А давай улетим журавлями в тепло - на юга,
где немного продлим быстротечное летнее счастье -
изменившийся мир переменами ночью пугал,
ты просил не сдаваться.

Напевает рассвет карамельной печали мотив -
мы подхватим его, и потянутся шлейфом дороги
за расплаканным ветром, дождём, что внезапно притих,
вне зависимых логик.

А давай перепишем сюжеты холодной хандры,
на шуршащей листве оставляя следы от сандалий -
плачет хмурая осень всё дольше и дольше - навзрыд,
но журавятся дали.

Уехать бы скорей и где-то раствориться:
любимым кофе "Gold" - в бурлящем кипятке,
среди толпы зевак - в осенних постных лицах,
и шёпотом ветров - в дорожном рюкзаке
под гул чужих машин.

За мир бы выпить мне, домой вернуться - в город,
где сотню лет назад так было хорошо.
Приеду я туда, приеду очень скоро -
покинутой, больной, с подсушенной душой -
вернуть былую жизнь.

Ты жди меня, мой дом, беседкой у забора
и скрипом половиц на солнечном крыльце...
Записывает ночь обрывки разговоров,
которые веду в театре личных сцен.
А кто непогрешим?

До дна бы выпить мне абсент решений важных,
гуляя под дождём без куртки, без зонта -
хочу впитать вовнутрь, как в мареве дрожащий,
особенный порыв - и с чистого листа
ломать карандаши.

/_ld/14/1475____.mp3
Читает автор не_я

Небо крошится звёздами,
катит луну,
заглядывая в окна осенних домов -
тоскливая ​ночь проникает вовнутрь,
садится у изголовья, где в забытьи отец, постаревший, больной.
Ещё недавно
целый мир, прогорклый и промозглый,
высушивал потерянный ветер,
а теперь вычистил, выскоблил и слинял куда-то далеко-далеко.

Три месяца назад
ты был здоров и весел, папа,
ты был и я была за твоей спиной маленькой глупой доченькой,
решившей изменить свою жизнь,
уехать в дальние дали,
где солнце выше и небо синей,
где нет привычных печалей,
обыденных ссор,
громких соседей,
бездомных собак.

А есть ли где-то такой мир - добрый и особенный?
Знаешь, отец,
твоя дочь повзрослела за одну ночь,
за одно слово - диагноз врача,
седого сутулого дядьки в смешных очках.
Как я смогу без тебя приземлиться?
Без подстраховки в стране правды и боли,
ну как?!
Молчишь...
А часы отстукивают минуты нашего терпеливого понимания,
моего несогласия с реальностью,
твоего всепрощения.
Я скажу тебе, папа,
скажу,
что солнце не всходило сегодня,
ни вчера,
ни два дня назад.
И небо было, как старая вата,
которую детские ноги вываляли в пыли, в грязи.
Смотрю на тебя и пытаюсь поймать твой уставший взгляд,
спешу оглянуться назад,
так как мне не хочется видеть вблизи,
как не помогают тебе ни микстуры с таблетками,
ни дорогие мази.
Болезнь делает свои пометки на теле.

Болезнь,
ты лучше в лес отползи!

Папа,
папочка,
хоть слово ещё скажи!
Ночь крошится звёздной пылью в моё окно,
проникает на кухню -
пылит воспоминаниями,
остывает в мятном нетронутом чае осенней печалью,
печатает на стенах узоры жёлтого цвета.
Папа, а помнишь, как прошлым летом
мы выкачивали мёд,
как пахло тёплым лесом,
как все были вместе?
Ты всегда говорил, что надо беречь время и людей,
а я не понимала: зачем беречь время?
А ты говорил, что когда-нибудь я пойму, что время дороже золота.

Время остановилось в тёмной,
пропахшей микстурами, комнате,
мне не хватает воздуха,
мне больше не пахнет лесом, а душит осень с ранней проседью,
ранним сиротством и криками журавлей.

Господи,
счастья на полминуты ещё хоть на самое дно налей!

Говорят, что годы возьмут своё,
время излечит от всех потерь,
только такому давно не верю,
годы берут, как всегда, чужое,
слышно уходят,
и в этот шорох не проникает ничье вороньё.

Небо просыпалось в душу звёздным толчёным просом,
а в саду малиновые кусты и папины сосны.
Ровно год. Осень.

Чувствую себя осенней птицей,
опоздавшей в тёплые миры.
Но не знаю: надо ль торопиться?
Что хотела, то б могло случиться,
если бы не вышла из игры.

Мне летать по-над рекой глубокой,
прибиваясь к берегам опять.
Жить могла б у милого под боком,
всматриваясь вдаль, читая Блока,
если бы не стайка голубят.

Мне без них совсем не-вы-но-си-мо!
Прикрывая сломанным крылом,
понимаю, что необходима -
не сумеет никакая сила
сдешевить сердечное тепло.

