Однажды она проснулась ранним утром, задолго до будильника, и ощутила будто очутилась в зазеркалье. Ясен пень, незаметно перенеслась туда во время сна.

На первый взгляд окружающий мир выглядел вполне обыкновенно. Рядом, зажав подушку, дрыхнет муж. Верно, находится в плену сновидений, навеянных ежевечерними штудиями. «Что ищет он в стране далёкой?» – ей, похоже, никогда не понять.

Над головой, в решетчатой кроватке, пугающе беззвучно почивает дитя. Только протянув руку и нащупав слабо пробивающееся сквозь тельце сердечко, можно удостовериться – ребёнок в порядке. Не так много времени прошло с тех пор, как малыша удалось отлучить от груди, зато теперь семья могла по ночам полноценно отдыхать.

Окружающая обстановка знакома до боли – шкаф, комод, столик, телевизор. Стены покрыты видавшими виды зелёными обоями – отцветшими, давно требовавшими замены. В ногах играют рассветные солнечные блики, пробивающиеся сквозь ажур занавесок и бархат штор.

Супружеская кровать застелена ещё хрустящей от свежести, купленной буквально на днях для оживления интимности, постелью в пёстрый цветочек.

А если приподняться и, осторожно потянувшись, невольно потирая опрелость под правой грудью, выглянуть в окно, наткнёшься на привычный пейзаж – унылые хрущёвки с осыпающейся плиткой, старый универмаг вдали.

Казалось бы – всё ровно на своих местах.

Кто-то другой, очутившись в двусмысленной ситуации расщеплённого сознания, лишь пожмёт плечами и, возложив вину на последствия дурного сна, преспокойно отправится заваривать кофе, рассчитывая развеять дым сомнений c помощью отрезвляющей крепкости напитка.

Вот только не зря её называли в школе ботаничкой. Мало того, что всю жизнь приходилось уживаться с близорукостью, то и дело порождавшей вопросы насчёт подлинности расплывчатых окрестностей, да периодически случались неожиданные натыкания на всевозможные острые углы. Так ещё любимой игрой детства служили головоломки, обычно размещавшиеся на задниках газет и журналов – две абсолютно одинаковые на первый взгляд картинки, минимальную разницу между которыми требовалось обнаружить.

Отличий, как правило, насчитывалось пять, десять, а в самых интересных и запутанных случаях – больше.

Для слабовидящей девчонки в очках, немного замкнутой, пусть открытой к общению, частенько обжигающейся в отношениях со сверстниками, но неунывающе дружелюбной и вечно из-за этого разочаровывавшейся, находка лишнего элемента в изображениях являлась поводом для тихой радости, каковой предавалась в обычном своём одиночестве. Иногда получалось отыскать даже больше расхождений, чем требовалось по условиям задачи – очень уж старалась подметить любую случайную несхожую чёрточку.

Привычка докапываться до каждой детали теперь сыграла с ней злую шутку. Вместо того, чтобы просто выпить пряный, обжигающий кофе и выбросить лишний мусор из головы, принялась навязчиво анализировать своё житие-бытие. Сравнивать картинки мира прошлого и нынешнего.

Если не слишком придираться к нюансам, то перемены к лучшему. Так, на первом воображаемом фото они хоть и молоды, жизнерадостны, да и вообще довольно симпатичная пара, но только вдвоём. Зато на следующем кадре их уже трое: чету дополняет курносый малыш – истинное свидетельство любви, настоящей близости. Кроме того, позади троицы виднеются контуры иномарки – устаревшей и подверженной поломкам, но одним своим присутствием подтверждающей претензии на семейность, стабильность отношений.

Дай случайному наблюдателю сравнить подобные снимки, тот мимовольно умилится – объятия, улыбки, растущее благосостояние. Все признаки удачного брака налицо.

Что же её тогда встревожило?.. То, чего постороннему не покажешь и так запросто не расскажешь. Стыдно.

Тихо загудел телефон.

Муж сразу зашевелился. В былые деньки было бы забавно поглазеть как он, охваченный сонной одурью, недовольно ворочается, вяло отмахивается, пытаясь спастись от назойливого жужжания. В конце концов просыпается, нащупывает под кроватью телефон, раздражённо вырубает виброзвонок и натягивает одеяло на голову, надеясь урвать пару лишних минут сна.

Но сейчас отслеживала его конвульсивные движения с некоторым омерзением, будто наблюдала за трепыханием мухи в паутине.

Вырвавшись из морока, он окинул её осоловелым взглядом и угадав по внешнему виду, что жена давно бодрствует, воскликнул удивлённым шёпотом:

- Ты чего не спишь?

На миг она смягчилась, ощутила неожиданное умиление – всё-таки проявил внимание.

Попыталась наскоро сообразить подходящий случаю предлог… Вот только супруг, тут же позабыв о её существовании, вскочил с постели, поскакал в уборную.

Досадная ситуация – тебе задают сближающий, вызывающий душевный отклик вопрос, но игнорируют ответ. На корню обрезая начавшие было раскрываться крылья. Становится до обидного ясно, что обратная связь партнёра не интересует. Ему безразличны как твоё реальное состояние, так и ты сама в целом. Просто вырвалось недоумение из уст.

Впрочем, переживать по поводу очередной уязвленности времени нет. Надо вставать, шевелиться. Сварганить по-быстрому завтрак, помочь мужу собраться на работу.

Пока возилась на кухне, добралась, наконец, и до кофе.

Глазунья с беконом готова, доходит на столе прикрытая крышкой. Супруг ещё бреется, используя опасную бритву, которой только недавно обзавёлся – процедура долгая, непростая. Ребёнок пока спит. Самое время насладиться тройкой минут безмятежности. Но мысли преследовали, не давали покоя.

Ведь близость опять не задалась. Случившаяся накануне попытка «поладить» была далеко не первой, но столь же тщетной, как две-три предыдущие. Не помогла ни новая постель, ни красные соблазняющие трусики-кюлоты, ни особые духи, с дразнящим ароматом, ни прочие мелкие ухищрения, когда-то непременно притягивавшие мужчину.

Любимый демонстрировал в постели не просто отчуждённость и холодность, которые, проявив терпение и нежность можно всё-таки аккуратно преодолеть, сколько полное безразличие. Не было ни ожидаемой от него чуткости, ни тепла, ни обычной в этих делах настойчивости. А стоило ей робко проявить инициативу – упорно сторонился ласки. Когда же удалось привлечь его к себе… в общем, всё очень вяло.

Долгое время после родов незаинтересованность была у неё самой, что в порядке вещей. Да и то пару раз утомлённо поддавалась его желанию, опасаясь обидеть постоянными отказами. Зато теперь, когда дурдом первых месяцев материнства стих, а она пришла в себя настолько, что искринки желания стали звонче прозванивать тело – супруг внезапно самоустранился, совершенно потерял к ней интерес.

Очень странно. Оба уже отоспались, малость отдохнули. Появилась возможность заняться любовью не наспех и как попало, лишь бы притупить голод или сбросить нервное перенапряжение, а для полноценного удовольствия. Самое время вполне насладиться друг другом… но вот незадача.

И, главное, отговорки чудные, явно надуманные. Мол, она то, конечно, дома сидит, сутками ничего не делает, а он, бедолага, заработался, не выспался, устал, поясницу ломит, голова болит и прочее в том же духе.

Хотелось надеяться, что у него какие-то временные проблемы. Но накануне муж выглядел слишком уж явно удовлетворённым тем фактом, что ничего не вышло – желание обнять подушку с лёгкостью одержало верх над потребностью приголубить жену.

Ситуация взволновала её не на шутку - прежде подобного не случалось… приблизительно никогда.

У счастливых пар всё ровно наоборот. Только, кажется, успели оправиться от первой беременности, как вот уже ходят вдоль детской площадки с довольными рожами, раскованно поучают прочих «отсталых» родителей жизни и вскоре опять на сносях, ждут вторенца. Тем более маткапитал за него посолиднее полагается.

И нельзя сказать, чтобы раньше отношения были совершенно безоблачными.

Как правило муж сам по себе. Занимается «очень важными» делами, а она привычно находится рядом, под рукой. Тихонько существует при нём ради удобства и утоления жизненных нужд. Чем-то напоминая растение на подоконнике – красиво цветёт, нежно пахнет, полезно плодоносит, иногда требует полива и удобрения почвы. Приятно радует глаз, но в основном пребывает где-то на периферии внимания.

Впрочем, до сих пор супруги как-то ладили. Брак укрепляло множество слабоуловимых связующих нитей. Присутствовало некое, упрочившееся за годы совместной жизни, взаимопонимание, не говоря уже о сближающих порывах страсти.

Вот только стоило ему к ней однажды охладеть, как вся эта окутавшая их призрачная пряжа, казавшаяся доселе крепкой и долговечной, стала прямо на глазах ослабевать, распускаться, лопаться. Уютный семейный кокон внезапно треснул.

Расстояние между ними принялось увеличиваться с огромной скоростью. Буквально не по дням, а по часам. Ещё недавно непринуждённо обсуждали планы на будущее… как вдруг разверзлась пропасть. О которой даже думать страшно, не то что пытаться в неё заглядывать.

- Эй, ты в порядке там?

Тихий окрик застал её врасплох. Пытаясь осознать всю глубину создавшегося положения, не сразу «включилась» в утреннюю повестку новой реальности.

Оказывается, благоверный давно на кухне, довольствуется завтраком. Гладковыбритый, с неестественно бледным подбородком, торчащим будто напоказ.

Первая мысль, естественно, - у него появилась другая. А что ещё тут можно подумать?

Идея о существовании вероятной разлучницы подняла всё тёмное со дна души. Весь накопившийся за годы ил разом ударил в голову. Ощутила по отношению к мужу массу эмоций, как если бы случайно коснулась медузы - неприязнь, гадливость, страх…

Хотя внешне выглядела так, будто задумчиво потягивает кофеёк, на самом деле, влекомая нездоровым, причиняющим внутреннюю боль, любопытством, продолжила расковыривать рану, предаваться сравнениям. Поглядывая исподтишка на супруга, выискивать признаки предательства.

Однако после некоторых размышлений пришла к неожиданному выводу, что дело не в измене.

Будни муж проводил в школе: вёл уроки, проверял домашки. В затхлой атмосфере учебного заведения невозможно скрыться от чужих взглядов. Сплетни там начинают распускаться прежде, чем происходят события, которым они посвящены. Малейшие слухи разносятся по округе настолько быстро, что ей давно бы обо всём донесли, как минимум – прозрачно намекнули. Слишком уж много вокруг желающих сунуть нос в чужие дела и «макнуть» соседа. Тем более такого самоуверенного зазнайку.

А каждый божий вечер он неизменно торчал за компьютером, занимаясь своими исследованиями. Столь же бесконечными, нередко затягивающимися до полуночи, сколь безрезультатными.

Ситуации, когда муж мог хоть ненадолго исчезнуть из виду, случались буквально наперечёт. С его то неумеренностью к сексу (ей ли не знать?), не сумел бы долго выдержать разлуку с любовницей, несмотря на всё своё внешнее хладнокровие. Начал бы пропадать всё чаще и чаще, да ещё врать напропалую, оправдывая постоянные отлучки.

- Алло, очнись уже! - Желваки заиграли на скулах мужчины. По-видимому, обратился к ней несколько раз, но так и не получив ответа, впал в раздражение.

- Да, что ты хотел? – слегка опомнилась она, пытаясь сфокусироваться на его словах, а не на дурацком подбородке.

- Серёжа проснулся, разве не слышишь?..

- Ничего, посидит пару минут один, - отмахнулась она, пытаясь привести столь полярные соображения к одному знаменателю. Всё равно сын ещё маловат и не сможет вылезти из кроватки. - Сейчас кофе допью, и…

В голову пришла новая мысль – а ведь муж давно не звал её по имени. Словно избегал обращаться напрямую.

Поначалу неловко применял ласковые уменьшительные прозвища вроде «Зая», «Солнце», «Малышка», как бы пытаясь подобрать соответствующее. Но в итоге скатился к «Эй», «Слышишь», «Алло!» и прочим обезличенным оборотам речи.

Хотя, если хорошенько подумать, она сама сторонилась его настоящего имени. Даже когда оно так и вертелось на языке, в последний миг заменяла каким-нибудь нескладным прозвищем.

Влад. Короткое, выразительное имя – так просто выговорить. Но от одного мысленного звучания этого слова ощущала странное стеснение в груди. Возникал внутренний порог, через который трудно переступить. Будто оно не слишком подходило мужу либо вступало в противоречие с её отношением к нему.

