Поздний май ​в затылок зноем дышит.
В небо травы зе́лено глядят.
Я бегу, а ветер тише, тише...
Радость наслоилась - смехопад.​​
Твой зовущий голос где-то слышен,
Где-то рядом - оживает взгляд.

Сбудется не сбудется - неважно.
Позабыт капризный месяц март.
Я взлетаю словно змей бумажный,
Быстро, быстро, досчитав до ста,
Впитываю, словно губка, каждый
Миг, который не вернуть назад.

Стоит невыносимая жара
И мир вокруг так тесен. Душит, душит
Во мне меня обилье глупых фраз -
Прощаясь, повторил ты их не раз
И мой мирок, как спичечный, разрушил.

И запер дверь, а я внутри одна
Пытаюсь уяснить, что это было.
И гордость достаю - теперь нужна.
Как мне спастись - не просто вспоминать,
А выяснить: чего не получилось?

Скажу себе... Кому ещё шептать
О том, что враз погасло... стало тоньше...
В дожде непонимания... И взгляд,
Который душу вынул и распял...
И в луже - опрокинутое солнце.

Приблудилась осенняя грусть
И бесцельно бродила по дому,
Между медных тускнеющих люстр
Задержалась.
Я ею ведома,
В душный день на минуту вернусь.

Будет утро, и кофе, и сыр,
Положу на тарелку пирожных
И в креманку - любимый зефир.
А захочешь блинов - мне не сложно,
Я нажарю...
- Варенье открыл?

Ты сорвёшь со смеющихся губ
Поцелуй, улыбаясь задорно,
Что-то крикнешь уже на бегу...
И живым не вернёшься.
Упорно
Все костюмы в шкафу берегу.

Если грустно, вхожу в кабинет,
Старых книжек касаюсь руками.
На столе распечатан конверт,
В нём билеты - мы долго мечтали
В воскресенье сходить на концерт.

Как прохладно внутри -
Занавески спасают от солнца,
От несносной жары старый камень надёжно хранит.
Я укрылась в тени,
Чтоб наивно мечтать о высоком,
Или сладкий покой разделить на счастливых двоих.

На меня и тебя...
Но развеялись глупые чары -
Одиночеством дышит потерянный август.
- Спаси!
Ностальгия знакомо нырнула вовнутрь, чтоб причалить
В уголочке души,
А прогнать - не хватает мне сил...

Звонил звонарь всё утро безнадёжно.
Молилась мать у стареньких икон.
Как оказалось, выжить - шанс ничтожный
Для всех, переступивших Рубикон.
На Украине нынче всё возможно.

Переливает боль в златые слитки
Из женских слёз, кровавым став, февраль.
И сельский дед, собрав свои пожитки,
Поехал в Киев - жизни календарь
Откроется несмазанной калиткой.

Съезжались люди семьями в столицу,
И едут, едут, едут до сих пор...
Парнишка молодой и круглолицый
Последний в своей жизни бросил взор -
Мы открываем памяти страницу.

Проходят дни так сумрачно, протяжно.
Цветы и свечи. Журавлиный клин.
В одну бы реку не входить нам дважды!
Пусть будет наш народ всегда един -
"Небесной сотни" кровь Майданом каждым...

Опять гроза в начале мая
Сарай дырявит и ломает
Кусты малины за окном.
Сопит натужно ветхий дом
Ожившей крышей, чуть облезлой, -
С грозою спорить бесполезно.

Хвостом вильнувший кот Василий,
Который был, казалось, сильным,
Какой-то жалкий стал теперь.
Гроза берёт чумной разбег,
Чтоб тяжело дрожали стёкла
И мир до ниточки промок весь.

Гроза прошла. Уснула крыша.
Василий дремлет рядом с мышью.
Притих мой двор, сарай и сад.
Белеет всюду хрупкий град.
Наш пёс забился в угол дальний.
И я, задёрнув шторы в спальне,

в кровать нырну. Мне будет сниться
Как я взлетаю в небо птицей...

