Представь, мне снилось «Простоквашино».
(Ты помнишь этот дивный край).
Бреду, весною ошарашена —
во сне бушует месяц-май.

Задумчив клён, качает ветками,
изящных не лишён манер.
Под ним дурачились нередко мы…
А рядом дуб — пенсионер.

Вот белка, шишку держит лапками,
меня увидела — в кусты.
А ветер тучками-заплатками
играет… Кажется, что ты…

опять со мной… Но хватит мистики.
Всему свой срок и свой черёд.
А строки эти — клёна листики.
Их скоро ветром унесёт.

Прячу летние сандалии,
Достаю свои печали и
Свитера из сундука.
Вот и курточка с подстёжкою,
И пальто с какой-то кошкою,
Ботики из бутика.

Солнце спряталось негаданно.
Мне домой спешить бы надо, но
Я немного задержусь.
Мне в лицо летит кленовый лист,
И я мысленно танцую твист.
Он не в моде, ну и пусть.

Как хочу я быть вчерашнею:
Безрассудной, бесшабашною
И ещё чего-то без
Плавать ночью в Атлантическом
И смеяться гомерически.
Знать, в меня вселился бес.

Кашу вкусную из тыквы
вы не съели, и от мамы
получили нынче втык вы
и задачу сверх программы.

А в задаче те же трубы,
из которых «вытекает»:
в инстаграмы и ютьюбы
мама снова не пускает.

Слова выходят из темницы
на божий свет.
Им надоело там ютиться,
и смысла нет.
В строю нестройном на листочке
мои слова.
Они вот-вот дойдут до точки,
но чёрта с два!
Уже отвергнуты бедняги
на этот раз.
Уже в корзине лист бумаги,
но я не пас.

Слова иные, смелее прежних,
упали с крыш.
Ложатся строки. И что-то между.
Ну вот и стиш.

Ожидание весны

Морозным днём ждала письма я,
потом надеялась весьма я
на твой приход.
А ты опять промчалась мимо.
Остался только этот снимок,
но через год
придёшь в зелёном кимоно ты.
И зазвучат надежды ноты.
А через два —
вернёшься ты в манто от Gucci
и улыбнёшься мне сквозь тучи
и то едва…

На склоне дня в преддверьи стуж
захлопнул дверь сквозняк,
как разобидевшийся муж.
Нет-нет, не мой. Итак

пришла любимая пора...
Не в Болдино. Ну что ж…
Собрался дождь, и с плеч жара,
и жёлтых листьев дрожь.

Стемнело. Манит лист иной
на письменном столе.
А осень шепчет за спиной:
«Живи ещё сто лет».

Монолог маленького жирафа

Пусть глаза мои печальны,
я из радужных мазков.
Ярким, индивидуальным
я слыву у знатоков.

Но малыш: акселератом
я не стал. Не из верзил.
Кто же ты, чудак-новатор,
что меня изобразил?

Я могу сказать одно лишь,
что красуюсь на холсте.
Взгляд на мне ты остановишь
даже в жуткой суете.

Запасли виноградные гроздья
потаённую сладость земли.
К нам идёт златовласая гостья -
звук минорных аккордов вдали.

Сладкий вкус виноградного сока...
А печали идут по пятам.
Осень, ты, как и я, одинока.
Мы с тобой из бальзаковских дам.

Я собираю по крупицам
твой взгляд, улыбку, слово, жест.
И кропотливо так трудиться
мне никогда не надоест.

Я на тебя гляжу, робея.
Не надо так меня смущать!
Могла бы всё простить тебе я,
да только нечего прощать.

Пересекаю все кордоны -
волной к желанным берегам.
И всех поклонников поклоны
бросаю я к твоим ногам.

(написано от лица моей ЛГ)

Я жду его примерно полчаса,
журналы перелистаны в киоске.
Напрасно, не алеют паруса
на этом сухопутном перекрёстке.

