Гачкує час на серветці долі
узори різні: дрібні, великі...

А я пригадую, як до школи
ходила в братових черевиках.
Як рвались нитки надії й віри,
роки летіли вперед нестримно.
В багатті правди брехня зотліла,
де я блукала чужа й безкрила.
Та знов манило в польоти небо
і я зривалась жертовним листом.
Давалось часто лиш по потребі:
життя навчало біблійних істин,
коли безпечно брела краями -
гніздо бажала пошвидше звити.
Тягнулась серцем у дім, де мама
варила батьку компот із вишень.

Гачкує осінь дорогу в зими,
де в рідній хаті завжди спокійно.
Та з кожним кроком душею стину,
лиш би удома не ждав покійник.

Ранние сумерки, первые дни декабря.
Улицы вымерли, город затишью рад -
он принимает первый случайный снег.
Я принимаю допинг - немую тишь.
Чувствую, что ты рядом, но крепко спишь,
видишь цветные, мечешься в зимнем сне.

Милый, скажи мне, встретимся по весне?

Мне отвечает глупая тишина,
что опоздала спрашивать - я одна
в этой знакомой комнате, но чужой.
Будто вступаю снова в неравный бой:
время со мной наперегонки бежит,
только пытаюсь вспомнить былую жизнь.
И проиграю, как было в другие дни.

Сумерки, сумерки, слышите, мы одни?

Не отвечают. За окнами первый снег
падает, падает... Я прекращаю бег.

Сумна мелодія сумних моїх пісень
звучить в мені уже не перший день.
На дно душі кладу намисто днів,
бо їх нежданий вітер взяти не схотів.
Ріка життя забрала всі мости,
через які пішла б я до мети.
І небуття туман над полем жнив,
бо їх давно ніхто вже не косив.
І плаче скрипка жалібно вночі -
їй так самотньо, як тепер мені.

Через озера, ріки, океани,
через степи, галявини, полями
спішу зігріти душу я собі
в твоєму домі, у твоїй душі.
У соняшниках сонце запалю,
у вогнище життя додам вогню.

15.02.2003

Как виртуален каждый рождённый миг:
хочешь - начни свой новый чудесный день,
будто реальность - это такой пустяк
и никому не нужная дребедень.
Хоть родились счастливейшими людьми,
но, прикипев к истокам инет-земли,
мы не реалим - что-то пошло не так,
время в сети нам легче на жизнь продлить.

Как виртуален пройденный нами путь -
мы по нему босыми давно идём
и не боимся: сгинули в полуснах
дни и недели, близкие, сад и дом.
Вечно не можем освободить от пут
день, что однажды попросту не пройдёт
так же, как эта вирусная весна,
так же, как этот канувший в Лету год.

Осенний листок зашуршал, залетая в окно,
спеша разделить на двоих остывающий завтрак.
А я, размечтавшись, пишу в припасённый блокнот
о северном завтра.

Пишу очумело, поймав вдохновенье за хвост,
исчезнув на время в холодной чужой круговерти.
Мечты о сияниях северных - это всерьёз.
Он - неимоверен.

Сильней загораюсь, сражённый азартом любви,
но в чувство приводит внезапно заглючивший сервер.
Далёкое завтра и манит, и благословит
сияющий север.

Заговори — и я тебя увижу...
Пока ещё не поздно, видит Бог,
залезть вдвоём на собственную крышу,
вернуть назад парящую любовь,
что, словно птица, распустила крылья
и сушит их на солнечных ветрах.

Пока ещё совсем не очернили
крылатое земное во дворах,
в которых помнят многое и многих
и мимопроходящих и родных,
уставших и не сбившихся с дороги
в потоке каждодневных разберих.

Заговори — и я тебе открою:
не только двери — душу распахну.
И унесёт в прекрасное простое
проигранную начисто игру,
затеянную нами по привычке,
наверное, от скуки, видит Бог,
умноженное нами на обычность,
в которой неприлично быть собой.

Ты где-то здесь — я чувствую, я знаю...
Уносит сквозняками нелюбовь,
в подарок оставляя только память,
на снимках — черно-белое пятно.

Белый день, попутный ветер, свежескошена трава.
Много лет живу на свете и умею выживать.
Жду гостей, пеку ватрушки, внукам варежки вяжу,
прячу дедову чекушку и не пить его прошу.

Жизнь внезапно пролетела - и не верится никак,
что живём на свете белом вместе целых пятьдесят.
Золотую свадьбу справим, посидим в кругу родни.
Дед кряхтит - болят суставы, рядом радио бубнит.

