Спой, моё нежное чудо,
"Песню распахнутых окон".
Я хоть немного побуду
В детстве смешном и далёком.

Спой мне про "дом на колёсах"
И про " второго гарсона"
Голосом солнечных сосен
Тихим, как треск патефона.

Спой мне про боль и про раны,
Что на душе остывают,
Спой про далёкие страны,
Где мы ещё не бывали.

Спой про беспечных полжизни
В беге за призрачным "нечто".
Солнца слепящие блики,
Доброе тихое место -

Наша с тобою обитель,
Как колыбель от рожденья.
Утро. И ангел - хранитель
Славит твоё пробужденье

Знающим горечь потери,
Нам ли грустить одиноко,
Если звучит из - за двери
Песня распахнутых окон.

А если бы вы хоть немного знали,
Читали о войнах в разумных книгах.
История движется по спирали,
И это же истина, не интрига.

А если бы вы рассказали детям
И внукам своим рассказали тоже,
Что май был победный
Красив и светел,
А сколько погибло - мороз по коже.

А люди живут, ничего не зная,
Не помнят, как мир насадил на вертел
Фашизм,
Где мы стали передним краем -
Заложники мира, любви и смерти.

Но мы не пустили к столице зверя,
Стояли мы насмерть и гнали, гнали...
Страна уставала считать потери
И не успевала ковать медали.

Да, мы победили, сломили, свергли.
Потомок, ты знаешь победы цену,
Когда ты сажаешь шашлык на вертел
И пиво глотаешь, сдувая пену?

Прочёл бы хоть пару военных книжек,
О том как любили, сражались, ждали
И может поймёшь, что они нам ближе...
История движется по спирали.

(Анне. К)

К чёрту всё! О тебе беспокоясь,
Я, как ластиком, жизнь подотру.
Лейте масло, я брошусь под поезд,
Если мир не придёт по нутру.

Розы я ненавижу. Мимозу
Мне тотчас же в горсти подавай.
Как дурную башку Берлиоза,
И тебя переедет трамвай,

Или поезд. Без разницы вовсе,
Если сломит любовью судьбу.
Я таких кавалеров, как Вронский,
Ненадёжных, видала в гробу.

Мне бы к Мастеру, ты оставайся,
Не ходи на вокзал, не проси.
Если нет ни единого шанса -
Есть квартира, где правит Мессир,

Бегемот, и крылатая Гелла,
Есть камин, полный грешных, как мы,
И тебя проведёт Азазелло
В гости к князю неистовой тьмы.

Не сдавайся, хотя бы сегодня,
Оставайся, твой поезд ушёл.
Слышишь, лязгнули сталью поводья,
Видишь чёрный трепещущий шёлк.

Дай мне руку. Не надо бояться,
Видишь, кони? Ты с нами? Давай!
Если нет ни единого шанса,
Пусть других переедет трамвай.

Жили - были

Этой сказке старой - старой
Не поверить нелегко
"Жили- были дед да баба,
Ели кашу с молоком".

Что же дальше было - спросим?
Время ходики стучат.
Бабке было сорок восемь,
Деду было пятьдесят.

И вот тут война настала.
Немец Родину бомбил.
Бабка сеяла, пахала,
Дед врага на фронте бил.

Нет ни хлеба, нет ни каши,
Нет в помине молока.
Всё на фронт, солдатам нашим,
Для победного рывка.

Все четыре долгих года
Бабка дедушку ждала.
Шли бои и шла пехота
От Москвы и до Орла,

Деда ранили под Брянском,
Спал в лесу, бруснику ел,
Был в отряде партизанском,
Поседел и постарел.

Бабка очи проглядела,
Нет ни писем, ни вестей.
Как там дед? Не ранен, целый?
Или скорбных ждать гостей?

Шла война, и тяжким грузом
Горе шло на плечи вдов.
Дед врага лупил по пузу
И лопаткой и штыком.

Были дни и ночи длинны,
Светел был победный май.
Дед встречал его в Берлине,
Баба с бабами сама.

Ох, долги же были вёрсты
До победной до весны.
Дед спешил домой. Непросто
В дом вернуться из войны.

А намёк поймёте сами,
Раз пришла беда- иди!
Дед вернулся с орденами,
Баба плачет на груди.

Будет хлеб и будет каша,
Будет в доме молоко.
Всё сумеет баба наша
Вместе с нашим мужиком.

Ты идёшь незнакомой дорогой -
Перекрёстки, ухабы, дворы
До тебе неизвестного срока,
До назначенной сверху поры.

И тебе не отмерена квота
В долгий путь неизвестно куда,
И уносят тебя самолёты, И увозят тебя поезда.

Но когда - то, сегодня иль завтра,
Мудрый взгляд устремив на Восток,
Ты уже без былого азарта
Свой последний сорвёшь лепесток.

И поймёшь, что потратил напрасно,
И поймёшь, что уйти не готов.
Сколько было в дороге прекрасных,
Самых ярких и пышных цветов.

Ты же мчался, дорог не считая,
Тратил время беспечно, легко,
И не знал, что придётся оставить
Все надежды с одним лепестком.

Он в руках твоих трепетно, нежно
Согревает последним теплом.
А конец - он, увы, неизбежен,
Может там, вот за этим углом

Поджидает костлявая. Смейся,
Обнимай и не думай "за что"
Видишь, бьётся в ладонях, как сердце,
Твой последний живой лепесток.

Что с тобой происходит, Весна?
Ни травы, ни листвы, ни цветов.
Просыпайся от зимнего сна,
Отодвинь почерневший покров.