Быть может, он не мог найти ключи
и до сих пор сидит, бедняга, дома?
А вдруг ему отец сказал: «Учи
закон Ньютона, Планка или Ома».

Он заболел — простыл? Застрял в метро?
А, может быть, сражается с драконом?
А вдруг ему преградой сто ветров?
Увы, тогда до встречи далеко нам…

С тех пор прошли года и сотни гроз…
И столько было горечи испито!
И столько было сказано всерьёз.
И столько недосказано, забыто.

Глядит уныло прошлое в упор.
В нём тьма хлопот и суетного люда.
Но кажется, что там я до сих пор —
на перекрёстке — жду, как прежде, чуда.

Я мою, мою сковородки.
Я тру их содой без конца.
И превращаются уродки
в красавиц — воду пей с лица.

Я тру усердно. День проходит.
Мои подруги тоже трут.
Когда ж нас всех облагородит
сей бесконечный скорбный труд?

Помню, как с Вас, барабашка,
я отряхнула золу.
Вам постирала рубашку
и пригласила к столу.

Помню, спросила тактично,
взглядом Вас нежно согрев:
«Где мой котёнок тряпичный,
слоник и плюшевый лев?»

Вы отвечали тогда мне,
спрятав за щёку драже:
мол, ты разбрасывай камни,
но не игрушки уже.

Я в баре встретился с Мишель.
Гляжу, красотка без изъяна.
Принцесса, ноги от ушей.
С ума свела меня - «гурмана».

Я вёл себя, как супермен,
интеллигент, но всё же мачо.
Мне веял ветер перемен.
Я пожелал себе удачи.

А через час она уже
меня опутывала лихо.
Ну да, ведь НОГИ ОТ УШЕЙ!
И тут я понял — паучиха.

Мы сидим спиной друг к другу,
за компьютерами оба.
За окном стенает вьюга
и доводит до озноба.

Бой часов нам еле слышен,
ведь наушники — помеха.
Домовой зовёт из ниши,
а в ответ ему лишь эхо.

Мы живём в параллельных мирах.
Оба мы параллельны апрелю.
Нам казалось на первых порах:
пересечься должны параллели.

Но иначе считает Евклид.
Сквозь века он взирает с усмешкой.
Он увидеться нам не велит.
Мы его безымянные пешки.

Я иду по Седьмой авеню.
Ты по Пятой шагаешь, наверно.
Я Евклида совсем не виню.
Всё логично и закономерно.

Параллельны пути и миры.
Но, надеюсь, что где-то на склоне —
склоне лет или склоне горы —
Лобачевский* протянет ладони.

*По теории Лобачевского, параллельные прямые могут пересекаться в бесконечности

Почти прозрачная луна
дневного неба —
на бледной глади полотна —
сестрица Феба*.

А помнишь яркою была
ночная дива,
и тина падала с весла
во тьму залива.

О, как мечтательна порой
сама природа!
Хотела я макнуть перо
в морскую воду...

А чайки, словно во хмелю,
куда-то мчали.
И волны бились о скалу.
И мы молчали.

Луна — сестра Феба в греческой мифологии

Асфальт и листья цвета ночи.
Луна таинственно молчит,
молчит фонарь, потупив очи.
Спустилась ночь слезой свечи.

У дома Он в костюме-тройке.
О, так похож на Сирано!
Ну вот и всё… Нет-нет, постой-ка!
Вооон там Она. Глядит в окно.

«Из подземного царства Аида
пересечь роковую черту
устремились тени всех видов.
Злобный Цербер аж впал в немоту.

От такого финта природы
разыгрался переполох.
Посейдон взбаламутил воды.
Громовержец от грома оглох».

«Переполох на Олимпе»
Елена Литинская

***

Пришла депеша от Гермеса.
Её прочла я не спеша.
Не поняла я ни бельмеса,
точнее вовсе ни шиша.

Вдруг вышла дамочка из пены,
произнесла свой монолог
о том, что на Олимпе Лена
устроила переполох.