Завтра в гости дочь приедет, сын явиться обещал.
Соберутся все к обеду - отзывается душа.
Дед сидит и лишь вздыхает - водки хочет, старый пень.
Я же бабочкой порхаю возле печки целый день.

Лило, лило как из ведра, а в сточных сливах
дрожало эхо в три ручья и голосило,
и дом, волнуясь, повторял движенья стоков,
как будто в глубь земли стекал, сражён потоком.
Безвольно с домом падал вниз, не встав с коленей,
и тот, кто, заперевшись, жил безумной тенью.
Не помня света и тепла, и сна не помня,
он равнодушно измерял квадраты комнат.

Казалось, душу растоптать нельзя сильнее...

Когда дождём отмыло часть большой Вселенной,
то сразу вспыхнул яркий свет, как плед наброшен,
и, забывая о былом, затворник ожил.
Лишь дом верхушки черепиц подставил солнцу,
то рассмеялся от души неживший толком.
И залихватски засвистел довольный чайник,
над чашкою взлетевший пар играл с лучами...

И невесомо вдалеке скользили тени
былой любви, былых обид, былых мгновений.

Хоть давно живу на свете - верю в сказки и слова...

Мой мирок уютен, светел, не кружится голова.
Внуки рядышком болтают о житье-бытье взахлёб.
"Денег вечно не хватает", - дед вздыхает, старый жлоб.
Сашке нужен телевизор - в общежитии беда:
ни скатёрок, ни карнизов... Этажерку бы отдать.
Дед молчит, но вижу - злится, подпирая дверь плечом.
"Жизнь несладкая в столице", - говорит второй внучок.
Собирали с дедом вместе похоронные сто лет.
Не могли ни пить, ни есть, ни... И старались не болеть.
Но помочь-то детям надо, раз на всех - одна печаль.
Генке лишь билет обратный, а другого выручай.

Значит деду, значит бабке, свято верящим в слова,
поделить придётся бабки - у них внуков целых два!

Вот смотрю я на качели
и мне хочется летать...
Полетели, улетели,
унеслись мои года.

Говорят - не всё на свете
можно разом изменить.
Обрубить, конечно, светит
жизни тоненькую нить.

Только разве это нужно
надоевшим и седым?
Мир и в доме, и снаружи
на плечах у молодых.

Им растить детей для внуков,
удивляться, удивлять.
Нам - житейскую науку
раздавать, оберегать.

Жизни вечные законы,
воля Божия на всё.
Если молятся иконам,
то у всех одно лицо.

Вот и думаю, и знаю,
раз звенит вперёд река,
каждый день сдаю экзамен,
чтобы сдать наверняка.

Когда открестится от нас знакомый перекрёсток,
забудется вчерашний Спас, привычный Птичий остров,
я выберу идти вперёд в сумятицы метелей,
где ветром отшлифован лёд, где пихты, сосны, ели.
Там жизнь другая, говорят, другие дни и люди,
там праздники бегут подряд, выталкивая будни,
и кажется, что легче жить, когда зима в округе,
хранить любовь на дне души и в холода баюкать.

Осенний день нетороплив, но угасает солнце,
лучи не достают земли и даже стали тоньше,
колышет ветер на ветвях покинутые гнёзда,
густые ливни, мир залив, сменили пир стрекозий.

Забыв и лето, и весну, сквозь сентябрей палитру
надежды хрупкие несу, в слова вдохнув молитву,
и лишь потом на каждый "бам", услышанный в двенадцать,
заставлю я саму себя мгновенно отзываться.

У меня в* стакане кофе,
ведь уже начало дня.
Я хожу в потёртой кофте
и лысеющих штанах.

На ногах смешные тапки -
крокодиловы носы.
Муж меня полгода дразнит,
что такие б не носил.

Пусть смеётся - мне до боли
дурака бывает жаль,
только разлюбезный Коля
растянул сильней спираль.

Не стерпела - утром нынче
надоела эта чушь.
Пусть почувствует добытчик,
что я вовсе не шучу.

И теперь ему на кухне
гарцевать аж до весны.
Голова, небось, распухнет
от внедрённой новизны.

Я же буду жить на свете,
не заботясь ни о чём.
- Томка, что же кушать детям?
- Есть в пакетах суп-харчо.

* зацепили слова: У меня в кармане. Автор: Саня_Лисицына