Всё. Ты для меня умерла.
Сожжён ком раздоров и бед,
В ветрах растворилась зола.

И имени, что носишь ты,
На карте судьбы моей нет -
Нет в имени этом нужды.

Активнейший вирус любви
Прижиться опять не сумел
В моей беспокойной крови.

И всё же немножечко жаль,
Ведь сердце моё не согрел
Так быстро погасший пожар.

Поревнуй, дорогая, меня поревнуй,
не любя, в этот день предосенний,
ведь себя я едва ли теперь обману
мыслью: ты - как собака на сене.

Отпустить моё сердце не хочешь уж ты
и страшишься принять его тоже,
ты терзаешь себя и меня от нужды,
что в себе разобраться не можешь.

Что тут скажешь: я нынче влюблённый, не злой,
я стерплю твоё непостоянство.
Мне от этого даже теперь повезло:
на меня уж разложен пасьянс твой.

Я не знаю, что выпадет нам впереди,
может, карта моя будет бита.
Лучше так, бесшабашно в атаку идти,
стать погибшим, чем просто забытым.

Мне уже хорошо оттого, что не нуль
для тебя я. Другое - до фени...
Поревнуй, дорогая, меня поревнуй,
не любя, как собака на сене.

Я буду вспоминать тебя когда-нибудь потом:
бредя дождливой осенью под мокнущим зонтом;
зимою дивной, сказочной, в мороз и в снегопад;
весной и летом, ясным днём иль в грозовой закат.

Я буду вспоминать тебя: в работе, между дел;
и дома, на мгновение когда бы ни присел;
в дороге дальней, в поезде, в другом краю земли;
ты здесь или куда б тебя совсем не увезли.

Я буду вспоминать тебя всегда, когда смогу:
прилёгши обессиленный и бодрый на бегу;
один, взгрустнув от музыки и плачущих свечей;
в бессоннице; в компании, в дыму хмельных ночей.

Я буду вспоминать тебя, непонятую мной:
красивой «баламуткою», разгульной и шальной;
и близкую, с сонливостью в некрашеных глазах;
и отстранённой ставшую, причины не сказав.

Я буду вспоминать тебя без горечи и зла –
и что бы ты ни делала, и где бы ни была.
Не зная, что ты думаешь и помнишь обо мне,
я буду вспоминать тебя и в яви, и во сне.

Я поднимусь, конечно, поднимусь,
И выпрямлюсь, зажгусь надеждой,
И в женщину красивую влюблюсь,
И вновь не повторю ошибок прежних.

Я выпрямлюсь и не сойду с ума
От боли в сердце, напастей проклятых.
Им зная цену, я скажу слова:
Сильнее боли нет, чем боль утраты.

От боли в сердце хочется кричать,
Нет силы, чтобы стиснуть зубы.
Безумно хочется тебя обнять
И нежить, целовать родные губы.

Нет силы, позабыть глаза твои,
В душе не заживить обиды рану.
Прижать бы голову к твоей груди,
Услышать ласковое: «Сашка, обезьяна...».

Душе от ожиданья не остыть,
В ней не угасли Вера и Надежда.
Хочу тебя, одну тебя любить
И вновь не повторить ошибок прежних.

Нынче дождь целый день и порывистый ветер,
облетает листва, увядает трава,
только Осень моя за печаль не в ответе,
за душевную грусть, за скупые слова…

Я накроюсь зонтом, в сон укутаю чувства,
и забуду про ветер, про дождь, про печаль -
пусть меня не гнетёт непогоды распутство…
я дойду до Любви, к ней зайду невзначай…

я дойду до Любви, сяду рядом и вкусный
за столом и в уюте мы будем пить чай…

Не страшно то, что ты ушла -
обидно, что один остался,
в любви той, что во мне жила,
я так беспечно ошибался.

Мой разум уж давно остыл,
лишь чувства иногда вскипают,
не жаль, что я не позабыл -
жаль, обо мне не вспоминают.

Не горек привкус той любви,
которая прошла - я свыкся,
но больно, что года мои
не те, чтобы опять влюбиться.

«Любимая» так хочется сказать,
Но только это блажь шального сердца.
В душе вчера царили тишь да гладь,
Теперь от бури никуда не деться.

Тебе привычно «баламуткой» быть,
Ты так легко меня пленяешь ныне.
Связала нас невидимая нить,
Превратность чувств куда ещё закинет?

