, не зная, где я
оно бездомно
именем моим нарекут
какого-нибудь кота

мне его даже жалко

имени жалко, оно не виновато
мама, я не хотел портить твой подарок
но такая метель за окнами
меня, наверное, втянуло в неё сквозняком

а безымянный кот цапнул воздух
там, где я был

воздуху не больно

спешу к тебе, но медленно
чтоб не перестараться
бельё уже заправлено
за краешки матраца

уже сальцо копчёное
порезала бабуля
вагоны мягко чокнулись
перрон во тьму толкнули

забормотали стыками
достал, вот я везучий
коньяк и томик быкова
запасливый попутчик

наполнив чашу малую
мы выпили за это
я либерду не жалую
но чувствую поэта

и всё меня здесь радует
я не тревожусь далью
бабуле виноградное
под рюмочку читаю

ни споров нет, ни ругани
не плача, разбежались
ведь говорят, что круглая
земля, хоть и большая

давай друг другу, милая
издалека помашем
я не спешу, прости меня
я от тебя всё дальше

на двоих у нас всё имеется
на двоих всё не так погано
но даже под градусами нелепо
я калека без сердца
зато с ногами
он
как вытолкал бурёнку с рельсов
безногий калека

гудели шмели, радовалась рыжая
и мычала глухо
стоя в красноватой луже
он вот тоже выжил
говорит, был как всегда, под мухой
а то б не сдюжил

вот уже месяц
как осень надвигается неотвратимой глыбой
на меня, дрожащего зайца
а я осел на рельсах
измотанный выбором
и готовый сдаться

но он появляется на пороге
кается
что с утра уже принял
находит скатерть
и спасает меня за спасибо
человек-калека, по святцам георгий
у деревенских
мать их
гриня
у него нет ноги и нимба

как живётся тебе
на другом берегу
на чужом берегу за рекой
я не слышу
не вижу движения губ
только тень далеко
далеко
там другие цвета
и песок там другой
и река не река
солона
катит пену волна
заглушает прибой
и в тумане моя сторона
у меня за спиной город
гулок и груб
ругань чаек
гортанная речь
и объявленный рейс
ровно в семь я умру
я останусь
река будет течь
широка и быстра
я невидим и нем
никогда не умел выбирать
на другом берегу
на чужой стороне
я тебе и не враг
и не брат

дождь зарядил, выстукивает грозно
что я сижу один который год
стучу ему в ответ, хоть я не морзе
но дождь дурак, а значит не поймёт

что он такой же никому не нужный
но я могу держать себя в руках
и от меня не остаются лужи
хотя вот это, кажется, пока

что общего не сыщешь между нами
что от него и воздух полинял
что ритм его стиха всем курам на смех
а над моим смеюсь один лишь я

и дождь ушёл, дурак он, это точно
я вслед ему зачем-то стукнул sos
а воробей в канаве лапы мочит
он без воды, видать, совсем засох

пернатому купание по нраву
то этак повернётся, то вот так
смотрю с крыльца на воробья в канаве
и думаю
и кто из нас дурак

рыба
давай поставим костяшки
расставим крестиками и дорожкой
тоже мир, распадающийся и хрустящий
тоже сломанный не наро
шно

вобла таращится, не мигая
думает от меня отмолчаться
шельма
можно, я буду звать тебя - дорогая
это инфляция
межличностных отношений

дорогая
ты хороша, несомненно, к пиву
мир из руин никогда не восстанет
немного пьяный и даже немного счастливый
я расставляю кости всё больше крестами

не провожая пламенными речами
очередную погибшую рыбью роту
если зайдёт рыбий бог
случайно
значит, зайдёт хоть кто-то

взорвал мозги глумливый птичий гомон
и мысью мозг по древу развезён
я чувствую себя тутанхамоном
задавленным гробницей в чернозём

я сам не свой, какой-то посторонний
вползти на стул - задача нелегка
я как покойный фараон на троне
не как какой
но может, всё же, как

а ты звонишь, и добавляешь соло
и червь, прогрызший череп, шепчет да
но я держусь, ведь ты не археолог
хотя историк - просто хоть куда

ушедший без тебя бесславно умер
ты для гробниц мучительно свежа
а я здоров, не хуже прочих мумий
и стул всего один
не приезжай

нам с предками не повезло
ни связей нет, ни денег
а учатся ботан и лох
прости, товарищ ленин

и кто не с нами - против нас
и пусть апстол убьёцца
единомыслие - всех нах
прости, товарищ троцкий

заплатит нищая родня
нет бунта без навара
вам, иностранцу, не понять
товарищ че гевара

став настоящими людьми
прости, товарищ сталин
мы перестали пить за мир
но пить не перестали

в небе золото разлито
птицы к югу подались
на дорожках листья, листья
как веснушки у земли