Холодно бежит река и хлещет
солнце, что скатилось в омут вод.
Мой любимый, собирая вещи,
потчевал проклятиями женщин
и смешил под окнами народ.

Чувствую себя осенней птицей,
предающей не саму себя -
мир, в котором всякое случится,
но туда не стоит торопиться,
если рядом стайка голубят.

Уснувший город осени не рад...
Мелькает светлячками сонных улиц,
где фонари, что выстроились в ряд,
когда стемнело, до утра проснулись.
Притихший город. Терпкие ветра.

Поскрипывает крыша сентябрём,
а я пытаюсь летом надышаться,
но горечь проникает под ребро -
у осени нашлось побольше шансов.
Живая крыша. Тихое метро.

Чуть засветло простуженный трамвай
зовёт в дорогу путников, что сонно
спешат на рынок - в полудрёмный шквал
людских эмоций, собирая тонны
ненужных слов со всех концов двора.

Исчезла ночь, как август, в никуда.
Погасли светлячки, лишь вышло солнце.
А всё-таки, какая благодать,
что можно за ночь из пустых осколков
ушедший мир по-новому собрать.

Уляжется последняя волна
и озеро замрёт. Под синей гладью
воды холодной вздрогнет тишина -
мы не услышим, не узнаем. Ладно.
Летящий камень. Детство. Вспо-ми-най.

Наученные до краёв сгорать
под ритмы необычных перестуков,
соединяем радуги в краях,
где чувствами наполненные звуки
сумел ты виртуозно отыграть.

Вникаю в каждый отзвук - допьяна
перерождаюсь и свечусь любовью.
Когда уйдёт последняя волна,
несущая и радости, и боли,
тогда пойму, что значит умирать:

собою быть, а больше - быть довольной.

Я приеду к тебе, хороший, когда огни
перезревших дорог улягутся на ночлег,
будет утро в реке, как в люльке, покой хранить,
будет ветер нести куда-то духмяный шлейф

пожелтевших садов и парков, цветных аллей,
вдоль которых растёт бессмертник, левкой, герань.
Я приеду к тебе, чтоб рядом с тобой взрослеть,
выбегать за село, где поле, в любую рань.

Здесь колючие взгляды, холодная тишина,
жизнь просыпалась через - не залатать прорех.
А с тобою не-важ-ной станет моя война,
зародившийся день, который за миг померк.

Пусть в холодных ладонях неба сто спелых солнц
укачает река напевами в унисон.

Нужной прохладой в дом проникает утро​,
пишет по стенам солнечные узоры.
Спрятались страхи в складках линялой шторы,
стало уютней.

Мне - поделиться, мне - рассказать кому бы,
как допоздна где-то гуляет сон мой,
а на заре, только проснулось солнце,
радостней будто.

Хочется ярких песен, любви и чуда,
съездить в Одессу, чтоб искупаться в море,
или с друзьями подняться в та-ки-е горы...
Каждое утро.

Вдохновитель - Юрий Борисов
http://litset.ru/publ/3-1-0-28674

Не обнимай, не надо, просто смотри-смотри
вечно влюблённым взглядом - здесь мы с тобой одни.
Радостно и легко нам - лето, июль, жара...
Пахнут сады левкоем нынче во всех дворах.

Солнце целует крыши, прячется между лип.
"Только тебя, ты слышишь?" - то ли мольба, то ль всхлип.
Выпит до дна, пожалуй, сумрак былых невзгод.
Сколько ещё осталось нам на двоих дорог?

Ты расскажи, не бойся, прямо в глаза смотри,
видишь, осталось солнце - светится изнутри.

Ничего. Никого. Навсегда ли? Не знаю, не знаю,
но проснувшийся день - обещаний не дал никаких.
Заблудившимся ветром в дома потихоньку врастает
покосившийся миг.

Распознать бы его, чтоб впустить и пригреть, убаюкать,
спеленав, как родное дитя, а когда надоест,
пусть вспорхнёт высоко-высоко и растает на юге,
дотянув до небес.

А пока ничего. Стынет кофе в затейливой чашке -
помнишь, ты подарил мне её три недели назад? -
только сам улетел в никуда белой призрачной чайкой,
угодив под асфальт.*

Сразу насмерть. Навек. Я пытаюсь от солнца укрыться -
поднимается день над домами парным молоком,
и мелькают на улицах те же знакомые лица...
А в дому - ни-ко-го.

* https://file-up.net/big_5e0f88ad2c98f63d0f20160910174959.html

Вечер вливается в серость весенней хандры,
Дождь ледяной прошивает седые скамейки,
Улочки, парки, тропинки... Не смейся. Не смейся!
Я утонула не в реках холодной воды,
А утопила в тоске подуставшее сердце.

Крошится мир на куски, но пытаюсь согреться,
Выпив, обжёгшись, дожди затяжные сполна.
Небо темнеет, мрачнеет до самого дна...
Глядя вокруг, улыбаюсь достаточно редко -
Лучшие краски размыла чужая весна.

