Открытое письмо поэту NN, бывшему россиянину, ныне живущему в Соединенных Штатах.

Привет!
Не подумай, что я стану язвить насчет твоего отъезда из страны. У каждого своя судьба. С множеством событий, которые корректируют жизнь. И я с уважением отношусь к соотечественникам, разбросанным по всему миру. Так у них сложилось. И удачи им во всём!

Но почему ты считаешь меня (в составе большинства российского электората) тупым ватником, примитивным путиноидом, безмозглым кретином?
Зачем ты постоянно твердишь, что современная Россия - большая помойка с неправильным населением?
Отчего ты рассказываешь мне о том, что я овца в послушном стаде, которое гонит в никуда безумный пастух?
Ты знаешь нашу жизнь лучше меня? Ты полагаешь, что я блеющее животное? Ты возомнил себя высшим разумом, способным на абсолютное откровение?

Ты глашатай лучшего мира? Который построен не тобой, упавшим ему на хвост? И ставшим американистее коренных американцев?
Кто ты на этой земле? Учитель, снизошедший с сияющих небес?

Да, у меня много проблем. Да, я хочу быть богаче. Да, я далеко не во всем согласен с Путиным. Да, есть вещи, которые просто бесят меня. Но!

Существует и то, чем я горжусь, что поддерживаю, что готов защищать. А самое главное - я у себя дома. Здесь моя родная речь, мой лучший на свете город, моя страна со своей и страшной, и героической историей.

И еще. Я считаю, что учиться полезно всегда. У предприимчивых и энергичных американцев, у работящих и аккуратных немцев, у креативных французов, у жизнелюбивых итальянцев...
Но учиться - не значит втаптывать себя в грязь и посыпать голову пеплом. Учеба - процесс радостный. Потому что дает возможность конструировать свое завтра. На основе полученных знаний.

И, чем стебаться над моей страной, расскажи о своей тамошней жизни. О хорошем, плохом, веселым и не очень. Честное слово, мне интересно! Пооткровенничай об окружающем тебя мире, о людских взаимоотношениях, о природе и погоде, о праздниках и буднях.

И, поверь, я не стану показывать пальцем на помойки в твоем городе, не подколю тебя неуклюжим поступком или смешным событием. И уж точно не стану учить тому, о чем тебе думать и за какую партию голосовать.

Надеюсь быть услышанным.

Ватник и путиноид Арсений Платт.

Под впечатлением дебатов о внесении понятия Бога в преамбулу Конституции...

Поглядел по сторонам
И решил напиться в хлам!
Стало просто невозможно
Не зайти в универсам.

Все проблемы решены,
Светит солнце, нет войны.
И народ доволен очень,
Что не падают штаны.

Не стучится в дверь чума,
И не вяжет рот хурма...
Хорошо! Вот только Бога
В Конституции нема.

Без такого багажа
К ней не тянется душа...
Прикрепить хотел я душу -
Не хватило крепежа.

Чтоб на матушке Руси
Было как на небеси,
Ты Творца, родная Дума,
В Конституцию внеси!

Словно юный пионер,
Побежит пенсионер!
И от жизни распрекрасной
Перепрыгнет шифоньер.

Парень бросит - наплевать.
Одиночкой станет мать?
Будет жить она не хуже,
Чем банкировская б*ядь.

А лирический поэт
Съест омара на обед.
И поедет милой музе
Покупать кабриолет.

"Не воруют больше, блин!" -
Скажет новый Карамзин.
А пока ремень потуже
Затяну... И в магазин!

Давно погода не пишет маслом.
Так, зарисовки карандашом...
В дождливых буднях она увязла,
Не стала хуже - и хорошо.

Тут бродит осень и нет просвета
На темном небе. Душа - в глуши.
Но шепчет что-то: пройдет и это...
Похоже, ветер листвой шуршит.

Над рекой заката вымпел
Пионерский багровел.
Я уже нормально выпил
И разлегся на траве.

Настроение - как в песне
Про родной ракетный щит.
И полет сравним телесный
С невесомостью души.

Горизонт вздремнул неплохо,
Небом свернутый в кольцо...
Эх, вернуться бы в эпоху
С человеческим лицом!

И не надо ухмыляться,
Мол, хреново было там.
Мне бы прежние двенадцать
Вместо долбаных полста.

Позабыть хочу раздоры,
Чтоб не брали на измор.
Кыш отсюда, черный ворон!
И не каркай: "Nevermore"...