вечно третьим осень встретил
третий день пилю горбыль
где-то есть ещё на свете
город, что меня забыл

ни тревоги, ни печали
ни в одном его окне
что давно мы не встречались
что давно меня в нём нет

надоела грязь и глина
и избушку не прогреть
допилю дрова и сгину
в электричковом нутре

но застряну на перроне
и потерян, и безлик
только глупый ветер вспомнит
как в обнимку с ним брели

заприметит на дороге
станет листьями гонять

глянет - что тебе, убогий
город, что забыл меня

Мир выдернул чеку - в обугленной палате однажды я проснусь и напишу тебе. На длинную строку дыхания не хватит, а поделить вину - не хватит голубей. Вернёмся в прежний ритм: что обвинять без проку - и будем, угольки бросая наугад и глядя, как старик сгоняет тени в лодку, пить из одной реки на разных берегах.
В сгоревших городах уже не до причины: притушенный пожар не пережить вдвоём. Прощаться навсегда ещё не научились - и рвёмся удержать, и держимся, и рвём.

Нам нечего делить: мы выбросили списки побед и неудач, забудем, чья вина, кто трусоват, кто лих... Ты там откроешь виски, я здесь сцежу первач - не чокаясь, за нас... Простивших все долги, сжигавших, обезумев, пропавших ни за грош, проживших наяву - как будто ты погиб, а я как будто умер...
Но ты переживёшь.
И я переживу.

я бессилен я трус
только там каждый свят
где из пекла к утру
город вышел на связь
я смотрю в темноту
где-то пули визжат
и поэты идут
сквозь бушующий ад
я поэт не из тех
что навек не на час
что звучат в темноте
навсегда замолчав
я поэт да не тот
не стреляю молюсь
сколько их не придёт
на победный салют
но поставит свечу
виноватая мразь

я бессильно кричу
город вышел на связь

мне что-то стало трудно понимать
что происходит и зачем, и где я
хоть я ещё не выжил из ума
меня спасают чудные виденья

там в райских кущах - золото и шёлк
поэты жгут, на арфах жарят барды
но смотрит на меня нехорошо
психованный какой-то в бакенбардах

кричит - вы что, ато и кэтэо
французы прут, а вам бы всё игрушки
а вы, я говорю, простите, кто
и вдруг признал - так ты же, братец, пушкен

а он в ответ такую чушь понёс
мол, плавники длинней, а ум короче
ну, я ему перчатку и вопрос
а от меня чего ты, классик, хочешь

он поискал ответы в голове
потом завыл на невозможной ноте
какой-то он не дельный человек
хоть у него ухоженные ногти

и на вопрос, что значит эсвэо
безумный пушкен тоже не ответил

успешно маскируя рыбий хвост
ищу я место без войны и смерти

расколол небеса пожар
отразился зарёй на сколе
где-то благовест задрожал
оторвался от колокольни

оглушают, пугая сон
разговоры и брань сорочья
в землю падает перезвон,
это осень готовит почву

птицы сыплются с неба вниз
и шагают неровным строем
я брожу в стороне от них
между жизнью и перегноем

чтоб озимые проросли
ядра гулким теплом налиты
я по зёрнышку из земли
выковыриваю молитвы

птицы - стаями на посту
для спасения вышли сроки
зёрна в поле не прорастут
их склюют до зимы сороки

мне бы слушать благую весть
мне бы в осени раствориться
только гонит меня рассвет
рыскать в поле голодной птицей

то мурку жарит орган, то польку
а разум обрывает последние нити
день приходящий плачевен, поскольку
играя в бога, триедин обвинитель

моя вселенная разлетелась спешно
всё, что нас связывало, похерив
прах остаётся от всех ушедших
чтобы забивать мне трахеи

звуки сдирают кожу с мозга
корчится во мне тысячеголовый латану
смолкни, моя персональная лакримоза
я не восстану

*

бомбы под кроватью в каждой из десяти спален
тикают, поэтому нынче я очень немузыкален

ать-два, ать-два - не поддаюсь их ямбу
слово тянется, другое проваливается в яму

спать нельзя, потому что крутятся в словах детали
попадёшь в резонанс - и мосты взлетают

а на мосту женщина - потеряна и безлика
бредёт, не замечая моего мунковатого крика

и спорит с ушедшим, которому всё сказала
и сомневается, может, не надо было скандала

и была ли она права
и она не знает, что уже час, как вдова

эй, слышишь меня, мне без тебя так фигово
что хуже только с тобой, может, начнём всё снова

хочешь, я поддамся тиканью чёртовой бомбы
и напишу тебе то, что так раньше любили оба

давай представим, будто бы ты уже тут
поскольку мосты всё равно взорвут

**

Я не слышу стих, я совсем оглох,
я контужен взрывной бедой,
не шумит мой мир, и молчит мой бог,
и мучительно тих мой дом.

