Это третья часть обзора от ШК, первая часть была опубликована здесь. Вторая часть была опубликована здесь. Пожалуй, повторю вступление:)
В январе этого года на Литсети была открыта Школа критики (об этом можно прочитать вот здесь). В марте-апреле с помощью участников объединения (ШК) стартовал и успешно набрал более 30 заявок первый конкурс рецензий (в настоящий момент он в процессе оценивания Жюри), а сейчас идёт второй (набор заявок).
Сегодня мы предлагаем вашему вниманию последнюю часть первого обзора от Школы критики. Участникам объединения была поставлена задача разобрать одно произведение, опубликованное на Литсети, по собственному выбору. Здесь будет нелишним упомянуть, что один из разборов уже был ранее опубликован (Юлия Мигита. «Разбор стихотворения (анализ, интерпретация...)»).
Огромная просьба к авторам произведений и читателям обзора: пожалуйста, напишите своё мнение – об обзоре в целом или о каких-то конкретных разборах в нём. Кроме того, не забывайте про корректность, вежливость и конструктивность высказываний (материалы ШК традиционно публикуются на странице ШПМ, где действуют строгие правила поведения).
Координатор проекта Алексей Лис
---
Комм.: В последней части осталось всего два разбора... ну сколько осталось:) тексты произведний уже могли быть изменены авторами, поэтому под спойлерами мы приводим тексты в оригинальных версиях – на которые писались разборы.
белый кафель светом ломким режет призрачный уют, день спустился к нижней кромке, где пижамы выдают, белый цвет от частых стирок потерял невинный вид, средь мензурок и пробирок белый сон в стакан налит, два глотка молочной влаги в гуще бликов-пузырьков, сверху белый лист бумаги, горстка белых лепестков, лентой белого акрила грани сна обведены, и накапливает силы бледный запах белены...
Сначала кажется всё понятным. Первыми строчками дан общий план, описание обстановки в обычной больнице, каких тысячи – призрачный уют, потерявший белизну белый цвет. Как бы набросками дан эпизод вечера перед отходом ко сну, обозначенный через характерные детали медучреждения – белый кафель, пижамы, мензурки-пробирки… Но при внимательном прочтении становятся заметными некоторые казусы. Уже после первой строчки - «белый кафель светом ломким режет призрачный уют…» - появляются вопросы. Ломкий свет, надо полагать, это отражённый от кафеля, от краёв плиток, но такая характеристика весьма спорная - свет, всё же, не хрупкий тонкий лёд, но ломкость здесь определяется именно как качество света, а не как процесс преломления или отражения. Было бы понятно, если бы, к примеру, строка звучала так – «белый кафель светом режет, отражённым от стены». При этом, свет хоть и ломкий, но режет таки призрачный уют. Но вот вопрос – может ли ломкий, читай – хрупкий, свет что либо резать, пусть и призрачное? Да и появился он не внезапно, не как свет от включённого прожектора или фонарика, который «режет» темноту или глаза. Можно представить картинку, когда луч света, скажем, из дверного проёма или щели между занавесками делит комнату на две части… но отражённый от белого кафеля? В общем, природа и смысл ломкого светового ножа не совсем понятны.
Призрачность в данном случае синоним прозрачности, невесомости, невидимости в конце концов. Т.е., уют - КАК БЫ, но на самом деле его нет, что вполне понятно – казённое учреждение всё же. Но даже призрачный, он вполне соответствует времени суток – вечеру – «…день спустился к нижней кромке…». Здесь мне кажется не совсем удачной параллель «конец дня – нижняя кромка», так и напрашивается следующая аналогия – «начало дня – верхняя кромка». Слово «кромка» более подходит чему-то материальному, видимому, осязаемому – кромка воды, кромка леса, кромка доски …но, возможно, это дело вкуса. Смущает то, что почему-то возле этой кромки выдают пижамы. Более логична по смыслу была бы привязка пижам ко времени выдачи больничных принадлежностей, т.е. не ГДЕ, а КОГДА.