Оглядись, обнови зеленя,
И реку ото льда распакуй,
Пусть скворец, новой песней звеня,
Разгоняет земную тоску,

Что обманешь, совсем не придёшь.
Глянь, блестит меж полей и лесов
Под твоим благосклонным дождём
Солнца вымытое колесо,

И куда - то бегут облака
В небесах, что синей синевы.
Разорви оболочку листка
Под дыханье растущей травы,

Мать - и мачехи смелый огонь
Раскидай, словно солнца лучи.
Что, Весна, приключилось с тобой?
Ну, очнись , просыпайся, журчи!

Март ушёл, и подкрался апрель,
Встань, засоня! Будильник включён-
Для тебя голубая капель
Распевает скрипичным ключом.

День поэзии,
Или о чём говорят выпившие мужчины

Горит костёр. Приветлив лес весенний.
Сегодня День поэзии
Внесён
В реестры празденств.
Здесь Крылов, Есенин,
И Александр Сергеич - наше всё,

Здесь Маяковский щедро режет сало,
И чёрный хлеб ломает
На куски.
Сергей Есенин льёт вино в бокалы,
Крылов хохочет,
Пьяный Пушкин спит.

Готов шашлык, вскипает жир на мясе,
И золотится духовитый лук
Как наловчился Миша на Кавказе.
Эх, жаль, что сгинул у горы Машук.

Иван Андреич сыплет шутки, басни,
Поэты ржут, как будто пацаны,
Проснулся Пушкин, со вчера " без башни",
Свалился в лужу - вымочил штаны.

Ему бокал вина: "Сергеич, выпей!
И сразу будешь, словно огурец".
И Пушкин выпил, сделался как вымпел.
Ну, ай да Пушкин!
Ай да молодец!

Завечерело. Пили и читали,
Разговорились, вспомнили быльё.
О будущем поэзии мечтали,
И каждый чувство выразил своё:

Сказал Есенин : "Скоро Русь сопьётся.
Мужик у нас до водки духом слаб!"
А Лермонтов промолвил:" Кровь прольётся еще не раз
Во славу русских баб".

"Мне женщина нужна!
Любые бабы
В подмётки не годны одной из них.
Они просты, неряшливы и слабы,
А для меня богиня - Лиля Брик".

Крылов сказал, нахмурив бровь седую,
"Какой ты, Вова, всё - таки дурак!
Она живёт с другим,
И в ус не дует,
А ты при них, как стоптанный башмак.

Тряхнул Есенин русый чуб с пробором,
И по - рязански растянув слова,
Сказал: "Была б хотя бы Айседора... А эта Лиля - сорная трава".

А Пушкин хмыкнул:
" От такой подружки
Всё пьянство, смерть и беды на Руси".
И все вздохнули дружно:
"Ай, да Пушкин!
И прав ведь, как обычно,
Сукин сын!"

Судьба поэта - жуткая издёвка
Над всем, о чем писал, просил, творил.
Есть в "Англетере" мыло и верёвка,
Но, как назло, там не было чернил.

И под пятою проклятой обета
Быть верным ей до гробовых досок
Поэт направил дуло пистолета
В свой, сединою траченный, висок.

Сходила ночь. Летели искры в небо
От навсегда потухшего костра.
Желающая зрелищ, а не хлеба,
Из душ людских поэзия ушла.

Дуэльной кровью харкала и прела,
Когда иссяк живительный родник,
И ветер ныл, как проклятое тело
Страдающей шалавы Лили Брик.

Мне б весной отогреться
От печали и лжи.
По судьбе, как по рельсам
Паровозик бежит.

По заброшенным шпалам
Вдоль полей и лесов.
Мне бы душу ,пожалуй,
Запереть на засов,

Отвернуться от окон,
Нос в подушку уткнуть,
Долгим сном одиноким
По дороге заснуть.

Машут ветками ивы
Вдоль железных путей.
Поутру не забыть бы
В поездной суете

Заказать проводнице
В подстаканнике чай,
Не сердиться, не злиться,
Не ворчать, не скучать.

Ветер высушит слёзы,
И титан закипит,
Может мой паровозик
Не заедет в тупик?

Отмеряя отрезки,
Полустанки будя
Юным посвистом дерзким,
Перестуком дождя.

Скоро станция, скоро.
Паровозик, держись!
За лесным косогором
Будет новая жизнь,

Пусть перрон без оркестра,
Встречный долгим гудком
Посигналит " С приездом! "
И мигнёт огоньком.

Ты никого не ждал.
Была весна.
От солнца в тучи прятался мороз.
По тротуару молча шла она
С букетом отвратительных мимоз.
Тревожно - жёлтых,
Словно жёг пожар
Её нутро, промёрзшее насквозь.
Любовь остра, как "финка", как кинжал
Ты взгляд её поймал - и понеслось!...
Ты мимо мог пройти, но не прошёл,
И в низкий и сырой полуподвал
Ты женщину любимую привёл.
Она ждала тебя -
Ты это знал.
Ты пил вино, любил, писал роман,
Рассудок потерял и сжёг листы
А сатана ехидно наблюдал
Людскую суть, несущую кресты.
И ты не смог, не вынес, убежал,
В безумный мир, где тихо и темно.
Ты плакал по ночам, и молча звал
Одну её, стучащую в окно.
Ты лишь о ней, единственной мечтал
Благословлял её, боготворил,
Когда она безмолвно шла на бал
Пропащих душ, а в зале ждал Мессир.
Ты душу продала, и поклялась
Забрать тебя с собой и отомстить
Ты поняла - людские души - грязь
Бог - есть любовь, а люди чтут кресты.

Подожди, я сейчас соберусь,
Ты позвал - я иду за тобой.
Надоевшая зимняя грусть
Разливается вешней
водой,

Утекает, ручьями звеня,
Из под зимних заплаканных век.
Мне казался до этого дня
Ненадёжным подтаявший снег,

Навевала позёмка тоску,
И сомнения следом звала,
И стучала зима по виску,
Отражая метель в зеркала.