Из царства мрачного Аида
явилась тень и говорит:
«Позор, куда глядит Фемида?
Литинской ставим мы на вид...»

«Споила нас — богов — и ходу, —
нам Посейдон кричал со дна, —
сама кивает на природу,
но мы то знаем чья вина!»

Я вдруг увидела, что бочку
на Лену катит Дионис.
Решила я поставить точку.
Сказала строго: «quiet, please!*

Поймите, Лена — поэтесса.
Особый нужен к ней подход».
Отвисла челюсть у Гермеса.
А я продолжила: «Так вот,

есть у Литинской Лены клад свой.
Нет, нет, не золота гора!
Души несметные богатства!
Составить смету нам пора».

И вышел Гелиос на сцену.
И обошлось без всяких смет.
И боги славили Елену,
поскольку Леночка — поэт.

*quiet, please! - тихо, пожалуйста

Рубашка, шляпа и жилетка
о чём-то спорили нередко.
Они решали: кто важней
в круговороте наших дней.
Рубашка: «я скажу по ДЕЛУ —
когда своя, я ближе к телу».
Жилетка: «Но, случись беда,
в меня все плачут. Я горда!»
А шляпа: «Я горда вдвойне,
поскольку ДЕЛО-то во мне!»

Текут часы, текут минуты —
недолгой жизни атрибуты.
Рассудку здравому не внемля,
остановить пытаюсь время.

Остановить минут на сорок,
нет, повернуть, пожалуй, вспять.
Прошедший миг безумно дорог…
Я так хочу ещё поспать.
Звонит будильник, матадором
пронзая сон мой, как быка…
Спешит к будильнику рука…

Я помню песок под ногами. Пустынные пляжи.
Я помню, как волны кокетливо шли в наступленье.
И чайки летали над волнами, будто на страже.
И робкую радость сменяли то грусть, то волненье.

А в книжных романах случайные встречи нередки.
Но это же в книжке, а мы существуем в реале.
И вот разлетелись с тобой, как от ветра салфетки.
И свидеться нам доведётся едва ли… едва ли…

Лететь на огонь — нет глупее занятья.
Зачем я лечу — не имею понятья.
Ведь я не безумна, не слишком смела.
Наверное мне не хватает тепла.

Я собираюсь в гастроном
и, право, чуть не плачу.
Передо мною не бином,
но сложная задача.

Там, за окном, и дождь и град,
у входа стынет лужа.
И в Интернете говорят,
что зонтик очень нужен.

Вот чёрный зонтик — «Три слона».
Нет, это слишком грустно.
Вот цвета красного вина
с нарциссами — безвкусно.

А этот? Ярко-синий фон,
зелёные разводы.
Но он же сумочке не в тон,
и вышел он из моды.

А зонтик цвета янтаря
мне нравится, но Динка
предупреждала ведь не зря,
что он идёт блондинкам.

Лукаво щурит глаз сатир.
Эй, ладно, три-четыре!
Чтоб красота спасала мир,
я мокну в этом мире!

"...Жена же Лотова оглянулась
позади него, и стала соляным
столпом".
Бытие, глава 19.

Под зноем, соли солонее,
Одна, который век подряд.
Кто скажет ей, что было б с нею,
Не оглянись она назад?

А мы, гонимые ветрами,
Бредём по жизни наугад.
Но как узнать, что будет с нами,
Когда посмотрим мы назад?

Сидим с подругой у реки.
Мне муторно, мне плохо.
Смахнув слезинку со щеки,
я говорю, со вздохом:

— Меня покинул Тимофей,
спасёшь ли от недуга?
Ведь ты же главная из фей
и лучшая подруга.

Мне грустно, в сердце пустота…
Он был такой хороший!
Она в ответ:
— Купи кота
и назови Тимошей.

— Кота?.. Персидского?.. Ну да.
Как у моей соседки.
А если он сбежит, тогда?
Нет, лучше птичка в клетке.