Пишется жизнь - однотонно знобит изнутри,
Серое стало размытой удушливой кляксой,
Хочется солнца и неба закатного - красным,
Чтоб до утра охраняли покой фонари,
А поутру всё казалось возможным и ясным.

Лишь показалось: мир не сойдёт с ума
и доброта по-прежнему будет модной,
люди последнее отдадут голодным...
Хочется крикнуть: мир не сойдёт с ума!
Вечер удушлив. Душит души тюрьма.

Значит ли это: больше края не сшить?
Семь раз отмерим, только потом поделим,
быстро умножим радости на потери...
Хочется знать: а можем края не сшить?
Солнце скатилось в реку - река бежит.

Лишь показалось: завтра - другая жизнь.
Птицы в осенней сини как в колыбели,
снова декабрь случится - сердца отбелит...
Хочется верить: завтра - другая жизнь!
Кто-то в далёком небе судьбу вершит.

Прожито, и немало - жизнь не стоит на месте.
"Было ли?" - волновалась - голос продрог, надтреснул.
Поле с душой открытой - маки, ромашки, клевер...
Бабушке бы корыто, дедовой рыбке - север,

крепкие стены - детям, внукам, другим потомкам.
Умные нами вертят. Глупым - свои котомки
чистить не перечистить, мир отделять от плевел.
Где зародилась вера, там запрещён молебен.

Жаркое солнце пляшет, волн и души касаясь.
Полдень на людном пляже в море людей спасает.
Воздух солёный, вкусный. Долгий момент последний.
Собраны в узел чувства - не излечил столетник

и не пропала в Лете летняя неизвестность.
Брошена и монетка. Но не вернусь я. Честно.

Пахнут улицы покоем
летним.
Лужа - зеркало кривое?
Сплетни.

Солнце высушит дороги
чисто.
Поминутно помнят многих
быстрых.

Самоделки, самокрутки -
мысли.
Прорастают незабудки -
смыслы...

Август, уставший, сгинет,
выплеснется с дождями,
в небе растает синим.

Ветром подхватит пламя
жёлтое - и повсюду,
но не желтеет память.

То ли ещё с ней будет!
Августу жечь колосья,
в праздники жечь и в будни,

мне же решать вопросы
быстро - быстрее - жёстче.
Всё в нашей жизни просто:

солнце упало в рощу -
в роще укрылась темень.
Я же бреду на ощупь

августами... Зачем мне?

В час, когда я нуждался - в ту роковую ночь,
ангел мой спал, наверно, и не сумел помочь.
Спал мой осенний город - трасса была пуста,
я же спешил к любимой, хоть за два дня устал.
Радость грядущей встречи глупо гнала вперёд -
я не уменьшил скорость, въехав на поворот,
я не подумал даже, что меня ждёт вдали...
Время остановилось. Некого и молить,
чтобы судьбу другую, чтобы куда-то прочь...
Хватит, пожалуй, хватит в ступе слова толочь.
Жизнь изменилась напрочь: койко-режим простой,
признанным инвалидом я пожалел раз сто,
что не сумел, а струсил - руль отпустил на миг,
хоть по крутым дорогам гнать я давно привык.
Хмурое небо выше, стихнувший мир вокруг,
где состраданий взгляды прячут чужой испуг.
Счастье прожил вслепую - им не запасся впрок!
Серыми стали стены, каждый рассвет продрог
и зачерствели ноги будто вчерашний хлеб,
будто меня внезапно кто посадил на цепь...
Глядя на сонный город, чувствуя тишину,
я понимаю поздно, что не смогу уснуть
радостным и влюблённым словно сто лет назад...
А на соседской крыше ангел открыл глаза.

Картинка М. Шагала

Стали ночи холодней, тягостней рассветы...
В этом городе чужом задержалось лето,
хоть на улицах давно хмурый ветер кружит.
Я гуляю вдоль реки, наблюдая в лужах
мир, который высоко - мне не дотянуться!

Мир, который вне меня, манит в поднебесье:
хочется лететь туда, где родные песни,
где родные города, где родные сёла,
где была я молодой и была весёлой...
Нет, не надо мне Европ - мне бы в захолустье!

Нет, не надо мне Европ - мне бы жить подальше,
лицемерия не знать и не слышать фальши.
Где ты, ангел мой, крылат? Мне б в село родное!
Унеси меня туда, где жилось спокойней.
Унеси меня туда, где пшеница выше,
где крышуют воробьи на рассветных крышах.
Не ответил. Промолчал. Я к себе уставшей
возвратилась в пять утра, помня день вчерашний.

Отболеет ли? Пройдёт? Но пока поспать бы -
всё больное заживёт, говорят, до свадьбы.
Я укрылась в лоскутки радостных видений:
будто вдоль родной реки пробегаю тенью,
а потом меня несёт постаревший ангел
над селом моим, а там - старые веранды,
и прозрачная вода, и духмяный ветер,
и поёт моя душа летом, летом, летом...

