Поезд скоро. Подходим к перрону.
Дым. Ненастье. И стрекот колес.
Для забавы облаяв ворону,
Нас встречает на станции пес.

Как обычно дождлив понедельник.
Ты твердил мне: «себя упрекай!»
Серебрится под струями ельник.
Лип, да яблонь, нетронутый край.

Серпантин расставания легок.
Он закручен тобой до весны.
Лед на лужах, пока еще тонок.
Наши клены, пока что красны.

Но уже георгинов головки,
Наклонились бессильно к ногам.
И последние божьи коровки,
На зимовку вернулись к богам.

Пономарёва Марина
Из цикла "Волчья колыбель"

Страшно смотреть на закрытые печи во время кремации?
Страшнее, поверь мне, молчащие серые прямоугольники.
У меня за окном уже год смеются и курят покойники,
Прихватившие мой номерок. Слышишь? Шипение рации!

Каждый мечтал похитить и увезти. Рыжие девушки в моде.
Ладно, согласна на «милитари» вместо белого подвенечного!
Валерьянка закончилась в сумке. Нет и лекарства сердечного.
Вроде всё хорошо: дома подруга, папа весь день на заводе…
Только мучает странный стук. Это жребий бросают гвозди:
Кто первым поставит подпись на крышке закрытого гроба?
Новый вояка пришёл: «Подари мне заколку, зазноба!
И платок подари, краснощёкая. С меня – виноградные грозди!
Абрикосы! Подол подставляй! Присядем с тобой на дорожку?
На! Игрушку! Купил за углом. Но убили вчера братишку…
Я бы выпил покрепче. Но знаешь, не время! Хвачу ещё лишку!
У нас там затишье, девчушка. Чувствую, что понарошку!»

Ночью лампу зажгу. То, что день отобрал, в дождях мне почудится.
Дерзкий спор, звонкий смех, чуть скабрезные шутки мальчишек.
Драчуны! Вам с покоем не стерпится. С Богом пусть слюбится!
Лёгких троп за бугры! В ту деревню, где запах галушек да пышек.

Пономарёва Марина
Группа автора в "В контакте" https://vk.com/club46425489

Вот и август. Золотая пижма
Облаком стозвонным канет в Лету.
Дождевую наволочку выжмет
Подмосковье. Занесите в смету
Пункт post scriptum.
Август.
Перегрузка.
Яблоками пахнет и мелиссой.
Над вербейником хохочет трясогузка,
В белых каплях донникова риса…

Всюду осень. Жёлтый топинамбур
Прислонился к спелой черноплодке.
В листьях и окурках тонет тамбур.
И гремит бутылка из-под водки….
Эта электричка встынет в душу.
Тонкой змейкой в золотую насыпь.
Прижимаюсь к дверце и воздушный
Посылаю в зазеркалье трассы.
Электричка, точно стенограмма.
Наконец, всё сделала, что нужно.
И помашет мне из леса мама.
- Верила!
Люблю!
Живите дружно!

Пономарёва Марина
Моя группа в "В Контакте" http://vk.com/id2905696

Сусальный ангел питерских широт
Мучнистый, словно небо на просфоре,
В Саргассово-зеленом светофоре,
В узорах Петропавловских ворот,
Растопленный в медовых монпансье
Пересекает Мойку с тонкой тростью.
И смотрит через мутное пенсне
На золотые башенки-колосья.
Охвачен Питер линией длиннот.
Сквозь чешую сухого кракелюра
Луна жеманность девичью прольет,
Мертва, бледна, при этом белокура.
Не родовое, как трактир, гнездо –
Гостиничный подслеповатый улей
Мы захватить от наглости рискнули,
Прощупав его тайны «от» и «до».
Винтаж мостов нас завлечет в кольцо,
Замкнет и обмотает каприфолью,
И припаяет стойкой канифолью,
Как полукружья мятных леденцов.

Пономарёва Марина
Моя группа в "Контакте" https://vk.com/club46425489

Из цикла "Положительный резонанс"

Это вам ли не знать про бесформенность неба и мира?
Можжевельником пахнут сердца журавлей и ракет.
У параболы нет ничего, кроме линий пунктира.
У Вселенной есть мы и ещё миллиарды планет.

Я хлебнула бы лиха, но встречи заложены в карме.
От ожогов следы пролегли между гроздьями звёзд.
Зарубцуется всё – превратится в могильные камни
И в солому сухую от птичьих заброшенных гнёзд.