Далее: «…белый цвет от частых стирок потерял неВИНный ВИД…» - две однозвучные фонемы сливаются в одно слово. Сами по себе строчки удачные в смысле передачи…мысли (извините за тавтологию), но они в совокупности с предыдущими образуют этакую пятнистую картину: кафель – призрачный уют – кромка – «потеря невинности». Далее эту пятнистость продолжает стаканчик с молочной влагой из пузырьков. Здесь в четырёх строках неясность о четырёх камнях, о которые спотыкаешься при неспешном шаге. Белый сон в стакане, это, надо полагать, растворённая таблетка снотворного, . Сравнение само по себе, на мой взгляд, интересное, но тут начинаются непонятки. Первое – молочная влага, это побелевшая вода, и побелела она, по-видимому, от очень мелких пузырьков. Не в молоке же, в самом деле, растворили лекарство? А раз вода с мельчайшими пузырьками, то бликов от них в принципе быть не может. Играть на свету бликами могут только крупные пузырьки. Это второе. Если образуются только крупные пузырьки, то вода останется прозрачной, как шампанское в фужере. Это третье. И четвёртое – два глотка в гуще пузырьков… это как? Они там отдельно лежат, как два белых пятна? Вообще-то, таблетка растворяется во всём объёме, а стало быть, глотков в стакане больше двух. Конечно, тут могут быть варианты – сразу всё не выпьется, может, потом допьётся, но вряд ли что-то белое будет лежать в гуще пузырьков. В общем, оригинально, но неясность остаётся. После неясности с белым сном – пузырьками – глотками появляется белый лист с лепестками на нём, хотя, может быть и не на нём, а рядом, но читается как лепестки на листе бумаги. Во всяком случае у меня именно такая картинка складывается. И по прочтении сразу же ассоциация с бледным запахом белены - не её ли лепестки лежали на белом листке? Если это так, то добрым был человек, притащивший отраву в больницу. Белена, вообще-то, пахнет очень ощутимо, когда цветёт, и если её нанюхаться, то голова потом чугунная будет. Так что, запах у цветочка отнюдь не бледный. Тогда таблетка снотворного в стакане вполне логична. Да и может ли запах набрать силу у сорванного цветка, тем паче разорванного на части, на лепестки? Но более важен другой вопрос – а для чего накапливать силы этому запаху, какую мысль призваны донести до читателя последние строчки? Что всё повторится и таблетка снотворного опять понадобится после очередной порции накопившего силу запаха? А такая деталь, как мензурки и пробирки, среди которых белый сон в стакане, мне кажется несколько натянутой – перечисленные предметы более являются атрибутами лаборатории, но уж никак не больничной палаты.
Не понятен белый акрил, обводящий грани сна. И если последние как метафора вполне находят отклик в ассоциациях, то лента белого акрила как-то не ассоциируется ни с чем.Возможно, я не силён в больничной тематике и чего-то не знаю. Во всяком случае, сходу никакие мысли, сравнения по «акриловой» теме в голову не приходят, да и в последующих размышлениях тоже.
И последнее – стих дан одним предложением, что усиливает впечатление разнородности картинки, разобщённости деталей. В общем, впечатление от стиха при внимательном прочтении уходит в минус – вроде бы картинка понятна в общем и целом, составные части есть, и даже интересные, а целое, цельное не получается - получился набор разнородных ассоциаций, местами красивых, но вопреки законам физики, химии и литературного жанра.