Подожди, я уже собралась.
Мне осталось в котомку сложить
Цепь сомнений, неверия вязь
И остывшую прошлую жизнь,

И бессонниц твоих непокой, и осеннюю злую хандру
Соберу осмелевшей рукой,
словно пыль с полировки сотру.

Развяжу над весенней водой
Узелок и закину в реку
Пусть они, охраняя покой,
Вместе с талой водой утекут.

И в весенних оттаявших днях,
Мы друг друга поймём и простим,
Чтоб любовь, что топталась в дверях,
Наконец-то решилась войти.

Да, тяжёлая была ноша,
Много лет ты груз тащил верно.
Ты поставил не на ту лошадь -
Ждал когда она придёт первой.

Ты любовно ей чесал гриву,
Сахарком кормил с руки часто
Но пошла она вразнос, криво
От тебя и твоего счастья.

Был наездник молодой, резвый,
И в седле держался он круче,
А тебе теперь лететь в бездну,
Да навоза выгребать кучи.

Если в силах - пожелай счастья,
Если можешь - отнестись проще.
Так бывает в жизни, друг, часто
Если ставишь не на ту лошадь.

Догорают февральские свечи,
Покидает позёмка дворы
Замерзает оттаявший вечер
До весенней поющей поры.

Завтра снова капель растрезвонит,
Что явилась весна на порог,
Ей достанутся главные роли
И волнительный первый звонок.

Солнце вспыхнет светящейся рампой,
Дрогнет занавес неба седой
Встанет прима - Весна на пуанты
И расплещется вешней водой,

На неровной подтаявшей сцене
Закружится в цветном фуэте,
Под симфонию птичьего пения,
Под тромбон водосточных путей.

Оттанцует, откружится прима,
И с улыбкой придёт на поклон,
И деревья листвой торопливой
Ей захлопают с разных сторон,

Ей зашепчут растущие травы,
Загудят молодые шмели,
И нарциссы взойдут и тюльпаны
От проснувшейся щедрой земли.

- Ты любишь меня!
- Люблю.
Простужен зимой, болею
От осени к февралю
И от февраля к апрелю
Я шёл до тебя, как мог,
Устал, простудился, слёг.

- А ты?
- Я тебя люблю
Гораздо сильней, чем раньше
От осени к декабрю
Без ложных обид и фальши,
Как чудо, любовь храню.
- Ты любишь меня?
- Люблю.

Любимый всегда храним.
Ну разве не чудо это -
Средь долгих и снежных зим
Вращает любовь планету
От августа к февралю...
- Ты любишь меня?
- Люблю.

Зерно взойдет, ты только верно сей,
Не нарушая древних технологий...
Опять бредут по травяной росе
Босые и обветренные ноги,
Опять душа, что много лет спала,
Проснулась, встрепенулась, полетела,
И отразилась в тёмных зеркалах,
На время отошедшая от тела,
Напитанная словом и весной,
Кружит под сводом неба
Птицей певчей.
Прольётся дождь, и прорастёт зерно
Живым ростком,
Разумным, добрым, вечным.

Звон капели застынет,
И посыплется снег.
Как ты там, в Аргентине,
Дорогой человек?

Стынут в дымке берёзы,
Да искрится куржак,
Нет в России морозов,
Только просит душа

По колено сугробов,
Да метелей сильней,
Чтоб скрипел по дорогам
Полоз русских саней,

Чтобы тройка лихая
Молода и смела
За границы взлетая
Мой привет привезла,

Нет зимы в Аргентине,
Нет в России зимы.
С ностальгическим сплином
Вместе справимся мы.

Не грусти, не печалься,
Что сегодня вдали -
Пахнет тихое счастье
Снегом русской земли.

И тоска улетает -
Снег идёт - посмотри!
И, как слёзы, стекает
С аргентинских витрин.

Моя не чёрно - белая зима
Настала, будто сон,
Светло, внезапно.
И я не помню было ли вчера.
Но знаю точно - завтра
Будет завтра.

И будет снега заметь по земле,
Укроет речку лёд щитом стеклянным,
А мы всё помним лиственную медь,
Небес аквамарин, и лес багряный.

Моей зиме подвластен голубой, сиреневый,
И нежно-розоватый ...
Художница по имени Любовь -
Она творит, она не виновата,

Наскучила ей графика зимы,
Ей чёрно - белый мир неинтересен.
Возьмёт у вёсен будущих взаймы
И счастья, и цветов, и новых песен.

Пришла строка... Навеялась, нашлась,
Засела в голове, проникла в душу,
Ну это ли не чудо, раз не чужда
Ему с твоей душой прямая связь?
Рука привычно тянет карандаш,
Или строчит в смартфон - смотря что ближе.
Смотрю на лист, или в экран и вижу
Размытый, неуверенный пейзаж.
Или лицо, а лучше два лица,
Два сердца в унисон с твоим стучащих,
И в них, как и в тебе, творится счастье,
Оставшись от начала до конца,
Или прервавшись... Знать бы, что их ждёт,
И долго ли любовь наградой будет.
Ты в силах изменить границы судеб,
И всё, что дальше - знаешь наперёд.
Пришла строка. Опять пришла строка.
Ах, до чего же Муза расторопна.
Ты пишешь неразборчиво, подробно
Как будто конспектирует рука,
Ты считываешь мысли и сердца,
Тебя ведёт заботливая Муза,
И нет счастливей этого союза,
И нет больней тернового венца...

