Доброй вам пятницы, славные обитатели Литсети!
Доброе утро всем, кто ждал анонса вчера)
Прошу прощения, мои мудрые коллеги!
Однажды я прочла такое определение: мудрость - это когда морщины в голове, а не на лице.
А что для вас мудрость?
Делитесь)
Тема: мудрость Не стесняйтесь критиковать и рецензировать произведения)
Правила: 1. На конкурс принимаются стихи, опубликованные на сайте ЛитСеть.
2. Участник может подать до 3 стихотворений.
Каждое - в новой рецензии! 3. Правило подачи заявки:
рецензия,
название стихотворения, ссылка на страницу произведения и текст. 4. Стихи с ненормативной лексикой, стихи низкого художественного уровня, стихи, не отвечающие конкурсному заданию - не принимаются!
5. Задание выделено
зеленым цветом.
6. Решение об отклонении стихотворения принимает Ведущий конкурса. Решение Ведущего окончательное, обжалованию не подлежит.
7. Внимание! В "Седьмой пятнице" можно и нужно флудить, НО: только в виде критических рецензий и ремарок. Имеете что сказать - говорите.)))
8. Авторы, подавшие заявку и получившие критическую поддержку, могут править свои работы до 20.00 понедельника. Главное - не забыть обозначить окончательный вариант.
9. Все авторы, оказавшие критическую помощь участникам, участвуют в номинации "Лучший критический пендель".
10. Спорить с критиками - можно, ругаться - нельзя, а обижаться - глупо.)))
11. "Седьмая пятница" - не анонимный конкурс! Призовой фонд: При наличии 10 заявок - 1 победитель (100 баллов), 20 - 2 призовых места (100 и 60 баллов), 30 - 3 призовых места (100,60 и 40 баллов). Но в любом случае - не более 5 призовых мест.
Приз "Лучший критический пендель" - 100 баллов.
Сроки конкурса: Начинаем в пятницу, 3 сентября.
Прием стихов завершается в понедельник, 6 сентября, в 22.00.
Голосование зрителей и участников: вторник-четверг, до 24.00
В пятницу, 10 сентября, публикуем итоги и раздаем призы)
Ведущая конкурса -
Ирина Корнетова Соведущая конкурса -
Эризн
Опубликовано: 04/09/21, 10:19 | Последнее редактирование: Татьяна_Вл_Демина 19/09/21, 08:07
| Просмотров: 6015 | Комментариев: 44
Поздравляем, Мурр)))
И я поздравляю всех участников, потому что интересные стихи принесли и написали)
http://litset.ru/publ/69-1-0-67093
Часть I
На стогнах градов, сёл и весей горят костры еретиков;
слетает стон с их гордой спеси, а с ним забвенье вглубь веков.
«Се гряду скоро» – есть в писанье; «о дне же сем» никто не знал.
Прийти – он дал обетованье, и каждый с верой в сердце ждал…
Свершилось чудо – он явился; и мёртвый встал, прозрел слепой.
Соборный патер помолился. «Талифа-куми»* – Боже мой.
Воскресла дева, взявши розы; безликий ужас, крики, плач.
Скользящей тенью, руша грёзы, явился он – седой палач.
Он – кардинал и инквизитор, с лицом сухим, но с блеском глаз.
Кидает взгляд свой ядовитый, кивком небрежным, дав приказ,
неуловимо желчно скалясь (тот, кто дерзнул – в реестр внесён).
Уже известен способ кары тех, кто тревожит вечный сон.
Спаситель схвачен лютой стражей – боязнь вернула к смерти вкус.
Толпа склонилась, страх уважен – пред палачом бессилен трус.
Сгустились тучи серой хмари, Спаситель в каменной тюрьме.
Помочь хотел дрожащей твари – не нужен свет кромешной тьме.
А кардинал его пытает, зачем пришёл он в этот мир:
– Поведай мне одну из тайн,... ведь это ты? Ты тот кумир?
Младое племя Ирод злющий всё истребил из-за тебя?
Молчал пленённый. Власть имущий продолжил речь, нутром кипя:
–Ты хочешь дать толпе свободу? Мы опыт сей прошли давно.
Зачем она тупому сброду? Нужны хлеба им и вино.
Тебе сейчас целуют ноги, а завтра дам я им приказ –
к костру сгребать угли с дороги, они пойдут без лишних фраз.
Одобрят все твоё сожженье, и слов бессмертных на одре,
им не понять; без сожаленья сожгут их молча на костре.