Я вновь, как прежде, будто поглупел,
Бегу к тебе как мальчик на свиданье,
И так боюсь остаться не у дел,
Когда тебе со мною скучно станет.

День ото дня винюсь, хоть плачь, хоть пой,
И маюсь праведной и блудной страстью.
Ты восхитительна в игре со мной,
Тобой я не могу налюбоваться.

Полнолуние – вот причина,
что расходимся навсегда.
Будь душа моя излечима,
я б не мучился от стыда,
что не спрятал я свои чувства,
в них признался в стихах тебе…
Будем впредь – выбирать не густо –
каждый врозь при своей судьбе.

Про тебя я надумал, может,
невесть что и пошёл в разнос,
не сойти бы с ума мне, боже,
от обиды, сердечных гроз.
Пусть внушит мне моя кручина,
чтоб тебе не желать вреда:
полнолуние – вот причина,
что расходимся навсегда.

Слова витают в воздухе, звучат,
на ум приходят будто ниоткуда…
Так хочешь это явственное чудо
облечь в красивый праздничный наряд.

И собираешь те слова в косу,
вплетая, словно ленту, настроенье,
и осыпаешь блёстками мгновений,
и лаком-сутью крепишь ту красу…

И, к диву приценившись взглядом чуть,
любуясь восхитительной причёской,
не прикасаясь больше к ней расчёской,
в мелодию оденешь, в платье-грусть.

И, на гитаре много раз бренча,
оттачиваешь созданное чудо.
…Приходят в душу будто ниоткуда
слова, витают в воздухе, звучат.

Баламутка моя озорная,
Ты зачем это воду мутишь,
От безделья и скуки сгорая,
В моё сердце безбожно стучишь?

Ты считаешь, что всё очень просто:
Помани - побегу за тобой.
Ты играешь легко, шутишь остро,
И любуешься, верно, собой.

Но не рой для другого ты яму -
Испытаешь сама её дно.
Мне не быть от любви больше пьяным -
То вино я уж выпил давно.

Ты, себя совершенством считая,
Сколько хочешь - играй и шути.
Баламутка моя, дорогая,
Ведь у нас ещё всё впереди...

…мои осенние аллеи,
прекрасные в своём величье,
уже о лете не жалея,
брожу по вам, грустя о личном,
дышу здесь свежестью прохлады,
листвой, что землю осыпает,
и наполняется усладой
душа, о грусти забывая…

…зима... и зимние аллеи,
укрытые пушистым пледом,
прелестной строгостью белеют,
отрадною для глаз поэта -
так славно постоять безмолвно
в чертогах этой снежной сказки,
лишь тишью наслаждаясь полной
и сдержанной морозной лаской…

…весна... весенние аллеи,
пустые, серые вначале,
всё больше к маю зеленея,
прочь гонят давние печали,
наряды примеряют смело
и восхищают разноцветьем,
чтоб песнь любви вокруг звенела,
чтоб сердце вдохновлялось этим…

…и лето... летние аллеи
всегда радушны и приветны,
предсонные, в закате млея,
чуть пробуждённые рассветом,
здесь днём порою летней только
жизнь бьёт ключом неутомимо,
щебечет птичья поросль бойко
на радость проходящим мимо…

…вновь осень…

Не пробуждай в моей душе
Воспоминанья об ушедшем,
Забытые давно надежды
Не возрождай, прошу, уже.

Не воскрешай мою любовь
И безучастные страданья.
От прошлых напастей устал я,
Не допущу их к сердцу вновь.

Ты не встречайся, я молю,
Теперь уж на моей дороге,
Я будто бы родился только,
Вновь не вторгайся в жизнь мою.

Я не жалею, что люблю Вас безнадёжно,
и воспеваю эту страсть в своих стихах…
Я понимаю, быть нам вместе невозможно
ни в грёзах, ни в пространстве, ни в веках…

Приснившись мне в конце тысячелетья,
со мной пришли Вы в двадцать первый век…
Но, вот, всё также продолжаю тлеть я,
не вспыхну, неуместный человек…

Я не расстроен, что оторван вновь от мира,
опять фрустрация терзает мысль мою…
И только душу окрыляет снова лира,
но песни грустные, печальные пою…

Смеётся время над моим сознаньем,
разводит расстоянье нас двоих…
Нам не дано отметиться свиданьем,
и руки Ваши мне не греть в своих…

Лишь в час невзгод мы молимся Ему,
но чаще поминаем Бога всуе.
Невежды, атеисты – посему
безбожно прожигаем жизнь впустую.