Без божества, без вдохновенья...
И всё не там, и не о том
Во мне беснуется сомненье
Стерилизованным котом.
Доверье - бич и страх не вечен.
Однажды он уйдёт совсем
В стерилизованную вечность
Без бед, ошибок и проблем.
Ну а пока земные звёзды
В моём окне блистают, но
Морозых зим стерильный воздух
Стучится в лёгкие давно,
А где зима - вопрос бесцелный.
Она нам нынче не звонит,
Гуляет где - то совершенно
Раскрепощённая на вид.
То улыбается, то плачет,
Одета в лужицы и грязь,
Влюбилась видно, не иначе,
И заблудилась, заждалась,
Кого - молчит, и слёзы точит
Из - под ресниц сухих ветвей.
И лишь однажды тёмной ночью
От горя станет холодней.

Февраль, и ничего не достаётся,
Ни слов, ни слёз, ни мыслей, ни чернил,
Зима над нами плачет и смеётся,
А Пастернак когда - то сочинил,

В февральскую метель, (не в дождь и слякоть,
Где снега и в помине не найти)
Его " Февраль. Достать чернил и плакать"
Сегодня он уместней... Но почти,

Почти двенадцать в ночь - стабильный минус.
Зима не уходила, так, спала,
А мы уже сдались. Сдались на милость
Нежданного февральского тепла.

На мировой температурной карте
Нам полюс не найти холодовой.
Но не уйдёт зима, и в снежном марте
В неё мы окунёмся с головой.

С Парнаса ( то изжога, то понос!)
Поэта неспокойного изгнали,
И он несёт, как клоун - альбинос,
Фальшивые дурацкие медали

"За смелость", "За открытость", "За слезу"
(И на слезу читателя прошибло!)
Но критику давно " бревно в глазу" -
Искусство неизвестного пошиба.

Не " ширпотреб "- а только "индпошив".
Пусть он для всех, как белая ворона,
И пусть кого-то этим насмешит,
Непонято не значит
Незаконно.

Над стаей одинаковых ворон
Летает одиноко белый ворон
Непонят, обесчещен, посрамлён
Суровым критиканским приговором.

Он не трубит, что не такой как все,
Не требует награды и регалий...
Он выше нас на тысячи парсек
Парит один - и этим уникален.

Пластилиновый день
Начинается вовсе не с кофе.
Хрупкий мир за окном не вмещается в женскую горсть.
И я даже не жду,
Что вот- вот на знакомом пороге
Вдруг появится он -
Мой ночной пластилиновый гость.

Он не пахнет мужчиной, он пахнет и краской и нефтью,
Он сжимает в руке пластилиновый вечный смартфон,
И ,внезапно вздохнув,
Он меня напугает до смерти.
Я же знаю - его уже нет с очень давних времён.

Тих и пуст его взгляд,
И молчание станет неловким,
Жаркий воздух холодной испариной ляжет на лбу.
Он не двинется с места,
Когда я стыдливо и робко
Теплым пальцем коснусь
Неживых пластилиновых губ.

В пластилиновом небе
Палящее солнце утонет,
Пластилиновый день, как всегда,
Понесёт в суету
Я ладонь протяну, и почувствую холод ладони.
Пара долгих секунд -
И рука ощутит пустоту...

Всё на свете будет как всегда -
Холода уйдут, придут дожди.
Зажурчит замёрзшая вода,
Если луч весенний победит.

Расставаний боль и радость встреч -
Без сомнений, всё как есть, прими.
Знаешь, а любить -
И есть беречь...
Даже если от себя самих.

А нет такой профессии - поэт,
И нет такой профессии - писатель.
Ты - падший ангел, грешник
и спасатель,
Как мотылёк, стремящийся на свет.

Ты видишь мир другим,
Не так, как все,
И пропуская слово через душу,
Ты суету обыденности рушишь,
Крутящуюся белкой в колесе

Забот, проблем...
Ты видишь мир иным:
Как над лугами бабочка порхает,
Как снег летит, и звёздная кривая
В ночи струной натянутой звенит.

А ты идёшь - небесный часовой,
По грани неизведанной границы,
Ночной звезды полёт
И пенье птицы
Пронзают душу
Тонкою иглой,

Игла тупа и толку ни на грош,
Когда слова и мысли на распятье,
И до мозолей стоптанные пятки
Непониманья режет ржавый нож...

Придут стихи, и праздная тоска
Восторженную душу не измажет...
"Какой он странный" - кто- то рядом скажет,
И вновь покрутит пальцем у виска...

Ты ,как прежде, с утра отхлебнёшь изумрудный чай.
Знаешь, Элли, а жизнь ведь совсем не медовый пряник.
Словно пыль отряхнёшь
Ты остатки воспоминаний,
И пойдёшь по дороге из жёлтого кирпича,

Лев конечно же мачо, ты помнишь - он был хорош!
Лапой бил себя в грудь,
Гордо тряс безупречной гривой,
Но напрасно не тешь себя, девочка - он трусливый!
И поверь мне, ничем он не сможет тебе помочь.

Дровосек из железа,
С железным же топором,
Он характером твёрд,
А тебе бы сейчас согреться.
Но, пойми, моя девочка,
Он не имеет сердца,
Обласкает, поманит, обманет, исчезнет прочь.

Развесёлый Страшила
Смеялся и пел, как бог,
Он ромашки дарил, и твой путь устилал соломой,
Чтобы ты не ушиблась, упав,
Но промашка снова:
Он беспечен и лёгок,
Но нет у него мозгов.

Ошибаться устала, но
тяжесть судьбы влача,
Для себя ты решила однажды:"А будь что будет!"
В Изумрудной халупе
Рыдает волшебник Гудвин,
В зеркалах отражается время, горит свеча.

Он немолод уже, и устал от земных невзгод,
Он волшебник по сути, но сам в чудеса не верит.
По дороге кирпичной отважно шагает Элли,
Вопреки неизменным потерям, судьбе назло.

