Сверкает ночь в своём наряде бальном.
Кругла луна в распахнутом окне.
Она и Он. История банальна
для тех, кто остаётся в стороне…

Но что свершится там — за гранью ночи,
когда рассвет застанет их врасплох,
когда будильник, словно немец точен,
объявит, что закончился пролог?

Иные дни — иные чувства, мысли.
Что будет дальше? Будни не солгут.
Попутный ветер ждёт, «надежды мыс» ли,
«бермудский треугольник», тихий пруд?

Куда ведут двоих морские мили?
Какие бури грянут за кормой?
Где бросить якорь в этом сложном мире?
Что будет значить фраза «путь домой»?

Вопросы с крыш сосульками повисли,
и я на них ответить не могу…
А ИХ не посещают эти мысли.
О, нет! Они пока на берегу.

Монолог отшельника

Алёнка, ты меня прости,
но я уеду в горы
и буду там овец пасти,
и к чёрту мониторы.

Там тишина, там хвойный лес,
там грузди и маслята,
танцуют сосны полонез,
как мы с тобой когда-то.

Куда-нибудь из этих стен.
Качинские*, вы правы!
Меняю я бетонный плен
на рощи и дубравы.

И, если хочешь, ты пости
в просторном виртуале.
А я уйду овец пасти
и спать на сеновале.

*Качинский — профессор университета Беркли, известный отшельник. Причина ухода от цивилизации — боязнь современных технологий.

Списав домашнее задание,
я собиралась на свидание.
Сказала предкам: «Ждите к ужину».
«Я к Лене», — бросила сконфуженно.
Чтоб быть смелей на «поле брани», я
всё подготовила заранее:
кулон, серёжки и браслетики.
Не пожалела и косметики.
Была одета в Бохо* стиле я.
И мной взята была «Бастилия»!

А утром — в класс. А там контрольная!
«Ну вот!» — воскликнула невольно я.
И тема сложная — «Рептилии».
Эх, жаль, не «взятие Бастилии».

*Бохо стиль — стиль в одежде, сочетающий в себе различные элементы стилей хиппи, винтаж, цыганские и другие этнические мотивы.

Представь, мне снилось «Простоквашино».
(Ты помнишь этот дивный край).
Бреду, весною ошарашена —
во сне бушует месяц-май.

Задумчив клён, качает ветками,
изящных не лишён манер.
Под ним дурачились нередко мы…
А рядом дуб — пенсионер.

Вот белка, шишку держит лапками,
меня увидела — в кусты.
А ветер тучками-заплатками
играет… Кажется, что ты…

опять со мной… Но хватит мистики.
Всему свой срок и свой черёд.
А строки эти — клёна листики.
Их скоро ветром унесёт.

Прячу летние сандалии,
Достаю свои печали и
Свитера из сундука.
Вот и курточка с подстёжкою,
И пальто с какой-то кошкою,
Ботики из бутика.

Солнце спряталось негаданно.
Мне домой спешить бы надо, но
Я немного задержусь.
Мне в лицо летит кленовый лист,
И я мысленно танцую твист.
Он не в моде, ну и пусть.

Как хочу я быть вчерашнею:
Безрассудной, бесшабашною
И ещё чего-то без
Плавать ночью в Атлантическом
И смеяться гомерически.
Знать, в меня вселился бес.

Кашу вкусную из тыквы
вы не съели, и от мамы
получили нынче втык вы
и задачу сверх программы.

А в задаче те же трубы,
из которых «вытекает»:
в инстаграмы и ютьюбы
мама снова не пускает.

Слова выходят из темницы
на божий свет.
Им надоело там ютиться,
и смысла нет.
В строю нестройном на листочке
мои слова.
Они вот-вот дойдут до точки,
но чёрта с два!
Уже отвергнуты бедняги
на этот раз.
Уже в корзине лист бумаги,
но я не пас.

Слова иные, смелее прежних,
упали с крыш.
Ложатся строки. И что-то между.
Ну вот и стиш.