Фотографии дата
Далеко-далеко.
На лошадке в тридцатом
Ты сидишь мотыльком.

Надоело, родная?
Не спеши, погоди.
Я таинственно знаю,
У тебя впереди

Лет грядущих громада,
Изнуряющий труд.
И война, и блокада,
И победный салют.

И осенние лужи,
И весенняя синь.
Плечи крепкие мужа
И единственный сын.

Привкус времени горький,
Быстрой жизни зола.
Ты пришла только-только...
Ты уже умерла...

Всё обычно в нашем доме:
Кто-то справил юбилей,
Кто-то спился, кто-то помер,
Кто-то занял сто рублей.

Кто-то влез соседу в душу,
Кто-то книжку дочитал.
Кто-то сам себя подслушал
И не понял ни черта.

Кто-то лузер, кто-то лидер...
Кто-то счастье повстречал.
Кто-то ангела увидел
И смахнул его с плеча.

Кто-то бесится от злобы,
Кто-то стонет от любви.
Кто-то грустно вертит глобус...
Всё обычно. Се ля ви.

Не смотри, Всевышний, косо
На земного муравья.
Много есть к тебе вопросов...
Слишком мало знаю я.

Почему такой короткий
Век у духа во плоти?
Сколько надо выпить водки,
Чтобы море перейти?

Как доехать на трамвае
Мне из Питера в Пекин?
Отчего любовь бывает
Всем причинам вопреки?

Почему подохнет - тощий,
А засохнет - богатей?
Отчего добиться - проще,
Но удерживать - сложней?

Почему я ближе к небу
Ночью с часа до пяти?
И скажи, зачем ты в ребус
Всё на свете превратил?

Недели отбивают такт
И пропадают в бездне.
А ты живешь, как за стеной,
На краешке земли.
Себя жалею? Это так,
Но, если очень честно,
Мы вместе долго быть с тобой
Могли и не могли.

Просвета нет. Со всех сторон
Всё гуще тьма ночная.
И Сценарист потёр виски,
Тревоги не тая.
О чем напишет завтра он -
Сегодня сам не знает...
И молча рвёт черновики
В мансарде бытия.

Представил себе такую картинку: второе пришествие.

"Нагорная проповедь" в Институте космических исследований РАН. Иисус в джинсах и черном свитере с закатанными рукавами пишет формулы мелом на доске и говорит академикам, профессорам, докторам и прочим доцентам: "Разумеется, после экспоненциального раздувания вселенной из энергии ложного вакуума возникли элементарные частицы. Но они не могли соединиться в сложную структуру, не имея массы. И вот тогда Я был вынужден создать бозон, которому вы дали имя Хиггса..."

Размышляя про себя: "В прошлый раз пришлось учить диковатых пастухов, рыбаков и торговцев, используя лексикон из детских сказок. А сейчас вынужден говорить на примитивном языке тех, кто считает себя учеными. И нести убогую банальщину, чтобы хоть как-то быть понятым... Нет, надо брать более длинную паузу, посещая эту чертову планету!"

А в Институте психологии продолжает: "Блаженны нищие.. ээ... я хочу сказать, что когнитивный диссонанс имеет размах вариаций, гарантирующий возможность самоактуализации шизоида..."

И думает: "Что-то я загостился тут. Пора во Львов ехать. Крикну там типа: немає ні українця, ні москаля! Якщо братові твоєму знадобився Крим, то віддай йому і Донбас!
І буде тобі нагорода на небесах!

Потом быстренько приму мученическую смерть и домой..."

И поэтических перекличек с Томой Тагеко

Т.Т.
Был белый чистый лист.
Потом возникло слово.
Рой точек, рябь тире
И камни запятых.
Моря из целых фраз
И речевых уловок,
Вулканы из стихов
И горные хребты.

И заполнялся лист,
И стало места мало.
И ластик буквы тер,
С листа снимая слой.
И гибли города,
И разрушались скалы,
И вместе с ними враз
Пропали сотни слов.

Творец вздохнул. Лист смял.
Взял чистый, белый, новый.
Ладонью - вдоль стола,
Сметая старый сор.
И скрипнуло перо,
Рождая жизнеслово.
А семечко, упав,
Тотчас же проросло.
......................................