Казалось бы, родные люди… почему им тогда так сложно непосредственно, без околичностей называть друг друга? Может потому, что оба неосознанно чувствуют отсутствие реальной близости? По-видимому, она для него всегда была лишь случайной спутницей, а он казался ей ненадёжным партнёром.

Но ведь поначалу, в первые месяцы знакомства, парень делился с ней мыслями, мечтами и даже сомнениями. А одно только звучание его имени вызывало в душе самые трепетные чувства.

Углубившись в какой-нибудь парк, взявшись за руки, могли запросто болтать обо всём на свете либо молча идти рядом, в зависимости от перепадов настроения, которые так чутко друг в друге улавливали. Тогда он не только слушал её, но и прислушивался к ней. Вместе они будто открывали новую, общую вселенную.

Во время долгих посиделок Влад увлечённо пересказывал ей всякие старинные сюжеты – неизменно увлекательные. Историй в его лукошке содержалось множество – ко всякому поводу своя. Она слушала их как сказки, затаив дыхание.

Глубокие познания молодого человека оказали на неё особое впечатление – какое богатство он в себе содержит, какой талант хранит!

Он очаровал её легко, как бы ненамеренно. И нельзя сказать, чтобы она противилась его обаянию. Наоборот, жаждала стать очарованной. Много ли нужно затурканной девушке для любви?..

Свидания завершались пьянящими поцелуями. Они словно обменивались на прощание звёздным теплом, ещё некоторое время после встречи приятно греющим нутро и подсвечивающим жизненный путь. Заставляя ожидать новых историй, новых встреч, новых, ещё более откровенных, нежностей.

И куда всё это подевалось? Вот бы вернуть то острое ощущение настоящей близости.

В прежние дни он называл её не иначе как Марго. Ей это ужасно нравилось, приятно радовало. С детства она привыкла к другому – «Рита», «Ритка», «Чита-дрита, очкастая-маргарита» и прочему в том же духе, разве что с теплом вспоминалось совсем детское, едва сохранявшееся в памяти «Ритусик-карапузик» от пьяненького папы.

Вероятно, Влад видел тогда в ней нечто большее – возможно даже героиню одной из своих новелл. Она и сама на некоторое время ощутила себя частью чего-то истинного, настоящего, вневременного…

Похоже, поторопилась с выводами. Типичная ошибка молодости.

Да и разве могла оправдать высокие ожидания? Заурядная девчонка, каких тысячи. С другой стороны… а сам он разве оправдал?

Окинула исподтишка худощавую фигуру мужа в одних трусах.

Сидит себе угрюмый, как обычно по утрам. Вяло откушивает яичницей прямо со сковородки, заедая пряженицу ломтиком чуть подсохшего батона, вымоченном в жире и потёках желтка, слегка причмокивая – впервые заметила, как неприглядно это выглядит со стороны. По-настоящему великие люди (а он явно грезил стать одним из них), небось так не делают.

Глядя на механичные движения челюстей, внезапно поняла, что как раз в те ранние безоблачные деньки на самом то деле и проросло первое зёрнышко раскола.

- Почему бы не взять какую-нибудь из этих историй и не оформить должным образом? - однажды вслух подумала она, оборвав парня на полуслове. Тогда они были настолько близки, что совершенно простодушно поделилась советом.

Влад потерял нить рассказа и посмотрел на неё будто свысока.

- Например ту, которая тебе больше нравится, – окончила мысль уже не так уверенно.

- Это всего лишь материал взятый из разных источников, – слегка нахмурился он. – Всем известные вещи.

- В смысле? – поразилась она. - Я, например, ничего подобного раньше не слышала.

- Просто... – он запнулся, подбирая слова, очевидно не желая её обидеть. Тогда это для него ещё имело значение, – ты никогда не увлекалась подобными вещами. Но для любого человека «в теме» тут не найдётся ничего нового.

- И что с того? Существует масса людей, которым будет интересно.

Парень пожал плечами:

- Им достаточно полистать какой-нибудь научпоп. Хотя бы школьный учебник, для начала. Оттуда, кстати, можно при желании многое почерпнуть.

- Но…

- Ты просто не видишь общую картину, – Влад попытался поскорее закончить пустой разговор. – Одних сведений недостаточно. Требуется нечто большее.

С её точки зрения материала имелось с избытком. О чём она не преминула тут же запальчиво заявить.

- Тебе так кажется. Как бы объяснить получше… – ему всё сложнее становилось сформулировать мысль. – Только настоящее открытие имеет смысл. Остальное – ерунда.

Она до последнего отказывалась понимать. Даже руки задрожали – её мнением пренебрегли, искреннее желание оказать поддержку проигнорировали.

Хотя парень вовсе не пытался её унизить. Наоборот, заметив огорчение девушки, пустился в подробности. Но его слова доносились до неё будто издалека и с трудом достигали сознания - их затмевал гул от тяжёлых ударов сердца в груди.

- Короче, всему своё время, - подытожил Влад долгие и путанные объяснения. - Надо продолжать… развиваться, искать, накапливать знания. И тогда, однажды… может быть…

Голос выдавал сомнение.

Ответ девушку не удовлетворил, но дальше настаивать не решилась, опасаясь всерьёз поссориться на ровном месте. Поцелуи в конце той встречи получились смазанными, неловкими; расставание вышло скомканным.

Ночью, оставшись в личном уголке наедине с собственными мыслями, внутренне оправдала юношу. И с лёгкостью простила. Вероятно, она и правда не всё понимает - у неё нет и толики его знаний. Он же обладает собственными идеями, которыми пока не спешит делиться с миром. Ну, вероятно разродится в подходящее время. Чего огорчилась вообще? Вот глупышка!

Хотелось поскорее уладить дурацкую размолвку. К счастью, словно в ответ на её невыраженное желание, Влад тут же позвонил, несмотря на позднее время. По-видимому, тоже ощущал, что вечер прошёл не слишком удачно. Они долго и тепло пообщались, развеяв недоразумения.

Вздорный случай лишь сблизил пару, укрепил отношения. Во всяком случае – так казалось. Шесть лет спустя ситуация выглядела иначе. Просто в те времена она не могла предвидеть того, что знала теперь – дни чудесных историй, сказочных посиделок при луне близятся к концу.

Стоило ей однажды не совладать с эмоциями, позволить юноше чуть больше чем обычно, поддаться вожделению, и дальнейшее развитие событий уже невозможно стало остановить.

Их словно в чёрную воронку затянуло. Они всё меньше разговаривали, всё чаще занимались любовью. И никак не могли насытиться редкими актами близости. На почве сладострастия свихнулись настолько, что решили съехаться.

Перед молодыми людьми возникли новые задачи, появились проблемы иного уровня. Пришлось приноравливаться друг к другу. Преодолевая мелкие дрязги, строить общий быт. Всевозможные хлопоты понемногу оттеснили то, другое, что было вначале. Искренние порывы стали затухать.

Влад практически перестал делиться с ней своими интересами, всё более погружаясь в себя, зацикливаясь на работе. Повседневные беседы превратились скорее в монологи: муж говорит – жена соглашается. Когда пыталась высказаться она – супруг особо не слушал, зато всё чаще решал за обоих. Разве что в постели им удавалось ещё долгое время поддерживать взаимопонимание.

А теперь вот до чего дошло. Холодность, отчуждение, безразличие. Неприкрытая грубость. Тут и до рукоприкладства недалеко. Так ли хорошо она его знает? Ещё неизвестно насколько дикая сущность может скрываться за маской обыденной интеллигентности.

­­*

С годами он запамятовал каким образом выучился азбуке, зато отлично помнил, что читать в детстве не любил. Толстые книжки без картинок казались тогда чем-то странным и бессмысленным. Откроешь такую на случайной странице и тут же отложишь в разочаровании: литая масса нудных буковок, логику сцепления которых между собой и улавливаешь-то с трудом. Разве только мог расшифровать по слогам коротенькую подпись под изредка встречавшейся неясной иллюстрацией, пытаясь получше осознать суть изображения. А заодно смысл существования всего этого нелепого бумажного кирпича в целом.

Детсадовские уроки языка, особенно необходимость заучивать дремучие стишки, раздражали ещё больше. Отвлекали от кубиков, машинок, солдатиков и прочего приятного времяпрепровождения.

Его, возможно, привлекли бы комиксы, но комиксов в СССР не было. Кроме коротеньких скетчей из «Мурзилки», да назидательных стрипов журнала «Крокодил», которые могли слегка позабавить, но не увлечь.

Такое отношение к писанному слову длилось до тех пор, пока однажды ему не подарили, по случайной прихоти кого-то из взрослых, загадочную книгу – «Семь чудес света». Она оказалась по размерам больше любого дурацкого учебника, как бы сразу намекая, что её содержимое гораздо значительнее школьных занятий и прочих обыденных вещей. Кроме того, внутри обнаружилось множество заманчивых рисунков. Как маленьких, чёрно-белых, разбросанных тут и там по краям текста, так и больших, красочных – на весь разворот. Одни привлекали внимание необычностью форм и положений, другие – непостижимым для незрелого разума гигантизмом.

Поневоле возникло желание получше разузнать что тут к чему.

Он, правда, и раньше слыхал краем уха, в основном благодаря телевизору, о пирамидах, древних храмах и прочих бесполезных развалинах, но доселе они его не привлекали. Всяко лучше «Ну, погоди!» посмотреть, либо кино про войну, чем скучную передачу из серии «Очевидное-невероятное».

Подарок, однако, стал настоящей находкой. Стоило всего лишь полистать страницы, как появилось ощущение будто приоткрыл дверцу в чудный мир. За порогом, среди необычных строений, чем-то напоминавших театральные декорации, виднелись силуэты царей, красавиц, мудрецов и хитрой нищеты. Словно ожившие фигурки с шахматной доски.

Так что быстренько взялся за чтение и постепенно зачитал книгу до дыр. Очевидно, в нём жила тяга к познаниям, которую прежде в себе не ощущал.

Приятно было в любой момент подойти к шкафчику, снять с полки выделяющийся томик и, открыв буквально наобум, моментально погрузиться в него с головой. А пока продираешься сквозь трудное изложение, полное вычурных имён и своеобразных названий, перед внутренним взором проплывают, стройной чередой, причудливые картины древности. Пышные панорамы – потускневшие от времени, но притягательные; овеянные отблесками мифической старины.

Бесконечное множество раз перечитывал одни и те же абзацы, иногда находя в них нечто новое, но обычно просто наслаждался знакомым, с каждым разом более понятным, текстом.

Однажды чётко уяснил, что перед ним не просто сборник легенд и преданий, сочинённых для услады воображения, а настоящая история. Повествование о событиях, действительно происходивших задолго до его рождения и некоторым неочевидным образом предопределивших настоящее.

Ребячье сознание словно вышло за рамки книги и, оттолкнувшись от извлечённых из неё сведений, впервые окинуло окружающий мир серьёзным, оценивающим взглядом.

В момент озарения он будто разгадал первую загадку Сфинкса, но в тот же миг окрылённому разуму открылся более глубокий и сложный уровень головоломки. Которую невозможно было осмыслить и раскусить столь же легко, ведь отчаянно не хватало информации. Одной единственной книги стало недостаточно. Требовалось срочно заполнить пробелы знаний c помощью других источников.

Желая поскорее преодолеть исследовательский голод, записался в районную библиотеку – единственное место, где можно было достать ещё некоторое количество подобных редких вещиц. Древний Египет, открытие тайны иероглифов, разнообразные истоки современной цивилизации, клинописные таблички… Замшелые выпуски «Исторического журнала», где изредка, затиснутые со всех сторон совкой пропагандой, попадались стоящие статьи.

В новых книгах текста становилось всё больше и больше, многие из них и вовсе имели энциклопедические размеры. А картинки там если и попадались, то весьма специфические – замеры археологических раскопок, фотографии разбитых черепков и прочих печальных останков.

Библиотечные издания нельзя было задерживать надолго, так что юному изыскателю ничего не оставалось, как наскоро переписывать их содержимое в тетрадки и блокноты. Копируя занятные куски текста и перерисовывая самые интересные изображения, пришлось ему, обычному третьекласснику, поневоле «изобрести» конспект.

Красивый почерк, который нерадивому ученику старательно ставила классный руководитель, резко изменился в худшую сторону. Вместо аккуратных размашистых плавных линий появились грубые, раздельные буквы. Напоминавшие печатные, но корявые и хаотичные из-за спешки. Тем не менее, довольно читабельные.

Родители с заметным удовольствием подметили неожиданное увлечение чада и распространили среди знакомых благую весть.

