я смотрел на десятки глаз
красных, опухших, платки.
кто-то в пол, кто-то в сторону.
моноложил речь. Голос вроде
мой, слова мои, воспоминания
тоже, но почему же такое чужое
звучание. на меня не похожее.
я стоял с расслабленным лицом,
бросал его в лица скорбные.
мои глаза сухие, мысли мокрые,
их глаза мокрые, платки мокрые,
крики громкие. Вот лопаты
ловят песок из ямы,
люди сходят с ума, а затем
три горсти возвращаются
в ладони из могилы.
розы, гвоздики прыгают
парами в руки. мое лицо
- маска, лишенная мускулов.
от скуки ли? Человек с тростью
читает некролог, слезы.
Сиреневый гроб грузят
в катафалк, грустные люди
по своим местам. Мы едем
в морг, где все тоже
разложат на свои места.
печень, сердце и прочие
органы, досчитаю пока
до ста. Три дня буду
бегать оформляя бумажки,
свидетельства, чеки,
загс, бюро, верну
назад венки, крест,
белые тапки, и прочее
добро. Сяду в круг
ошарашенных людей,
спокойный, уравновешенный,
успокаивая чужой плач.
эдакая каменная стена.
провожу всех по домам,
все же глубокая ночь
в городе. встречу скорую.
она привезла мне тело,
снова бумажки, уложила
его на диван. Проваливайте
уже, нахрен! я слишком долго ждал!
Мне не терпится увидеть
первый взгляд. Подарить
ромашки. У ее день
рождения, и вот наконец
зрачок пульсирует, пульс
пульсирует, началось!
теперь нет пути назад.
Еще несколько раз в
ближайшие дни скорая,
что-то скачет температура,
там уверяют, такое случается,
ничего нового, скоро закончится,
а пока физкультура, массажи,
лекарства, еда по расписанию,
да сколько угодно, говорю,
а когда в больницу?
через пару недель освободится
палата, и заберем,
месяца на три, анализы,
прочее, перестрахуемся.
брагодарю и режу гранат.
ближайшие пару лет
со здоровьем сложно,
но все лучше и лучше,
огород вскопан, огурцы,
помидоры, кабачки, капуста,
и даже на балконе,
ассортимент и перцы.
и уже автобус не нужен,
только пешком, и к сестрицам
и куда угодно по инерции.
а дальше начались семейные
праздники, скакала
неугомонная, тушенная капуста,
паштет-мимоза, пироги
да оладушки, и конечно же
плюшки. за стол только под
страхом прямой угрозы.
По внуку в каждой руке,
третья печет блины,
четвертая жарит макароны
с яйцом, вот это вообще
что-то невероятное, сколько
раз пытался повторить -
облом. волшебница да и только!
а потом мне стало половина девятого.
мама работала два через
два, и она принимала пост
на пару с моим любимым
шахматистом. шаг вправо,
шаг влево за забором
карается смертью,
прыжок - попытка к взлету,
а я всегда взлетал тайно,
озираясь на окно, надеясь
на удачу. иногда это было
перебором. таскал ведра
жестяные в теплицу,
выдавал по метру резиновый
шланг. Полоть никого
не пускала, вдруг выдерут
лишнее, сейчас я ландшафтник,
тогда бы мне этот ранг.
А после, вечерами, я задавал
вопросы, куда ты направишься,
когда меня не станет? она
предсказывала многое,
родит двух дочерей, женится
непременно вдруг, переедет
в деревню, сестер заберет
с собой, и даже может подруг.
А затем прозреет, ведь
один глаз сейчас заволакивает
бельмо. Будет много голодать,
а дальше наступит война.
Как же так? я спрашиваю.
А что? некоторые вещи неизбежны,
как то, что я вас люблю,
отвечала она. и я становился
спокоен, война так война,
главное, что с тех пор,
как она появилась улыбка
не сходит с лица.
а еще при каждой встрече
столько десятков объятий
и поцелуев, что уже обращается
в шутку, которой не будет конца.
знаю, настанет момент,
когда я превращусь в младенца,
в ее заботливых руках.
и появятся множество
фотографий. а пока впитываю
каждое слово и задумчивые
пробелы. И вот я исчез.
а она осталась.
я смотрел на десятки глаз
красных, опухших, платки.
кто-то в пол, кто-то в сторону.
моноложил речь. мое лицо
маска, лишенная боли.
знаете, что мне кажется?
моя собака ей бы
понравилась.
а не это вот все.
спорим?