Все чудеса умрут мгновенно. Сметет их папская метла.
В веках прослывшее нетленным сгорит в Святом огне дотла.
Великий дух с тобой в пустыне, о чём-то мудром говорил?
Поведай нам о той святыне, что высший разум возвестил.
Нам в трёх вопросах самых важных – открой все тайны бытия,
Пришёл ты с правдою сермяжной. Для них она – галиматья.
Ты лучше б камни той пустыни в хлеба чудесно обратил.
А ты им даришь вкус полыни, но горький вкус всегда претил.
Ошибка в первом есть вопросе – нет смысла в воле без хлебов.
Всегда с тебя голодный спросит – плоды земли без облаков.
Себя же сами не накормят. Они ничтожны и слабы.
Всех, кто умней и выше нормы – убьют и плюнут в их гробы.
Пусть за тобой десятки тысяч, поняв, пойдут, поднявши флаг.
А остальных – прутами высечь? Иль умертвить и всех в овраг?
Нет, так нельзя! Они ничтожны, но их возможно приручить.
Ума в них нет. Понять им сложно, им не дано твой смысл постичь.
Я им скажу совсем другое, во благо будет эта ложь:
Скажу, что ты принёс святое. Ты статус Бога обретёшь.
Совру, что мы тебе послушны и правим именем твоим.
Их обману, поверь так нужно. Тебя мы снова умертвим.
Отвёрг ты эту мысль в пустыне, подняв свободу до небес.
Ошибся ты тогда и ныне, но удивил тем, что воскрес.
И пред тобою преклонились, причём все вместе, всей толпой.
Ничто сейчас не изменилось – стада всегда идут гурьбой.
И в войнах лютых истребляясь, во имя избранных богов,
пред божьей властью преклонялись, плюя в богов своих врагов.
А знамя хлебушка земного дороже им хлебов небес,
и сытость личная намного милее всех твоих чудес.
Второй вопрос еще сложнее. Не только хлебом мы живём.
Есть ипостась, хлебов важнее. Её мы совестью зовём.
Еще одну открою тайну. Она не в том, чтоб только жить.
Жить для чего!? И не случайно хотят все совесть обольстить.
А человек, хлеба забросив, и истребивши сам себя,
пойдет за тем, кто превозносит свободу совести любя.
А ты, пленив людей любовью, повёл их души за собой,
забыв закон омытый кровью, что выбор может быть любой;
что человек лишь сам решает, что есть добро, а что есть зло;
своей свободой угнетая – им дал духовное кайло.
Легко своё разрушить царство, коль совесть нету сил пленить.
А, между прочим, есть лекарство, её нам можно подчинить.
Три силы мира – чудо, тайна, а также наш авторитет,
на ум влияют чрезвычайно, всегда так было сотни лет.
С вершины храма прыгнуть сможешь и доказать, что Божий сын?
Ты все сомненья уничтожишь, словам твоим цена – алтын.
Иди верзись – не расшибёшься, подхватят ангелы тебя;
тем самым – к чуду прикоснёшься, все за тобой пойдут любя.
Совсем не в Бога люди верят. Они все ищут чудеса.
И чудесами веру мерят, а ты несешь им словеса.
Ты не сошёл с креста нарочно, когда дразнили все тебя.
Свободной верой непорочной, их одарил себя сгубя.
Ты высоко судил о людях, теперь же глянь – кого вознёс.
Они больны все словоблудьем, ты не дождёшься честных слёз.
К кому же ты опять явился? Быть может, к избранных своим?
Твой подвиг людям полюбился. Всегда ценил народ экстрим.
Зачем так сделал? Это тайна. Мы, эту тайну оседлав,
исправив подвиг твой печальный, им написали сотни глав.
И написали так искусно, они читают сотни лет.
Тебе принять всё это грустно, был признан наш авторитет.
И пусть в отчаянье бунтуют, за их свободу ты терпел.
Они таких, как ты, линчуют, души смятенье – их удел.
Но за тобой пошли другие, свободной волею сердец,
отвергнув чары колдовские, сидит в их сущности – боец.
Но их, окутав той же тайной, с сердец их снимем страшный дар;
а ношу облегчим буквально, в их душах погасив пожар.
Твой шанс, увы, давно упущен, ты оказался не у дел,
хоть был к их совести допущен и их хлебами овладел.