Время, остановись! Дай мне побыть счастливой!
Ветер, что за окном, машет прохладной гривой,
в дверь залетает и холодит с утра.
Дольше я спать не буду - чувствую, что не зря
несколько выходных, несколько дней подряд!
стали подарком мне в свете былых утрат.

Знаешь, я отдохну. Руки мои больные
мазями залечу. Нервы, давно стальные,
выдержат, не вопрос. Выдержат, ну и пусть!
Завтра пойду гулять, завтра отправлюсь в путь.
Время дано не зря - ветер прогонит грусть.
Скоро уже. Почти. Освобожусь от пут.

Веришь, смеясь, уйду и, собирая вещи,
выброшу на помойку, к чёрту, к собакам, к лешим
всё, что болит и ноет, всё, что хочу забыть.
Я научилась вере, крепла и стала зверем,
что вырывал кусками из горла судьбы беду.
Время, оставь мгновенья, что приносили радость -
мало её осталось, выбей привычный быт.
Я уживалась с болью, жилы рвала, барьеры,
я заслужила счастье - новые дни придут.

​

Такая жизнь: ты - там, я - здесь, где холод зимний,
ну почему всё вышло так, сумей, скажи мне...

Ты пьёшь свой чай из кружки красной как когда-то,
а я - свой кофе заварной. Живу крылато -
седьмую ночь смотрю в окно и вижу вьюгу -
метёт, метёт, метёт, метёт по всей округе.
А раньше, помнишь, как кругом стелились травы,
и не было сильней любви, тебя - забавней.
Потом уехал. Убежал. Училась быстро,
забыв потери, жизнь писать в тетрадке чистой.
И научилась выживать, и, не бледнея,
вновь лёгкой девочкой бежать по тем аллеям,
где пьяный ветер целовал густые кудри,
и где нам было хорошо в июне людном.

Дрова в камине догорят, потухнут угли,
и ты исчезнешь насовсем в потоках улиц,
но этой ночью мы начнём во снах крылатых
опять чаёвничать вдвоём, как и когда-то.

(Стих по картинке)

Сказал однажды: мир покажешь мне.
Там небо чуть просторнее и выше,
и птицы целый год живут на крышах,
и улицы ночные счастьем дышат...
Сказал однажды: мир покажешь мне.

Поверила, а раньше - никому.
Мечтала прогуляться по причалу,
о платье подвенечном размечталась,
о перстне обручальном, розе чайной...
Поверила, а раньше - никому.

Уносит время радости мои -
мне не дано найти билет обратный.
На кухне пахнет выпечкой и мятой,
и кот Василий примостился рядом...
Уносит время радости мои.

Сказал - вернёшься, сам - в далёкий край.
Я два десятка зим смотрю в окошко,
Василий умер, я купила кошку,
меняла платья, туфли, босоножки...
Сказал - вернёшься, сам - в далёкий край.

В притихшем доме я готовлю ужин,
выстукивают ходики: "Не нужно."

Что ж, привыкла почти жить зимою без снега, а летом​ укрываться от солнца палящего где-то в тени, и дышать тишиной на балконе в дыму сигаретном, и делить пустоту, за которую стану ль винить я кого-то ещё? Лишь себе благодарна до гроба за усталость, за лень, без попытки судьбу изменить, и несутся года, разделяя всё больше, попробуй, сохрани навсегда эту тонкую зыбкую нить, что ведёт в каждом сне в сладкий дворик, где пахнет черешней, в окровавленный лес предрассветный, в прохладу реки...
Понимаю давно, что не стать мне ни здешней, ни прежней - от испанской хандры не спасают мой дом сквозняки, а спасает одно: в шумный город - за искоркой света, где впиваюсь глазами в прохожих - чужих мне людей, чтобы в них разглядеть и родных, и друзей силуэты, чтобы так потерялся ещё один прожитый день.
А потом лишь во сне мне бежать по пылящей тропинке, завернуть в папин сад - там меня покидает тоска, и на маме увидеть всю ту же в цветочек косынку, прикоснуться на миг к заскорузлым и тёплым рукам.
Со слезами проснуться, услышать за окнами город, и поверить однажды: уеду домой очень скоро...

Трудный ​день оставим позади -
летняя гроза всему виною,
или тот отчаянный блондин,
что заговорил в кафе со мною,
выпить предложил и закусить.
Ты же поступил не по-людски:

бросился на бедного, избил,
вылил на него остывший кофе.
Стали мы посмешищем толпы,
что кричала: "Браво! Браво!" В профиль
нас троих снимали, а потом
ты прослыл занудой и шутом.

Ревность надоела даже мне -
машешь постоянно кулаками.
Не привыкну жить как на войне.
Бурю создающий и в стакане,
я устала - лучше уходи.
Трудный день. Холодные дожди.