А.П.
Нередко у Творца
Случались неудачи.
Всё падало из рук
И разбивалось вдрызг.
Но, вглядываясь вдаль,
Он видел: свет маячит.
И шел к нему наверх,
Хотя тянуло вниз.

Крутой и затяжной
Подъем по бездорожью!
И сердце на разрыв
Стучало молотком...
Был кем-то пущен слух:
Творец - такой, он может!
И в пекле побывать,
И в небо лечь ничком.

С вершины горизонт
Окольцевал планету.
Белели облака,
Пылала синева...
Нет дыма без огня
И Слова нет без Света!
В кромешной темноте
Не вырастут слова.

Когда-то - омуты и броды,
Кураж и жажда перемен...
Вся жизнь - сплошные повороты,
Чем выше скорость - круче крен.

Но если стукнуло полсотни,
То привыкать пришла пора,
Что завтра будет, как сегодня.
А послезавтра - как вчера.

И где же мы? Попробуй, угадай-ка!
А ну-ка напряги свои мозги...
Гагарин, космос, водка, балалайка.
Калашников, дороги, дураки.

Найдутся тут и пальмы, и торосы.
То мерзнем мы, то шибко горячо!
Вернадский, Менделеев, Ломоносов.
Скуратов, Аракчеев, Горбачев.

Вот классик на граните бронзовеет,
Прижав кепчонку бережно к груди.
И в бой зовёт великая идея,
И шило вечно в заднице зудит.

Ему бы взять в Швейцарию билетик
И жить спокойно, коротая дни.
Но щурится картавый диалектик
На мир, стоящий раком перед ним!

Блоха с подковой. Колокол. Царь-пушка,
Готовая стрелять по воробьям...
Ты разом и царевна, и лягушка,
Россия обалденная моя!

Кровь не рифмуется с любовью
Привычкам старым вопреки.
Одесса. Май. Средневековье.
Толпа. Костер. Еретики.

Ждать перемен, пожалуй, рано.
Сейчас, как сотни лет назад
Горели Жанна и Джордано,
Горит одесский колорад

Непокоренный, непокорный...
Нет, продолжается война!
Одесса, ты огнеупорна,
Одесса, ты закалена.

Наточен меч и конь подкован.
Ни страха в душах, ни тоски...
Стоят на поле Куликовом
Непобедимые полки.

Нам два раза по тридцать
И на ужин кефир...
Мы не можем смириться,
Что меняется мир.

То, чему учат в школе -
Порождение тьмы.
И на выборе пола
Спотыкается мы.

Нарастает обида
Непоняткам в ответ.
Наша будет добита
Тупиковая ветвь?

Клочья рваной резины
На обочине трасс...
Вот и мы скоро сгинем,
Словно не было нас.

От мерзкой пищи очень трудно
Нам отворачивать носы...
Ласкает ноздри запах трупный
Полукопченой колбасы.

Чревоугодие чревато
Приблизить жизненный конец?
Из мертвечины сладковатой
На кухне варится супец.

Сроднились мы с землей сырою,
Когда пропитан смертью быт.
Не ешьте падаль на второе!
Но если хочется, как быть?

Толстой недаром кинул кони
И сразу стал "всегда живой",
Узнав, что на мясном бульоне
Варили кашу для него!

В день весенний пиво школьницы
Пьют из банок под музон.
И говном собачьей вольницы
Заминирован газон.

Эх, девчонки на обочине
Встали выстрелом в висок.
А юбчонки укорочены
От весны на волосок.

Математики и лирики
(Их как хочешь назови)
На заборах иксы-игреки
Пишут в формулах любви!

То, что я еще не псих -
Выбито на камне.
Но недавно сел в такси
И забыл куда мне.

Я, конечно, был нетрезв...
Но литрушка - что мне?
Отказалась наотрез
Память адрес вспомнить.

Где же ты, мой дом родной?
В сумерках природы
Разделяют нас с тобой
Световые годы.

Гладь мечтательной реки -
Вечности основа.
Дальних окон огоньки -
Маяки сверхновых.

Ощутимы их лучи
И пространства волны...
А таксист форсаж включил
И унесся в полночь.

Мой дедушка жил скучно и убого:
Зачем-то не менял работу он.
Все сорок лет - железная дорога
Под стук колес и ложек перезвон.

Лишь раз он очутился на свободе...
Неся солдатский скудный вещмешок,
Четыре года в матушке-пехоте
От Ленинграда до Победы шел.