Я не помню год, позабыл число,
вера так без чудес слаба -
заглянуть в лицо, тишину от слов
прочитать по его губам:

- Всё в порядке, сын, все проходят сны,
распрямляйся и делай вдох,
слушай ветра шум, слушай шум волны...
Я не слышу тебя, мой бог.

в бессмертие вмерзает пацанва
обняв поля отдав тепло земле
и вороны торопятся урвать
прощение
любовь
вино
и хлеб

жиреют
не спасает дождь и снег
огонь до корки землю прокоптил
не прорастут озимые к весне
под марш неистребимых чёрных птиц

я долго убегал
гнала беда
осиротел и умер старый дом
а в поле лёд
и подо льдом вода
и несмываемое небо надо льдом

растает снег
растает вороньё
от первых писков глупых воронят
а я останусь в поле
там где лёд
где не найдут меня

какая муть - ни солнца, ни метели
тоска и хмарь от неба до земли
и тишина - как будто всех отпели
а обо мне забыли и ушли

и надо мной оставили разбитый
пустой иконостас без образов
край поля, истончаясь, словно бритва
врезается в упавший горизонт

на мерзлоту чернеющих отметин
уже кресты позёмкой нанесло
берущий нож не думает о смерти
я вижу ветер, я не слышу слов

ушла его невидимая паства
а мне прощенья нет и смерти нет
вдохнув морозной колкости пространства
я молча упаду глазами в снег

теряюсь среди
к небесам уходящих стен
спаситель молчит
нарисованный на холсте

молчащий, конечно, не так
как пророки, крут
зато безупречен, поскольку
не переврут

не надо бояться
за сказанное
расправ
молчащего кто обвинит
будто он не прав

среди освящённой бойни священных войн
мне так нужен голос
неискажённый твой

так много вопросов
но, может быть, всё не те
скажи, не забылось
как больно висеть на кресте

страшнее
полдня умирать, призывая смерть
а может, полвека лежать
не успев сгореть

полжизни ползти обрубком
без рук, без ног
скажи, научи забывать
или спать без снов

ответь без цветастых сравнений
и тонких притч
тебе никогда не мешает быть богом
крик

подай мне какой-нибудь знак
взгляд
улыбку
жест
ты всё ещё веришь в силу
весенних жертв

скажи, что ты вспомнишь
когда побегут ручьи
ответь хоть полслова

а он всё молчит
молчит

оранжевеет, завлекая, облепиха
луна из речки выпрыгнула рыбкой
вечерняя вода такая тихая
как будто бог, спеша домой
взглянул с улыбкой

а я устал быть не по счёту
третьим лишним
распугиваю лунных рыб
над плёсом
и может быть
хоть бог меня услышит
и уходя по речке в небо
усмехнётся

она меня не дождалась
сквозь злое карканье ворон
ей без меня колокола
плели венчальный перезвон
она пыталась страх прогнать
с победой плакала не в лад
она не удержала нас
она меня не дождалась
терпела боль от громких фраз
когда дышать и жить невмочь
и до рассвета затаясь
без сна смотрела слепо в ночь
молясь колени преклоня
крича холодным куполам
она держалась для меня
не дождалась не обняла
сгорела за меня дотла
в своей спасающей любви
она ждала ждала ждала
я не пришёл я был убит
я умер там где суховей
где снег песок где солнце грязь
где боль и кровь где тьма где свет
она меня не дождалась

я не знаю, кто у нас грубый гунн
косая сажень и стальные яйца
а я нашёл себя мёртвым на берегу
и какой-то мужик из лодки орал про зайцев
да мне-то пофиг, пуркуа, говорю, па
где я, такой весь увядший, возьму денег, а
познакомились - харон мазаевич шпак
посконно русский греческого происхождения
и пока я себя поднимал и опять ронял
этот недалёкий тип в допотопном катере
на корме разлёгся и определил меня
весьма научно и немного матерно
зря, говорит, носишься со своей душой
оправдываешься, что так, мол, велено
оставь, говорит: мёртвому - хорошо
смотри, славный какой, незатейливый
не надо мучиться любовными антраша
и другими ритуальными танцами
а там, где болит - это, говорит он, и есть душа
и если болит везде, то ты, значит, не ты, а такая субстанция
а впрочем, тебя, может, и вовсе нет
голем, созданный верностью и прочими верами
или ты ещё не здесь, а это - ознакомительный фрагмент
присланный родственниками из энской губернии
хочешь, если нету обола, отвезу за рупь
будешь одной ногой с нами, вечная несуразица

а я себя всё равно тяну, бью по щекам, ору
но мёртвый я мёртв, и тому, который болит, не справиться

Сергей Чел (декламация)