Пренебрегая волею судеб,
мы создаём себе проблемы сами.
«Спаси мя, Боже…», - вопием в беде,
и неумело крестимся перстами…

Мы к Богу обращаемся, когда
вдруг жареный петух нас клюнет больно –
апломб теряем тут же без следа,
к молитве приобщаемся невольно.

И вера просыпается в мозгу
от боли явной или же не очень.
«Ни другу не желаю, ни врагу
того же», - утверждаем что есть мочи.

Да, кто-то обретает благодать,
приходит через боль к отраде – к Богу.
Иному ж праведным никак не стать,
вернётся он на прежнюю дорогу.

Прививка веры – не её оплот.
Ничем, живя без Веры, не рискуя,
помолимся Ему лишь в час невзгод,
бездумно же не раз помянем всуе.

Я б спящую женщину чутко укрыл
и долго смотрел бы задумчиво, нежно
на это созданье заоблачных сил,
желая опорой ей быть и надеждой.

Она бы не знала о мыслях моих,
спала бы спокойно под трепетным взглядом,
а я бы, в бессоннице полночи тих,
сидел и сидел бы вот так с нею рядом.

Уже отмечены огнём
костра осеннего деревья,
и небо пасмурнее днём,
синь пряча в облаков кочевье.
Уже поникшая трава
смирилась с властью увяданья,
ложатся грустные слова
к ногам зимы осенней данью.

И этой, раннею ещё,
порой годичного старенья
я бесконечно восхищён,
ей предан до самозабвенья.
Душа поёт, созвучна ей,
печальна, ласкова и зрела,
вдыхая запахи дождей,
листвы опавшей подопрелой..

Безбрежной нежностью дышу,
молясь за грех до исступленья -
в осенней прелести ищу
за страсть к любимой искупленья,
к той, что меня не полюбив,
летает нынче вольной птицей.
Хочу, о ней не позабыв,
на миг хоть в осени забыться.

Вот и осень моя,
блеском золота дня
засияв, бередит, ослепляет -
своё дело верша,
чтоб страдала душа,
вновь любовью несбыточной мает.

Ветер знойный скрипит,
как сорвавшись с цепи,
моё тело кусает, терзает.
Он-то мне не вредит,
а вот сердце в груди
без ответной любви замерзает.

Солнце сушит росу
и природы красу
светом ясным вокруг освещает.
Так прекрасна Земля,
да любовь для меня
на мою любовь не обещает.

Уже осень.
Кругом запустение.
И тоска одиночки с утра.
Нет в душе ощущения времени.
Небо кажется скаредным бра.
Лес стоит жёлтым свечечным городом,
Вся земля - для него канделябр.
Ветер колется будущим холодом.
Нет. Надеждой не брезжит октябрь.
Только смутное что-то и грустное
Затаилось на сердце давно.
Настроенье тяжёлое, грузное,
И меняться не хочет оно.

Уже написаны последние стихи.
Уже осмыслены последствия стихий.
Жизнь продолжается, но будто без души,
Которую, держа в плену, быт задушил.

Не тем попутчицам раздаривал цветы.
Не тем сочувствовал бездарно снам цветным.
В охоте царской ты стрелял по воробьям.
Хотел объять весь мир, но так и не объял.

Давно отозвана заявка на любовь.
Давно ты с женщиною связан не любой:
Ведь с нею делите вы на двоих кровать,
Нет даже тайн, чтоб друг от друга их скрывать.

Забудь, что целовал других, транжирил пыл –
Есть та, к которой ты, в конце концов, приплыл.
И на публичные стихи не трать слова –
Ждёт та, привычная, чтоб ты поцеловал.

В память о маме и брате

Необратимость времени печальна,
Плохих событий в прошлом не стереть,
И, что бы ни случилось изначально,
Переиначить не сумеешь впредь.

На корабле «мгновение» упрямо
Мы к смерти по течению плывём.
И нет путей иных – вперёд и прямо –
Мы «жизнью» сплав по времени зовём.

