1. Гомункулус

В предрассветной тишине раздался тихий металлический звук открываемого замка. «Арх?» удивлённо подумал Тан. Учитель никогда не приходил к нему ночью.

Дверь не открылась, но в маленькой комнате возник и стал разрастаться в пространстве странный гул, будто десяток огромных медленных шмелей возникло из пустоты и приблизилось к постели Тана. Юноша открыл глаза. Над нам покачивались длинные тени. Кто-то произнёс из темноты гнусавым медовым голосом:
- Встань и зажги свечу.

Сердце встрепенулось, как перепуганная птица в клетке, по которой кто-то ударил. Тан похолодел. Сел на постели, спустив ноги на пол из-под одеяла и пытаясь унять дрожь. У полукруга окна под низким потолком кельи, прильнув снаружи к толстому стеклу, дрожало нечто полупрозрачное, похожее на огромную ледяную стрекозу, величиной чуть больше человеческой ладони. В мёртвом свете полнолуния стеклянный блеск дрожащих крыльев вызывал страх.

Тан боялся этого состояния: в приступах страха он становился покорным, податливым, будто что-то одурманивало сознание и заставляло действовать заодно с тем, кто вызывал у него ужас.

Он попытался сконцентрироваться, вспомнив слова учителя: «Страх – в тебе самом, ничто извне не может быть источником страха. Самый разрушительный страх – неизвестность, чужеродная видимость, с которой не знаком твой опыт. Если ты не знаешь ответов и не можешь определить отношения к предметам, пугающим тебя, всегда смотри со стороны»

Сердце стихло внутри, затаилось. Он медленно засунул руку под подушку. Книга была там. Медленно встал, зажёг свечу. По комнате разлился тревожный полусумрак. Обернулся, и его вновь окатило ледяной волной страха.

Посреди кельи парило нечто жуткое, похожее на сросшийся клубок из толстых, склизских червеобразных туловищ, с подобием головы, где зиял жадный шевелящийся рот насекомого и мерцали, подобно двум крупным лунным камням, полупрозрачные фасеты глаз.

Чудовище некоторое время тяжело покачивалось в воздухе, будто рыба в аквариуме с водой, потом тронулось с места и поплыло к платяному шкафу.
- Открой шкаф, - раздалось из недр подвижного, как будто постоянно хватающего пространство, рта.

Тан распахнул дверцу шкафа. Полупрозрачная гидра подплыла к шкафу вплотную. Омерзительная химера, как будто сошедшая с картин художников прошлого средневековья, казалось, не могла ничего делать сама. Тан отшатнулся, увидев перед глазами овальные присоски на медленно двигающихся щупальцах.

Страх, обжигающий сердце и солнечное сплетение, медленно опустился на дно, затих где-то между бедрами, как древняя рыба. Осталось непобедимое отвращение. Животные не вызывали в Тане брезгливости, как и насекомые.
Тошнотворное чувство, внушаемое тварью, было, как это ни странно, вызвано тем, что при всей внешней мерзости, существо сочетало в себе черты, присущие простейшим, пресмыкающимся и насекомым – с антропоморфными признаками. В облике химеры явственно ощущалось нечто, близкое человеческой природе. «Гомункулус» - подумал Тан.

На мраморный пол из окна пролился розовато-оранжевый свет, из синевато-палевых облаков, медленно сползавших за горизонт, показался солнечный диск. Ледяная стрекоза за окном стала такой прозрачной, что сквозь неё можно было рассмотреть траву, растущую недалеко от полукруглого окна.
- Открой письменный стол, - приказал гомункулус, беспомощно кружа вокруг дубового стола.

Тан вдруг спокойно и холодно подумал, что тварь не может причинить ему ни малейшего вреда.
- Я не буду этого делать. Я вообще ничего не буду делать, - ответил Тан, сознательно избегая личного обращения к незваному гостю.
- Посмотри на меня! – голос чудовища стал еще более гнусавым, гладким.
- Я не вижу здесь никого, - ответил юноша. В голосе юноши прозвучала легкая надменность, которая когда-то неприятно поразила Тана в интонациях Арха. Но пережитое впечатление всегда входит в человека, и неизбежно проявляется в нём. Человеку свойственно подражать тому, что он видит, слышит, о чем читает, что видит, на что смотрит...

Чувствуя неуверенность в ногах, подрагивающих от перенесённого страха, Тан шагнул к постели, лёг, свернулся калачиком и укрылся с головой, заткнув уши ладонями. Обычно, принимая такую позу, юноша чувствовал страх, тоску, слабость, одиночество. Но сейчас тело, казалось, защищало его. Он затих, ощущая в себе непонятную силу.
- Твой отец не проронил ни звука, пока горел, привязанный к кресту. Твоя мать кричала, когда ее разрезали на куски. Хочешь, я расскажу о судьбе твоей сестры?
Тан замер под одеялом. Внутри полыхнула боль, как будто кто-то разжёг в нём невидимый костёр.
- Я жду ответа. Тебе безразлична судьба сестры?

Тан молчал. Сердце стало жгучим и тяжёлым, налилось, как опухоль. Он вдруг понял, что имел в виду Арх, когда сказал ему однажды: «Истина и человеческая правда – не одно и то же. Правда легко становится ложью, между ними не существует разницы, но ключ от истины всегда – только один…»
Врагам правды не говорят. И правду, услышанную от врага, не принимают за истинно сказанное. Иначе она превратится в ложь, в разменную монету, которая станет достойной ценой твоей трусливой жизни.