А над городом тает во тьме изумрудный свет,
И рождается солнце,
Былые укрыв потери.
И в воротах потрёпанный Гудвин встречает Элли,
Зацветает акация -
Стало быть - быть весне!

Волшебство

Однажды будет завтра, А пока осенний дождь идёт, листву полощет,
Густой туман затягивает рощу, и ведьминскую шляпу облака
Натягивают. Ступа и метла грустят в тиши,
Полны осенним сплином, а Ведьма спит,
Ей что- то сиротливо, да и спешить ей некуда пока. Над картой мира дремлет старый кот, вздыхает, мягкой лапой курс наметил, с гнилого юго - запада на север осенний ветер сделал поворот.
Спит ведьма. Бабье лето позади. Отмаялась, отпела, отлетала. Горит огонь волшебного кристалла, свеча дымком в подсвечнике чадит. Кот знает план - он в тайну посвящён,
Проснётся ведьма, и пойдёт потеха - он вечно удивлён её успеху,
Хоть лично знал и Канта и Басё. Проснулась Ведьма, кофе закипел.
В окно взглянула как - то между делом, и буркнула: "Мне это надоело! Но есть же этой осени предел!"
Глотнула горький кофе натощак, и прыгнув в ступу, весело взлетела
За облачные серые пределы,
Метлой взмахнув, и дико хохоча, пощекотала тучные бока, расшевелила их, распотрошила. Здесь тучи только местного пошива - непрочны нитки, и игла тупа...
И хлынуло седое волшебство на голую, обветренную землю:
Белее и прекрасней, и свежее на свете не бывало ничего.
Лавина снега падала с небес,
Снежинки танцевали и кружились, и танцевала ведьма вместе с ними
Смеясь и аплодируя себе.
Из года в год и кажется не зря, проснувшись, Ведьма медленно взлетает, взбивает тучи,
И снежинок стая спускается на землю декабря.
Развешивает пух и кружева, раскидывает снежные тулупы,
А без неё зима и не наступит в привычный срок - она и есть Зима.

Старые качели в старом парке
Заскрипят от пасмурного ветра,
И качнутся вдруг, и дрогнет память
Больно, неожиданно, запретно...

Полетит на старой ржавой лодке,
К небесам, туда где свет и детство
Сделав полукруг, опять вернётся
В юности влюблённое кокетство,

Полукруг - а вот и наша свадьба,
Радостное доброе застолье.
Полукруг - и наш кудрявый Ванька
Мне навстречу топает по полю...

Полукруг - женили сына. Внуки
В выходные в гости забегают.
Наша жизнь в качельном полукруге
Долгая, счастливая, другая.

Старые качели отлетали,
Заржавели, заскрипели, смолкли.
И листва с деревьев облетает,
Словно жизнь, казавшаяся долгой.

День придёт - мы у открытой двери
Молча попрощаемся друг с другом,
И качнутся старые качели
В полукруг который станет кругом.

Погнулась старая трава под весом выпавшего снега.
Верхушки сосен смотрят в небо: куда пропала синева?
Свинцовый цвет и тусклый вид мешают, давят, угнетают.
Идёт Зима. Она крутая
И быть хозяйкой норовит над всей поверхностью земли -
Пруды, озёра льдом сковала, река бежит, ей горя мало, и от истока до стрежи петляет вниз под тонким льдом - замёрз, но рано первопутке. На полынье резвятся утки - зима, но здесь любимый дом.
Старушка принесёт зерно, каких - то семечек и крошек, и тонкой, сухонькой ладошкой по льду рассыплется оно.
И закипит утиный пир под ветра вой и снега шелест. Последней осени неделя завершена. Зима спешит.

Ты скучаешь. В Измайловском дождь.
Жёлтый листик сжимаешь рукой.
Прилетай, мы разделим с тобой
Этой осени злой непокой.

Я же тоже скучаю, поверь
По скамейке в осеннем саду -
Чай поставлен, не заперта дверь.
Прилетай, поболтаем,
Я жду.

Принеси вдохновенья глоток,
Воздух Питера в крыльях сырых,
Может лета тугой кровоток
На мгновенье ударит под дых,

Разнесёт пластилиновый сплин
Меж на юг улетающих стай...
Отдохни, отогрейся, смирись.
Ну давай же, рискни!
Прилетай!

Она пришла неслышно на рассвете,
Нарушив нежность утреннего сна,
И прошептала : "Я сегодня третья,
Двух первых ты зачем-то прогнала..."

Что ей сказать?
Скажу:" Прости, родная,
Ночную несговорчивость мою,
Не потому, что нужно, прогнала их,
А потому, что тот, кого люблю

Спокойно спит и ровно дышит рядом,
Я сон его тревожить не могла..."
А Муза прошептала:"И не надо"-
Вздохнула и тихонечко ушла.

Осенний бал закончен.
Гаснут клёны,
Берёзовое золото волос
Осыпалось,
И скрипки и валторны
Утихли,
Лужи вымерзли насквозь.

Лёд на стволах лежит блестящей коркой,
На ветках иней блёстками оброс.
Увозит Осень старая двуколка,
И слышен в полумраке стук колёс.

Бал был прекрасен,
Шелестели платья
Под оркестровый ветреный вальсок,
Сжимали веток тонкие запястья
Тугие кольца солнечных часов,

Менялся вальс азартным пасадоблем,
Вздыхали дамы:"Где же верный паж?"
Швейцар в расшитым золотом камзоле
Усаживал их в чёрный экипаж.

Окончен бал. В двуколку превратится
Карета.... Поздно, Золушка, пора!
И туфелькой хрустальной в луже льдинка,
Осталась ненадолго... До утра.