от духоты не спасает вера
и жарит солнце, мольбам не вняв
я рыба, рыба, спаси меня
я ждал ловца, а не браконьера

мой друг, мой брат был борцом за мир
и просветлённым морским монахом
он разбивал молодецким взмахом
к хвосту привязанный динамит

он говорил, что наш разум скуден
и мы не в силах постичь всю суть
мы знали точно, что нас спасут
не знали только каким орудьем

от яда бесится рыба-шар
я молча плачу, пищит минога
нам было страшно в воде, но мог я
пусть редко, жабрами, но дышать

опричь ходящий в пучину канет
зароюсь в ил пересохшим ртом
не рыба, пойманная петром
моллюск, раздробленный острым камнем

мне каждый угол здесь знаком
но я забыт за много лет
дом переполнен сквозняком
и для меня в нём места нет
и я учусь быть не собой
и тени на стене качать
я мимикрирую я свой
я битый чайник я свеча
я тлен я непонятный звук
на миг пробравшийся извне
я затаюсь переживу
заснувшей мухой на окне
я свой вернувшийся домой
в нутро нетопленой избы
переживу и боже мой
придёт и мой черёд забыть
скатиться пауком с окна
разбиться пылью о порог
а там на улице весна
весна весна и нет тревог
такая даль такая ширь
как та что рухнула вчера
и надо только пережить
вернее переумирать

Декламация Сергей Чел

в тщедушном свете пасмурного дня
уныло смотрит бабушкина стенка
таращатся из стёкол на меня
поэты рыжеватого оттенка

от каждого - по слову на стишок
десятка два неприхотливых строчек
и этими стихами хорошо
подкармливать огонь к исходу ночи

помешивать останки кочергой
и чувствовать себя почти что богом
и знать, что я поэт, а не изгой
пусть мы не пастернак, зато нас много

толпа моих помятых бледных лиц
не годных ни для пьянки, ни для драки
и я среди подельников велик
и одинок, как бодрый хрен на грядке

мирное небо над миром хмуро
я намёки хватаю с лёту
выкопал ямку, посадил окурок
пусть вырастает, назову его пётр

пусть пробивается, выйдет в люди
и если крыша ещё не съедет
встретимся, выпьем, а там, что будет
отречение нынче легко и в тренде

а я не умею накладывать вето
и не выучил резких доколе и неужели
да разве же я хотел вот этого
чтобы все горести мне на шею

жизнь назойлива, старая сволочь
липкая, безносая и рябая
бьёт за молчание, бьёт за слово
и за богохульство ещё добавит

и воскрешение мне не светит
и признание мудрым старцем
ни мыслей во мне давно, ни эстетики
но куда деваться

да, я небрит, нескладен и неприкаян
и притчи слегка разбавляю матом
но другого не будет, он ушёл с полками
разодранный на цитаты

с моим кошмаром заодно
дрожащий дух в кругу фонарном
пугает ночь
раскрыв окно
дыша на ладан перегаром
он то ли призрак, то ли бриз
кому теперь всё это важно
как я, безлик
как ты, незрим
крылат, как алкогольный бражник
подразнит рябью на воде
беспечен, резв и неподсуден
и будет свет и дом, и день
и луч в окне
а нас не будет

колодец чёрен и глубок
на дне, отбросив экивоки
я структурирую клубок
из мыслей слов и рюмки водки
и где-то спрашивает пётр
измученного болью кто ты
а тот в ответ плечами жмёт
забыв приметы даты роты
он помнит только крик и зной
пётр констатирует печально
что он порядочный но злой
да и убит без покаянья
что правда лишь изнанка лжи
и ярче свет над мрачной чащей
что нет покоя там где жив
а эта боль непреходяща
он искушает ну зачем
тебе терпеть всё это вечно
ты неудача ты ничей
ты был ошибкой человече
он нежно гасит свет души
и держит до конца за руку
он добр он знает вечно жить
и видеть всё такая мука
я наконец засну когда
он тысячной души коснётся
мне кажется, что я вода
точнее спирт на дне колодца
я так боюсь проснуться вне
дрожа в ведре на коромысле
мне надо так остекленеть
чтоб научиться жить без смысла

река уходит за погост
куда уходит без понятья
остался почерневший мост
и мир в щербинах белых пятен
я словно недоплывший ной
всё непонятно мне и ново
и я на белое пятно
уже нацеливаюсь словом
и там где больше нет реки
в пустыне высохшего русла
ржавеет затонувший кит
когда-то бывший сухогрузом
а я не дописав стишок
ржавею в уцелевшем трюме
всего-то вовремя ушёл
а мне всё кажется что умер
и вот попал на небеса
ну или в ад но тоже можно
на белых пятнах написать
чего-нибудь во славу божью
смотрю где он там высоко
там эпицентр мирских событий
на белых пятнах облаков
написано
ушёл
не ждите