Я подобрать к тебе пароль
Который год мечтаю.
И жду, как ждет халву осман,
Когда ты скажешь «да».

И мне мерещится порой,
Что выдумал тебя я,
Но легкомысленно весьма
Свободу воли дал...
)

Что со мной творится?
Не ушел в загул,
Не ширнулся шприцем,
Дури не курнул.

Не размазал сопли
По щекам стихом,
Не бросался с воплем
Драться с мудаком.

Не был я в обиде
На дремучий люд.
Не возненавидел
Тех, кого люблю.

Не прошел полсвета
Вдоль и поперек...
Значит, от поэта
Страшно я далек.

"Прощай, немытая Россия!"
П.А. Порошенко

Да... Президента речь прямая
Перевернула прежний быт.
И, душ вечерний принимая,
Вдруг ощутил я, что немыт.

Шампунь, мочалка... Любит это
Лишь азиатская орда!
Гораздо ближе для поэта
Огнеопасная среда.

Душа и тело в апогее,
Высоких чувств девятый вал.
Эх, знал, как мыться, Сан Сергеич,
Когда в деревню приезжал.

Парилка, веники, крестьянки...
Желаний пламенный форсаж.
И в той же баньке после пьянки
Успокоительный массаж.

Но все равно мир русский - куцый!
В Европе ангелы одни.
Там приключения найдутся:
Ты только мыло урони...

Всю ночь кружит бессонно
Над Ладогой метель.
Везёт автоколонна
Из Питера детей.

О жизни думать надо,
О гибели - не сметь!
Подальше от блокады,
Где холод, голод, смерть.

Всё ближе дыма запах,
До берега - вот-вот...
И тут ушла внезапно
Полуторка под лёд.

Отцу по горлу бритвой
Трагедия детей,
Чьи крики, как молитвы
В кромешной темноте?

Закрыты Бога уши...
Беды не тот масштаб?
Господь, ты равнодушен.
А, может, просто слаб.

Под синим небом летний Ленинград
Такой неотразимый и роскошный...
Конец июня. Жарко и тревожно.
И очередь стоит в военкомат.

У цирка на афишах добрый слон
И с пумой на спине отважный ослик.
Но трещина проходит "до и после",
Испытывая город на излом.

На западе густеет темный дым,
Скрывая сроки будущей победы...
И почему-то вспомнилось, что свету
Лететь четыре года от звезды.

Я пытался галантно подать тебе шарф
И, казалось, что справился с ролью,
Незаметно в ладони ладонь удержав
На секунды десятую долю.

Мы еще посторонними были людьми,
И ничуть я не бредил тобою...
Но мерещится мне: ускользающий миг
Ты тогда увеличила вдвое.

Стучится оттепель в окно:
Весне так невтерпеж.
Но нас с тобой уже давно
Водой не разольешь!

Не нужен больше плот с веслом,
Не надо карт и схем.
Мне в жизни в чем-то повезло,
А в чем-то не совсем.

Тебя порадует стихом
Какой-нибудь поэт...
А я останусь мотыльком,
Летящим на твой свет.

Что-то стал доверчив я,
Не узнать меня.
Словно гуттаперчевый
Мишка-размазня.

Лег, далёкий ранее,
Мышкин-идиот
Новым содержанием
В старый переплет.

Не хочу быть князем я,
Светочем добра.
Мне в берлогу на зиму
Плюхнуться пора.

Зрителем внимательным
Всматриваться в сны
И безотлагательно
Дрыхнуть до весны.

Всё б оставить лишнее
Мне в берлоге той...
И голодным хищником
Встретиться с тобой!

Ещё не стал воскресный день
Концом моей недели.
И божий смахивает взгляд
На ленинский прищур.

В душе пустая дребедень,
Ни смысла нет, ни цели...
Искать смешно, мне говорят,
Но все же поищу.

Как миллионы матерей
Пугают дядями детей,
Так и довольно взрослых дядь
Детьми нетрудно напугать.

Олег Нечаянный
...................................................
Житуха в лоб кастетом бьёт
И валит мордой на пол.
Стихает ветер в голове,
А боль в душе - острей...
Когда услышишь от неё:
"Ты скоро станешь папой!
Теперь, как честный человек..."
И в ЗАГС, как на расстрел.

И не поверить, что вчера
На воле пели птицы,
Пылала радуги дуга,
Заманивала даль.
Сегодня на плечах гора:
Обязан ты жениться...
Бураны, вьюга и пурга.
Метель и холода.