Скоро будет осень - мир опавших листьев,
заскулит по-бабьи ветер во дворах...
Подытожит время чувства, мысли, смыслы,
воскресит надолго мнимый глупый страх:

всё на белом свете призрачно и хрупко
под остывшим небом в серости дождей...
Потускневший домик, что у переулка,
непогоду прячет, радости, людей.

Подрастает дочка, сыну скоро тридцать,
истончала за год мамина коса,
и отец худой весь... Дом, хранящий лица
тех, кого любила - их забыть нельзя.

Тёток года три уж небо крепко держит,
и фигура деда чудится везде.
Улыбаться стала реже, реже, реже,
и всё чаще жду я горестных вестей.

Ветерок влетает в комнату без стука,
чтоб укрыть за шторой внука лет шести,
а проказник глупый маленькие руки
тянет прямо в душу и
живёт внутри.

Голос сорвался до шёпота, но я кричу,
чтобы и ты услышал в далёком небе:
Боже, прости, что в детстве рвала алычу
у старика Семёна, ведь он сосед был.
Помощи жду от тебя, и который день,
мне не пролезть в окно - открывай же дверь.

Руки - свинцовые гири, пуста - внутри.
Там, где дышало сердце, простой булыжник.
Ведь ты, наверное, можешь на раз-два-три
перекрестить меня, словно мама, трижды...
Знаешь, придётся выбрать одно из двух -
видишь, какие беды во мне живут?

Снова дожди лихие, как дни мои,
ранят в безумстве грозном пустую крышу.
Господи, слышишь, долю перекрои!
Дай хоть со дна подняться - подпрыгнуть выше.
Город проснулся, но лёгкости нет во мне -
лишь пустота в кармане под звон монет.

Знаешь, ещё не вечер - я всё смогу
и не сломаюсь, а просто согнусь в дугу,
только прости клубнику в чужом дворе,
не прогоняй - стою у твоих дверей.

Напишешь, позвонишь, придёшь, приедешь,
когда-нибудь вернёшься в старый дом,
в котором голоса, цвета и бредни
остались те же в малом и простом.
Вот столик. Табуретка. Та же печка.
Валяется полвека календарь
в углу за шторой, выцветшей, конечно, -
хранитель дней рождений и мытарств.
Всё было в нём: кому, зачем и сколько,
и кто, когда, и даже для кого...
Позвал ведущий в детство колокольчик,
лишь чтоб умолкнуть тихо и легко.
Жизнь, цену так себе набив, повысив
в сухом календаре крючок к крючку,
уносится куда-то крупной рысью
под сердца анемичный перестук.

Не стал писать-звонить, в нужде - приехал,
вошёл в притихший дом, где - ни души.
Так много лет желал больших успехов
и сам забыл о главной из вершин.

Моей любви нечаянная грусть
мне кажется теперь неотвратимой.
Почти сентябрь. Я знаю наизусть,
что каждая пора неповторима,
как деревце, цветок, травинка, куст.

Вчера был сорван ветром первый лист
с любимых груши, яблони и вишни.
Макнула осень тоненькую кисть
в речной закат, беспечно и привычно,
вокруг нарисовав другую жизнь.

Неслышно дни проходят, нет, летят
как в тесном небе облачные стаи.
Из бабьей пряжи сотни паутят,
чужой судьбы календари листая,
в бездонный мир вплетаются годами,
в небесном храме облаком висят.

Я знаю, лето кончится когда-то -
так каждый год случается, увы.
Несутся облака воздушной ватой -
белесые средь мягкой синевы,
рисуя путь невидимый, прозрачный.

В сухой траве ютятся жаркий ветер,
букашек стайки, пыль дневных тревог.
И дед Семён выходит на рассвете
пасти в лугах телёнка и коров.
А я бегу к соседке - бабе Глаше.

Люблю её старушечью науку,
рассказ про год, когда случился мор,
как вымерла здесь целая округа,
детали самых горьких похорон...
Я слушаю и с ней тихонько плачу.

В избушке пахнет испечённым хлебом,
борщом и луком, сказочной порой.
За окнами - трава растёт до неба,
а в небе солнце вышло на постой
и щедро светит, радости не пряча.

Каникулы на даче.

Смирилась я. Не чувствую обид,
открыла для людей больное сердце,
простить смогла​ - пусть Бог меня простит,
и ты прости, ведь жизнь - дорога к смерти.

Опять июни юные стучат
в моё окно. Из веточек смородин
запаривает лето пряный чай,
смеётся солнце, ветер колобродит,
звенит река и делит горизонт...
А мне бы окунуться в эти воды,
на миг упасть в подкошенный газон,
почувствовать себя ещё свободней.

Хочу любить и жизнь начать с нуля,
бежать, бежать в зовущие поля
босой и лёгкой в платье жёлтом летнем...
Хоть время истрепало киноленту
вчерашних дней, но крутится земля,
всё чаще тополя вокруг пылят...

И вот в такой житейской круговерти
прости меня за миг до глупой смерти.