Первый раз Инна почувствовала это в себе лет в девятнадцать. Был жаркий июльский день, переполненный автобус одышливо полз по пыльной улице, с каждой минутой раскаляясь все сильнее. На переднем сидении вдруг освободилось сразу два места: пожилая пара вышла у рынка. Инна, осторожно оглянувшись на других пассажиров, протиснулась к дерматиновому драному диванчику и села у окна. «Сейчас застыдят и сгонят, - думала она, - вон дядька с рюкзаком как уставился… И зачем я надела эти дурацкие шпильки! Надо было послушать сестру, в жару нельзя на каблуке и нельзя новую обувь на босу ногу…» Но место рядом с ней никто почему-то не занимал. Инна раскрыла книжку, низко опустила голову и мысленно попросила… нет, скорее, просто осознала свое желание: «Я хочу остаться на этом сидении. Одна!». И уже в следующую минуту она погрузилась в чтение. Автобус продолжал по-черепашьи ползти сквозь плотный автомобильный поток. Место на переднем сидении рядом с невзрачной худенькой девушкой так и оставалось пустым.
Потом были другие случаи. Инна не хотела признаваться себе, что в ней есть что-то особенное – то ли чудесное, то ли ненормальное. Ну а каким нормальным образом можно было объяснить те странные совпадения, когда ее невинные, иногда мимолетные желания вдруг сами собой исполнялись? Если ей не хотелось видеть вечно пьяного соседа с неприятным, липким взглядом, сосед месяцами не попадался ей на глаза, хотя она часто слышала его голос и на лестничной клетке, и во дворе. А когда ей бывало трудно проснуться, чтобы успеть на первую пару, оказывалось, что преподаватель отменил занятие из-за внеплановой консультации в клинике.
Иногда, очень редко Инна позволяла себе «хотеть» чего-то более серьезного и обращалась с просьбой… к кому? к высшим силам? к Богу? к мирозданию? Она не знала. Но страшный диагноз подруги при повторном обследовании вдруг не подтверждался, а проворовашегося главврача в больнице, где Инна работала в детском отделении, отстраняли от должности.
Она не любила пользоваться своими способностями, прекрасно понимая, что ничего на свете не бывает просто так. И за любое подобное вмешательство рано или поздно придется чем-то расплатиться. Вот только Инна не знала, чем и когда.
А потом ей стали сниться сны. Наверное, лет с 28 или позже. Одни и те же сны, в которых она садилась в странные лифты, и они несли ее сначала высоко вверх, на десятки или даже сотни этажей. А иногда лифтовая кабина начинала двигаться горизонтально, и в щелку Инна видела, что никакого здания давно нет, и она мчится по солнечной зеленой равнине или по занесенному снегом чужому городу, темному и враждебному. Было тревожно, и очень хотелось остановить это неуправляемое, бесконечное движение, но лифт останавливался только сам, резко вздрогнув, будто споткнувшись о неожиданное препятствие. И тогда начинался урок. Или испытание. Инну учили видеть, понимать и принимать решения. Смотреть, как последовательно и закономерно изменяется ткань жизни от любого, самого незначительного вмешательства в ход вещей.
Хочешь отгородиться от неприятных взглядов соседа? И уже через пару недель ты будешь вынуждена делить свой кабинет с коллегой, известной на всю больницу сплетницей. Твоя подруга избежала серьезного заболевания, а через год от нее уходит муж, не выдержав обострившихся приступов ее ревности. Место нечистого на руку главврача занял честнейший человек, но он оказался слабым руководителем, и воровать теперь стали его подчиненные. Инна уже не удивлялась строгой закономерности последствий, училась прокручивать варианты, каждый примерять на себя. И вот это уже было настоящим испытанием.
За несколько часов ночного сна Инна проживала десятки чужих жизней, но по субъективному времени они тянулись десятилетиями. Жизнь патологического неудачника и безвольного подкаблучника. Жизнь страшной ревнивицы, не умеющий доверять даже самым близким людям. Жизнь глухо-немого пастуха в богом забытой деревушке. Жизнь матери с сыном-шизофреником на руках… И каждая была ее жизнью! Из нее нельзя было «проснуться», ее надо было вычерпать до самого дна, прочувствовать на собственной шкуре. А проснувшись Инна иногда видела на своем подоконнике или напрочь засохший кустик вчера еще пышной фиалки, или удивительный цветок малюсенького кактуса, которому не положено цвести в это время года. Это значило, что испытание было пройдено. Или нет. Цветов у Инны дома было немного.