И кто бы не имел какое кредо,
«сейчас», «сегодня» - всё, что есть у нас,
Все наши поражения, победы
В кильватере исчезнут в тот же час.

Жизнь – только миг, нанизанный на вечность,
Грядущий миг не нам в наследство дан.
Уходит время дальше в бесконечность,
Мы ж остаёмся в прошлом навсегда.

И наша смерть, мы думаем и верим,
Лишь точка, штрих на временной шкале,
Момент ухода открывает двери
В иную жизнь и на другой Земле.

И там другие дни, другие ночи,
Течёт другая времени река,
И вновь с нуля и до конечной точки
Мы будем плыть минуты и века.

Такому быть или не быть, конечно,
Наверняка никто не может знать.
Жизнь коротка, а время скоротечно,
Живи с добром, чтоб зло не вспоминать.

Судьба любого – череда деяний,
Живи, чтоб в час Небесного суда
Тебе сказали просто «до свиданья»
Твои и жизнь, и время, и судьба.

Снова осень – пора вдохновения.
У меня есть для радости всё,
А ещё, как судьбы дуновение,
Ты – сентябрьское счастье моё.

Зацелованный солнечной негою,
Чистой свежестью ветра дышу.
А ещё я влюблён в деву некую –
Эту тайну на сердце ношу.

Я брожу, зачарованный осенью,
Полон грустью сентябрьских стихов,
А ещё околдованный вовсе я
Той, которой дарю столько слов.

И в душе звучит музыка странная –
Отраженье земной красоты.
А ещё в ней такое обманное
Моё счастье сентябрьское – ты…

Я не знал той другой, безвозвратно ушедшей России,
я уж позже отправлен был в жизненный путь,
отчего же теперь, я теперь предаюсь ностальгии
по тому, что уже никогда не вернуть.

Отчего же так нынче мои растревожены мысли,
отчего так страдает и плачет душа,
отчего ж это сердце так рвётся к той, прошлой Отчизне,
песни тех, кто ушёл, восприняв не дыша.

Оттого ли, что было тогда столько злобной неправды,
знать никто не хотел, кто был прав иль не прав.
Разобраться хочу, убивал отчего же брат брата,
били русские русских, друг друга предав.

Может быть, потому я сочувствую тем, проигравшим,
что теперь справедливости нет и любви,
в жизни веры и чести нет, в нынешней нашей -
всё исчезло в той пролитой русской крови.

Милосердие божье так редко встречается в людях,
столько храмов прекрасных погибло в огне,
и историю русскую губят, кромсают так люто,
только будущего ведь без прошлого нет.

Потому-то теперь, я теперь предаюсь ностальгии,
что в Россию другую хочу заглянуть.
Я не знал той, другой, безвозвратно ушедшей, России,
я уж позже отправлен был в жизненный путь.

Мне мало женщины одной,
Пусть и единственной, любимой,
И бесконечно дорогой,
Давно для сердца ставшей примой.

Ведь помнит женщин и других
Душа, не знавшая застоя,
Впустившая когда-то их
В свои сокрытые покои.

Мне мало женщин для души,
Всё время ищущей отрады –
Она живёт, она спешит,
И ей тех подавай плеяды.

И стать единственной могла
Из женщин избранных любая:
Та – заклинала, эта – жгла.
Я каждую любил, сгорая…

Мне мало женщины для чувств –
Неукоснительны напасти,
Боль и страдание, искус,
И воля, стойкость в пекле страсти.

Лишь время сглаживает страсть
И остроту переживаний,
Но вовсе сердцу не устать
От новых в нём проросших маний.

Все потрясения и злость
В преодолении их – малость,
А что когда-то не сбылось –
В стихах написанных осталось.

Влюбляюсь в женщин – я таков,
Нет у влюблённости финала.
Мне мало женщин для стихов
Или стихов для женщин мало.

В прошедшем времени пишу
о той любви своей дурманной,
любимой женщине ищу
я оправданье в блажи странной.
Она была так далека
и так близка была мне тоже.
Влюблённым всем во все века
не дал ты разума, о, Боже.

Вновь каялся, вновь проклинал,
надеялся в своей берлоге,
но возвращался к ней и ждал
отказов на её пороге.
Я ненавидел и любил,
напрасно бередил ей сердце.
Прости, Господь, таким я был,
таким останусь я до смерти.