Быть может, лучше умереть
Свободным человеком,
Чем издавать унылый свист,
Дурея от тоски.
И привыкать к тому, что впредь
На целых четверть века
Ты сослан, словно декабрист,
В Сибирь на рудники.

Карьерный рост - не первый сорт?
Сынок посмотрит косо:
Мол, если звать тебя никак -
По жизни ты дебил.
Но если сильно повезет
И вырастет философ,
То спросит папу-чудака:
"На кой меня родил?"

Купил ноль семь, на закусь – пончик.
Осенний вечер, день закончен...
Иду в загул.
Пускай к утру опухнет будка.
Я так хотел стать Божьей дудкой...
Но Он не дул.

Я лишь пытался быть поэтом.
И получил сполна за это:
В бутылке дурь.
Налил в стакан и залпом вмазал...
Не дунул Бог, увы, ни разу
В мою дуду.

И как же мне стакан не трогать,
Когда осталось так немного
Земной возни?
А, может быть, случится чудо,
И стих возникнет ниоткуда?
Но не возник.

И опять бледнеют лица
Под истошный ведьмин визг
В ночь ночей, когда ложится
Тень Земли на лунный диск.

И хочу я без умолку,
Как бывало в старину,
Наравне с безумным волком
Выть на полную Луну.

Всего лишь шесть осталось бед,
Седьмой - как не бывало.
И городской стихает гул,
И день идёт на спад.

Мне повезло, что о тебе
Я знаю слишком мало...
А это значит, что могу
Ночами крепко спать!

Когда ни тайны нет, ни жути,
То остается только быт.
И я стою на перепутье
Уже последнем, может быть.

Я равнодушен и спокоен.
Прошел восторг, пропала злость.
Былое - кончилось. Другое
Пока еще не началось.

Наверно, я кого-то встречу,
И случай вновь сыграет роль.
Ведь в жизни как? То чёт, то нечет.
Равны в ней решка и орел.

День черно-белый, вечер куцый...
Но тихо требует душа
Назад зачем-то оглянуться
И в неизвестность сделать шаг.

Воскресный вечер. И опять
Рутина, лажа.
Залягу я пораньше спать...
А, может, вмажу.

Помчит, как прежде, нас с тобой
По речке катер.
И рифму новую к "любовь"
Начну искать я.

И снова будет ощутим
Твой южный лучик.
Прижмусь к нему, согреюсь им...
И станет лучше.

Не ответила кукушка...
Настроенье на нуле.
Говорит Арине Пушкин:
"Родионовна, налей!

Пишут мне в письме приватном,
Что давненько я рогат.
И Дантес, котяра, жадно
На Наташку смотрит, гад.

Надо дать ему по рылу
И в поджилках вызвать дрожь.
Был слушок, что он педрила...
Их, французов, хрен поймешь!

Эх, тоска моя, кручина...
Может, сразу пулю в лоб?
Как поэт, я вышел чином,
В остальном - не очень чтоб.

Много ли осталось? Мало?
Не ведет кукушка счет.
Видно, голос потеряла...
Родионовна, еще!"

Темнота нависает над башнями,
Окружая кремлевский дворец...
Президент занят мыслями важными,
К носу вновь поднеся огурец.

Навалилась кручина? В чем горюшко?
Стало в мире еще горячей?
Вовсе нет. Просто хочется корюшки.
И немножечко белых ночей.

Вот грозовой уходит фронт,
За ним затишье следом.
Там всё никак и ни о чем...
Сплошные тормоза.

Лежит в кармане телефон
С мобильным интернетом.
И я такой же дурачок,
Как сорок лет назад.

У пародиста жидок суп,
Паштет просрочен.
Его стишок не то, что б глуп
И груб не очень.
Он был по замыслу высок,
А вышел мелок.
Не впрок пошёл ему кусок
С чужих тарелок.

(Владимир Веров "Моему пародисту")
...............................................
У пародиста жидок стул -
Паштет просрочен.
И он на творческом посту
Поэтов мочит.

Хотя не впрок пошел кусок
С чужого блюда,
Свой издевательский стишок
Строчит, Иуда!

Поэт - музейный экспонат,
Глашатай бога.
Нельзя такого всем подряд
Руками трогать.