Через какое-то время Инна стала бояться засыпать. Она слабела с каждым месяцем, пытаясь то вообще не спать, то наоборот, глушить себя снотворными. Сны не отступали. Они просто истончались, превращались в видения наяву, вмешивались в обычную Иннину жизнь. Когда пару раз Инна чуть было не заснула за рулем, она поняла, что бороться бесполезно. И поездки на летающих лифтах возобновились на следующую же ночь.
Лет в 35 Инна уже не удивлялась, что может управлять реальностью. Она чувствовала тело Земли как свое, видела, как полыхает в Йеллоустоне готовый выплеснуться на волю супервулкан, как набирает мощь очередной циклон над Атлантикой, как в глубине планеты немые кристаллы хранят написанные древними богами то ли программы, то ли заповеди. Она могла вмешаться в любой момент, остановить землетрясение, набросив на растревоженную твердь невидимую сеть «небытия», и сейсмические станции регистрировали непонятное снижение активности в Андах или возле Японских островов. Она могла взлететь огромной бабочкой над зарождающимся тайфуном, и тот терял силу вопреки всем прогнозам и расчетам метеорологов. Она могла… Но вмешивалась она теперь все реже и реже. Бывают времена, когда нужно помогать и спасать, а бывает наоборот. Не надо спасать. Спасенные становятся еще большей угрозой и для самих себя, и для их общего дома.
Когда Инне исполнилось 44 года, она почувствовала, что скоро Земля в очередной раз достигнет «грани». Так она назвала для себя этот тонкий рубеж, пройти сквозь который может или вся планета как единое живое существо или никто. Грань – это всего лишь одна из ступеней, одна из тысяч ступеней, по которым поднимается осознающая себя жизнь. Теперь Инна знала, что таких людей, как она, во все времена было немало. И они много раз спасали Землю, спасали народы и континенты, отводили беду, брали все на себя. Теперь ее черед. Она приняла решение.
Сначала перестали сниться сны. Совсем. Потом Инна перестала спать. Просто не могла. Она открывала окно и смотрела на привычные очертания невысоких домов, притихшие в ночном безветрии березы, которые давным-давно, в какой-то прошлой жизни она посадила здесь вместе с отцом. «Как выросли! – думала Инна, - а были тоньше детской руки, прозрачнее ветра. Теперь не согнуть, не сломать. Теперь не сломать…»
Однажды ранним утром не выспавшийся дворник долго стоял посреди знакомого и еще тихого двора. Огромная береза лежала на земле аккуратно, будто кто-то специально сложил ее мощные ветви, расправив их среди припаркованных машин. «Етить твою налево! – буркнул себе под нос повидавший виды мужик, - и даже сигнализация ни у одной не сработала… уж я бы услышал!»
А в 6.25 в службу скорой помощи поступил звонок. Женщина неопределенного возраста, высохшая и искореженная, как ствол карликового деревца, была найдена мертвой в лифте многоэтажного дома. Пол лифтовой кабины был усыпан толстым слоем желтых березовых листьев. На дворе стоял май. Женщина улыбалась.
Никто из соседей не узнал погибшую. А еще через три дня в милицию поступило заявление о пропаже человека. Инна Марьина, 44 лет, незамужняя, бездетная. Педиатр горбольницы. Розыск результатов не дал.
Итак, миниатюра, ошибочно отнесенная к рассказам. Автор перед которым в поэзии я благоговею и разрешаю гонять меня, непутевую, до седьмого пота) Разрешаю я это мало кому, так,как глубоко уверена, что критика полезна, для меня лично, только если критику я доверяю. У Люси хватает такта порвать меня на конфетти, это даже не лоскуты, и в конце написать, мол, а стих очень хороший) За это я ее обожаю) И так вернемся к ее миниатюре.