Вдохновитель: Юрий Борисов

Идут, идут июньские рассветы...
Вот день последний. Явно не беда,
когда под небом распласталось лето
и зной не хочет душу отпускать.
Гамак и солнце, книжки, речка, поле,
прохладный лес и рядышком село...
Ты сыт, расслаблен и притом доволен,
что в рае очутиться довелось.

Стихам уютно в стареньком столе
под папкой накладных из магазина.
На завтрак кофе, высохший рулет
и времени несметные руины...

/_ld/13/1321_9cJ.mp3
Читает не_я

Село проснулось. Крики журавлей
несут в поля июньские рассветы.
Петух облюбовал плетень соседский​,
и кот Василий сжался у дверей.
Они давно с ним верные враги,
но время поединков миновало,
петух живёт на старом сеновале,
наматывает кот в сенях круги.
А бабка Фроня рядышком сидит
на высохшей и древней табуретке,
и смотрит вдаль, откуда очень редко
к ней гости приезжают. Сделав вид,
что ранним утром в поле ​вышел сын -
больное сердце вымыслом богато!
"Рубаху распороть бы - тесновата," -
подумала, подкинув курам сыр -
гостинец внукам...
*****************В небе - облака,
в её руках - привычная работа,
и мерка жизни - каждая суббота.
В обычный вечер день перетекал...

Неделя за неделей - прожит год -
петух, рубаха, рядом Васька-кот.

"Бог, спаси, сбереги..!" - про себя я молюсь,
только ты уезжаешь из дома.
Золотые мечты, к путешествиям вкус
были раньше тебе не знакомы.
А теперь ты стремишься к большим городам,
к шумным паркам, к широким проспектам...
Как давно ты привык ночевать в поездах
и к своим бесконечным проектам?
Открываю окно - чёрной точкой вдали
пропадаешь за тем поворотом,
где вчера поутру, свив гнездо, журавли
поселились в высоких широтах.
В кухне завтраком пахнет: парным молоком,
свежим хлебом, клубничным вареньем.
Молодых что прельщает во всём городском?
Не хватает чего им в деревне?
Перекатное поле, подросший, большой,
уезжаешь сегодня надолго.
Здесь сестрёнка, отец... Дома так хорошо,
но тебя поманила дорога.

"Боже, лишь сохрани, - вытираю слезу -
сбереги от беды, от хулы егозу..."

Автор фото: DEzs

Лютый ветер за окном
кружит, кружит, кружит...
Мир под белым полотном
и снаружи.

Снежный саван холодов
хрусткий, хрусткий, хрусткий.
Хрупкий звук родных шагов
сердцем чувствуй.

Были страны, города,
числа, числа, числа...
Я листаю календарь
очень быстро.

Где-то там другая жизнь.
Годы, годы, годы
белым снегом улеглись,
непогодой.

Свет фонарей. Дорог зигзаги. Речь чужая.
Нелепый день угас совсем. Не жалость жалит,
А давят, давят изнутри, болят, скребутся
Всё одиночества мои и все безумства.
Вперёд стремлюсь... Вперёд, вперёд! Опережаю
Лишь тех, кто где-то позади. Страна большая,
Большие планы у меня, большие чувства,
Но жизнь летит в тартарары с привычным хрустом.
Зовёт знакомое окно, балкон на третьем,
Где по соседству щит большой с чужим портретом.
Включаю свет. Ступеньки вверх - аж сорок восемь!
Пришла, вошла, но "Как дела?" никто не спросит.
Я настежь двери отворю, окно и душу,
И буду чай любимый пить, и вечер слушать,
И попытаюсь из кусков летящих вёсен
Собрать мозаику судьбы, смирившись просто.
И, может быть, среди своих приют найдётся,
И я вернусь в свою страну к родному солнцу.
Под утро мятный чай остыл, застыли тени.
Хоть выходные впереди, но в понедельник -
Рабочий день. Поспать пора - устала очень.
В глазах рябит от пустоты и одиночеств.

Кому-то там который день кричат: "​Hey, Txell!"
Мне хочется стереть окно, захлопнуть дверь.

*​Hey, Txell - Эй, Тчель, где Тчель имя собственное

Осень проникла неслышно ​в забытый дом -
рыжей хозяйке открыты в нём окна, двери,
стены потрескались - время внесло потери
в каждую трещину, что затаилась в нём.

По фотографиям ветру листать года:
прожито, пройдено, выстрадано немало,
здесь в одиночестве долго ютилась старость,
чтобы однажды и душу богам отдать.

Лишь по углам обретённые боль и страх
глупыми тенями бродят, живут и дышат,
гладят сервант и комод, посещают крышу,
прошлое прячут в подгнивших сырых коврах.

Утренний свет постепенно развеет мрак,
ржавой свечой проникая в прорехи дома,
станет от этого радостно-невесомо,
боль лёгкой птицей исчезнет в чужих мирах.