Я пугало — простое, огородное,
мужского пола, и, пока, свободное.
Однажды обручился с Бабой Снежною.
Питал я к ней любовь и страсть безбрежную.

Но март настал, за ним пришёл апрель,
и зазвенела музыка — капель.
И в Лету утекла моя любовь.
Остался только нос её — морковь.

Живу я бобылём — оборван, жалок.
Пугаю здесь синиц, ворон и галок.
Друзья, ведь я зачахну так от скуки!
Найдите мне невесту на Фейсбуке.

Прабабушки Розы не помню лица,
но век не забуду: старушка украдкой
в кроватку носила мне два леденца.
Какой ты была — остаётся загадкой.

Есть фото красавицы. Я без конца
смотрю на него и гадаю — она ли?
Прабабушки Розы не помню лица,
а помню, увы, лишь морщины печали…

Беспечные чайки в безликом пространстве.
Скрип старого судна на гребне волны.
И серые скалы, что так безучастны,
И так неприступны, и так холодны…

Вьют гнёзда на скалах стрижи и бакланы,
свободно взлетая над пеной морской.
Природа диктует начало романа.
Тревожит и манит суровый покой.

***

Тщетно описать пыталась в прозе я
грушу под названием Амброзия.
Нет, пока в стихах о ней не спела я,
получалась груша недоспелая.

***

Как трудно на своём стоять, о боги!
Все аргументы я истратила в бою.
Сними пиджак и брось-ка мне под ноги.
Я на твоём немного постою.

Он делал левый поворот,
а я катила прямо.
Он — бестолковый обормот.
Я — пожилая дама.

Не ожидала я никак
такого поворота.
Ещё немножечко и кряк,
и бряк моя «Тойота».

Могла бы я нажать на газ,
сказать ему: «Пошёл-ка...»
Но жму на тормоз всякий раз,
как старая кошёлка.

Вперёд повёл он свой «Пежо»,
и, на мажорной ноте,
вдруг палец показал большой,
он бабушке в «Тойоте».

Нет, всё же он не обормот,
а помнится намедни
иной был дела оборот —
мне показали средний.

Сыну Владику

Желанный гость сегодня в доме,
ловлю усталый добрый взгляд.
Ты здесь, так что мне нужно кроме?..
Ну как дела? Пошли на лад?

Вздохнёшь и бросишь сумку на пол
и остановишь мыслей пляс.
За маму выпьешь и за папу.
А помнишь - кашу ел за нас?

***

Вещи мои не в порядке,
Но это в порядке вещей.

***

На место вещи не клади,
ведь ты, подруга, не зануда.
Приятный поиск впереди,
когда вещей в гостиной груда.

«Куда девалась эта брошь —
подарок будущей свекрови?
Какой бардак, ядрёна вошь!» —
ты пробурчишь, нахмурив брови.

И пусть сегодня ты, увы,
покинешь дом без красной броши,
однако не без головы,
а это стиль, причём хороший.

А сколько радости потом,
когда вернёшься ты с попойки
в дом, перевёрнутый вверх дном,
а брошь твоя в кухонной мойке!

Разбитая чашка
уже не согреет ладонь.
Всего-то промашка.
Осколки порежут — не тронь.

Вчерашние будни.
Они мне давно чужаки —
в коробке посудной
забытые мной черепки.

Но в памяти где-то
остались изгибы дорог,
и беглое лето,
и песни задумчивой слог.

Катись же повозка —
скрипучий смешной тарантас.
Пусть лета обноски*
от ветра пускаются в пляс.

Простите за этот комментарий, но многие, кому я читала этот стишок, не понимали, что "лета обноски" - это листья )))

Любила всегда приключенья искать я.
Вот, помнится, в детстве был fun,
когда я разрезала мамино платье,
чтоб кукле пошить сарафан.

Я стала умней, повзрослела немного.
Теперь я согласна — ты прав!
Не надо сердиться. Ну что ты, ей-богу?
Я только отрежу рукав.