Мы взяли меч, который кесарь упорно дать хотел тебе,
и отслужили в храме мессу, отдавши дань людской мольбе.
Признают люди нашу «тайну», и станет толпам легче жить;
а мы обмолвимся случайно, что Бог позволил им грешить.
А за грехи их наказанье возьмем, конечно, на себя.
Им скажем: «Путь свой на закланье, ты сделал ради них – любя».
Мы на себя возьмём проклятье в познании добра и зла,
пред тем как смерть наденет платье и закопают их тела.
Мы сохраним секрет для счастья, для их же счастья, ты пойми;
награду вечную обрящут, ведь не такие, как они.
Нам предрекали все пророки, что ты придёшь и победишь.
Учли мы горькие уроки, и ты в остроге здесь сидишь.
Ты знай, и я был в той пустыне, где ты свободу восхвалял,
но нету твёрже той твердыни, что в тех песках тогда познал.
Вернулся я, примкнувши к сонму тех, кто исправил подвиг твой,
и культу лунному, ночному служу, и я здесь царь земной.
Ушёл от гордых, воротился, я царь и бог здесь и пастух.
Ты зря сюда к нам возвратился, сломаем твой гордынный дух.
Ты заслужил костёр горячий, и завтра в нём сгоришь живьём.
Второй приход твой – неудачен, сгоришь и будешь смыт дождём.
* Талифа-куми — сирийское выражение, употреблённое в Евангелии от Марка (V, 41) и значащее в переводе «девица, встань!».
А мы собираем годы...
http://litset.ru/publ/3-1-0-5618
А мы собираем годы,
Теряемся, выживаем…
Меняем ключи и коды,
Врастаем в пути, трамваи…
Не режем в тоске запястья,
Не губим впустую души,
Не верим в другое счастье,
И прячем за дверью стужу,
Где воет охрипший ветер
С повадками террориста…
И тянутся в небо ветви,
И крыши торчат ребристо.
Не нам – под откос, о стены
Не бьёмся, не бьём посуду,
Не рвём провода и тени
Нелепо и безрассудно.
Срастаемся снами, кожей,
Не злимся, не треплем нервы,
Но тесный покой возможно
Измерить какою мерой?
Гуляя, синхронно дышим,
Смеёмся, молчим без фальши.
И в чем-то мы стали ближе,
А в чем-то – намного дальше.
Рыдает февраль беспутный,
Луна – фонарь трубочиста…
И старое позабудем,
И нового не случится...
http://litset.ru/publ/19-1-0-68248
Не понимаю мудрецов,
Они богоподобны.
Ношу я глупое лицо,
Родное и удобное.
Ежу понятно: бред несу,
Но как остановиться?
И разбираться недосуг
Я – гений иль тупица.
От мудрости лекарства нет,
Так, может, не болеть-то?
Пойти внезапно на балет,
Иль спеть с собой дуэтом,
Чтоб только мудрою не слыть.
(Тьфу, тьфу, зачем мне это?)
Тогда, наверно… может быть
Не будет и секретов.
Я заморочек не люблю
И всяких провокаций.
В себя саму не лезу вглубь.
Зачем в себе копаться?
Возможно, мудрость там и есть,
Проходит испытанье.
Но мной наложенный арест
На мудрость
Соблюдаю.
http://litset.ru/publ/16-1-0-66579
Мчишься опять
Лучезарная и счастливая -
Лана Дель Рей в наушниках ритмом взвешенным.
Доченька, только по зебре, прошу, штативами -
Ножками тонкими перебегать проезжую.
Ела ли кашу на завтрак, хватило ль времени?
Сны... Я забыла о снах, у тебя цветастые?
Где-то на карте, западней или северней,
Где мало солнца - там разрешено опаздывать.
Ты и сама всё знаешь - мудрец с рождения,
Это у мамы сегодня качает палубу.
Видишь ли, настроение чуть осеннее.
Будешь свободнее - перезвони, пожалуйста.
http://litset.ru/publ/69-1-0-66732
Я, как нечитаная книга,
Меня открыли, не закрыв.
Я дал бы знанье, в том интрига,
Что голос сел, крича в надрыв.
Идти спокойней по равнине
К сермяге сошьего креста,
И, заплутавшись в чертовщине,
Ей напоить свои уста.
А совесть пусть себе дымится,
Заслушавшись сама собой.
Глухарь – бесчувственная птица,
Дороже личный всем покой.
Заткала всех нас паутина,
Забыта книга – вся в пыли.