Осенний луч рассветом
Лёд растопит.
Не ждите, принц, невесту не сыскать...
И тянется в дорожной грязной топи
Тяжёлая осенняя тоска.

Горбушка хлеба сохнет на столе,
Стакан воды наполовину полон...
Звенит тоска земная о зиме,
Мечтающей взорваться рок-н-роллом.

Тоска одна из лучших,
Племенных,
Тоска, что только осени присуща.
Она в окне обветренном звенит,
Как колокол церковный в райских кущах.

Бьёт в голове, гудит в ушах набат,
Набат дождя и пасмурного ветра.
Уходит осень, плача и скорбя,
И машет нам рябиновою веткой.

Звала её цветная красота
В лесные золочёные хоромы,
Горел венец кленового листа
На голове оранжевой короной.

Теперь уходит. Зимний рок-н-ролл
Очистит мысли от седого сплина.
И засияет мир,
Что грязи полн,
Сверкающей рождественской витриной.

Разбавляю оранжевым чаем земную тоску.
Осень, осень - разлучница, что же ты сделала с нами.
И, как иней, полоска седая прошла по виску,
И горит вечерами в печи беспокойное пламя.

Время мчится на тройке
Тревожных, усталых гнедых,
Время лихо считает недели и годы, как вёрсты...
Никому не удастся остаться навек молодым,
Быть счастливым всегда - это тоже довольно непросто.

Но пылает огонь, и в ночи догорает свеча,
Скоро новый рассвет,
Это значит, что всё повторится.
Я тебя приглашу на оранжевый солнечный чай.
И пойму - этим чаем ни мне, ни тебе не напиться.

Ах, Осень!
Холодны твои объятья,
А грусть твоя угрюма и тиха.
А я её разбавлю ярким платьем,
Что вынула из шкафа впопыхах,

Разбавлю красным шарфом и беретом,
Горячим чаем отогрею грусть,
И будто бы в малиновое лето,
Как в озеро, с разбегу окунусь,

И буду плыть, твой аромат вдыхая,
И наблюдать в тягучей тишине,
Как за бугром рябины полыхают,
Как клён багряный веткой машет мне.

Разбавлю осень безупречной ленью -
Она сейчас особенно нужна,
Разглажу лист, упавший на колени,
И отыщу немые письмена.

Их не прочесть, они почти незримы,
Их видит только чуткая душа.
Их пишет Осень веточкой рябины,
Прощаясь, тихо листьями шурша.

У тебя в голове зима,
У меня на душе туман.
Я тебя отпущу сама,
Лишь бы мне не сойти с ума

От бессильной своей тоски,
От своих неуёмных дум.
Боль сжимает виски в тиски,
Ночь приходит, а я всё жду,

Что не выдержишь, позвонишь,
И услышу я голос твой.
Я пойму, что и ты не спишь,
Тоже думаешь: Боже мой!

От тюрьмы уйти, от сумы
Не вопрос - от любви никак.
Как же долго хранили мы
Эту жгучую боль в висках,

Как обиды в себе несли,
Распаляя ненужный гнев,
Но не спрятались от любви -
Это чувство сильнее всех.

Четыре сна

Они приходят, и садятся в круг,
И смотрят на тебя поочерёдно,
И самый старший начинает вдруг
Киносюжет раскручивать немодный:
Немой и чёрно - белый кинофильм,
Трещащий звук на старой киноплёнке,
Тапёр играет, он неумолим,
И вторит сам себе фальцетом тонким.

Второй мой сон - он холоден, суров,
Он из зимы, из ледяного плена,
Там тёмная завеса облаков
И снеговые пористые стены.
Я там бегу куда- то от себя,
Скользят снежинки, и метель дымится,
И стынут руки, шарфик теребя,
И потеряла где- то рукавицы...

Заходит третьий сон,
Он жёлт, он жжёт,
Огни костров осенних разжигая.
Течёт река, а над рекою мост.
И я на нём нездешняя, другая,
Потерянно иду туда, где край -
Резные деревянные перила,
Облокотясь стою, и вижу май,
В воде, где ржавых листьев пелерина...

Вот так приходит мой четвёртый сон.
Кипит весна, цветёт, и льды исчезли,
А под ногами ручеёк течёт,
И что- то шепчет ласково и нежно.
Я верю - мой четвёртый, лучше всех:
Там яблони купаются в рассвете,
Туман над лугом розов, а не сер,
И хочется мечтать о новом лете.

Что наша жизнь? - Всего четыре сна
Ведёт весна к зовущему началу,
Где шепчет нежно хрупкая волна
Слова любви забытому причалу.
А я молчу, мне истина ясна,
И за пределом сна родные губы,
Целую вопреки осенним снам.
И знаю, живы мы, пока мы любим.

Жаль, в копилочке у меня,
Нет стихов об учителях,
И о школьных счастливых днях,
И невыученных уроках.
И к чему мне теперь пенять,
Лучше дал бы отец ремня,
Не тянуло б тогда меня
К стихотворным певучим строкам.

Мой единственный педагог
Бесконечный ведёт урок
Среди разных больших тревог,
Среди радостей и волнений,
Он разумен, и очень строг,
Если б только нашёл предлог,
Научил, разобраться смог,
Я б пред ним преклонил колени.

Буйну голову опустив,
Подобрал бы к стиху мотив,
И гитарный аккорд разбив
На балладу и серенаду,
Я бы спел тем, кого люблю
По метели, да к декабрю,
С сумкой школьной, к календарю
До весёлых весенних радуг.

Ах, учитель, твой путь непрост -
Научить, как летать до звёзд,
Как построить огромный мост,
Как в несчастье утешить друга.
Я усвоил урок, но в пост
Я приеду на твой погост,
Ведь в душе у меня Христос
И тоски ледяная вьюга.