Ожидание весны

Морозным днём ждала письма я,
потом надеялась весьма я
на твой приход.
А ты опять промчалась мимо.
Остался только этот снимок,
но через год
придёшь в зелёном кимоно ты.
И зазвучат надежды ноты.
А через два —
вернёшься ты в манто от Gucci
и улыбнёшься мне сквозь тучи
и то едва…

На склоне дня в преддверьи стуж
захлопнул дверь сквозняк,
как разобидевшийся муж.
Нет-нет, не мой. Итак

пришла любимая пора...
Не в Болдино. Ну что ж…
Собрался дождь, и с плеч жара,
и жёлтых листьев дрожь.

Стемнело. Манит лист иной
на письменном столе.
А осень шепчет за спиной:
«Живи ещё сто лет».

Монолог маленького жирафа

Пусть глаза мои печальны,
я из радужных мазков.
Ярким, индивидуальным
я слыву у знатоков.

Но малыш: акселератом
я не стал. Не из верзил.
Кто же ты, чудак-новатор,
что меня изобразил?

Я могу сказать одно лишь,
что красуюсь на холсте.
Взгляд на мне ты остановишь
даже в жуткой суете.

Запасли виноградные гроздья
потаённую сладость земли.
К нам идёт златовласая гостья -
звук минорных аккордов вдали.

Сладкий вкус виноградного сока...
А печали идут по пятам.
Осень, ты, как и я, одинока.
Мы с тобой из бальзаковских дам.

Я собираю по крупицам
твой взгляд, улыбку, слово, жест.
И кропотливо так трудиться
мне никогда не надоест.

Я на тебя гляжу, робея.
Не надо так меня смущать!
Могла бы всё простить тебе я,
да только нечего прощать.

Пересекаю все кордоны -
волной к желанным берегам.
И всех поклонников поклоны
бросаю я к твоим ногам.

(написано от лица моей ЛГ)

Я жду его примерно полчаса,
журналы перелистаны в киоске.
Напрасно, не алеют паруса
на этом сухопутном перекрёстке.

Быть может, он не мог найти ключи
и до сих пор сидит, бедняга, дома?
А вдруг ему отец сказал: «Учи
закон Ньютона, Планка или Ома».

Он заболел — простыл? Застрял в метро?
А, может быть, сражается с драконом?
А вдруг ему преградой сто ветров?
Увы, тогда до встречи далеко нам…

С тех пор прошли года и сотни гроз…
И столько было горечи испито!
И столько было сказано всерьёз.
И столько недосказано, забыто.

Глядит уныло прошлое в упор.
В нём тьма хлопот и суетного люда.
Но кажется, что там я до сих пор —
на перекрёстке — жду, как прежде, чуда.

Я мою, мою сковородки.
Я тру их содой без конца.
И превращаются уродки
в красавиц — воду пей с лица.

Я тру усердно. День проходит.
Мои подруги тоже трут.
Когда ж нас всех облагородит
сей бесконечный скорбный труд?

Помню, как с Вас, барабашка,
я отряхнула золу.
Вам постирала рубашку
и пригласила к столу.

Помню, спросила тактично,
взглядом Вас нежно согрев:
«Где мой котёнок тряпичный,
слоник и плюшевый лев?»

Вы отвечали тогда мне,
спрятав за щёку драже:
мол, ты разбрасывай камни,
но не игрушки уже.

Я в баре встретился с Мишель.
Гляжу, красотка без изъяна.
Принцесса, ноги от ушей.
С ума свела меня - «гурмана».

Я вёл себя, как супермен,
интеллигент, но всё же мачо.
Мне веял ветер перемен.
Я пожелал себе удачи.

А через час она уже
меня опутывала лихо.
Ну да, ведь НОГИ ОТ УШЕЙ!
И тут я понял — паучиха.

Мы сидим спиной друг к другу,
за компьютерами оба.
За окном стенает вьюга
и доводит до озноба.

Бой часов нам еле слышен,
ведь наушники — помеха.
Домовой зовёт из ниши,
а в ответ ему лишь эхо.

Мы живём в параллельных мирах.
Оба мы параллельны апрелю.
Нам казалось на первых порах:
пересечься должны параллели.