А пародист - вершитель бед,
Посланник ада.
Нет, в чистом поле с ним поэт
Не сядет рядом.

Он вознесет за облака
Свои обиды:
Стул пародиста на века
Да будет жидок!

Скажу я о футболе:
Дурею от тоски,
Когда бегут по полю
Куда-то мужики.

А гол забьют - фигею
И задаю вопрос:
Зачем вы, словно геи,
Целуетесь взасос?

Я думаю, прикольней
И слаще будет впредь
На женщин, на футбольных
По телеку смотреть!

Девчонки сносят крышу
С мячом и без мяча.
А как неровно дышат,
А как они кричат?!

Не выцветут в офсайде
Футбольные поля.
Вы только поменяйте
На юбки труселя!

Мечтою озабочен
(Все мысли лишь о ней):
Чтоб юбки - покороче,
А гетры - подлинней!

Выходные - испытанье
Нудным бытом, жарким пляжем...
Лучше водку утром ранним
Влить в себя для оживляжа!

Нет, не стану бегать кроссы
И без соли есть салаты.
Пить! Отвечу на вопрос я
Тот, что Гамлетом был задан.

Результат, напитком данный,
Прошлым опытом проверен.
После третьего стакана
Полечу по стратосфере.

Абордажи и путаны,
Ураганы, сталь и злато.
Буду бравым капитаном
Я воздушного фрегата.

Но снимать придется тельник:
Завтра снова на работу...
Говорят, что понедельник
Начинается в субботу.

Попробуйте закрыть один глаз , а другой до предела скосить в сторону, противоположную носу. И постарайтесь определить границу видимого поля.

И вы согласитесь со мной в том, что четкой границы нет, но есть постепенное исчезновение наблюдаемого пространства, выпадение его в никуда. В ничто, не имеющее ни цвета, ни формы, ни сущности. Оно не походит ни на черный занавес, ни на непроницаемый туман. Оно не вызывает никаких чувств. Ни тревоги, ни тайны, ни жути.

По-моему, это и есть небытиё.
Неощутимое, неопределимое, ускользающее.
И очень знакомое, вместе с тем. Я был в нем целую вечность и вернусь туда навсегда.

Когда мне становится немного не по себе при мысли о нем, я скашиваю открытый глаз и всматриваюсь в никуда.
И успокаиваюсь, видя, что тамошняя пустота не дырка в мироздании, не черная пропасть, не колодец без дна…

Там ничего нет. А "ничего" не может быть страшным по определению.

Нацистов всех мастей объединяет дурость. Русских, украинских, немецких, еврейских, арабских, американских... Тупая ненависть, которой они стараются купировать свои собственные комплексы.
С нациками нельзя заигрывать. Их бесполезно оправдывать ни трудным детством, ни сложной геополитической обстановкой. Их надо наказывать. Мордой и в говно!

Ее глаза - как север ветреный,
Курносый нос помимо прочего.
Сползал стакан граненый медленно
По балалайке неустойчивой.

Огнем пылали косы рыжие,
А сарафан был цвета вымпела.
И потому за расу высшую
Под холодец всю водку выпила.

Гремел посудой пир эпический,
Извечный стон ревел октавою:
Жить по понятиям нордическим
Мешают нам жиды картавые!

А утром Оля, чуть ожившая,
В трюмо взглянуть себя сподобила,
А там стоит арийка бывшая,
Тряся большущим клювом-шнобелем.

Укоротить не получается,
С длиной поделать Оле нечего.
А по квартире черти шарятся...
И обоссалась опрометчиво.

Вскричала: "Кто у вас за главного?"
Ответил Главный: "Что посеяно...
Теперь не Ольга ты Бакланова,
А Бляхер Бася Моисеевна!"

Привет, отец!

Сегодня мы с тобой сравнялись в возрасте и стали ровесниками. Странно звучит, да? Но это так. И, значит, можно поговорить без оглядки на количество прожитых лет и размер жизненного опыта?

Увы. Разговора на равных у нас с тобой не получится. Потому что годы наши не равноценны. Ты жил трудной жизнью в непростое время. С минимумом комфорта, без которого сейчас не представить себя. Ты много работал, чтобы обеспечить любимую жену и непутевого сына, который приносил тебе массу огорчений своей своевольностью и непредсказуемостью.

У тебя не было времени на усталое умничанье и издевательский сарказм в адрес своей страны и власти. Ты просто любил Родину и не искал причины заменить это высокое чувство на ёрничанье и скептицизм.