"Талантам надо помогать,
Бездарности пробьются сами" (Л. Озеров)

Кто будет признан, кто распят
Над жизни чуткими весами...
"Талантам надо помогать,
Бездарности пробьются сами."

Недели, месяцы, века...
И под песочными часами
Проступит надпись: - "...помогать... "
И кто - то там ... "пробьются сами"

Увы, сменились времена,
Расцвет "Поэзии заката"
Идут поэтов племена
В шатёр цыганский "самиздата"

Ни редактуры, ни цензур,
Ты сам и цензор, и редактор,
Без критиканских амбразур,
И без страдальческих инфарктов.

Ты гений! Ты неуязвим!
Восторг, полёт, и "всё такое"
И нет ни Муз, ни долгих зим,
И нет трагических запоев...

Не повернётся время вспять,
Но вскроет надпись под часами:
"Талантам надо помогать,
Бездарности пробьются сами"...

Пара дней, и быть непогоде
Затяжным дождям, холодам
Золотая осень уходит
По своим же рыжим следам

Отступает тихой тропою
Осторожна, как никогда,
И не хрустнет лёд под
Ногою,
И не брызнет снизу вода.

Белый иней сладкою ватой
На подмёрзшей к ночи траве.
И уходит осень куда - то
По умершей ржавой листве.

А ты привыкнешь к отнятым ногам,
К оторванным рукам,
И к гнойным ранам.
К восьмым, девятым адовым кругам,
Что происходят в мире постоянно.

Война, она не спросит:
"Ты готов?"
Не разошлёт обычные повестки.
Ты выйдешь , как всегда , кормить котов,
Но, уходя, задёрнешь занавески.

Снегирь не прилетит, и не споёт
Синица... Только где она, синица?
Летит над степью раненый орёл...
Ещё летит,
Когда же приземлится?

А ты ворчишь, что топает сосед
Над головой, или стрекочет дрелью.
А до войны не тысячи парсек,
Она вот здесь, она стоит за дверью.

И тот пацан, что жил в твоём дворе,
Играл в футбол, учился в параллельном,
Сейчас прицел наводит батарей,
А через час возможно станет пленным.

И потолок твой станет ледяным,
Скрипучей дверь -
Зима не за горами,
Пока ты будешь для своей страны,
Пить пиво и завидовать рекламе.

Я больше не могу!
Но как сказать
Об этом им,
Болеющим, уставшим.
С надеждой смотрят детские глаза,
И с пониманьем - те, кто чуть постарше.

Я прихожу сюда не в первый раз,
Привычный грим, колпак, большие туфли.
И я стараюсь ради этих глаз,
Чтобы огни надежды в них не тухли.

Я не хочу, чтоб отражался свет
На детских безволосых головёнках.
Я здесь, я с ними,
Но меня здесь нет,
Чтоб не сойти с ума от слёз ребёнка,

От безысходных взглядов матерей,
Внутри которых что - то надломилось.
Что я могу?
Я клоун, лицедей...
А тут поможет только Божья милость.

Проходит ночь, и снова длится день
Фальшивого веселья и азарта.
Я добрый клоун здесь,
И я - рубец
Всеобщего
больничного инфаркта.

А Вы в печали,
Вы всегда ворчали,
Когда друзья писали о войне.
Вы ни при чём. Вы на своём причале,
На тёплой, и безропотной волне.

Вам невдомёк, что Ваш уклад спокойный,
Привычный быт,
Самовлюблённый взгляд
Хранит парнишка русский добровольно
Покинувший уют родных пенат,

Оставил дома плачущую маму,
Сестру и брата,
И учебный курс,
Чтоб Ваша светлость
Хаяла упрямо
И слог чужой, и русскую тоску,

Чужое Вам (Вам так всегда казалось)
Желанье поддержать,
Спасти, помочь.
И голову в песок зарыв, как страус,
Вы об одном твердите день и ночь:

"Патриотизм", сплошная коньюнктура,
Идиотизм - иначе не назвать"
О, как же дорога Вам Ваша шкура...
Обычного бодливого козла...

катится по рельсам
голубой вагон
шапокляк на крыше
с костяной ногой
***
падал прошлогодний
очень старый снег
мужичок негодный
ёлки тоже нет
***
ждал малыш собаку
в день рождения тот
но явился карлсон
и схомячил торт.
***
на коне гасконец
шляпа и перо.
жаль что из гаскони
ехать тяжело
***
прилетел волшебник
торт винтом задул
жаль что день рождения
только раз в году
***
волк сожрал не морщась
окорок свинью
и икнув промолвил
всё сейчас спою
***
от улыбки станет
всем светло вокруг
даже если дразнит
в луже лучший друг
***
плачет кот матроскин
шарик улетел
печкин идиотский
все конфеты съел
***
дядя фёдор маме
написал письмо
шарик вверх ногами
дописал его
***
глупый буратино
азбуку продаст
жил сейчас бы чинно
словно карабас
***
фрекен бок теряет
сон и аппетит
малый подрастает
карлсон не летит
***
если мери поппинс
улетит опять
скину памперс с попы
и не буду спать
***
чебурашка с геной
больше не дружны
мы же ведь не геи
были дружбаны
***
иоанн грозный
посохом об пол
уходи старуха
я печали полн
***
у вороны в доме
пластилиновом
есть и телевизор
и седло с ковром
***
в ленинград отправьте
хоть кого нибудь
в зеркале у нади
сон туман и муть
***
женечка лукашин
в ленинграде гость
рыба заливная
словно в горле кость
***
рис пшено и просо
за день перебрал
принц чтобы приехать
золушке на бал

В тоске осенних серых будней
На дне густого сентября
Горят рябиновые кудри,
Огнём оранжевым горят.