У искусственных птиц не линяют железные перья.
Золотится душа где-то в недрах ревущих турбин.
Что могло быть без вас – не узнаю, конечно, теперь я –
И ответ не ищу, среди мутных вселенских глубин.

Черный порох накрыл довоенные странные годы.
Будем делать добро – пусть вернется не вам и не мне.
У параболы нет ничего, даже мнимой свободы.
У Вселенной есть всё, даже то, что мы видим во сне.

Пономарёва Марина

Мои чёрные терриконы
Подпоясаны бузиной.
– Папа, па! Наверху драконы!
Белохвостые! Надо мной!
Мама выбьет из кукол крошку.
Мелкий щебень, цветной песок.
Наругается – понарошку!
Поцелует потом в висок.
По разбитой дороге /к небу/
Деда жёлтые «Жигули»
Мчатся в город за чёрным хлебом.
А я грязная, вся в пыли!
В погребах пауки да банки.
Сладкий холод, запретный мёд.
Это детство ручной огранки!
Кто с Луганщины – всё поймёт.
У забора седой бессмертник,
Тонет в мареве абрикос.
Помню бабу, её передник,
Помню тяжесть её волос.
Как плескалась вода в бидоне,
Леденящая, из криниц!
Хруст побелки в отцовском доме…
Мы не знали тогда границ.
От вокзала и до порога –
Мамин лес и отцова степь.
Здесь рукою подать до Бога!
Здесь сплошная стальная крепь!
– Папа! Па! Ну а что же с хатой?
Вас в живых никого уж нет.
Ах, какой я была богатой!
В свои пять с половиной лет!

Пономарёва Марина

* во времена моего детства в этих местах продавался не черный (как в Москве), а серый хлеб - из какого-то другого теста. Это была целая детская трагедия, потому что местный хлеб я (автор) не любила до истерики. Родным приходилось идти на разные ухищрения, чтобы как-то и где-то доставать мне "черный" хлеб к которому я привыкла )))

Запах горелых шин. «Слушай, не мельтеши!
Женщину в дальний путь? Брать опасно!»
Колонна ржавых машин в жаркой степной глуши.
До смерти один аршин, а я с атласной
Лентой! Куда глупей…?! Крики: «Живей-живей!
В ящиках всё проверь – бинты, лекарства!»
Звоны мёртвых церквей. Дует в лицо суховей.
Отдай матерям сыновей – а я полцарства

Отдам за букет цветов из бабушкиных садов!
Господи! Я-то вернусь… Близка граница!
Но стонет степная Русь, полная новых вдов!
Руки истерты в кровь. Жара – под тридцать.

Скрип тяжелых сапог. «Возьмите с собой пирог!»
Местные крестят вслед. Грохочет кузов.
Здесь каждый отдаст кусок, затянет на ране платок,
Но слабость стучит в висок - попутным грузом.

Сегодня не взяли в путь. Войны закипает ртуть.
Ленту стащу с волос: пропахла дымом.
Попробуй теперь уснуть, попробуй теперь забудь,
Сгоревшую свидину... над черным тыном.
2014

Пономарёва Марина

Утонет в Чёрном море доброта.
Мазутом станет в перепонках рифов.
На шее камень – это труд Сизифов.
И бьётся кровь, как пена у борта.

След самолётный тает на песке.
Растут кораллы, прямо между рёбер.
И плачет океан в глухой утробе,
О тех, чья жизнь была на волоске.

Ушедшим - свет, а нам – осатанеть.
Или упасть изнеможённой плетью!
Не ловят жемчуг рыболовной сетью,
Коль сеть коростой схвачена на треть.