Ты старался больше читать, но редко обсуждал со мной книги. Потому что был честен и открыт. Для тебя черное было не бездной белого. А белое не скрытой сущностью черного. Ты воспринимал плохое только плохим, а хорошее только хорошим. Наверно, тебя научила этому война, в которую ты вошел мальчишкой, а вышел из нее мужчиной.
В прежние времена твоя прямота как-то отталкивала меня. В бесконечных спорах на окололитературных тусовках я привык всюду искать противоречия, отрицания, видеть второе дно. Я был немного диссидентом, немного циником. Мы с тобой не понимали друг друга, отец.

Но теперь, догнав тебя в календарном возрасте, я знаю, что гораздо младше тебя. Никчемнее как-то. Потому что возможностью быть собой и жить так, как хочу, я обязан тебе, папа. Твоему, трудолюбию, твоей порядочности, твоей доброте.
И если мне повезет, и я проживу еще много лет, то старше тебя все равно не буду. Я навсегда останусь мальчиком рядом с тобой. Я останусь твоим сыном.
Любящим и уважающим тебя.

Увы, поэт не вечен…
Семь бед - один ответ.
Не зря мужей беспечных
Рогатил много лет.

Когда жилось прикольно
(Баб было больше ста),
Любовный треугольник
Врасплох его застал.

На новом поле брани
Имел он бледный вид.
Обманом был изранен
И ревностью добит.

"Я любила заниматься любовью с Осей. Мы запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал".
Лиля Брик

Хотя и ростом вышел он,
Известен и не беден,
Но в дверь царапаться ему,
Рыдая, суждено.
Когда извилист и жесток
Тернистый путь к победе,
Идти без боли по нему
Совсем непросто, но...

Жизнь полосатая весьма.
Не обольщайся, Ося!
Настанет очередь твоя
Услышать стон и крик.
Захнычешь скоро, как дитя,
И заскулишь, как пёсик,
Когда Володька наконец
Получит Лилю Брик.

Есть такое двустишие:

Все то, что нас не убивает,
Богаче делает врачей.

Элементарный инстинкт самосохранения уверенно бьет по тормозам, мешая пройти полный курс обследования немолодого организма.
Потому что я прекрасно понимаю, что после этого действа жизнь будет разделена на два противоположных периода: приятного «до» и ущербного «после».

Неулыбчивый врач посмотрит на результаты обследования, цокнет языком и скажет примерно следующее: «Да, батенька… Ничего особо драматического я пока не вижу, но… Вот этот рубчик в кардиограмме не нравится мне как-то. Кровушка у вас не идеальная весьма. А тут на снимке пятнышко подозрительное… Надо вам непременно провериться более тщательно. Я выпишу вам направления, но… Мой вам совет, сходите к настоящим специалистам. Я дам координаты. Да, это очень недешево. Но здоровье, как говорится, дороже».

И погонят меня по большому кругу. И каждый день станет приносить мне новые огорчения, ибо, чем глубже поиск, тем больше «нам открытий чудных готовит просвещенья дух»!

Жизнь превратится в тягучий кошмар, нарастающий в объеме подобно снежному кому, катящемуся с зимней горы.

Из вполне довольного собой и миром мужика я превращусь в унылое и озабоченное мрачным предчувствием существо, тратящее всё заработанное на врачей и таблетки. И блуждающее в сети не на жизнеутверждающих сайтах с пикантными сюжетами, а на пропахших больницей форумах, где недообследованные идиоты делятся с такими же болванами результатами своей дурости.

Возможно, я неправ. Но, по-моему, самооценка своего состояния и необходима, и достаточна, говоря языком математики.
И множить печаль дополнительным знанием – значит включить механизм самоликвидации.
Человек, в первую очередь, то, чем он считает себя самого.
И умереть лучше субъективно здоровым, чем объективно больным.

Вот такая загогулина получается…

Есть одно простое средство:
Если выпить рюмок пять
И немного присмотреться,
Баба ягодка опять.

Олег Нечаянный
....................................
В продолжениях банкета
Мы желания рабы.
И в головушку поэту
Мысль приходит: бабу бы!

А какая групповуха
Может выйти… Первый сорт!
Две близняшки-молодухи,
Если выпить грамм пятьсот.

Но случаются проколы.
Да какие! Стыд и срам…
Мир становится бесполым,
Если выпить килограмм.