Ночь их пожара не остудит,
И утро станет чуть теплей...
Горят рябиновые кудри
Среди седеющих полей,

Среди лесов,среди равнины,
Вдоль городских унылых стен
Горят,горят,горят рябины-
Костры осенних перемен.

От них тепло идёт живое,
Душа прощается с тоской,
В святом рябиновом покое
Душевный кроется покой.

И прорастёт.И не убудет...
Живое к осени - живи!...
Горят рябиновые кудри
Огнём негаснущим любви.

И не уйдёт,и не остудит...
И будет новая весна,
Когда в рябиновые кудри
Зимы пробьётся седина...

Огнём горят леса
В небесной просини...
Сентябрь заходит
В гости,не спросясь...
Давай с тобой махнём
Пол-литру Осени
Под журавлиный
Плачущий косяк ...

Давай забудем
Прошлое и грустное,
По первой выпьем,
По второй нальём...
Давай споём
Есенинскую, русскую
Про рощу золотую,
И про клён.

Давай оставим
Все дела насущные,
У нас счастливый,
Захмелевший вид.
А Осень подливает
Нам задумчиво,
Кропит дождём,
Туманами дымит...

Умчались журавли,
Пол-литра выпита...
Умолкла песня,
И душа чиста...
А утром первый снег,
На землю выпавший,
Расставит всё
На нужные места.

А первый снег ещё не выпадал,
Не укрывал блестящей шалью город,
Но к ночи подступают холода,
И иней льнёт к ветвям и травам голым.

А утром тонкий в лужицах ледок
Блестит на солнце, потихоньку тая.
Она пришла, шагнула на порог,
И растворилась, осень золотая.

По бурой неприветливой листве,
Укрывшей остывающую землю,
Идти куда - то в осень, и неметь,
Подобно надломившемуся стеблю.

И он уже не гонит сок живой,
Питающий, корням дающий силы.
Осенняя пора над головой,
Тосклива и бессмысленно красива.

В осенней Вятке отразились облака,
Они купаются в воде её остывшей,
И невесом полёт красивого листка,
Как на картине, неожиданно ожившей.

Ещё не скоро зимний холод и покой,
В плену ледовом вод течение удержит,
А облака плывут тихонько над рекой,
По ним ступает Осень
Медленно и нежно...

Деревня на закате сентября
Под пологом осеннего тумана.
На горизонте алая заря
Горит незаживающею раной.

Деревьев оголённых остова,
Как скитники, черны и неприметны,
А из души так просятся слова,
Которые запомнит каждый смертный.

Деревня - мать! Кормилица моя!
Ты умираешь. Матери не вечны,
Но дочери твои и сыновья
Твой добрый нрав запомнили сердечный,

Твоё тепло натопленных печей,
Твой каравай ржаной,
И запах мёда,
И аромат особый калачей,
И дух лесной,
И сладкую свободу,

Которой напоила допьяна,
Благословив, в дорогу провожая.
Ты помнишь, помнишь наши имена,
И дни рождений всех на память знаешь,

Как личный праздник -
Мама родила
Очередную дочку, или сына.
Ты счастлива была. И приросла
Еще одним Великая Россия.

Одним, деревни дочкой, иль сынком,
Одним единым, славным гражданином,
Девчушкой русой,
Или пареньком,
Таким родным, желанным и любимым.

Мы выросли. И мы уже не те,
Что берегли, и так любили прежде.
Деревня -мать!
Прости своих детей,
Поправших материнские надежды.

Мы все - твоя живая кровь и плоть.
Мы из деревни родом,
Каждый знает.
Прости нас, мать!
А нас простит Господь,
За то что смерть твою переживаем.

Колодезный журавль глядится вниз,
В колодец, там , где неба отражение.
О , как ему взлететь хотелось ввысь,
Но не даёт земное притяжение.

Колодезной воды ведро полно,
Его сольют используя на нужды.
И загрустит, упавшее на дно,
Ведро себя почувствовав ненужным.

Колодезный журавль зарос травой,
И нет к нему ни тропки, ни дороги,
Стоит в пустой деревне часовой,
Нелепый, нелетящий, одноногий...

В осеннем небе плачут журавли -
Им на зиму лететь в страну чужую,
И тосковать в неведомой дали,
А наш всегда на родине зимует.

Чапаев утонул в реке Урал...
Текла река. Плыл раненый Чапаев.
Война с белогвардейцами была.
Нас окружили,
Наши отступали.

Чапаев плыл, стекала кровь с плеча,
И силы постепенно уходили,
Чапаев плыл
До берега, рыча,
С досадою, что белых не добили.

И помнит неприветливый Урал
И кровь ,
И то, последнее рычание...
Чепаев утонул.
И он не знал:
Рычание сильнее, чем молчание.

Вот так и ты , Чапаевым плывёшь,
Из сил последних,
У судьбы на грани.
Рычишь, мол врёшь!
Мол, наших не возьмёшь!..
И выплываешь, если ты не ранен.

Сентябрьский дождь -
Шатающийся пьяница
Заходит в город,
Осенью дыша.
Туманом перегар по небу тянется,
И солнца нет, и листья не шуршат.

Дома, заборы и калитки мокрые -
Его смешной, неряшливый прикид,
Откосы под светящимися окнами,
Как тёмные похмельные мешки.

Гуляй, бродяга!
Пей, пока гуляется!
Раз в год тебе такая власть дана...
Из дальних мест придёт немая странница,
Укроет город пеленою сна.

Гуляй, рванина! А терять - то нечего!...
Деревьям голым за окном сереть.
Пройдёт похмелье -
И оно не вечное.
Пропито всё :
И золото и медь.