Вскоре ему стали дарить множество соответствующей литературы. От приличествующих случаю «Легенд и мифов…» Куна, до несколько странных, как для малолетнего читателя, «Раннего законодательства и становления рабства в античной Греции» Шишовой, «Римского рабовладельческого поместья» Кузищина.

Впрочем, он и не думал жаловаться. Каждый подобный подарок в эру дефицита принимался с настоящим восторгом. Уже научившись наскоро оценивать сложность текста, что-то с удовольствием «проглатывал» сразу, а что-то, с любопытством просматривая, откладывал до будущих, более просвещённых времён.

Качественный научпоп в свободную продажу попадал редко, да и не всякий родственник мог таковой распознать. В результате круг чтения подростка пополнился историческими романами. «Сократ» супругов Томановых, «Спартак» Джованьоли… Вальтер Скотт, а затем и многочисленные книги Дюма-отца, издания которых в 80-е посыпались словно из рога изобилия. А вместе с последними, благодаря неразборчивым родичам – более фривольные произведения Дюма-сына.

Оказалось, что привлекательность истории одним только древним миром не ограничивается.

И хотя в последовавшую позднее эру интернета большую часть прозы он сдал на макулатуру, некоторые издания, показавшиеся бесценными, оставил для архива. Когда-то думал, что книжками со странными картинками однажды обязательно заинтересуется ребёнок, но времена изменились – пыльным талмудам сын предпочёл куда более красочный мир игр из маминого планшета.

Главным достоинством прежних изданий было то, что даже плохонькая беллетристика содержала небольшой научный аппарат. Раздел комментариев составлял для парнишки отдельный интерес. Новые слова. Новые факты. Всякие маленькие занимательные детальки: «Пафос» — город на Кипре. Здесь находился храм Афродиты; «Стола» — длинное просторное платье; «Талант» — крупная греческая денежная единица… И так далее, и тому подобное.

Он продолжал вести записи, извлекая пользу из каждой книги. Что, кстати, очень помогало при решении кроссвордов.

Со временем блокнотиков с заметками и зарисовками образовалось слишком много. Быстро найти в них нужную информацию стало невозможно. Тогда, в классе четвёртом-пятом, чтобы хоть как-то упорядочить кучу исписанного хлама, довелось ему «изобрести» картотеку.

Методом проб и ошибок, создал со временем целую систему. Карточки с важными датами – в календарном порядке. Только пополняй цифрами годов и дней – вся всемирная история в чёткой последовательности у тебя под рукой. Затем, карточки с яркими цитатами, разбитые по авторам. Отдельно – формуляры большего размера, содержавшие сжатые пересказы крупных событий. И, конечно, алфавитный каталог всей прочитанной литературы, напоминавший библиотечный. На обороте каждой библиографии размещал кратенькую личную рецензию, чтобы помнить: какие книги содержат стоящую информацию, а повторное обращение к каковым – пустая трата времени.

Для сохранения и упорядоченности бланков пришлось клеить из старых коробок множество длинных картонных ящичков.

Наибольшим достижением, которым внутренне гордился, стала сквозная система пометок. Каждая карточка имела перекрёстные ссылки на карточки из других категорий. По цитате можно было легко найти книгу и страницу, на которой она ему попалась. По дате – более полное описание события, а по событию – всю сопутствующую литературу, его освещавшую. С обязательными сносками на собственные, тщательно пронумерованные, конспекты. На тот случай если первоисточник окажется недоступным.

Посторонний бы вероятно голову сломал, пытаясь разобраться в этом лабиринте взаимосвязей, но юному историку разработанная однажды система на всю жизнь стала удобным подспорьем.

Сколько времени провозился, внедряя всяческие ухищрения?.. Представить страшно!

Хорошо ребёнку: вопрос, зачем он занимается подобной ерундой перед ним даже не возникает. Ему интересно, вот и всё, одной этой причины вполне достаточно.

*

С особым нетерпением ожидал наступления средней школы, когда в расписании появлялись уроки истории.

Что предвкушал? Естественно, радость новых открытий. Мечтал о прорыве: вот-вот ему явятся настоящие тайны, а уровень познаний вырастет в разы. Думал тогда, будто все его детские разыскания лишь подготовка к чему-то важному.

Сказать, что оказался разочарован – ничего не сказать. Учитель – чем-то вечно недовольный старик, вёл уроки формально, тупо следуя установкам учебника.

— Вот, есть такой предмет, - бубнил сухарь, настороженно разглядывая пятиклашек поверх очков, явно ожидая от них шалостей, - он изучает то-то и то-то, полезен тем-то и тем-то. Некоторые вообще не считают историю наукой, потому что… но они, разумеется, не правы, ведь… - поверхностно разъяснил суть предмета словами из методички, а напоследок прикрикнул. - Всем всё ясно?!

Испуганные такой манерой преподавания, малолетние ученики спешно поддакнули.

- Хорошо, - продолжил учитель, беря в руки мел и оборачиваясь к доске, - давайте теперь нарисуем в тетрадях прямую линию. Нарисовали?.. Молодцы! Представьте, что это поток времени. Представили?.. Отлично! Поставьте по середине жирную точку. Все поставили?.. Далее, нарисуем несколько точек поменьше – приблизительно вот на таком расстоянии. Сделали?.. Теперь проведём от точки к точке дугу. Сначала большую, теперь покороче, следующая ещё короче… Удалось? Внимательно смотрите сюда! – строго постучал костяшками пальцев по доске, хотя дети не смели отвлекаться. – Тут у нас, – объяснил первую длинную дугу, - первобытнообщинный строй; тут, – пояснил другую, меньшей длины, - античность; далее - средние века… Теперь давайте запишем списком. Все в курсе, что такое список? Это когда один, два, три… и ещё подпункты, буквами а), б), в).

- Да… да… - несмело ответили из класса.

- А, уже знаете? Хорошо!

Всё это конечно прекрасно, - недоумевал юный историк, наблюдая за происходящим со своего места за партой, - но где чудеса света, где древние боги, где Македонский, по-гусарски разрубающий гордиев узел, где хотя бы неандертальцы, с трудом добывшие первый огонь и отчаянно боготворившие его?

Все эти пленительные вещи если и существовали, то далеко за кадром. В класс не проникало ни капли из того, что однажды увлекло его предметом. На доске места им почему-то не нашлось. Воображению учеников не за что было даже зацепиться.

Вначале старательно наводишь в тетради прямую линию, затем, высунув язык, рисуешь разнокалиберные точки и проводишь над ними дуги, потом подписываешь картинку и ещё записываешь под диктовку всякое, что надлежит вызубрить назубок. Потом зеваешь, глядя в окно, с тоской вспоминая о каникулах. Начинаешь мечтать о перемене. На ней по крайней мере можно порезвиться. И, с невнятной тоской, вспоминаешь о новой недочитанной книге, что ждёт дома и уж точно не разочарует.

Пусть он, в отличии от большинства одноклассников, совершенно неподкованных и не готовых к такому развитию событий, хотя бы понимал в общих чертах о чём талдычит препод, но заскучал самым первым.

- Ты! – резко окликнул учитель, возвращая его из мира грёз обратно на грешную землю. – Фамилия?

Испуганно вскакивая с места, назвал фамилию.

- Что я сейчас сказал? Ты записываешь вообще?! Ну-ка, быстро перечисли основные характеристики античности!

Слушать, не слушая – единственное, в чём он преуспел за годы учёбы. Стал в этом настоящим докой.

Запинаясь, пытаясь на ходу собрать в памяти отголоски слов руководителя, выдал несколько особенностей. А затем, внезапно осмелев и вспомнив разрозненные сведения из ранее прочитанных книг, ещё несколько.

- Хмм… – учитель выглядел слегка озадаченным, так как был уверен, что поймал мальчишку на горячем. – Хорошо, садись. Молодец. Но, не отвлекайся от урока.

Хотя успел порядочно перетрусить, зато были в этом маленьком происшествии свои плюсы. Его запомнили, он выделился из безликой серой массы. И теперь почти что на хорошем счету. А если сможет в дальнейшем, на следующей паре-тройке уроков, возникшую репутацию поддержать, то сразу перейдёт в разряд любимчиков. Которому будут ставить хорошие оценки, даже когда толком не подготовился к уроку. Тем более, если способен выкрутиться, выехать на общей интуиции. Тройку уже не влепят, минимум четвёрку. Разве что с минусом.

С другой стороны, когда знаешь о старом мире едва ли не больше, чем замшелый препод, а всю информацию, лишь упорядочивавшую твои разрозненные сведения, схватываешь на лету, сложно потерпеть настоящее фиаско.

Учителю на самом деле приятно обнаружить среди девчонок-заучек и пацанят-двоечников родственную душу.

Внезапно оказывается, что за унылым фасадом школьной программы, в старике таится масса знаний. А за грубой внешностью – настоящая любовь к предмету, которую не знает как правильно ученикам подать. Не умеет просто. Со временем педант заметно оттаивает, смягчается, всё больше общается и даже иногда спорит с тобой, верно вспоминая свой собственный юношеский интерес к предмету, давно опостылевшему.

С годами твоя репутация лишь растёт, учитель начинает так гордиться любимым учеником, будто успехи в предмете и грамоты с олимпиад – его личная заслуга.

Впрочем, за годы учёбы между вами поневоле возникает некоторая близость и ты позволяешь ему так думать. Обычно просто немного подхалимничаешь, но в конце концов преисполняешься добродушной симпатией к старику, которого большинство учеников за глаза люто ненавидит. Потому что у тебя с ним, несмотря на все очевидные различия, гораздо больше точек соприкосновения, чем со многими сверстниками.

Так что пусть школьные уроки несколько остудили его рвение, это не привело к настоящему разочарованию, он лишь утвердился в своём интересе. Просто учитель попался пресный. Ну, бывает. В конце концов - не всем дано преподавать.

Со временем книги без картинок окончательно перестали его удивлять. А к старшим классам и вовсе привык, что предпочитаемый предмет — не только поразительные сюжеты, способные посоперничать со сказками «Тысячи и одной ночи», притом, в отличии от последних, реально произошедшие, но и терминология, методология, систематизация, периодизация, и прочий «научный аппарат». Он уже читал сугубо специализированные многотомные издания запросто, словно увлекательнейшие романы.

О том, куда будет поступать после школы вопрос не возникал. Даже распад Союза, резко обесценивший профессии историка, археолога и прочих библиотекарей, в угоду внезапно ставшими модными праву и экономике, уже не мог ничего тут изменить.

*

В его университетскую шестилетку интернет ещё не сделался общедоступным, так что знания получали по старинке – из учебников.

Любимым местом посещений студента стал книжный рынок, расположенный в городской роще. Частенько вырывался туда на выходных.

Изданий появилось много, даже слишком. Прежний дефицит сменило такое изобилие, что глаза разбегались. Когда-то недостижимые наименования лежали вповалку, стояли горками, громоздились башнями. Но даже книги, валявшиеся на асфальте, припорошённые пылью, всё ещё стоили денег, порой немалых.

Нищенская стипендия, редкие подарки родственников и мелкие случайные заработки не позволяли особо разгуляться. Приходилось уравновешивать желания и возможности. Однако, среди массы неудобств крылось некое удовольствие.

Он медленно, забывая о времени, бродил вдоль рядов, подолгу выбирая, определяясь с покупкой. Путешествие среди книжных завалов могло занять и три, и четыре часа, и целый день. Одни приобретения откладывал на потом, другие делал тут же, а на какие-то и вовсе тратил сразу все деньги, поддавшись внезапному порыву. Когда с наличкой было совсем туго – просто разглядывал книжные корешки, просматривал страницы, приценивался к интересным экземплярам на будущее.

Толкучка привлекала свободой поиска, радостью находок, напрочь отсутствовавшим в университетской библиотеке. Где всё было чрезвычайно строго и ограничено твёрдыми правилами. Вначале, пользуясь лишь ключевыми словами, выбираешь по каталогам разрешённое к выдаче на руки небольшое количество экземпляров, заранее не представляя окажутся ли содержавшиеся в них тексты хоть сколько-нибудь полезными. Затем выстаиваешь очередь на выдачу, заказываешь литературу. Снова ждёшь, спешно переписываешь нужное в тетрадочку, как в детстве... По итогу, основываясь на парочке куцых источников, компонуешь сухой доклад по заданной теме.

Со временем, правда, прямо в учебном заведении появились копировальные аппараты... к которым выстраивалась ещё одна бесконечная очередь.