Муть разливают из кувшина
Пустопорожние врали.
Договорившись и условясь,
Душе растленной впрыснув яд,
За горло взяли нашу совесть,
С ней чёрный выполнив обряд.
Токуй, глухарь, рассветной ранью,
А мимо тесною гурьбой –
Стада покорные бараньи
Идут уныло на убой.
http://litset.ru/publ/10-1-0-49797
Дома размыты в городе большом...
Спросила тихо: "ты ко мне пришел?"
возможно странный гость ошибся дверью,
вдруг перепутав улицу, страну?
Но гость твой утвердительно кивнул -
Он в правильном приходе был уверен…
Пускай и намекали зеркала...
Но возраст ты упорно не ждала…
С другими он встречается, казалось.
"Что ж, заходи», - сказала ты ему:
"Где мудрость, и один ты почему?"
пожал плечами: "Мудрость задержалась."
Работая с тех пор, как заводной,
над имиджем твоим он сединой
мелирует, пускает в ход морщины…
Галантнее его в природе нет –
клинических диагнозов букет
вручает, как внимательный мужчина…
И с каждым новым приходящим днем
все сумрачней в пристанище твоем...
И с аппетитом медленно сжирает
цвета картинок мира тьма живая…
Год, месяц -- это не меняет дела.
Меня позвал несчастный человек
(пора, дружище, вместе полетели?!)
Возможно ли судьбу перебивать? --
желанье перед смертью неподсудно:
край крыши, нулевой меридиан
и параллель, свалившейся посудой --
скользнём не вверх, но вниз; дворы черны,
бессильны в ожиданье нашей муки;
а фонарей неясные черты
готовы отшатнуться и потухнуть.
Всего лишь шаг,
лишь шаг
и дзинь-лелень,
и разлетятся в стороны осколки,
но впрочем хватит,
это ли не лень?! Стоять в сторонке, сколько,
сколько,
сколько?!
Разбилось, без оглядки на любовь
Того Кто Есть, остановитесь, люди!
Непоправимость тысячи шагов
вернём назад и снова -- будем, будем...
Растить детей, лечиться и болеть
от зова не разбившейся посуды.
Гораздо легче пуха тополей,
по праву не случившихся поступков
мы воспарим не всуе, не со зла,
под образами не погаснут свечи.
Мы выпорхнем - узнав и рассказав.
Морозным утром. Пламенем из печки.
Мы вознесемся тыщей небылиц,
оставив не единожды рождённым
в подарок миллионы детских лиц
непуганных мальчишек и девчонок...
В тот вечер прояснилось в голове:
не лёгок бы процесс, напротив, труден.
Во мне рождался новый Человек,
а старый для него был лучшим другом.
Мы вознесëмся
Как пиво из "разбавленной цистерны",
А за углом, в забытом месте сцены
У стенки, где не высохла моча:
"Скрип-скрип" - скрипит подшипником танкист --
Что на тележке --- днем, - у "трех вокзалов"...
Пока - еще Петровна не сказала
Всегдашнее: "Пойдем, сынок, уймись".
Не слышно - вверх по лестнице - шаги
(На третий. На руках не сын - обрубок).
Не слышно слов дурашливых и грубых:
"Брось инвалида! Лучше бы - погиб!".
Не слышно дроби старых медяков,
По "до войны" окрашенному полу.
Из рваных галифе. Как - вечер долог.
Стремглав и вниз, по пыли, - босиком.
Маринка не звала - глядеть "секрет",
Не пахнет во дворе плитой и тмином,
Печенье раздавать не выходили,
А коли так: "Бежим! Скорей, скорей!"
Там, под землей, осколочки стекла.
Копать и вынуть - тайно незаметно.
Подать в ладошку другу пусть - на небо
Посмотрит, и упрятать в землю клад.
Но что это? "Маринка, посмотри!"-
Отстегнута тележка. Обессилел.
Лежит герой войны чей голос сиплый
Стих за углом. Светили фонари.
Под небом незатейливых светил.
Роняя тень провисшей паутиной.
Висит паук. Военной сиротинкой -
Под фонарем, лежит танкист без сил.
Что - мнится? Избавление от мук.
Горяч металл, горят комбез и ноги.
А сверху двор был стареньким, убогим,
Был вечер, в паутине был паук...
Потом? Потом - другие этажи,
А там? А там страдательно и скромно
Стоит над телом тихая Петровна:
"Пойдём, сынок, темнеет надо жить".