Давно развеялись туманы
тех незапамятных времён…
До папы был роман у мамы.
Тот парень был в неё влюблён.

В ответ она его любила,
но не сложилось, не срослось.
Увы, неведомая сила
рванула нить, и судьбы врозь.

Шли годы. Маму встретил папа.
Он был в калошах, под зонтом,
в коричневом пальто из драпа.
Ну а потом, ну а потом…

Романа первого страницы
желтели. Хлопоты, семья.
Могло иначе всё случиться.
Не родилась бы только я.

Я жду его примерно полчаса,
журналы пролистала все в киоске.
Напрасно, не алеют паруса
на этом сухопутном перекрёстке.

Быть может он не мог найти ключи
и до сих пор сидит, бедняга, дома?
А вдруг ему отец сказал: «Учи
закон Ньютона, Планка или Ома».

Он заболел — простыл? Застрял в метро?
А может он сражается с драконом?
А вдруг ему преградой сто ветров?
Увы, тогда до встречи далеко нам…

Подруга скажет мне наверняка:
«Мужское примитивное коварство»…
А у меня рождается строка —
пожалуй, безотказное лекарство.

Я слышу речь, не слышу слов.
За мной идёт чужая тень.
Какой сегодня месяц, день?
Куда, на чей иду я зов?

Повсюду снег, река во льду.
Рекой иду, всё твёрже шаг.
А солнце жарит, как в аду.
И ни прохожих, ни бродяг.

Я оглянулась, берега
сошлись стеною за спиной.
Куда-то — к чёрту на рога —
должна идти любой ценой.

Не от себя ль иду я прочь?
Как обогнать чужую тень?
Какой сегодня месяц, день?
Луна взошла. Какая ночь!

Помню прошлое столетье:
кукла, мячик, хулахуп.
Как любила поболеть я!
Свинка, грипп ли, ложный круп.

Нежно лба касались предки.
Кап-кап-кап пипеткой в нос.
Даже горькие таблетки
принимала — не вопрос.

Соглашалась парить ножки,
а потом — бегом в кровать.
Мама супчиком из ложки
всё кормила, благодать!

И теперь, когда снарядом
кашель рвётся из груди,
посиди со мною рядом,
просто рядом посиди.

К Лене Литинской 2

Когда обо мне ты затеешь роман,
за словом не станешь ты лазать в карман.
К тебе, как на праздник, сбегутся слова.
Опишешь достоинства — вот и глава!
Потом к недостаткам приблизишься… Нет уж!
Ну разве что мягко. Здесь просится ретушь.
От стрел Купидона не бегала прочь я…
Ну да, здесь, пожалуй, нужны многоточья.
Расскажешь, что в жизни (нет, это не миф!)
исправно я в гору качу, как Сизиф,
какой-то напрасный немереный груз…
А всё остальное — на авторский вкус.

Девушка с нами флиртует на флейте,
лихо пассажи выводит кларнет.
Слушайте музыку, ею болейте,
ею лечитесь — вот вам совет.

Тихий и ласковый звук клавесина.
Медленно в такт я качаю ногой.
Просьба к тебе: ты меня пригласи на
вальс или танец какой-то другой.

***

Удача вновь надела маску.
Не разгадать, не разузнать её секрет.
Как в детстве я ищу подсказку -
в конце задачника хочу найти ответ.


Толковый словарь

Вот словарь – толковый том.
Сколько толку в томе том!
Но, поставь его на полку,
Будет он стоять без толку.

Монолог дятла

Нет, я не певец: не щегол и не дрозд.
И с неба хватать не умею я звёзд.
Но всё же имею я птичьи права!
Плевать, что болит у тебя голова!

Монолог синицы

Ах, я в тоске, неймётся мне, не спится...
Хотя и дружно мы с тобой живём,
Но я в руках твоих – не больше, чем синица,
А в небе я была бы журавлём.