Большинству студентов вполне хватало материалов библиотеки. Но не ему. Считал походы туда пустой тратой времени, по сравнению с которой прогулка на рынок – натуральная отрада. Мало того что получаешь массу приятных впечатлений, так ещё и возвращаешься домой с чувством полного удовлетворения, увозя в рюкзаке несколько бесценных приобретений.

В общем, продолжал развиваться, пополнять личную библиотеку и расширять картотеку, достигшую уже внушительных размеров. А наводить порядок в томиках, перебирать книгу за книгой, заново расставлять их в новом порядке – ещё одно странное, приятно щекочущее самолюбие, ощущение.

Собирал тогда всё, что приглянулось. Не только книги, но и брошюрки, старые журналы, особенно дореволюционные. Вырезал из газет статьи, интервью всяких деятелей, чьи-то воспоминания о недавнем прошлом…

Путеводители по нумизматике вмещали фото и подробные описания монет, способные поведать о незначительных деталях старины. В красочных альбомах средневековых художников можно было разобрать нюансы обстановки, повседневной одежды, военного облачения. Батальные сцены, тщательно скомпонованные поздними мастерами, отличались особой притягательностью - каждый эпизод, каждую мелочь хотелось разглядывать до бесконечности.

В те дни был преисполнен уверенности, что все изыскания обязательно пригодятся в будущем, станут подспорьем для собственных достижений. Дополнительная копеечка в копилку дела всей жизни.

Однажды ему попался на рынке иностранный альбом, подробно освещавший древнеегипетское искусство. Текст был непонятным, всё на немецком, зато какие шикарные иллюстрации! Многое тогда отдал бы, чтобы завладеть подобным сокровищем, но запрашиваемая торговцем цена оказалась, мягко говоря, неподъёмной. Не один раз приходил поглазеть на фолиант, мечтал даже, что если удастся его всё-таки выкупить, то займётся заодно языком, лишь бы перевести, разъяснить текст… Пока однажды экземпляр не пропал с прилавка – видимо, кто-то раскошелился и купил.

Впрочем, времена быстро меняются. Пройдёт какой-то десяток лет и на интернет распродаже он приобретёт идентичную книгу в отличном качестве, лишь с лёгкой волнистостью по краям первых листов, практически за бесценок. Даже ощутит лёгкое упоение - мечта наконец-то стала реальностью. Но яркость впечатлений с годами поблекнет. Приобретение приятно согреет душу, но не окрылит, как могло случиться раньше.

Говорят, лучше поздно чем никогда, однако, будет размышлять он, задумчиво просматривая томик, гораздо лучше, когда события происходят своевременно.

Книгу с удовлетворением поставит на полку, но ни разу больше её в руки не возьмёт. К тому времени у него уже накопится огромное количество сходных иллюстрации в гораздо лучшем качестве, а специально учить немецкий ради перевода текста и вовсе не будет смысла – ничего нового из альбома 70-х годов всё равно узнать не удастся. Наука не стоит на месте.

В дни учёбы он продолжал видеть себя в будущем серьёзным учёным. Его представление о старости соответствовало картинам 19-го века – умудрённый годами муж, украшенный седой бородой; рядом -дородная красавица жена и куча детишек; на столах и креслах вокруг - груды публикаций; на стенах - грамоты, ордена, кричащие о достижениях.

Первые курсы университета вроде бы подтверждали такую возможность.

Благодаря ещё в детстве наработанной скорописи он единственный на потоке успевал записывать за преподавателями каждое слово, так что сокурсницы постоянно выпрашивали конспекты для переписывания. Накопленные годами знания и твёрдая память также помогали в учёбе. Особенно полезной оказалась личная картотека - рефераты отличались тщательностью подбора материала и обилием цитат.

В общем, он числился на хорошем счету.

Но стоило приступить к курсовым, как оказалось, что его работы довольно стерильны, выделяются на общем фоне лишь богатством источников. Собственные размышления и аналитика не показались университетским умам сколько-нибудь интересными; мысли не отличались новизной, лишь повторяли ранее известное.

То же вышло с дипломом - хотя получил за него отличную оценку, но в тройку лучших, выделенных факультетом для публикации в научном сборнике и продвижения на недавно появившемся сайте университета, тот не попал.

В то время как некоторые ученики делали пусть ничтожные, но собственные открытия, а порой так и вовсе удивляли преподавателей глубиной выводов, он оставался лишь качественным компилятором, не более того.

Да, мог с лёгкостью перерыть всю доступную литературу по маленькой проблеме, сопоставить кучу фактов, найти несовпадения. Уточнить датировку, чётче прояснить порядок произошедших событий. Сделать на сей счёт кратенькую статью, удачный реферат. И всё.

Хотя и тут таилась маленькая победа исследователя, да и вообще приятно было осознавать, что удалось распутать некий ребус, но решение подобных, довольно символических, проблем казалось слишком незначительным делом для его амбиций.

Он то мечтал раскрыть тайны мироздания, вот только копнуть глубже никак не удавалось.

Душа жаждала более значительных свершений, каких достигают настоящие исследователи. Где требовалось метко истолковывать факты, находить в произошедших событиях важные взаимосвязи, подводить некие глубокомысленные итоги.

Чтобы по итогу привести сумбур информации к чёткому порядку, сделать крупное открытие, перевернуть общественное сознание. Повлиять на ход истории, наконец.

Однако, под конец магистратуры всё выглядело так, что ему особо нечего дать науке. Его увлекали исследования, сравнения, анализ, систематизация, классификация. Подобными вещами мог заниматься вечно. А вот абстрагирование, синтез и обобщение толком не удавались. Гибкости и проницательности ума ему, по-видимому, недоставало. Несмотря на всю любознательность и годами накопленную эрудицию, настоящие свершения оказались юноше недоступны.

Всё это наложилось на личные неурядицы, безответную любовь...

Тогда он пережил первое по-настоящему глубокое разочарование в себе. Но несмотря на внутреннюю боль и прочие сотрясения основ, самоуверенность лишь сильнее заговорила в нём - продолжал видеть себя однажды в первых рядах, на острие науки.

Хотя окружающие ожидали от парня поступления в аспирантуру, да и сам он не сомневался, что легко сумеет защитить диссертацию, внутренне ощущал тупиковость подобного пути. Разумом всё ещё пребывал в лоне детства, в мире фантазий - жизнь «вольного художника» и некая «свобода творчества» прельщали его.

Решил порвать с академическим направлением и добиться достижений собственным непроторённым путём.

Но без денег, конечно, тоже никак. Так что первым делом устроился учителем в родную школу. Где перед тем, под присмотром старичка учителя, вышедшего вскоре на пенсию, успешно прошёл университетскую практику.

Тогда ещё мечтал, что после уроков и проверки тетрадок у него будет оставаться куча времени для настоящей работы - углублённых научных трудов, способных однажды составить ему имя.

А в школе новоиспечённого магистра приняли с распростёртыми объятиями - хорошие спецы на дороге не валяются. Заштатным учебным заведениям в конце девяностых остро не хватало толковых, увлечённых предметом, работников.

*

- Многие думают, глядя на фото археологических развалин и судя по учебникам, опирающимся на доступные нам фрагментарные данные, будто древний мир - огромная пустыня с редкими, наподобие оазисов, очагами жизни. И хотя людей тогда жило действительно на порядок меньше, чем сейчас, но стоит хоть чуточку подключить воображение, как начинаешь осознавать - земля с незапамятных времён являлась довольно населённым местом. Издавна существовал целый пояс развитых цивилизаций, заключавших в себе крупные и мелкие города, обширные селения. Их объединяла торговля, между ними прокладывались дороги. В преддверии средних веков из Рима до Сингары, самой восточной точки Римской империи, граничащей с азиатской империей Сасанидов, при необходимости, можно было добраться месяца за полтора. А из Константинополя, по-нашему «Царьграда», нынешнего Стамбула, а тогда одной из двух столиц Римской империи – вдвое быстрее. Но прогресс не ограничивался околосредиземноморскими территориями. Персию, например, пересекала «Царская дорога» — мощёная магистраль, превышавшая две с половиной тысячи километров, со встречными полосами движения и более чем сотней остановок на пути. Нарочный мог преодолеть такое расстояние довольно быстро - приблизительно за неделю. А там уже Индия под боком и Китай не так далеко, со своими богатыми традициями. Но даже если малость углубиться во времени, наткнёмся на непреложные свидетельства, что уже за пятьсот лет до нашей эры на белом свете существовал минимум один мегаполис - Вавилон. Кроме того, имелась масса крупных городов с населением сто-двести-триста тысяч на огромном пространстве от Греции, до Поднебесной. Таким образом между народами, населявшими самые отдалённые уголки света, находившимися подчас на разной ступени развития и мышления, поддерживались постоянные сношения. Совершался не только обмен товарами, но и духовными достижениями. Происходило взаимодействие, взаимовлияние, взаимопроникновение культур. Случались, понятное дело, войны, по-своему повлиявшие на дальнейшее развитие общества, ставшие одним из важнейших факторов того, к чему мы пришли сейчас. На некоторых континентах и островах существовали самобытные государственности, например Японская и так называемые Доколумбовы цивилизации Америк, развившиеся несколько позднее, но имевшие долгую предысторию, оставившие после себя не менее потрясающие достопримечательности. И это только известные нам данные, а сколько свидетельств ещё скрыто? Сколько находок ждёт своего исследователя? Обо всём этом и о многом другом мы с вами поговорим на наших уроках.

Таким или подобным пространным вступлением он пытался сразу привлечь внимание пятиклассников. Речь была излишне пафосной и для детишек не вполне понятной. Поведать бы им подобное чуть позднее, через пару-тройку лет, когда малость созреют, но школьная программа неумолима. Самое загадочное и захватывающее преподают малолетним, а более скучное, политически направленное - старшеклассникам.

- Самое интересное в науке то, что она не стоит на месте, она многогранна. Есть современный раздел, который сам по себе настолько обширен, а информации нынче так много, что просто отслеживать происходящие в мире события даже по верхам бывает проблематично. Помимо того, постоянно происходят открытия из прежних времён. Археология буквально каждый день подбрасывает учёным свежие данные. Архивариусы отыскивают новые документы в библиотеках и частных собраниях по всему миру. Компьютеры помогают расшифровать письмена, недавно казавшиеся не подлежащими распознаванию. Как грибы после дождя тут и там обнаруживаются детали, которые постепенно дополняют известную нам картину прошлого. Дисциплина развивается такими темпами, что за ней не успеваешь поспевать.

Слушатели, конечно, были неблагодарными. На них свалилось слишком многое - переход из младшей школы в среднюю, масса незнакомых предметов, новые учителя. Одни разглядывали наставника осоловело, другие слегка испуганно - мол, что он там чешет мутное такое? В лучшем случае еле реагировали, с тоской глядя в окно, горюя о недавних вольготных деньках. В худшем - пытались шалить, сбивая его вдохновенный настрой. Последних резко осаживал, чтобы в будущем опасались и не создавали проблем. Но в каждом классе попадалось двое-трое, редко больше, обычно меньше, девочек и мальчиков, которые внимали так, будто готовились испить истину прямо из его уст.

Он сразу подмечал таких ребятишек, ради них в основном и распылялся. Общался с ними на переменах, советовал дополнительную литературу. Как и сам в своё время, они иногда подхалимничали ради хороших оценок, но было видно, что некоторых из них действительно влечёт знакомая ему тяга к познаниям. Эти не боялись, когда он внезапно становился строгим, во всяком случае не так, как остальные. Иногда даже могли задать разумные вопросы, разговорить его, отвлечь внимание на себя и тем улучшить настроение.

Как и старый учитель, он слегка завидовал молодой наивности, отчаянным надеждам, желанию отыскать истину. Сердечно разделял их успехи.

Но в нём самом что-то поменялось с возрастом. Стал менее открытым, лишился множества иллюзий. Вместо прежних, возникли новые химеры. Сама принадлежность к старине стала в его глазах добродетелью. Интерес к древности помалу превратился в некое подобие веры.