Пономарёва Марина

"Буду грешить - как грешу - как грешила: со страстью!" (с) М.Цветаева

Я женщина, плененная мужчиной.
Мне дела нет до мира и страны.
Ребром, золой и обожжённой глиной,
Рукою Бога, когтем Сатаны
Я вписана в Скрижали, в Гримуары.
Я - в каждой карте ведьмы Ленорман.
Мои любовники напишут мемуары,
В которых будут правда и обман.
Для них я – нерв. Я ввинчена в сосуды.
В бордовый от дождя тугой пион.
В осколок гжельской голубой посуды.
Я - черный и пугливый махаон.
Кукушка, разбросавшая наследство,
Гусыня, что трясется над детьми.
Мое с мужчиной вечное соседство
Оплачено терпеньем и плетьми.
Из века в век мои крутили косы.
Толкали против воли на постель.
Из века в век глубины и утесы,
Палящий зной и колкую метель
Терпела я. Молилась, проклинала,
Идя за мужем на святой костер.
И кто в доспехах ратных я не знала,
Ворвется после боя в мой шатер!
Я – женщина, любительница яблок.
Сосуд для первородного греха.
Я - россыпь горных дымчатых фиалок.
Я - горностая снежные меха.
Меняются монархи и вассалы.
Меняются порядки государств.
Ломают мародеры и вандалы
Границы узаконенных пространств.
Очаг трещит, вокруг чумное время.
Мне дела нет до мира и страны.
Я – Богово, я - дьявольское семя!
Хотя давно не повод для войны,
Как ранее - троянская Елена...
Сукровицей пропитан белый флаг.
А я по-прежнему морская соль и пена.
Мужского сна неистребимый враг!

Пономарёва Марина

Сказки Гримм. Оранжевый ночник.
Из детства книги
Страшно постарели!
Ложится память строчками в дневник.
Скрипят качели.
Крутится юла.
Сегодня мир не пахнет пирогами.
Душистая, еловая смола
И мох пружинистый - под сапогами
Увязли в памяти,
Как муха в янтаре.
Янтарь - холодный сок осенних георгинов.
Вода в колодце - вся на серебре.
Пятно на скатерти -
От сочных нектаринов.
Идут года. А детский дождевик,
Раздутый на ветру,
Как будто парус,
Мне видится (особенно к утру),
Когда ночь тает и цветной стеклярус
Тумана выдает за миражи!
Но это лишь грибник
(Проснувшись, понимаю…),
А никакой не детский дождевик!
Я вижу через витражи,
Как детство тает.
На сломанных часах - извечно шесть.
Засохли амаранты.
Ворчливый домовой, пригладив шерсть,
Толкнёт куранты.

Анна, Анна*, лилейное чудо,
Колыбельную спой старикам!
Декабря белоснежное блюдо,
Неподвластное божьим рукам,
Раскололось на две половины,
Раскрошился старинный фаянс.
Под покровом багровой рябины
Отдыхает неузнанный Ганс.
Полыхают и рдеют бархотки -
Подо льдом огневой сердолик.
Измождённые после чахотки,
Стынут корни седых повилик.
Приютилась за липами кирха.
Лютеранские своды - черны.
Рыхлый снег – кудреватая ирха,
Вдов укроет собой до весны.
Виноградно-стеклянные плети,
Меж чугунных покоятся ваз.
Жёлтый месяц над кирхою светит.
Лечит мёртвых неистовый Гааз**.
Слобода оживает под вечер,
Всё слышнее немецкая речь.
Поздний гость, ты наивно беспечен!
Постарайся себя уберечь...

* Анна Монс
** Ф.П.Гааз - тюремный врач, автор известной фразы "спешите делать добро". На Лефортовском похоронен.
июль 2015

Ах, Руза, Руза! Звон на языке!
И хочется зарифмовать с арбузом.
Еловый бор в промокшем сюртуке
Растерян и взъерошен, точно Крузо.
На подоконнике томится пара груш.
Полуденницы в поле варят донник.
И сумерки свой не раскроют сонник,
Пока на небе облачный картуш.
До станции – полжизни наугад.
Чаёвничает за сараем банник.
Нам вечером привидится овсяник,
Ворующий по зёрнам звездопад.
Ах, Руза, Руза! Капает с ресниц
Зарниц роса, пропахшая метлицей.
Гуляет солнце в пыльной колеснице
По трещинам дубовых половиц.

Пономарёва Марина

Маслёнка августа исчерпана до дна.
Медовый Спас гуляет по Хитровке.
Сосед по даче в старенькой ветровке,
Небритый и ворчливый с бодуна,
Затаривает в пыльный грузовик
Корзины яблок, лука и малины.
Багровый лес из самой сердцевины,
Достал опята. Хрустнул борщевик,
Чья пятерня поддерживала своды –
Дождя и неба сонный кабошон.
Накину безразмерный капюшон.
Спасенья нет от этой непогоды!

Москва, Москва – обитель духоты!
А здесь дожди – струящиеся в детство.
И с мятой чай – единственное средство,
От городской укрыться пустоты!

2016