Слушал лекцию по истории пилотируемой космонавтики…

Лектор – известный ученый-астрофизик. Современный такой. Подтянутый, аккуратный.

Так вот. Он объяснил, что первые американские астронавты отважнее наших из-за того, что их космические капсулы были намного меньше, и системой жизнеобеспечения пришлось крупно пожертвовать.
Причиной этого было то, что американская технология являлась более совершенной, и ядерный заряд (для доставки которого и были созданы ракеты-носители) у американцев был намного компактнее нашего.
И когда вместо водородной бомбы в космический корабль поместили космонавта, то наш оказался в заведомо выигрышном положении.

Выслушал я такое и задумался. Почему я возненавидел лектора? Вроде все правильно и аргументированно. Не возразишь…
Но как много отдельное слово значит!
Отважнее наших? Вот где собакин зарыт! Если бы лектор сказал, что американцы очень рисковали, то я бы согласился. Но то, что они отважнее, подразумевает то, что наши трусливее.

Юрий Гагарин бздиловатее Джона Гленна? Ау, лектор! Ты это имел в виду?
И захотелось дать господину астрофизику по морде.
Чтоб базар свой лекторский впредь фильтровать не ленился.

Как же непросто быть редактором модерируемого поэтического сайта!
Приходится ковыряться в большущей куче навоза, чтобы найти песчинку золотую. Будни каждодневные мои - графоманские сопли вечно жалеющих себя нытиков. Плохо написанные, с примитивными рифмами, с ритмическими сбоями. Бессмысленные стишата, которые приходится отправлять туда, где им и место. На помойку, разумеется.
Вот прислал мне сегодня некий Мишель Лермон стих. Начинаю читать:

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.

Блин! Мишенька, у тебя в первой строке слово-паразит живет. Если "выхожу", то, конечно, один. Масло масленое... Посидел бы, подумал, каким смыслом строку дополнить. А на фига? Мир же шедевра ждет! Выхожу один... Да уж.

Вторая строка вообще крышу сносит отсутствием всякой логики. Блеск - это резкое отражение света на каком-то предмете. Какой свет в туманную ночь может вызвать блеск на дороге? Бред какой-то.

Третья строка отправляет в пустыню. Но откуда в нее автор вышел? Любопытно было бы уточнить.

Четвертая строка напоминает урок у логопеда. Звезда с звездою... Выговорить непросто. Мише надо было так: звезда со звездою! Но в размер не лезет, да? Есть примерно такие же спотыкачи из согласных: Мкртчан и взбзднуть... Офигеть нафиг!
Идем дальше, однако.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чем?

Нет, ну эти нетрадиционники явно обнаглели! Везде подчеркивают свою голубую исключительность. Сияют они, бля!
А потом идет плач-вой привычный. Больно ему... Зуб что-ли ноет? Задолбали. Лишь бы себя пожалеть, любимых...

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!

Фу... Наконец-то я понял. Не бином Ньютона! Мишель этот - пенсионер. И жалуется на мизерную пенсию. А повеситься - слабо...
Всё. Читать дальше не обязательно.

Дядя Миша! Ты не туда письмишко кинул. Тут сайт поэтический, а не пенсионный фонд.
А к поэзии твои вирши отношения, увы, не имеют. Да и учиться тебе, судя по всему, поздновато уже.

И так каждый день. Нам, редакторам, за вредность молоко выдавать надо. Как тем царям... Ибо труд наш тягостен шибко!

Прошли кругами во воде
Мои года. И вот я в морге...
А на Парнасе - буйство оргий,
Звон хрусталя и стоны дев.

Но скажет По, властитель грёз:
"Без Платта нам негоже квасить.
Пошлем-ка мы за ним Пегаса,
Чтоб поскорей его довез!"

И Пушкин, обнимая муз,
Ему кивнет, слегка ревниво.
А Пастернак посмотрит криво,
Но улыбнется, мол, сдаюсь.

Над кем сияет лучший нимб?
Кто выше всех? Не стоит гуглить.
Там все равны. И стол там - круглый.
И небо звездное над ним.

Сказал один большой поэт,
Что лишь во сне нет боя вечного...
А наяву побед и бед,
Привычных нам, бояться нечего.

Хотя и гре́шна наша плоть,
Творцу подобны мы по облику...
Услышит этот бред Господь
И упадёт от смеха с облака.