- Большая часть истории, её наследие, навсегда утрачено. Например, по самым оптимистичным подсчётам сохранилось менее 10 % античной литературы. Вероятно, тут кроется одна из причин того, что последующие поколения описывают и определяют те времена по большему счёту так, как им выгодно. Но история - не лестница развития от низшего к высшему и не основание для пиара. Люди были иными, отличались психикой. У них существовал другой уклад жизни, другие отношения, в том числе половые, другие интересы. Нельзя этого забывать. Преобладала близость к природе, первозданному, стихийному, хаотичному. Их сила, важное отличие от наших современников, основывалась на том, что они не блюли так крепко нормы морали, не испытывали постоянного чувства вины, совесть их не так уж часто тяготила. А острота ума некоторых из них удивляет до сих пор, несмотря на все современные достижения науки и техники. Доходит до смешного - нынешние демагоги тщетно пытаются включить результаты размышлений предков в свой пошлый современный нарратив. То бишь даже сквозь призму веков мы испытываем на себе ощущение верховенства, могущества исходящее от древних. Значит, исследовать их нужно как равных, а не снисходительно, подобно некоторым деятелям «просвещённого» века. Когда древляне, тут я привожу пример из более поздних, но сходных по мировоззрению времён, к тому же близких нам по родству, утомлённые тяжёлыми поборами, казнили князя Игоря, что, кстати, было сделано по решению вече и являлось с точки зрения племени вполне законным действием, его жена, княгиня Ольга учинила над ними в ответ жестокую, кровавую расправу. Знаменитую многократную месть. В наше время подобное поведение не приветствуется и обычно подаётся как пример «дикости» тогдашних нравов. Но дело отнюдь не в дикости…

Впрочем, с учениками в подобные вопросы сильно не углублялся. Его взгляд на антропологию выходил за рамки программы и попахивал нигилизмом. А он тут не затем, чтобы подвергать сомнению социальное развитие и рушить моральные устои. Дело учителя - заинтересовать, разбередить любопытство, посеять зерно самостоятельной мысли.

С годами школьное однообразие стало утомлять, его всё чаще охватывала усталость, раздражительность, разочарованность в себе. Лишь изредка вспыхивала искорка в скрытых очками утомлённых глазах, и он, подчиняясь силе внезапного вдохновения, напоминая слагателя, пересказывал притихшим ученикам возникшие в сознании занятные сюжеты. Ловя сосредоточенные на себе увлечённые взгляды учеников.

Именно так выглядели редкие мгновения удовлетворения от работы.

У старшеклассников, которые хоть и слушали его занимательные басни с не меньшим интересом, чем представители младших возрастов, возникал другой, более острый вопрос:

- Зачем вообще нужен этот предмет, какой нам от него толк?! – вопрошали они, подразумевая под этим: «Мы давно определились с будущим. История в него никаким боком не входит! Мы желаем стать программистами, экономистами, менеджерами, докторами… не важно кем, хоть водопроводчиками. Заучивание дат, как и прочая твоя болтовня – пустая трата нашего времени!»

- Люди ищут во всем пользу, – слегка раздражался он, в очередной раз наблюдая, как все его старания сделать скудоумных учеников хоть капельку мудрее идут прахом. – Это понятно. История, по мнению толпы, обязана чему-то учить. Но, во-первых, не обязана. Хотя и может, только вряд ли кто способен в самом деле извлечь из неё уроки, для этого надо обладать недюжинным умом. Например, большинство из тех, кто часто мелькает нынче на экране с экспертным мнением, стараясь подкрепить свои рассуждения экскурсами в прошлое, разумеют, обычно, не больше ракушки.

Внезапный выпад в сторону ТВ вызывает смешки, напряжение в классе спадает. Ученики начинают прислушиваться к преподу, вновь проникаются доверием к нему.

- Во всём нужна осторожность, - продолжает он гнуть свою линию. - Будущим поколениям кажется, будто они лучше видят, лучше знают. Но так ли это?.. Не принимают ли они желаемое за действительное? Есть мысль, что позднейшие наслоения мешают реальному пониманию происходивших прежде процессов. Опираясь на мнение поколений комментаторов комментариев, доверяясь авторам поздних наслоений, утопая в постмодернизме, лишь отдаляемся от первоначальных истин.

Такой ответ повергает школьников в растерянность, подкрепляя их возмущение «ненужностью» предмета:

- И как с этим быть?.. – изумляются они.

- В идеале - изучать первоисточники, углублять познания о том либо ином периоде, составлять собственное мнение. Подвергать авторитетные заявления разумным сомнениям. Критика - первейший инструмент исследователя. Терпение и смирение внутреннего голоса цивилизации - второе.

- Но это сложно! – отмахиваются ученики, подразумевая: «Нам это нафиг не нужно!»

- Точно, потому мы и получаем информацию через призму учебников. Вместо того, чтобы напрямую обращаться к фактам, «кушаем» так сказать из пятых рук. Изучаем по итогу некую «псевдоисторию», утверждённую кем-то свыше. Передающую события в ключе полезном, по мнению недалёких представителей власти, подданным. Вся школьная программа, по сути, таковой и является. Где главное - воспитание полезного державе благоразумного болванчика. В духе патриотизма и правильной морали. Хотя мы с вами от программы частенько отвлекаемся. Не для того, конечно, чтобы проявить непокорство, боже упаси! Тем более, подобные проблемы нимало нас не касаются. В нашем государстве с этим всё отлично, да и программа у нас превосходная, – саркастично подмигивал он тем из ребят, которые слушали серьёзно, словно разделяя с ними некое таинство. – А чисто из любопытства, ради расширения кругозора. Для общего развития. Утверждают – это полезно.

Кому надо – тот поймёт. Остальным будем меньше шансов настучать на неугодного препода. Никакой педсовет к такой трактовке методов обучения не подкопается.

*

А вечерами, после школьных занятий и проверки тетрадок, оставался наедине со своими амбициями – лицом к лицу.

Чем ему действительно нравилось заниматься, так это бесконечными исследованиями. Являясь своеобразной формой эскапизма, они уносили сознание из постылой реальности в захватывающие дали. Как в детстве. Всё новые и новые сведения приятно подпитывали интеллект, тяга к знаниям с возрастом не ослабевала.

Но простого пополнения умственного багажа стало недостаточно. Знания требовалось освоить и как-то применить, отлить в новую форму. Хотелось выйти на широкую аудиторию, захватить её внимание. Душа жаждала великих свершений.

Поначалу не знал, за что взяться – такое раздолье тем! Его увлекал то один исторический момент, то другой, то третий. Погружался в тему с головой, проверял и перепроверял сведения, выдвигал гипотезы, по-своему интерпретировал события…

Тридцать, сорок минут пытался «серьёзно» работать, а потом, отвлёкшись на неожиданную задачу, случайное слово, побочную тему, с лёгкой душой пускался, словно отрадный путник, в нечаянные изыскания. Последние чем-то напоминали «кипу» инков – когда один узелок шнурка тянет за собой второй, а тот – третий. И вот уже несёшься, подгоняемый любопытством, мимо десятка разноцветных узелков, переживая бездну удовольствия. Пока не обнаруживаешь себя однажды в ином месте - другой стране, другом историческом периоде, абсолютно другом контексте… Между тем в реальности проходит месяц-другой-третий, а основная задача не продвигается ни на йоту.

Вообще, в жизни хватало отвлекающих событий. Дома со временем появилась не только жена со своей кошкой, но и такие безусловно полезные вещи как компьютер, интернет. Дайл-ап модем приятно наполнял пространство комнаты тёплым шумом ночных колбэк подключений. Место книг вскоре заняли фидо-конференции, затем полноценные сайты и блог-платформы. Информации внезапно стало много. Настолько много, что поле для исследований расширилось практически до бесконечности.

Несколько лет спустя словно опомнился – он всё тот же школьный учитель без будущего, без перспектив. За это время бывшие сокурсники защитили диссертации, так или иначе продвигали науку; их имена запечатлелись на заглавных листах новейших учебников. Ему же оставалось лишь с завистью глядеть на чужие успехи со стороны.

Разве что бумажная картотека имён, названий, цитат и мелких заметок которую он мечтал однажды перенести в электронную форму, чтобы освободить окружающее пространство и вздохнуть посвободнее, чему мешала вечная нехватка времени, всё росла и росла.

Дополнительные знания очень помогали в классе. Заметив, что ученики начинают скучать, мог внезапно сменить тему, вспомнить подходящий случаю забавный исторический анекдот, поразить школьников занимательным курьёзом, поделиться красивой легендой, либо пересказать потешную побасёнку, навроде приключений Ходжи Насреддина.

Стоило только словно невзначай обронить:

- Даже такой обычный предмет девичьего туалета как бюстгальтер имеет богатую историю - и весь класс тут же превращался в слушателей, даже самые отпетые замолкали.

Доставал из шкафчика у задней стены кабинета пачечку вырезок, наклеенных на картонки, и подтверждал аргументы свидетельствами. Картинки, естественно, были тщательно отобраны и довольно невинны. Ещё не хватало, чтобы донесли, будто препод распространяет среди учеников порнографию.

Секс, жестокость, дворцовые интриги, нераскрытые загадки древности, байки о знаменитых фальшивках - он прекрасно понимал, чем увлечь внимание недозрелых слушателей и периодически этим пользовался. Но очень хорошо осознавал, где находится грань, за которую заходить не стоит. Так что если на него и поступали иногда жалобы директору, то не в связи с подобными уроками.

Со временем стало ясно, что быстро достичь успеха, как прежде мечтал, не получится. Хотя, казалось бы, сидит на золотой жиле, которую вот-вот удастся разработать. Но каждая попытка сделать какое-то пусть маленькое открытие, не говоря уже о крупном, терпела крах. Сложно было осмыслить всё богатство впитанного за жизнь материала. Может, таланта не хватало? Или силы ума? Наверное, чересчур расслабился. Слишком мало усилий приложил в нужном направлении - пора нагонять!

Но чем больше давил на себя, тем менее продуктивной становилась работа. Требовалось срочно найти какой-то выход, чтобы не впасть в глубокий кризис и не потерять веру в своё предназначение.

В самые трудные дни вспоминал о старине Жюль Верне. Фантаст, по словам некоего советского биографа, упорно учился, готовился аж до 34 лет. Лишь затем начал полноценно писать, зато сумел благодаря такой подготовке полностью раскрыть свой талант.

Выходит, по сравнению с классиком, у него полно времени – ему ведь даже тридцати ещё не исполнилось! Дело, однако, грозило растянуться на десятилетия… Чем дольше пытался упорствовать в своём начинании, тем сильнее ощущал себя молодым стариком, погрязшим в пыли.

Однажды созрело очевидное решение - снизить требования к себе. Точнее, как советуют психологи, сформировать сбалансированные требования.

Итак, большого учёного из него не вышло, это следовало признать. Хорошо. Пусть. Тогда почему бы, например, не примерить на себя роль популяризатора науки? Автора одной из тех книг, какие сам обожал в детстве: доступной по форме, насыщенной по содержанию и дьявольски интересной?

Воспроизвести всеми любимый стиль, полный невесомой иронии. Благодаря которому у читателя возникает ощущение, будто автор – настоящий знаток, умеющий распоряжаться материалом настолько виртуозно, что чем-то даже напоминает мастеровитого фигуриста, скользящего по льду на острие конька и с непринуждённостью объезжающего неожиданные препятствия.

Охваченный новой идеей, новым большим направлением, воодушевлённо взялся за дело.

Вот только реализация по-прежнему оставляла желать лучшего. Никакой иронии из него не изливалось, кроме раздражённой.

Он вроде как старался упростить задачу, добиться более поверхностного, неглубокого изложения. Но вместе с тем непроизвольно пытался впихнуть в каждую страницу побольше информации – подробно описать нюансы древнего мироустройства, насытить черновик дополнительными, любопытными с его точки зрения, сведениями.

Текст выходил тяжеловесным, тонущим в подробностях, скучным. Он сам ощущал недостатки избранного подхода при вычитке и правке, но ничего не мог с этим поделать. Найти золотую середину почему-то не получалось. Попытки что-то исправить превращались в сизифов труд.

Корпя над бесконечными трудами по всемирной истории, иногда урабатывался до такого состояния, что начинал видеть и слышать собственных героев и наблюдать происходящие с ними события во сне, как наяву. Яркие ночные видения, краткие вспышки, которые наутро обычно забывались, зато оставляли после себя странное послевкусие незавершённости, но истинности увиденного. «Подсмотренные» таким образом эпизоды древности затем отчаянно желал вспомнить, наполнить жизнью, эксплицировать.

Осколки этих ночных видений, под влиянием настроения, иногда пересказывал школьникам, пытаясь подметить степень их заинтересованности нетипичной, по сравнению с обычными россказнями, фабулой. И с удовольствием подмечал, что уроки такого плана пользуются у школьников неизменным успехом.

Так что вскоре раскрепостился, стал всё чаще подкидывать ученикам не только фактические, удостоверенные наукой, но и собственные описания событий, в виде подобных сюжетцев. И сам отдыхая от обязательной программы и ребятам давая приятную разрядку. А когда на него накатывало «вдохновение», на яркую новеллку мог уйти целый урок.