Дождь моет стёкла пятый день подряд,
Линует их, стирает, вновь линуя,
Часы проводит в мокрых поцелуях
Моё окно - капризен месяц март.
А в комнате тепло. Зарывшись в плед,
Выдумываю новые сюжеты,
Карандашом рисую на манжете
Другое небо, солнечный рассвет,
Ромашковое поле без дождя,
В траве по пояс ветер косолапит...

Летит над крышей, словно лист тетрадный,
Моя душа в счастливые края.

Минуты просыпаются. Юлит
Большая стрелка, вжавшись телом в полдень.
Я этот миг секундами запомню,
Стараясь по возможности заполнить
Рекой молитв.

Живёт во мне цветущая весна,
Но душит, душит спёртый за день воздух.
Гроза под вечер громыхает грозно -
Уносит мир, который не был создан -
Бедой больна.

Сжирает ночь ушедшее вчера,
Подушка забывает поцелуи,
Рассвет на окнах красками рисует,
И свищут, свищут, свищут в небе пули
Живых утрат.

Вновь к шкафу подхожу, заглядываю внутрь -
Перебираю платья, юбки, сарафаны...
Старьё! Пытаюсь вспомнить в несколько минут
Короткие мгновенья. Нахожу изъяны

В покроях блузок - нынче мне малы. Пальто -
Любимым было долго. Ставшее немодным,
Пропахло нафталином... Странной пустотой
Пленяет шкаф. Я сразу становлюсь свободней,

Вытягивая прошлое на свет. Курю
Взатяжку - пачку сигарет нашла в кармане
Плаща из кожи. Старенький большой утюг
В углу, да брюки - как-то подарила мама.

Выбрасываю вещи все подряд. Смеюсь,
Танцую, лишних лет пятнадцать-двадцать сбросив.
И постепенно исчезают боль и грусть -
Через окошко солнце мне целует косы.

Майский вечер.
Над склоном холма
небеса озаряются белым -
предвещают немалые беды
вспышки молний.
И гаснут дома.
Поднимается ветер густой,
оживает и дворик, и крыша.
Гром грохочет - глухие услышат.
Град мгновенно включается в строй,
тарабанит по стёклам - дрожат,
и сплошной леденистой завесой
куролесит по грядкам окрестным,
истоптав на ходу урожай.

Полшестого.
Проснулось село.
Выхожу в посеревшее утро,
только верится мне почему-то,
что вернётся в деревню тепло,
солнце высушит запах грозы,
ветер ласку подарит клубнике,
и поднимутся травы.
Улитки
уползут с виноградной лозы
и запрячутся в клевер.
Сады
возродятся,
начнут улыбаться,
майский день просочится сквозь пальцы,
будто не было страшной среды.

Почти​ четыре... Брызжет свет
Сквозь шторы. Я боюсь дышать -
Страх ест нутро, но не спеша
Иду к раскрытому окну,
Атлас руками долго мну,
Смотрю потерянно. Четверг.

Вокруг меня другим был мир
Ещё вчера. Теперь весна.
В белесых вишнях спит она.
И сладко пахнет Первомай,
Сипит простужено трамвай
В который раз. Сорвался в крик.

В прозрачной чашке на столе
Дымится чай. И мне смотреть,
И видеть, как глотает смерть
Родные жизни. Зримый след
В душе обветренной стереть
Не удаётся много лет...

Под черепичной крышей
кружит чердачный ветер.
Утро в балконной нише
ранним покоем дышит.
Двое встречают лето.

Ночь пролетела быстро.
Смятыми простынями
небо над кровлей виснет.
Ветер прохладой брызнув,
прошелестел кудрями.

Любка взмахнула юбкой,
мужа взяла под локоть.
Он, затянувшись трубкой,
впитывал, словно губка,
радость её и хохот.