Сюжет. Есть понятие сюжеты банальные и избитые, есть понятие сюжеты новые и интересные. Есть понятие сюжетов, витающих в воздухе. У Люси именно этот вариант. За последние пол года я прочитала по крайней мере пять работ на этот сюжет. И все работы были написаны очень толковыми прозаиками. Более того, они между собой не знакомы и работ друг друга не видели. Знаю точно, так,как дружна с каждым из них и сама же знакомлю их. Частенько рассказы были на разных ресурсах, в общем, они не могли подглядеть их. Но написали все на одну тему. Мне кажется, если мир сходит с ума, то часть пишущих людей, как самых отзывчивых на резонирование мира, слышат что-то неведомое и очень важное. Потому и идут совпадения сюжетов. Подсознательный поиск спасения или спасителя(лей). Попытка остановить безумную круговерть. И мне это нравится. Нравится и это созвучие моих друзей, нравится и форма в которую они облекают богатющий по глубине сюжет - посыл, что наш мир может погибнуть, и есть категория избранных, а с виду обычных людей, которые ценой своей жизни спасают нас всех от катаклизма. Вечное противостояние добра и зла, жизни и смерти, полноты бытия и пустоты хаоса. Я называю для себя такие работы "попытка заглянуть за грань". И на мой взгляд, Люсе это удалось.
Теперь по самой миньке. Удачное начало, цепучее. Читателю любопытно,что же такое впервые ощутила героиня. «Сейчас застыдят и сгонят, - думала она, - вон дядька с рюкзаком как уставился… И зачем я надела эти дурацкие шпильки! Надо было послушать сестру, в жару нельзя на каблуке и нельзя новую обувь на босу ногу…» повтор слова не критичен, так как он идет в мысленном монологе ГГ, но и усилением назвать тут трудно. В принципе допустимо, но я бы убрала второе слово, или заменила...
"Если ей не хотелось видеть вечно пьяного соседа с неприятным, липким взглядом, сосед месяцами не попадался ей на глаза, хотя она часто слышала его голос и на лестничной клетке, и во дворе." Перебор местоимений. В первом случае просто лишнее. Раз рассказ от первого лица, то не стоит так часто напоминать кто говорит) Точнее, тут не совсем от первого. Тут вроде как бы от имени автора, со стороны. Но в то же время проекция взгляда изнутри ГГ. Довольно сложный прием, и воспринимается все же ближе, к рассказу от первого лица.
"А когда ей бывало трудно проснуться, чтобы успеть на первую пару, оказывалось, что преподаватель отменил занятие из-за внеплановой консультации в клинике." Аналогичная "блошка".
"Наверное, лет с 28 или позже. " - тут надо буковками прописать цифирь. В принципе, в прозе иной раз и цифирь мелькает, но тут не тот случай.
"Одни и те же сны, в которых она садилась в странные лифты, и они несли ее сначала высоко вверх, на десятки или даже сотни этажей." Тут достаточно написать - и они неслись, чтобы убрать лишнее местоимение. Вообще, вот эта ошибка - перебор местоимений, одна из самых характерных, если повествование от первого лица идет, или как тут от имени автора, но через восприятие ГГ. Причем она бывает и у опытных прозаиков. Иной раз только вычитка другого автора и помогает увидеть все. Потому,что мелкие "блошки" умудряются почти всегда ускользать от авторского замыленного ока.
"И уже через пару недель ты будешь вынуждена делить свой кабинет с коллегой," - лишнее
"Твоя подруга избежала серьезного заболевания, а через год от нее уходит муж, не выдержав обострившихся приступов ее ревности." - лишнее.
"пройти сквозь который может или вся планета как единое живое существо или никто." - запятушки убежали, тут как единое существо - выделить надо запятыми, объясняющее предложение.