С годами стал довольно умелым рассказчиком. Ему приходила в голову то одна дополнительная деталь, то другая. Пытаясь добиться той идеальности, что привиделась во сне, и воссоздать событие в полном великолепии, постоянно менял то одни, то другие мелочи, благодаря чему повествование обрастало интересными подробностями и насыщалось интригой.

До верного полируя одни и те же небылицы перед учениками, добивался максимальной выразительности. Так что детишки, подпав под очарование старины подпитанной «ночной» фантазией препода, обычно слушали затаив дыхание.

Однако, несмотря на некоторые школьные успехи, основную ежевечернюю работу сопровождали непреодолимые трудности, энтузиазм вскоре начал затухать. Невозможность выполнить задуманное точно и в срок порядочно угнетала.

Сколько может протянуть человек на голом энтузиазме? Два-три года… пять… больше?.. Когда ежедневно происходит одно и то же. Крутишься словно белка в колесе и не можешь вырваться из замкнутого круга. Когда сами попытки вырваться не приносят ничего, кроме разочарования. Когда на протяжении дня постоянно обнаруживаешь себя не там, где хотелось бы, а в одном и том же затхлом педагогическом коллективе. Где всё настолько протухло, что окружающие давным-давно расстались с какими бы то ни было мечтами, позабыли даже, что у них какие-то мечты вообще когда-то были. А может, что самое страшное, никаких мечтаний и не было никогда. Закончить ВУЗ, устроиться куда-нибудь на зарплату. А дальше – хоть трава не расти – что сверху скажут и какую программу принесут, то и исполним. Тут дотянуть бы до пенсии — вот и жизнь удалась.

Как он вообще позволил себе очутиться в этом болоте? Хотя, с другой стороны, ну поступил бы в аспирантуру, начал преподавать в университете... Те же проблемы, только в профиль. Вместо грызни в учительской, грызня в деканате. С одной стороны – там учатся ребята постарше, уже вроде как знают чего хотят, к чему стремятся... с другой – когда сам он был студентом, сколько человек на потоке, из сотни с лишним, знали где находятся и понимали, что они вообще тут делают? Наверное, не больше десяти. А он, при всё энтузиазме - оказался просто одним из них. По итогам учёбы - даже не в тройке лучших...

Наступал очередной период самобичевания. Новый виток разочарования, ненависти к себе, ненависти к окружающим. Затем - безразличие.

Приходилось вновь, теперь уже кардинально, снижать требования к себе. Но к такому оказался не готов, это расходилось с годами нажитым представлениями о себе и своём предполагаемом месте в мире. Уткнувшись в очередной творческий тупик, вынужден был вновь бросить работу. На сей раз надолго, на годы.

*

Вся жизнь, размышлял он, состоит из взлётов и падений. Новых взлётов и ещё более глубоких падений. После очередной неудачи остаётся или навсегда отказаться от попыток что-то в жизни изменить, либо ещё настойчивее верить в судьбу и продолжать упорствовать в заблуждениях о себе до конца. Поначалу решил было пойти по первому пути - посвятить время семье. Тем более, когда после пяти лет несуетного сожительства неожиданно забеременела супруга.

Но рождение ребёнка вновь перевернуло всё с ног на голову. Если раньше думал лишь о собственной славе, теперь сознание заняли мысли о наследии, которое обязан оставить сыну. Пламя честолюбия разгорелось с новой силой, стало особенно требовательным. Как кровожадные боги древних.

Пока жена возилась с подгузниками, его охватила сумасшедшая жажда деятельности. Первым делом пересмотрел старые черновики. Нынче, когда удалось избавиться от множества иллюзий, смог более трезво оценить прежние «достижения».

Отдельные места набросков оказались не столь ужасны. В них виделся потенциал. Если сосредоточиться только на удачных моментах – возникало основание для будущих успехов. Главное, не пытаться снова выпрыгивать из штанов, а двигаться шаг за шагом.

Что ему удавалось лучше всего? Как показала практика - короткие истории на грани правды и вымысла.

Определившись с направлением, ощутил прилив вдохновения. Возникла возможность несколько отстраниться от опостылевшей науки, окунуться в приятный мир воображения. Словно возвращение в детство, только на новом, более высоком уровне. Требовалось всего лишь нашинковать собранную за годы груду материала на деликатесные кусочки. Отсекая лишнее, избавляясь от тяжеловесности, постараться приблизиться к устным рассказам, которые так очаровывали ребятню. Работа до поры до времени стала приносить удовольствие.

Без трудностей, однако, не обошлось. Привыкнув за годы к академической манере повествования, не так-то легко оказалось избавиться от избитых приёмов.

Умение приходит с опытом, говорили они. Учишься в процессе. И хотя, казалось бы - фабула тебе ясна, составлять слова в предложения научен с детства. Хорошо знаком со всем известной и понятной схемой – той, где зачин, кульминация и развязка. Есть внутреннее понимание напряженного действия, драматичного конфликта, существуют некоторые идеи о доведении читателя до катарсиса...

Но при попытке собрать все эти вещи воедино - текст рассыпался. То, что неплохо звучало в устном виде, оказывалось слишком плоским на бумаге.

Напоминал самому себе в этом деле малыша, который как раз учился ходить и вечно падал. Как ни старался перенести картинки из головы на бумагу, выходил лишь бледный пересказ, страницам отчаянно не хватало художественности. Да и к содержанию возникали вопросы. Текст местами выглядел настолько беспомощным и наивным, будто его писал ребёнок, а не зрелый педагог, муж и отец. Одно дело развлекать досужими анекдотами учеников. Другое – обращаться к более взрослой аудитории.

Вместе с тем возникали другие сомнения. Хороший рассказ – половина дела. Даже если каким-то чудом такой напишет, кто станет вообще читать его в нынешнем прекрасном, стремительно изменяющемся мире?

Да и в самой способности написать хоть что-то по-настоящему талантливое уже сильно сомневался. Он слишком погряз в классической традиции: сам устарел, видение его устарело, попытки соответствовать хрестоматийным образцам давно изжили себя.

Будто одним фактом рождения в застойном СССР уже отстал от времени – словно перфокартовый ЭВМ на фоне мощных суперкомпьютеров. Отчётливо понимал эту истину, в очередной раз пересматривая «Рим», «Спартака», «Викингов» и завидуя создателям западных сериалов со страшной силой. Может они и косячили в мелочах, зато в целом изображали яркую, живую, впечатляющую картинку древности, о приближении к качеству которой он мог только мечтать.

Вот где уровень, вот где люди работают, вот где собрались самые талантливые из талантливых. На фоне сериальных «пеплумов» все его тривиальные потуги воплотить образы прошлого в наивных недоисторийках выглядели детским лепетом.

Однако, все эти прекрасные телефильмы, если хорошенько разобраться, не столько углублялись в историзм, сколько отображали современную повестку. Показывали, по сути, нынешних людей среди античных декораций, лишь добавив к их поступкам перчинку вседозволенности.

Так возникла новая идея – передать в литературном виде не столько внешнее поведение, сколько тогдашнее сознание людей. Изобразить в своё время, в своём месте. Со всеми их заблуждениями, причудами, странным своеобразием. Наполнить, при помощи силы воображения, плотью и кровью.

Мысль увлекла масштабом, новыми возможностями. Вмиг унесла его вдаль от реальности.

Кто не мечтал в своё время о великих свершениях? Но мало кому удалось перенести эту потребность во взрослую жизнь. Большинство отчаялось при первых же столкновениях с реальностью и навсегда забросило мечту. Вот только не он. Чем дальше, тем сильнее упорствовал. Надеясь накопить такую творческую силу, которая позволит однажды разорвать супротивную ткань реальности и добиться желаемого.

Стал вновь писать через не могу, переступая через себя, но долго длиться подобное не могло. Произошло то, что и раньше – стал всё чаще откладывать дело до следующего раза. Следующий раз между тем мог случиться через неделю, через пару месяцев, через полгода...

Неспособность реализовать творческие намерения приводили к выгоранию. Иногда вообще переставал различать - движется ли с возрастом вперёд и вверх, либо постепенно деградирует? Хотелось бы твёрже понимать, какими путями пошло развитие, но уловить этого не мог, так как не обладал возможностью взглянуть на себя со стороны. Тогда просто ходил в класс, задавал ученикам однотипные вопросы по пунктам учебника, выслушивал стандартные односложные ответы, а вместо занимательных небылиц скупо пересказывал обязательную программу.

Он всего только рядовой учитель истории и ничего более - знай сверчок свой шесток.

Да и в быту находились дела поважнее, вечно что-то отвлекало от созидания. То ребёнок вдруг заболеет, то у жены случится внеочередная истерика, то машина опять на ровном месте сломается. Только, казалось бы, начался учебный год, как уже конец четверти, а там и летние экзамены пора принимать... Проблем хватало.

Периоды апатии, впрочем, рано или поздно заканчивались. Самокопание и внутренняя неудовлетворённость отступали на задний план. С весною в груди начинало помалу разгораться тепло, переходящее в творческий жар. В голову приходила новая концепция успеха, увлёкшись которой, спешно переделывал ветхие наброски, торопясь заливать свежее вино в старые мехи.

Годами он в подобном цейтноте пытался что-то создавать - писал, комбинировал идеи. В итоге накопилась внушительная груда этюдов, но ничего законченного. Куски текста кочевали из черновиков в черновики, из набросков в наброски.

Сложился целый компендиум, эдакая «Книга незавершённых сюжетов». Наглядное свидетельство его творческого бессилия.

Как же он опустился! От высоких юношеских мечтаний, планов произвести переворот в науке или хотя бы создать образцовое историческое полотно - до автора невнятных «псевдоисторий». Да и то... недописанных.

Напоминал самому себе отчаявшегося архитектора. Стремившегося создать безупречный лабиринт - сложное, красивое, таинственное сооружение без единого изъяна. Но заблудившегося невольно в собственной мрачной, недостроенной постройке.

С другой стороны - так ли важно совершенство? Незаконченность, туманность, обрывистость всегда прельщали публику. Затейливый фрагмент прельстительнее целого, ведь мало того, что вмещает основные его достоинства, но заодно лишён множества присущих ему недостатков – например, неизбежных для объёмного текста длиннот и общих мест. А главное – порождает загадку, которую пытливый ум стремится во что бы то ни стало разгадать.

Какие книги волнуют больше всего? Те, в которых последняя точка поставлена, но описанная ситуация выглядит незаконченной и словно продолжает развиваться вне текста. Полностью высказанное тоже может оказаться поразительным, но сколько всего неизведанного скрывается за недосказанным! Открытый финал настолько потрясает воображение читателя, что у последнего возникает иллюзия личной сопричастности судьбам героев. Точка плавно оборачивается многоточием, история обогащается домыслами, подстёгивает к изобретательству, сотворчеству с автором.

Порождая сопричастный тексту, но отдельный, можно сказать – сопредельный, мир воображения. В пространстве которого каждый сам себе Господь Бог и произвольный художник.

Совокупность обрывочных текстов, мыслил историк, опираясь на собственный опыт изучения источников, редко дошедших до наших дней в целости, усиливает такую ситуацию, придавая отсутствующему содержанию ещё большей загадочности, настойчиво требующей разгадки.

Обрекает будущих исследователей на непрестанные попытки распознать вложенный в лакуны метасмысл, на бесконечное, никогда не достигающее полноты, исследование, - как и положено истинному лабиринту.

Так почему бы не создать из массы лоскутков масштабное полотно - многообразное, многоликое, в чём-то мифическое, но и основанное на реальности одновременно с тем? Пусть, ложное в мелочах, зато осиянное крупицами истины?..

Короче говоря, он вновь дал волю пустым мечтам и взвалил на плечи невыполнимый замысел. В который уже раз.

И хотя привычно думал, что ему только сорок лет, а значит – вся жизнь впереди, ещё всё получится, иной раз с ужасом вспоминал, что уже, на самом деле, слегка за сорок, а он лишь топчется на месте, да и перспективы чего-либо добиться, откровенно говоря, довольно туманные.

Так, поневоле, сконцентрировался всем существом на последнем шансе, когда: «либо Цезарем, либо ничем». Или, как в том анекдоте: «хоть тушкой, хоть чучелом, но сваливать отсюда надо!»

Громоздкая деревянная повозка, сопровождаемая внушительной конной охраной, а также шумным полчищем помощников и рабов, заселившим многочисленные фургоны, давно покинула последнюю имперскую почтовую станцию, углубившись в каменистую степь.