Рассветами-закатами милуемся с тобой,
полотна, летом сотканы, наполнены мольбой
ромашковой да маковой под васильковый плач
под небом неприкаянным, где яркий жёлтый мяч
и утром, и под вечер плыл горяч, горяч, горяч.

Остудит ветер головы, укроет темнота,
но зелено и молодо не ведает стыда -
под шелест трав нескошенных, под музыку стрекоз
мы будем здесь до осени, вспотевшие от рос,
ловить рассветы смелые, счастливые насквозь.

Полощет ливень окна, лижет двери
Прохладная июньская тоска.
Мне хочется понять, простить, поверить,
Мне хочется туда, где облака
Плывут, плывут, плывут - как путь их близок!
Всё кажется, что я смогу, смогу
Увидеть небеса, что над Парижем,
Что будучи в Париже обожгу
Простывшую израненную душу
И вылечу её наверняка...

Вновь за окном ветра целуют груши
И гонят вдаль пустые облака.

Весна. Больница. Чем-то настоящим
Настоян воздух в сладком цвете слив.
И старый сад из окон слышит чаще,
Как он красив.

Почти пришла. Присела на скамейку,
Листая всех визитов календарь.
Пусть память мне послужит телогрейкой -
Смягчит удар.

Но время вышло. Я вхожу. Дрожащей
Рукой касаюсь лаковой двери.
В зелёном взгляде, до черна погасшем,
Зажглись огни.

Другие люди ходят в коридорах
И капельницы пьют другую жизнь.
Я потерялась в строчках разговора -
Края не сшить.

В последний раз пришла - мне здесь не рады​
​Ни эти стены, ни окно, ни пол.
Поскрипывает горечью всех правд и...
И греет боль.

Стихи стихают. В кухне в серый
укутал вечер тишину.
И я в страдания безмерны
опять нырну.

В нирвану слова - черпать грудью
весенний воздух, наливать
в пустую чашку счастье буду
и пить закат.

Кровавым контуром очерчен
притихший дом. Я не дыша
вяжу судьбу из белой шерсти.
Часы спешат.

Дождь целует цветки герани
и стучит по весенним крышам.
Он меня, остудив, обманет,
станет лишним.

Станет холодно и обычно,
и разводы пойдут по стёклам.
Расставаться вошло в привычку,
даже мокнуть...

Промелькнут в оголённом небе
семицветья слоёных радуг.
Если любим - бываем слепы,
крохам - рады.

Ты обрадуйся - я живая,
лёгким ветром лечу над крышей.
Под дождями весна другая -
так уж вышло.

Здесь особая благодать:
воздух свеж и песок сыпуч,
крики чаек и шум прибрежный,
необычные грусть и нежность,
сладкий запах созревших груш
проникает вовнутрь, пьянит…

Что взамен, отобрав, отдать?
Слышишь, море мне по плечу,
только кто же ответить сможет,
где та правда, что скрыта ложью?
Разгадаю ли, полечу?
Здесь, вдали от моей родни,

так маняще шумит вода,
не прозрачна, не холодна,
но наполнен тоскою воздух.
Этот мир для меня ли создан?
Что хочу я и чем больна?
Согревает и леденит

набежавшая вмиг волна,
душу моря несёт со дна -
я вникаю в особый ритм,
в темноту, что живёт внутри,
в пустоту, что шумит вдали,
в серый морок чужих молитв…

/_ld/14/1479____.mp3
читает автор не_я

Слышишь, будто бы я не я -
о тебе третью ночь не сплю,
и в глухой тишине одна
пустоте напеваю блюз,

проговариваю слова,
их записываю в тетрадь,
неба тёмная синева
проникает в твой прежний взгляд.

Как же тихо - не передать,
холодеют мои стихи,
начинает рассвет стихать
у задымленной Смех-реки,

где гуляли с тобою мы
все четыреста дней назад,
и был тёплым осенний мир,
и живыми - твои глаза.

Укрываюсь я с головой
в одеяло семи разлук
и прислушиваюсь, как вор,
как, проникшая в сердца стук,

боль ютится в моём краю.
Только знаю, что с тишиной
разговариваю и сплю,
и не будет тебя со мной.

Только верю: рассвет придёт,
над звенящею Смех-рекой
будет плакать уставший дождь,
убаюкивая легко.

Во мне, внутри, там, где всегда что-то болит и ноет - пустота,
опустевшая улица без обычного шума, без криков, без шёпота.
Смотрюсь в зеркало - не вижу прежней улыбки, и совсем не та
смотрит на меня оттуда, вглядывается, от меня ко мне шлёпает.

Перерасту свою тишину, поднимусь и уйду,
по тихим скверам голубей погоняю, взлечу под небо,
ветер нарастит новые крылья - я верю, что мой ветер - колдун,
а пока из окна покормлю ранних птиц свежим маминым хлебом.