Но иначе считает Евклид.
Сквозь века он взирает с усмешкой.
Он увидеться нам не велит.
Мы его безымянные пешки.

Я иду по Седьмой авеню.
Ты по Пятой шагаешь, наверно.
Я Евклида совсем не виню.
Всё логично и закономерно.

Параллельны пути и миры.
Но, надеюсь, что где-то на склоне —
склоне лет или склоне горы —
Лобачевский* протянет ладони.

*По теории Лобачевского, параллельные прямые могут пересекаться в бесконечности

Почти прозрачная луна
дневного неба —
на бледной глади полотна —
сестрица Феба*.

А помнишь яркою была
ночная дива,
и тина падала с весла
во тьму залива.

О, как мечтательна порой
сама природа!
Хотела я макнуть перо
в морскую воду...

А чайки, словно во хмелю,
куда-то мчали.
И волны бились о скалу.
И мы молчали.

Луна — сестра Феба в греческой мифологии

Асфальт и листья цвета ночи.
Луна таинственно молчит,
молчит фонарь, потупив очи.
Спустилась ночь слезой свечи.

У дома Он в костюме-тройке.
О, так похож на Сирано!
Ну вот и всё… Нет-нет, постой-ка!
Вооон там Она. Глядит в окно.

«Из подземного царства Аида
пересечь роковую черту
устремились тени всех видов.
Злобный Цербер аж впал в немоту.

От такого финта природы
разыгрался переполох.
Посейдон взбаламутил воды.
Громовержец от грома оглох».

«Переполох на Олимпе»
Елена Литинская

***

Пришла депеша от Гермеса.
Её прочла я не спеша.
Не поняла я ни бельмеса,
точнее вовсе ни шиша.

Вдруг вышла дамочка из пены,
произнесла свой монолог
о том, что на Олимпе Лена
устроила переполох.

Из царства мрачного Аида
явилась тень и говорит:
«Позор, куда глядит Фемида?
Литинской ставим мы на вид...»

«Споила нас — богов — и ходу, —
нам Посейдон кричал со дна, —
сама кивает на природу,
но мы то знаем чья вина!»

Я вдруг увидела, что бочку
на Лену катит Дионис.
Решила я поставить точку.
Сказала строго: «quiet, please!*

Поймите, Лена — поэтесса.
Особый нужен к ней подход».
Отвисла челюсть у Гермеса.
А я продолжила: «Так вот,

есть у Литинской Лены клад свой.
Нет, нет, не золота гора!
Души несметные богатства!
Составить смету нам пора».

И вышел Гелиос на сцену.
И обошлось без всяких смет.
И боги славили Елену,
поскольку Леночка — поэт.

*quiet, please! - тихо, пожалуйста

Рубашка, шляпа и жилетка
о чём-то спорили нередко.
Они решали: кто важней
в круговороте наших дней.
Рубашка: «я скажу по ДЕЛУ —
когда своя, я ближе к телу».
Жилетка: «Но, случись беда,
в меня все плачут. Я горда!»
А шляпа: «Я горда вдвойне,
поскольку ДЕЛО-то во мне!»

Текут часы, текут минуты —
недолгой жизни атрибуты.
Рассудку здравому не внемля,
остановить пытаюсь время.

Остановить минут на сорок,
нет, повернуть, пожалуй, вспять.
Прошедший миг безумно дорог…
Я так хочу ещё поспать.
Звонит будильник, матадором
пронзая сон мой, как быка…
Спешит к будильнику рука…

Я помню песок под ногами. Пустынные пляжи.
Я помню, как волны кокетливо шли в наступленье.
И чайки летали над волнами, будто на страже.
И робкую радость сменяли то грусть, то волненье.

А в книжных романах случайные встречи нередки.
Но это же в книжке, а мы существуем в реале.
И вот разлетелись с тобой, как от ветра салфетки.
И свидеться нам доведётся едва ли… едва ли…

Лететь на огонь — нет глупее занятья.
Зачем я лечу — не имею понятья.
Ведь я не безумна, не слишком смела.
Наверное мне не хватает тепла.