Чем дальше на восток продвигалось посольство, тем неуютнее казался путникам климат, а территории — пустыннее. Зато выяснилось, что чужеземные дороги столь же отменные, как и преторианские. Сдерживали делегацию лишь телеги с провиантом да мелкие торговцы, привязавшиеся по пути ради защиты.

Погода стояла знойная, солнце палило. Граф изнывал от жары. Духота и скука измотали его. Затиснутый в колымаге, на неудобной лавке, ощущал себя неловко, словно узник; тело требовало простора. Да и сидевший напротив нотариус своими ужимками и причудами ему досаждал.

Пока граф хмуро покрывался испариной, писарь с неуёмным любопытством разглядывал сквозь маленькое оконце окрестности, то покусывая от волнения ногти, то весело потирая ладошки, восторгаясь неизвестно чему.

Между тем окружающая местность скорее настораживала, чем вызывала восхищение. Странная, непривычная архитектура. Унылые строения живых, дивные развалины мёртвых. Мрачные храмы огнепоклонников. Неприязненные взгляды аборигенов – наверняка последователей жутких местечковых культов.

Граф ощущал себя по уши окунутым в стан врага. Слишком всё вокруг отличалось от привычного, предвещало опасность. Того и гляди выскочит из-за очередного холма табун дикарей, желая расправиться с делегацией.

Дурная привычка, приобретённая ещё в молодости при охране северных рубежей, в любую минуту ожидать внезапного нападения, сыграла с ним в очередной раз злую шутку. Вызвала повышенную подозрительность.

Тут бы отвлечься, малость поболтать, выговориться. Поделиться опасениями, выслушать в ответ разумные доводы. Успокоить, значит, расшалившиеся нервишки. Но обсудить ситуацию не с кем. Вместо этого приходилось отмалчиваться и терпеть, сцепив зубы, странные мычания, многозначительные покашливания и закатывания глаз, которыми днями напролёт кормил его приблуда нотариус.

Софист же, скотина эдакая, опять куда-то запропастился. Вечно он исчезал из поля зрения, когда так нужен. Вот что значит философ. Человек, со службой не знакомый – вольная птица, лёгкая на подъём.

Впрочем, граф догадывался где можно найти плута. Тот частенько, развалившись на одной из подвод, везущих для лошадей сено, нежился, будто какой Диоген, под солнышком. Когда, конечно, не пьянствовал с рабами либо не рассыпал бисер перед прислугой. Такую уж обычно предпочитал компанию. Известное дело: у этих мыслителей, где выпивка – там и дом.

Утомлённый обстоятельствами, в которых оказался затиснут, граф, делая вид будто слегка прикорнул, сквозь прищур продолжал наблюдать за нотариусом. И раздражался всё больше.

Чему вообще радуется этот странный малый? Похоже, он точно не в себе. Может думает, что едет на курорт? На лечебные воды, поправить здоровье? Ещё и подмигивает постоянно, будто призывая разделить сомнительное удовольствие.

А может он с ними заодно? С дикарями этими… Постоянно торчит у оконца. Только и ждёт знака извне, лишь бы поскорее разделаться с посольством. Вот и радуется каждый раз при виде своих.

Граф словно невзначай поправил пояс на пузе, чтобы верный кинжал, с которым не разлучался практически никогда, находился прямо под рукой. Мало ли чего ожидать от этого чудака. Какой-то он припадочный, в самом деле. Ещё набросится ни с того ни с сего. Главное тогда поскорее его кокнуть. Прежде, чем подберётся слишком близко и успеет расцарапать своими обкусанными когтями хоть где-нибудь кожу до крови. А то небось заразит ещё своим идиотизмом.

Нет, прав был софист, что избегал повозки. Тут и сам скоро свихнёшься в этом пекле, да глядя на пришибленного спутника.

Нотариус, узревший среди очередных развалин каких-то доходяг, пасущих бескрайнее стадо овец, так умилился, что даже с места подскочил. Пытаясь передать военачальнику свой энтузиазм, принялся настойчиво косить глазами в оконце, приглашая присоединиться к восторгу.

Граф осознал, что терпеть больше подобного издевательства не может. Враз «пробудившись» от дрёмы, натянуто улыбнулся нотариусу в ответ, окриком притормозил возницу, сошёл на дорогу и поспешил к хвосту двигавшейся навстречу вереницы экипажей, в поисках mentula, verpa философа.

— Что ты тут, – воскликнул обрадованно, обнаружив осоловелого бородача в затасканной тунике, вяло развалившимся на возе сена. – Всё прохлаждаешься?

Философ встретил гостя с заметным удивлением. Даже соломинку изо рта вынул.

— Ого, какие люди! Желаешь составить компанию? Места предостаточно, милости просим, – воскликнул, похлопывая по фуражу. Но сразу смекнул что к чему. – А! Верно решил сбежать от нотариуса?

— Ты, как всегда, проницателен, — согласился сановник, забираясь к софисту на скирд. — Этот тип меня настораживает. Себе на уме. Так ликует всю дорогу, чуть из сандалий не выпрыгивает. Вообще, дивно себя ведёт. По вечерам карябает в своих свитках, а записи прячет во внутреннем кармане. Поначалу я думал, что он просто сумасшедший.

— Все мы тут несколько своеобразны…

— Но однажды удалось заглянуть в его пергамен. Там не латынь. Какие-то странные закорючки. Очень подозрительно. Ты ему доверяешь? Может он колдун?

— Нет, дорогой граф, никакой не колдун. Разве что в своём роде. Вполне доверяю, — успокоил его софист. — Каждого из нас призвали за определённые достоинства… да ты и сам знаешь. А нотариус — знаток договорных отношений. Сам по себе человек несколько диковинный. Зато, насколько я наслышан, мастер своего дела. Чрезвычайно дотошен. Все эти бумаги, закорючки — его хлеб. Не стоит так уж удивляться. В конце концов мы здесь ради одной цели, всем нам известной.

— Да, эта цель! – воскликнул граф в раздражении, но опомнившись, снизил тон. – Меня она смущает ничуть не меньше. Почему мы должны унижаться? Только посмотри на эти земли. Камни, песок, колючки, да убогие лачужки. Как по мне, договорные отношения тут могут быть одни – в виде мощных атак нашей тяжеловооруженной пехоты.

— Гм! – попридержал его словоизвержение софист. – Не стоит так увлекаться. Не забывай, мы здесь для другого. Тебе император наверняка дал личное поручение? Как и всем нам.

— Дал, но… – граф беспомощно оглянулся. – Ничего по моему профилю. Сплошные крестьяне со стадами овец. Гарнизоны, которые мы проезжали, настолько незначительны, что не стоят особого внимания.

— Ничего, скоро прибудем в Ктесифон. Там, может быть, разузнаешь побольше.

— Хотелось бы.

— А по поводу нотариуса… Предлагаю вечером разрешить все сомнения, — подвёл итог софист. — Высказаться начистоту, навести мосты. Верно стоило сделать это раньше. Но лучше позже, чем никогда.

— Каким образом ты собираешься сие провернуть?

— Самым испытанным, — философ запустил руки вглубь сена и раздвинул сухие стебли. На дне показалась винная амфора. — У меня тут полная бутыль идеально выдержанного терпкого «Фалернума», и вечером, на стоянке, мы его разопьём. Лучший способ наладить совместную работу — вместе напиться. Обычно это помогает преодолеть личную неприязнь и прочие мелкие предубеждения.

— Так вот какого демона ты вечно тут… — расхохотался граф. – Охраняешь бесценные запасы? И правда — мудрец!

— Это опыт, — веско согласился софист, облизнув пересохшие губы. — Долгие годы учёбы, всестороннего постижения мира. Метод проб и ошибок. Новых проб и новых ошибок.

— Вино, надеюсь, лучше того прокисшего компота, которого у нас полны закрома… А у тебя, кстати, какое поручение от императора, хотелось бы знать? – стал потешаться граф. – Слиться с толпой, сойти за местного? Эвона как загорел! А потом, естественно, опоить шаха, втереться в доверие и хитростью навязать соглашение. Что касается прощелыги нотариуса, так я даже не сомневаюсь в его предназначении. При виде этого недоразумения, персы согласятся на мир из одной только жалости. Кстати, лёгок на помине, – пробормотал язвительно, завидев, как неуклюже поспешает в их поисках писарь, по-гусиному вытягивая шею, чуть не спотыкаясь по пути. — Видать, соскучился в одиночестве.

— Не против компании? – застенчиво спросил нотариус, обнаружив приятелей умостившихся на телеге.

— Гм, — лишь ответил на это предложение граф.

— Отнюдь! – радушно откликнулся софист. – Мы как раз о тебе говорили.

— О чём же, если не секрет? – поинтересовался писарь, неловко подсаживаясь на краюшек движущегося рыдвана.

«Ну, что за ничтожество!» — подумал военачальник, разглядывая нескладную, сгорбленную фигуру.

— Не секрет, – дружелюбно подмигнул мудрец. – У меня тут припасено первосортное вино. И мы как раз обсуждали, насчёт справить вечерок втроём. Тем более впервые нас ждёт ночёвка не в трактире, а под чистым небом.

— На вражьих землях… — недовольно пробурчал граф.

— Ха, — довольно потёр ручонки нотариус. – Видимо, разговор предстоит серьёзный?

— Конечно. Грядут переговоры.

— Давно пора, давно! – согласился писарь, осторожно косясь на военачальника сияющим взглядом.

«Совершенно непробиваемый тип», — мысленно поразился граф.

А ведь даже рабы посмеивались растяпе вслед. Разве только софист общался на равных. То ли не обращал внимания на недостатки, то ли принимал их как данность.

Вот же, размышлял дальше сановник, подарили боги парочку в спутники — пьяница и недоумок! При всём том оба вечно смотрят на него самого словно на тугодума. Частенько переглядываются между собой с пониманием, будто больше знают. А может они просто заодно? На стороне врага и держат его за дурака? Похоже, вечером всё разъяснится.

Солнце клонилось к горизонту, заливая местность мягкими рассеянными лучами. Подсветило равнину, слегка озолотив её. Окружающие просторы стали мутнеть, терять зримость. По краям низменности, скрадывая дали, то ли скапливался туман, то ли зарождались ранние сумерки.

Но на одном из направлений пелена не спешила сгущаться в темноту, а наоборот разрасталась. Несмотря на полное безветрие и покой, овивший окрестности, постепенно расползлась в кучное пылевое облако, приближающееся к посольству.

Всё выглядело так, будто прямо на спутников, помалу затмевая небо, надвигался «красный ветер», самум.

Граф разгорячился и принялся встревоженно командовать, требуя от начальника конвоя поскорее разбить лагерь, дабы не оказаться застигнутыми стихией врасплох. Но внезапно осёкся.

— Гляньте, а это ещё что такое? – воскликнул, узрев нечто странное.

Из песчаной вьюги спокойно, с присущей им неторопливостью, выступили тяжело навьюченные верблюды, сопровождаемые когортой верховых.

— Может, мираж? – предположил софист, в свою очередь разглядевший неожиданное явление, сопровождаемое сильно зыблющимся разжаренным воздухом.

Нотариус, сидевший пониже собеседников, отчаянно крутил головой из стороны в сторону и тщетно выпучивал глаза, надеясь увидеть то, что привлекло их внимание.

На несколько мгновений парламентёров охватило замешательство. Но вскоре они осознали ошибку и успокоились.

Им встретилась не буря и никакой не мираж. Столб пыли предварял приближение огромного каравана. Движущиеся змейкой верблюды поднимали копытами лишь лёгкий позёмок. Но его совокупность создавала издали впечатление надвигающегося стихийного бедствия. Иллюзия, к счастью, оказалась мирной, не опасной.

Так или иначе, зрелище им предстало довольно величественное. Легенды и мифы, слышанные каждым из посланников ещё в детстве, оживали у них прямо на глазах.

Процессия проходила не по тысячелетней мощёной дороге, где катилось посольство, а вдоль неё, по ещё более древнему протоптанному пути. И передвигалась как бы не только в пространстве, но и во времени – перевозя грузы из сказочного прошлого в постылое настоящее.

Впереди, на длинноногом осле, ехал вожатый. Его окружала охрана, оседлавшая высоких белых верблюдов. В руке проводник держал верёвку, привязанную к недоуздку ступавшего за ним непомерно гружёного бактриана. От первого навьюченного двугорбого верёвка тянулась ко второму, от второго – к третьему, и так далее, к каждому последующему. Повязанные в одну цепь животные появлялись перед взором остолбеневшей троицы одно за другим: благородные с виду, но утомлённые долгим переходом, покрытые пылью бесконечного странствования. Копыта мягко отстукивали по земле, тихо позвякивали бубенчики. Мимо длинной вереницы взад-вперёд сновали погонщики на дромедарах.