Ах, мама, если бы ты была рядом, то я бы уткнулась в твои руки,
которые пахнут детством, молоком и счастьем.
От заграничной тоски, от надоедливой скуки
ты бы укрыла меня, не дала б упасть мне.
Радовалась бы со мной и плакала вместе.
Как внутри пусто и тесно.
Бессловесно.
Ах, мама, если...

/_ld/14/1476___2.mp3
Читает автор не_я

Одна осталась - ты ушёл в безмолвье ночи.
С тобою было хорошо. Тепло. И очень!
Казались дни мои пусты до нашей встречи​.
Хрустящий ветер за окном противоречит,
Что одиночество моё мне любо, мило,
Что никогда я не сдаюсь судьбе на милость -
Сама пытаюсь дописать блокнотик жизни.
А как ты будешь без меня, теперь скажи мне?
В холодной дымке до утра ищу иголку:
Перебираю дни утрат, листаю долго.
Назавтра лучший день придёт - меня отдай мне...

Как небом пахнет майский мёд, малинник дальний.

Тебе просто кажется: ты прочитал меня,
как книгу, журнал, фотографию в старой рамке...
А помнишь июль и прогулку в соседнем парке,
и как ты впервые пытался меня обнять?

Резвились, как дети резвятся, когда тепло,
и нас в небеса беззаботно несли качели,
потом отдыхали, кормя голубей печеньем,
и верили твёрдо: добро породит добро.

Забылось то время - судьба отняла родных
и близких знакомых, друзей, доброту и веру...
Как призрачны стены - ты клятву нарушил первым
и предал нас юных... Куда мы теперь без них?

Каждое утро встаю до зари -
В небе рассвет розоватым горит,
Плещется в море замедленных солнц.
Птицы поют в унисон.

Я собираю кусочки небес
В пазлы цветные. Привычных чудес
Чудится край, где пока не была,
Полный дневного тепла.

Краски закатов разлиты в цветах.
Пишется жизнь. На тревожных ветрах
Я б улетела в далёкую даль -
Крылья распороты. Жаль.

В травах душистых пригрелся, измят,
Вечер, заварен из собранных мят.
Миг нарисует края без краёв
С небом цветочных слоёв.

"Не пугайте меня ноябрем"
Автор: Юрий_Борисов

Испугалась весны извне,
Испугалась тепла​ во мне,
Удивили сады в цвету,
И душа, высоко взметнув,
Окрылённой летит в твой рай...

Ветер душит в объятьях - злой.
Мне туда, где живёт герой,
Прожигающий ноябри,
Моё сердце зажав в горсти,
Обещающий сказок край.

Будто птица лечу, лечу,
Поскорей к твоему плечу,
Как тепло и вольготно мне...
Просыпаюсь - белеет снег.
Пол, дрова и чужой сарай...

- Выручааай!

Раннее утро. Бессонница. Встали соседи.
Чайник сопит за стеною. Обрывки беседы.
Жизнь продолжает отсчитывать доли секунды.
Боль ниоткуда.

Просто не спится. Обычность вливается в окна.
Розовым цветом раскрашены тонкие стёкла.
Небо таких же оттенков ко мне безразлично.
Дело в привычке?

Хочется кофе покрепче и память зашпилить
Будто кармашек - не помнить ни лиц, ни фамилий,
И улыбаться, слоняясь бесцельно по дому.
Боль невесома?

Потерян счёт подаренных минут,
Но мы молчим, вливаясь в пустоту,
Пытаясь впопыхах сменить маршрут,
Уставшие и навсегда в плену
Пустых обид, что не дают уснуть.
Предъявлен счёт - высокая цена:
Брести по бездорожью наобум,
Надеясь изменить свою судьбу,
Когда душа надеждою полна,
Что ты меня из тысячи узнал...

Люби меня. Люби. И рядом будь.

Под раскисшим дождём город вечной хандры...
Как мне хочется здесь ненадолго остаться, чтобы в прошлое дверь ненароком открыть, закружить птицу-грусть в листопадовом танце, уносясь, где тепло, золотятся леса, полноводные реки несут водопады, где растёт одинокий задумчивый сад, и ютится в саду незабытая радость, где ромашки цветут, как начало начал, небо держит миры в тонких мокрых ладонях, солнце учится в лужах запаривать чай, выпивая тоску - ни за что не утонешь.
Может правда, согреюсь, на бис повторив путешествие в прошлое - в дальние страны, перестану страдать - загорюсь изнутри и не буду казаться ни глупой, ни странной...

Утро раскрашено в пасмурно-серый​ -
Дымка разлуки проникла безмерно
В мир, переполнивший собственный кокон,
Чтоб тишиною струиться из окон.

Снег ли кружит, или дождь заливает,
Я согреваюсь берёзовым чаем,
Солнца крупицы сгребаю в минуты,
Чтоб излечиться от личностной смуты.

Выкрасив в жёлтый вчерашние беды,
Гордо исчезну в полёте ​бесследном.
Под небесами запаренной мяты
Стану ютиться в травах примятых
​Каплей, росинкой, облаком ватным...