Я собираюсь в гастроном
и, право, чуть не плачу.
Передо мною не бином,
но сложная задача.

Там, за окном, и дождь и град,
у входа стынет лужа.
И в Интернете говорят,
что зонтик очень нужен.

Вот чёрный зонтик — «Три слона».
Нет, это слишком грустно.
Вот цвета красного вина
с нарциссами — безвкусно.

А этот? Ярко-синий фон,
зелёные разводы.
Но он же сумочке не в тон,
и вышел он из моды.

А зонтик цвета янтаря
мне нравится, но Динка
предупреждала ведь не зря,
что он идёт блондинкам.

Лукаво щурит глаз сатир.
Эй, ладно, три-четыре!
Чтоб красота спасала мир,
я мокну в этом мире!

"...Жена же Лотова оглянулась
позади него, и стала соляным
столпом".
Бытие, глава 19.

Под зноем, соли солонее,
Одна, который век подряд.
Кто скажет ей, что было б с нею,
Не оглянись она назад?

А мы, гонимые ветрами,
Бредём по жизни наугад.
Но как узнать, что будет с нами,
Когда посмотрим мы назад?

Сидим с подругой у реки.
Мне муторно, мне плохо.
Смахнув слезинку со щеки,
я говорю, со вздохом:

— Меня покинул Тимофей,
спасёшь ли от недуга?
Ведь ты же главная из фей
и лучшая подруга.

Мне грустно, в сердце пустота…
Он был такой хороший!
Она в ответ:
— Купи кота
и назови Тимошей.

— Кота?.. Персидского?.. Ну да.
Как у моей соседки.
А если он сбежит, тогда?
Нет, лучше птичка в клетке.

Я пугало — простое, огородное,
мужского пола, и, пока, свободное.
Однажды обручился с Бабой Снежною.
Питал я к ней любовь и страсть безбрежную.

Но март настал, за ним пришёл апрель,
и зазвенела музыка — капель.
И в Лету утекла моя любовь.
Остался только нос её — морковь.

Живу я бобылём — оборван, жалок.
Пугаю здесь синиц, ворон и галок.
Друзья, ведь я зачахну так от скуки!
Найдите мне невесту на Фейсбуке.

Прабабушки Розы не помню лица,
но век не забуду: старушка украдкой
в кроватку носила мне два леденца.
Какой ты была — остаётся загадкой.

Есть фото красавицы. Я без конца
смотрю на него и гадаю — она ли?
Прабабушки Розы не помню лица,
а помню, увы, лишь морщины печали…

Беспечные чайки в безликом пространстве.
Скрип старого судна на гребне волны.
И серые скалы, что так безучастны,
И так неприступны, и так холодны…

Вьют гнёзда на скалах стрижи и бакланы,
свободно взлетая над пеной морской.
Природа диктует начало романа.
Тревожит и манит суровый покой.

***

Тщетно описать пыталась в прозе я
грушу под названием Амброзия.
Нет, пока в стихах о ней не спела я,
получалась груша недоспелая.

***

Как трудно на своём стоять, о боги!
Все аргументы я истратила в бою.
Сними пиджак и брось-ка мне под ноги.
Я на твоём немного постою.

Он делал левый поворот,
а я катила прямо.
Он — бестолковый обормот.
Я — пожилая дама.

Не ожидала я никак
такого поворота.
Ещё немножечко и кряк,
и бряк моя «Тойота».

Могла бы я нажать на газ,
сказать ему: «Пошёл-ка...»
Но жму на тормоз всякий раз,
как старая кошёлка.

Вперёд повёл он свой «Пежо»,
и, на мажорной ноте,
вдруг палец показал большой,
он бабушке в «Тойоте».

Нет, всё же он не обормот,
а помнится намедни
иной был дела оборот —
мне показали средний.

Сыну Владику

Желанный гость сегодня в доме,
ловлю усталый добрый взгляд.
Ты здесь, так что мне нужно кроме?..
Ну как дела? Пошли на лад?