Уже с другим она спала,
я ж становился всё вернее.
Сильней она меня гнала,
а я любил ещё сильнее.
Всё время мучился, страдал,
придумывал её - другую.
Спасибо, Бог, что веру дал
ты мне великую такую.

Я буду раздражаться, уходить,
но снова непременно возвращаться:
уйти - так просто сердце убедить
и невозможно - навсегда расстаться.

Я буду обижаться, ревновать,
и в сетях подозрительности биться,
ну, как мне научиться не страдать,
над собственной душою не глумиться?

Конечно, буду безотчётно мнить,
куда от мыслей каверзных деваться...
как чувств неразделённость усмирить
и жалости на милость не сдаваться?

Как больно, что тебя не любят, знать,
как глупо, сознавая это, злиться...
как мне достойно крах надежд принять,
не обвинять других, и не виниться?

Как непредвзятым, справедливым быть,
и в безрассудной страсти не признаться,
любовь чужую слепо не судить,
своей подсудною не унижаться?

Ещё не раз, отчаявшись, уйду,
и возвращусь опять, терпя и каясь -
себе, что не вернусь, я снова лгу,
в который раз навеки расставаясь…

Спит уставшая женщина
там, за ночью-виновницей,
за дождём неприкаянным,
расстоянием-злом:
мне судьбою завещана –
ни жена, ни любовница,
но мы с ней словно спаяны
или свиты узлом –
ни друзья закадычные,
ни враги неустанные,
но и неравнодушные –
в грешной связи кто мы?..
Боль во мне живёт личная,
и любовь окаянная,
изначально недужная,
моё сердце томит…
Ни святая, ни грешница,
то жестока, то милая,
иногда, но попутчица,
мой душевный излом,
спит уставшая женщина,
и в отчаянье сильная,
там, за ночью-разлучницей,
расстоянием-злом…

Дождь осенний, дождь ночной в окно стучится,
И под музыку дождя совсем не спится.
Одинокая свеча чадит в квартире,
Меня грёзы в плен желанный захватили.

Я, окно открыв, вдохну ночную свежесть,
И ладонью капельку дождя поймаю.
У меня сейчас в душе такая нежность,
Подарить хочу её тебе, родная.

Тени в тусклом свете фонарей играют,
И асфальт умытый чистотой блистает,
Редкие огни горят в соседнем доме,
В тёмной высоте ночное небо тонет.

В моих мыслях нынче царствует безгрешность,
Я грущу в ночи промокнувшей, мечтая.
Пусть не спит на сердце трепетная нежность,
И твой сон хранит, любимая, не тая.

Закурю, слова пришедшие рифмуя,
Те, что ум смущают, чувствами волнуя.
И моё стихотворение, быть может,
Дождь на должную мелодию положит.

В этих строчках чувств осенняя безбрежность
Расплескалась, записать их побуждая.
В теле бродит нерастраченная нежность,
Жаль, не ждёшь её ты, милая чужая.

В моей душе, пленительно чиста,
живёт и ни о чём меня не спросит
та женщина, загадочная та,
которую назвали люди Осень.

Так безнадёжно я в неё влюблён,
так ею восхищён и очарован,
так с Осенью я глуп, так окрылён,
я с детства, видно, ею околдован.

И сердце трепыхается в груди,
от грусти ошалевшее уж вовсе,
ему же не ответит «не грусти»
та женщина, зовущаяся Осень.

В ней столько гордой стати, прямоты,
волшебной и задумчивой печали,
в ней столько неподдельной красоты,
красивей повстречается едва ли.

Отрада для моей скупой души,
куда бы взгляд сегодня я не бросил,
повсюду царским жестом жизнь вершит
та женщина - Сиятельная Осень.

Ты заполняешь душу мне собой,
своей печалью и своей любовью,
и жжёшь её то счастьем, то бедой,
живёшь в ней долгой застарелой болью.

В душе моей ты властвуешь давно
принцессой света и царицей ночи,
пьянишь невинной страстью, как вино,
но мучишь жаждой обладанья прочно.

И нет другой отрады для души,
и разочарованья нет иного:
дышу тобой, но, сколько не дыши –
не надышаться – задыхаюсь снова…

Как воздух лёгким ты душе нужна,
как вдохновение стихам капризным,
будь, как была, жестока ли, нежна,
но возбуждай моё стремленье к жизни...