Тан подумал о том, что с тех пор, как всю семью привезли в Мран, Арх ни разу не пытался рассказать об их участи. Спросить об этом Тан так и не осмелился, утешаясь знаниями и книгами, которыми пытался заглушить детское горе.

2. Справедливость

Замок на кованой двери тихо лязгнул. Тан приподнял одеяло. Дверь открылась. На пороге стоял Арх. На его лице не было удивления, скорее оно выражало лёгкую досаду. Тан вскочил.

В розово-золотистом столбе света человек-гидра стал прозрачным и спустя несколько секунд исчез без следа. Окно было чистым, ледяная тварь тоже исчезла. Арх принёс еду: несколько кусков мяса, горку проросших семян пшеницы, виноград и яблоки. Он тяжело опустился в кресло и смотрел на Тана с холодным любопытством, оценивая ситуацию.
- Я победил страх сегодня, - произнёс Тан устало и просто, - Они что-то искали здесь. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о моих родных.
- Не сейчас, - Арх поднялся. Казалось, в голосе его сквозило облегчение. Но определить это наверняка нельзя было никогда: о бесстрастности Арха в Мране ходили легенды.
- Что это было? – спросил Тан, неопределённо обведя рукой пространство комнаты.
- Ничего особенного. Видимо, они не смогли открыть замок. Это был фантом. Управляемая голограмма.
- Что они хотели найти?
- Скорее всего, хотели восстановить справедливость…
- Как я могу помочь кому-то восстановить справедливость?
- Ты не можешь. Это не в твоих силах. А они могут. Ты не такой, как все. И это несправедливо. Мран - общество, где воцарилась справедливость. Справедливость во Мране - превыше всего. Поэтому Мран ненавидит чудотворцев и презирает изгоев. Справедливость – это равенство, мальчик. Любое неравенство рождает ненависть. Ненависть – законная дочь справедливости. Поэтому твоя дверь в келью всегда заперта, и у неё надежный замок.

- Но что это за справедливость, если в ней заключена ненависть? И за что они так ненавидят чудотворцев?
- Потому что чудотворцы – носители самой жестокой, неустранимой социальной несправедливости. Не выразители – а именно носители. Они носят её в себе, передают по крови. Она исходит от них, как зараза. Вы считаете тех, кто живёт здесь, нежитью? Но мораль Мрана устроена иначе, они считают выродками таких, как ты. Установить справедливость раз и навсегда – это значит убить чудотворцев. И так было! Но почему-то они появляются вновь. Наши учёные не понимают, в чём секрет. Они прорастают, как трава сквозь бетон…

3. Выродки

Вечером, сидя рядом с властелином Мрана, Волглом, на балконе оперного зала, слушая прекрасное пение лучших кастратов, Арх смотрел на сцену, ловя боковым зрением заинтересованный взгляд тирана. Повернувшись, он учтиво улыбнулся:
- Я могу обратиться с вопросом?
- Да, я ждал, - осклабился Волгл. - Нам давно следовало бы обсудить кое-что, не так ли?
- Сегодня утром у моего ученика был кто-то. Если нужно – я отвечу на все вопросы.
- Не знал, что великий праведник Арх, оказывается, тоже имеет секреты и… маленькие слабости? Я прав? Но почему ты его скрыл? Он не трансформирован.

Арх не отводил глаз. Улыбка медленно сползла с лица. Помолчал. Потом спокойно произнёс:
- Для того, чтобы передать знания – нужны годы. Этот ученик послушен и умён. Когда-то он превзойдёт меня. В этом опасность. Но если те, кто приходят за нами, будут хуже нас – мир деградирует и приблизится к гибели. К исполнению пророчеств. Если парня лишить естества, трансформировать – он будет годен только для постельных утех или для сортировки книг при инвентаризации. Мне же он не будет интересен, ибо станет всего лишь куском биомассы с коллективным подобием разума. Вы ведь понимаете, о чем я говорю. Мран нуждается в таких, как я, правитель. Но я один, и я не всемогущ.

Волгл опустил глаза, дав понять, что услышал слова Арха. Потом хитро сощурился и, наклонив голову набок, заглянул Арху в глаза:
- Они не смогли вскрыть замок. Это ведь твоя заслуга? Ты великий маг, Арх. Я понимаю, что парня нельзя, как говорится, портить. Но знаешь, какая мысль мне не даёт покоя, Арх? Я изучил историю человеческой породы. Что бы ни происходило на Земле, какие бы системы, формации и эпохи не сменяли друг друга - миром всегда правили и будут править выродки.

Примечания:
Гому́нкул, гому́нкулус (лат. homunculus — человечек) - образ маленького человека, популярный в алхимии Ренессанса и литературе 19 века. Образ исторически относился к созданию миниатюрного, полностью сформированного человека. Эта концепция уходит корнями в преформизм, а также в более ранние фольклорные и алхимические традиции.
Гомункула, согласно легендам, выращивали в прозрачном сосуде, и кормили человеческой кровью.
В более широком значении - искусственно созданная антропоморфная химера.

П. Фрагорийский
из книги "МРАН. Тёмные новеллы"[/b]