Вздохнёшь и бросишь сумку на пол
и остановишь мыслей пляс.
За маму выпьешь и за папу.
А помнишь - кашу ел за нас?

***

Вещи мои не в порядке,
Но это в порядке вещей.

***

На место вещи не клади,
ведь ты, подруга, не зануда.
Приятный поиск впереди,
когда вещей в гостиной груда.

«Куда девалась эта брошь —
подарок будущей свекрови?
Какой бардак, ядрёна вошь!» —
ты пробурчишь, нахмурив брови.

И пусть сегодня ты, увы,
покинешь дом без красной броши,
однако не без головы,
а это стиль, причём хороший.

А сколько радости потом,
когда вернёшься ты с попойки
в дом, перевёрнутый вверх дном,
а брошь твоя в кухонной мойке!

Разбитая чашка
уже не согреет ладонь.
Всего-то промашка.
Осколки порежут — не тронь.

Вчерашние будни.
Они мне давно чужаки —
в коробке посудной
забытые мной черепки.

Но в памяти где-то
остались изгибы дорог,
и беглое лето,
и песни задумчивой слог.

Катись же повозка —
скрипучий смешной тарантас.
Пусть лета обноски*
от ветра пускаются в пляс.

Простите за этот комментарий, но многие, кому я читала этот стишок, не понимали, что "лета обноски" - это листья )))

Любила всегда приключенья искать я.
Вот, помнится, в детстве был fun,
когда я разрезала мамино платье,
чтоб кукле пошить сарафан.

Я стала умней, повзрослела немного.
Теперь я согласна — ты прав!
Не надо сердиться. Ну что ты, ей-богу?
Я только отрежу рукав.

Давно развеялись туманы
тех незапамятных времён…
До папы был роман у мамы.
Тот парень был в неё влюблён.

В ответ она его любила,
но не сложилось, не срослось.
Увы, неведомая сила
рванула нить, и судьбы врозь.

Шли годы. Маму встретил папа.
Он был в калошах, под зонтом,
в коричневом пальто из драпа.
Ну а потом, ну а потом…

Романа первого страницы
желтели. Хлопоты, семья.
Могло иначе всё случиться.
Не родилась бы только я.

Я жду его примерно полчаса,
журналы пролистала все в киоске.
Напрасно, не алеют паруса
на этом сухопутном перекрёстке.

Быть может он не мог найти ключи
и до сих пор сидит, бедняга, дома?
А вдруг ему отец сказал: «Учи
закон Ньютона, Планка или Ома».

Он заболел — простыл? Застрял в метро?
А может он сражается с драконом?
А вдруг ему преградой сто ветров?
Увы, тогда до встречи далеко нам…

Подруга скажет мне наверняка:
«Мужское примитивное коварство»…
А у меня рождается строка —
пожалуй, безотказное лекарство.

Я слышу речь, не слышу слов.
За мной идёт чужая тень.
Какой сегодня месяц, день?
Куда, на чей иду я зов?

Повсюду снег, река во льду.
Рекой иду, всё твёрже шаг.
А солнце жарит, как в аду.
И ни прохожих, ни бродяг.

Я оглянулась, берега
сошлись стеною за спиной.
Куда-то — к чёрту на рога —
должна идти любой ценой.

Не от себя ль иду я прочь?
Как обогнать чужую тень?
Какой сегодня месяц, день?
Луна взошла. Какая ночь!

Помню прошлое столетье:
кукла, мячик, хулахуп.
Как любила поболеть я!
Свинка, грипп ли, ложный круп.

Нежно лба касались предки.
Кап-кап-кап пипеткой в нос.
Даже горькие таблетки
принимала — не вопрос.

Соглашалась парить ножки,
а потом — бегом в кровать.
Мама супчиком из ложки
всё кормила, благодать!

И теперь, когда снарядом
кашель рвётся из груди,
посиди со мною рядом,
просто рядом посиди.