***
Ещё не собраны в дорогу,
ещё судьбы не повернулось колесо.
А наши внуки понемногу
уже идут от peekaboo* до Пикассо.

***

Не просил ни зрелищ я, ни хлеба.
Гордое терпение хранил.
Всё сбылось. Упало прямо с неба,
Бог послал!.. а может уронил?

***

Стою, иду вперёд, взлетаю ввысь ли –
мне кажется, что мчусь я под откос.
Как жаль, что жизнь моя – в каком-то смысле
ответ на риторический вопрос.

***

Я сегодня не тусил,
потому что нету сил.
Был когда-то я стилягой,
А теперь пойду прилягу.

*Peekaboo – ку-ку

Сегодня в школе квадратный корень
хотел извлечь.
Не ученик я, а просто горе.
О чём тут речь?

Нахмурил брови учитель строгий.
Глядит в упор.
Мне б извиниться и «сделать ноги»
на школьный двор.

Кусаю ручку, смотрю в окошко.
Там облака.
Трамвай проехал, мне б на подножку!
Пока, пока!

Бомжу кайфово. Ночуй под небом
и не тужи.
Хочу на волю! На волю мне бы!
Пойду в бомжи.

За кудыкины ли горы
я бегу, надевши шоры?
На какой тут электричке,
чтобы к чёрту на кулички?
И в какой умчаться ступе,
чтоб не киснуть в этом супе,
чтоб не быть ненужной спицей,
непрочитанной страницей,
неопознанным объектом,
чтоб тебя не звали “некто”?..

Не к любовнику, не к другу
я иду. Иду по кругу...
Сколько миль по этой трассе,
чтоб доехать восвояси?

Чем скука отличается от грусти?
Грустить пожалуй лучше в захолустье,
где пахнет клевером, черёмухой, полынью,
что даст простор приятному унынью.

Когда грустим, не думаем о хлебе,
скорее созерцаем звёзды в небе.
Мы лишь накинем кофточки на плечи,
Но о еде не может быть и речи.

Как правило на кухню манит скука.
Там запах щей и жареного лука,
есть доступ к сыру, хлебу и бисквиту.
Нет, скука не помеха аппетиту.

Напиши обо мне. Я останусь в романе
навсегда молодой. Напиши, напиши!
Не взыщу, расскажи, как скиталась в тумане.
Как искала приют для мятежной души.

Сочини что-нибудь. Ты умеешь и в прозе,
и в стихах. Отрази самый лучший момент.
Я по дружбе прошу. Я на полном серьёзе.
Подари happy end. Подари happy end.

В программе я искала «bug*».
Он, как известно, злейший враг.
Ошибки были там и тут,
и даже в стейтменте «compute**».
Я написать могла бы миф
о том, что делал стейтмент «if***».
Творил такое стейтмент «move****»,
мои надежды обманув,
что я рыдала. Ты неправ,
Кобол*****! Ну где твой стейтмент «love»?!

*bug – в программировании это — ошибка

**compute – вычислить

***if – если

****move – передвинуть

***** Кобол — язык программирования

love – ну это все знают)))

Не пойму я, хоть убей,
что находит воробей

в этой серенькой подружке.
Явно — он в неё влюблён!
Вот и место у кормушки
уступил невесте он.

Чем-то надобно привлечь-то,
если нету красоты.
Очевидно это нечто
находил во мне и ты.

Простуда — вещь серьёзная.
Врача молила слёзно я:
«Хочу, хочу пилюли я,
едва сижу на стуле я».
Назначено лечение,
прописано мучение
до умопомрачения,
до самоотречения.

Я листаю каталоги,
пью заморские коктейли.
Залегла в своей берлоге,
наплевать мне на метели.

В книге Данте Алигьери
мы, лентяйки, в пятом круге
ада. Значит в полной мере
нам воздастся. Да, подруги!

Но скажите: слово – “нега”
вам знакомо? А “истома”?
За окном сугробы снега,
а я дома...