"Женщина неопределенного возраста, высохшая и искореженная, как ствол карликового деревца, была найдена мертвой в лифте многоэтажного дома. Пол лифтовой кабины был усыпан толстым слоем желтых березовых листьев." Люсь, "былье". Один раз выдерни его, где считаешь нужным. Вот пожалуй и все "блохи", что я нарыла в миниатюре.
Теперь то, что особенно понравилось. "Это значило, что испытание было пройдено. Или нет. Цветов у Инны дома было немного." На мой взгляд почти гениальная находка, вот так отвлеченно сказать о главном. Передать напряженность этой странной ночной жизни, тысяч чужих жизней. Последняя фраза получилась щемяще-пронзительной. Сразу пробудила сочувствие - бедная девочка, вечная отличница. Раз немного, значит большинство испытаний она сдала..прошла?
"Она могла взлететь огромной бабочкой над зарождающимся тайфуном," - красиво, хоть и жутковато. Почти поэзия.
"Бывают времена, когда нужно помогать и спасать, а бывает наоборот. Не надо спасать. Спасенные становятся еще большей угрозой и для самих себя, и для их общего дома." - бесконечно мудро. Вот эта вставка придала работе глубину.
"Теперь ее черед. Она приняла решение." - вот тут готова аплодировать. Суметь ТАКОЕ решение без пафоса и лишних слов показать, именно показать, а не сказать... Тут же, по сути, все предыдущее работает на эти три слова - Она приняла решение.
"Она открывала окно и смотрела на привычные очертания невысоких домов, притихшие в ночном безветрии березы, которые давным-давно, в какой-то прошлой жизни она посадила здесь вместе с отцом. «Как выросли! – думала Инна, - а были тоньше детской руки, прозрачнее ветра. Теперь не согнуть, не сломать. Теперь не сломать…» Вот не было бы этого символизма, миниатюра совсем бы не так звучала. Очень тонкий ход. Очень. И именно береза. Вот, побейте меня камнями, но другого дерева, символизирующего русскую душу, я не знаю. Опять же, единственное дерево, ассоциирующееся с чистотой, с чем-то светлым... Мне кажется, что писала Люся свою мини на одном дыхании. И не заморачивалась тонкостями, не продумывала символизм и его дозы. Тут сработало подсознание. И сработало четко. И кто начнет рассказывать о штампе самого образа - получит в моем лице разъяренную фурию в оппонентах. ( Не смейтесь)))) Я много чувствую в словоплетениях, но, частенько, как собака, не могу объяснить. Просто тут я спинным мозгом чувствую,что все верно и здорово вышло.
"Педиатр горбольницы. Розыск результатов не дал." - вот тут сочетание детского врача, представляю КАКОЙ врач она была! И последней фразы, сентиментальную бабу Нату, довел до слез и нервической дрожи.
На мой взгляд, миниатюра получилась не хуже, чем стихи Люси. Настолько же ёмкая, точная и глубокая, как и ее лирика. Я бы советовала автору заняться прозой плотнее. Стихоплетов - миллионы, толковых прозаиков - единицы. И даже графоманов между нами в разы меньше. Ибо лениво так многобуков писать большинству авторов. Тем более, что проза менее связана формой, и выразить мысль в ней гораздо проще. Опять же, Поэтами рождаются, а прозаики выписываются. Вот такой у меня разбор малой формы вышел. Как там писали? Не стреляйте в пианистку? Не бросайтесь помидорами в прозика, я вам еще пригожусь)))))
Вот и всё:) А в Школе Критики сегодня начался новый проект. Результаты опубликуем:)
Да не успевают прочитывать такие объёмы, летом же все заняты))) Вот я бы с удовольствием прокомментировала, но для этого надо ознакомиться с содержанием. Сразу вычитать все новинки - крайне сложно) Но здорово, что есть возможности для чтения)
Но здорово, что есть возможности для чтения)