К Лене Литинской 2

Когда обо мне ты затеешь роман,
за словом не станешь ты лазать в карман.
К тебе, как на праздник, сбегутся слова.
Опишешь достоинства — вот и глава!
Потом к недостаткам приблизишься… Нет уж!
Ну разве что мягко. Здесь просится ретушь.
От стрел Купидона не бегала прочь я…
Ну да, здесь, пожалуй, нужны многоточья.
Расскажешь, что в жизни (нет, это не миф!)
исправно я в гору качу, как Сизиф,
какой-то напрасный немереный груз…
А всё остальное — на авторский вкус.

Девушка с нами флиртует на флейте,
лихо пассажи выводит кларнет.
Слушайте музыку, ею болейте,
ею лечитесь — вот вам совет.

Тихий и ласковый звук клавесина.
Медленно в такт я качаю ногой.
Просьба к тебе: ты меня пригласи на
вальс или танец какой-то другой.

***

Удача вновь надела маску.
Не разгадать, не разузнать её секрет.
Как в детстве я ищу подсказку -
в конце задачника хочу найти ответ.


Толковый словарь

Вот словарь – толковый том.
Сколько толку в томе том!
Но, поставь его на полку,
Будет он стоять без толку.

Монолог дятла

Нет, я не певец: не щегол и не дрозд.
И с неба хватать не умею я звёзд.
Но всё же имею я птичьи права!
Плевать, что болит у тебя голова!

Монолог синицы

Ах, я в тоске, неймётся мне, не спится...
Хотя и дружно мы с тобой живём,
Но я в руках твоих – не больше, чем синица,
А в небе я была бы журавлём.

***
Ещё не собраны в дорогу,
ещё судьбы не повернулось колесо.
А наши внуки понемногу
уже идут от peekaboo* до Пикассо.

***

Не просил ни зрелищ я, ни хлеба.
Гордое терпение хранил.
Всё сбылось. Упало прямо с неба,
Бог послал!.. а может уронил?

***

Стою, иду вперёд, взлетаю ввысь ли –
мне кажется, что мчусь я под откос.
Как жаль, что жизнь моя – в каком-то смысле
ответ на риторический вопрос.

***

Я сегодня не тусил,
потому что нету сил.
Был когда-то я стилягой,
А теперь пойду прилягу.

*Peekaboo – ку-ку

Сегодня в школе квадратный корень
хотел извлечь.
Не ученик я, а просто горе.
О чём тут речь?

Нахмурил брови учитель строгий.
Глядит в упор.
Мне б извиниться и «сделать ноги»
на школьный двор.

Кусаю ручку, смотрю в окошко.
Там облака.
Трамвай проехал, мне б на подножку!
Пока, пока!

Бомжу кайфово. Ночуй под небом
и не тужи.
Хочу на волю! На волю мне бы!
Пойду в бомжи.

За кудыкины ли горы
я бегу, надевши шоры?
На какой тут электричке,
чтобы к чёрту на кулички?
И в какой умчаться ступе,
чтоб не киснуть в этом супе,
чтоб не быть ненужной спицей,
непрочитанной страницей,
неопознанным объектом,
чтоб тебя не звали “некто”?..

Не к любовнику, не к другу
я иду. Иду по кругу...
Сколько миль по этой трассе,
чтоб доехать восвояси?

Чем скука отличается от грусти?
Грустить пожалуй лучше в захолустье,
где пахнет клевером, черёмухой, полынью,
что даст простор приятному унынью.

Когда грустим, не думаем о хлебе,
скорее созерцаем звёзды в небе.
Мы лишь накинем кофточки на плечи,
Но о еде не может быть и речи.

Как правило на кухню манит скука.
Там запах щей и жареного лука,
есть доступ к сыру, хлебу и бисквиту.
Нет, скука не помеха аппетиту.

Напиши обо мне. Я останусь в романе
навсегда молодой. Напиши, напиши!
Не взыщу, расскажи, как скиталась в тумане.
Как искала приют для мятежной души.

Сочини что-нибудь. Ты умеешь и в прозе,
и в стихах. Отрази самый лучший момент.
Я по дружбе прошу. Я на полном серьёзе.
Подари happy end. Подари happy end.