Лёгкий вечерний ветерок вместе с долгожданной прохладой разносил по округе дурманящую смесь ароматов. От поклажи исходил густой шлейф, в котором ощущались нотки перца, корицы, гвоздики, мускатного ореха, тмина, кардамона, кориандра, куркумы…

— Вот оно! – громко прошептал потрясённый увиденным нотариус.

Щедрые дары востока. Роскошь, скрытая до поры, но всё равно угадываемая в замызганных тюках. Чай и рис. Шёлка, пряности. Китайский фарфор. Кораллы, янтари, самоцветы. Косметика. Слоновая кость.

Всё то, что по итогу конвертировалось в золото. Ресурсы, ради контроля над потоками которых и развязываются войны.

В то время как первые настоящие сумерки, особенно цветастые в этих краях, всё ярче окрашивали небо, а делегация, вместе со всею свитой, заворожённо наблюдала мерное шествие каравана, передовые избрали подходящее место для ночлега.

Помалу стемнело. Посольство, избегая на всякий случай местных постоялых дворов, разбило стоянку в стороне от тракта, устроившись по примеру военного лагеря – с фургонами, выставленными по периметру и палатками в центре, под защитой; обязательным дозором со всенощными кострами.

Пока располагались на местности, караван всё шагал и шагал на фоне всплывшего над тучей корявого поплавка луны.

Каждый из посланников занимался общественно полезным делом. Софист заведовал приготовлением ужина, граф, по старой привычке, приглядывал за назначением караула, а нотариус всё считал и считал верблюдов. Как дитя — звёзды.

— Не менее пяти тысяч грузоносцев, – пробормотал он ошарашенно, заедая стресс поданным для трапезы куском жаренной дичи. – На самом деле, гораздо больше, я просто сбился со счёта. Вот где настоящие богатства!

— Ладно тебе, — воскликнул софист, наливая и подавая писарю вино. Не подпустив даже самого верного раба к почину столь ответственного священнодействия. — Выпьем!

— Согласен, надо выпить.

— Граф?

Сановник насуплено принял чашу.

Скрестив, по зову философа, кубки над костром, посланники вернулись на свои ложа, неспешно выпивая, отдаваясь удовольствию.

Сделав первый глубокий глоток, военачальник даже крякнул от удовольствия.

— Стоящая вещь! – похвалил он.

Нотариус, распробовав полноту вкуса напитка, отозвался, как слабое эхо, согласием.

Софист также испытал внутреннее удовлетворение – попойка развивалась в позитивном ключе. Хорошее начало — половина дела.

Огонёк трепетал, дрова уютно потрескивали. Дым ровной белой струйкой поднимался прямиком к центру мироздания. Лишь на высоте, будто уткнувшись в небесную твердь, растекался в разные стороны. Звук костра на равнинной местности звучал особенно сильно, вызывая массу положительных эмоций. Хорошее вино побуждало к мягкой меланхолии, благоприятствовало размышлениям.

Философ, томно потягивая напиток, вскоре передал бразды правления рабу. Словно немая тень, тот возникал из ниоткуда и вновь исчезал в темноте, тщательно следя за равномерным наполнением бокалов. Пока господа не окосели настолько, что стало возможным самому решать – кому стоит подлить ещё, а где лучше пока повременить.

Опьянение быстро дало результат. У спутников развязались языки, между ними возникла полемика.

— Слыхали какие условия выставил Риму этот восточный выскочка? – брызжа слюной возопил нотариус, на которого алкоголь подействовал первее всего. – Абсолютно неслыханно! Что эти варвары вообще о себе возомнили? Думают, они наследники великого Кира? Ха!

— Последние наши неудачи на северном фронте породили в них такую наглость, – тяжело согласился граф. – Но неудачи временные, а условия излишне дерзкие. Возвратить им наши провинции? На каком основании? По какому праву они вообще считают их своими?

— Вероятно, потому что земли месопотамские, изначально персидские? — меланхолично отреагировал софист.

— Владели ими при Ахеменидах? – распалился нотариус. — Или, когда там… когда это было, вообще?! Может и Константинополь им теперь подарить?

— А знаете сколько легионеров там полегло? – согласился с писарем граф. — Кровью и потом множества доблестных воинов они нам достались. Нет, завоёванные края так запросто отдавать по первому требованию не годится.

— Вот и поторгуемся! – радостно потёр руки нотариус. – И пусть только попробуют отказаться от наших условий.

— Что тогда? – удивился сановник.

— Ты нам скажи! – развеселился писарь.

— Так наше дело заключить договор… — озадачился граф. – Мы же тут за этим?..

— Разве только?

Сановник перевёл недоуменный взгляд с одного собеседника на другого.

— Империя переживает сложные времена, — околично пояснил софист. – Волки так и норовят отхватить кусок посмачнее. Но к чему, как вопрошал сам Платон, все законы, общественные устроения, театры и даже философия, если в любой момент на тебя может напасть другое государство и превратить всё это в прах?

— Для нас война, с какой стороны ни посмотри – вещь полезная, — пьяно заявил нотариус. – Ты сам как бы поступил?

— Атаковал первым! — изрёк граф.

— Чего и стоило ожидать, — добродушно заключил философ, словно извиняя излишнюю горячность сановника перед невидимыми слушателями. — Наш храбрый воин только и бредит, что лязгом орудий. Сколько раз мне приходилось слышать сквозь тонкие стенки трактиров, как он командует во сне! Но, послушаем вождя. Кому как не знатоку военной науки рассуждать на подобные темы. Итак, поведай нам план действий.

— Просим, просим! – нотариус радостно захлопал в ладоши.

Издеваются они над ним, что ли? Слегка раздражённый граф принялся уверенно развивать свою мысль:

— У Рима вышколенные легионы. Наши мастера доспехов достигли в последнее время невероятных успехов. Экипировка — на загляденье. Солдаты, а я их хорошо знаю, поверьте, — отличаются необычайной твёрдостью, рвутся в бой. Давно устали от бездействия, только и ждут приказа выступать. Отдельная статья, готские отряды – сущие звери в людском обличье. Этим одинаково кого резать – галлов, бриттов, скифов, персов… И судя по тому, что я здесь наблюдаю, местные доходяги нам не чета. А привлеки ещё союзников: арабов-кочевников, например. Да братьев армян. Тогда зададим зарвавшимся персам такого жару! Пара-тройка стремительных марш-бросков и мы уже где-то в Индии!

Выдав непривычно длинную речь, распалившийся военачальник тяжело задышал. Сказалось воздействие местного климата. Всё ж таки организм его предпочитал прохладу германских лесов, либо благотворный воздух родной Италии.

Нотариус выслушал долгую тираду с видом полного удовлетворения.

– Великолепно! – закричал он, вскакивая с ложа, исполняя странную пляску, больше похожую на хорею. – Но прежде, чем ввести войско – следует подготовить почву. Персы обожают подарки – это нам на руку. Шепни одному сатрапу, подкинь монетку другому, подсоби третьему – потом отобьётся втройне! Повсюду можно найти несогласных с правителем. У каждого своя правда, свой кошелёк! Не стесняйся тратить — вначале нужно купить, чтобы потом продать подороже. Все вложения позднее отобьём податями и сборами. А ежели у кого какие возникнут вопросы, по поводу законности наших притязаний, так мы любому предоставим подходящие свидетельства. Древние бумаги и договоры подтвердят, что правда за нами.

— Достойные рассуждения, – поддержал его доводы софист. – Ещё Фразимах утверждал: «справедливость — не что иное, как выгодное для более сильного». Тем более, мы имеем дело с варварами. Ежели наши позиции крепки, что нам до требований недостойных врагов? В отличии от римского народа, ими руководят не мысли, а страсти. Пустая жажда обогащения, захвата земель, женщин, детей. Тем они и опасны, а союзы с ними хрупки и недолговечны. Ещё Платон говорил, что эллинам по природе свойственно воевать с дикарями. Бесстрашие — главное наше оружие, самая пламенная добродетель!

— Поистине, мудрец — соратник богов! — воскликнул граф. Его охватил такой восторг, что он готов был хоть сейчас покрошить неприятелей на колбасу. Тем более какой римлянин не любит кровянки? Сам он, впрочем, втайне предпочитал луканскую, копчёную.

– Ты тоже так считаешь, прохвост? – вытирая слёзы радости, поинтересовался у писаря, взглянув теперь на него по-новому. – Вот ни за что бы не подумал!

— Именно, — откликнулся нотариус, осчастливленный тем, что прежние недоразумения разрешились. – А ещё считаю, что в этих землях скрыто целое состояние.

— Да, брось! Вот тут ты точно промахнулся. Какие-то жалкие деревушки!

— Не скажи. Хотя выглядят они по-нищенски, но таковыми отнюдь не являются. Это скорее из-за невзрачной местности. Возьмём, для примера, последнее село. Всего каких-то пять десятков домов. Но и свой рынок, кузня, плотницкая, и даже баня. Множество живности. Лошади, ослы, верблюды, быки, овцы общим количеством более шестисот сорока штук. Рядом караван-сарай, довольно обширный, с множеством комнат и большой конюшней. А главное — глубокий колодец, полный хорошей, чистой воды. Что, как мы успели убедиться, тут не везде встречается. Кроме того — зернохранилище, в котором, судя по размерам, содержится не менее четырёхсот пятидесяти модий зерна. И еды, и воды вдоволь. Гарнизон небольшой – лакомая добыча. Очень удобный перевалочный пункт получается. Нашему войску ни в коем случае не следует пренебрегать подобным местом. Добравшись сюда налегке, можно разбить лагерь, дать войску передышку, спокойно подтянуть обозы — пропитанием на некоторое время будем обеспечены. Притом, поселений таких здесь не одно, а множество.

— Э, брат, — поразился сановник, привыкший командовать солдатами, но редко задумывавшийся о проблемах снабжения. — Да ты прирождённый шпион. Такие вещи примечаешь я бы и не подумал.

Граф даже малость зауважал вырожденца. Оказывается, тот не зря всю дорогу в окошко глядел и ладошки потные потирал. А со смыслом.

— У каждого свои достоинства, — развёл нотариус руками, довольный похвалой. – Моё дело – тылы обеспечить, твоё – атаковать.

— Вот и ладно! – воскликнул умилённый единством мнений софист. – Вот и прояснили! Всё это, кстати, Августу по возвращению поведаете. А теперь – к сути! Сейчас я вам всё объясню!

На него накатило внезапное вдохновение. Ночь, тишина, вино, потрескивание дров и благодарные слушатели тому способствовали.

Речь мудреца оказалась значительной.

Несмотря на простоватый вид и манеры, в процессе долгой, упорной учёбы и бесконечных дискуссий, болтуну покорился уровень высоких абстракций, недостижимый обычным смертным. Натренированный ум позволял не только с лёгкостью рассуждать о сложных материях, но и на ходу комбинировать идеи, подхватывая суждения спорщиков. Жонглировать понятиями, интерпретируя их в выгодном для проводимой идеи смысле. В итоге — мастерски манипулировать мнением окружающих.

Начал бородач с древнейшей космогонии. Из божественных высот вывел и вкратце обрисовал земную иерархию. Судя по которой – Империя являлась светом и добром, а Персия – тьмой и злом. Император – сверхчеловек, любимец богов. Пока Рим под его началом стремился обрести высшую мудрость, враги тянули страну на дно, способствуя её разграблению и разрушению. Таким образов, священная война — не что иное, как вопрос благочестия. Но почему же теперь мы стремимся заключить невыгодный мир?..

— Глупое решение, – недовольно воскликнул граф, одурманенный описанными ранее величественными перспективами. – Постыдный договор!

— Погоди, – перебил сановника нотариус, втайне обожавший малопонятное метафизическое многословие, казавшееся ему чем-то вроде высшей речи. – Просто дослушай. Сейчас тебе всё объяснят.

— Ибо такова политика, — закончил мысль софист. – Она занимает в происходящем особое место. То, что мы сейчас называет миром, является необходимой частью войны. Важнейшая передышка, накопление сил. Чтобы в подходящий момент свет небесный низринул тьму. Тогда, и только тогда, наступит эпоха вечного благоденствия.

— Другое дело! – выдохнул граф, очарованный таким оборотом событий.

— А я тебе что говорил!

Пьянка затянулась за полночь. Попутчики ещё долго гутарили, а философ, приятно ощущая собственное превосходство над слушателями, обильно цитировал классиков и развивал с разных, заслуживающих абсолютной надёжности, точек зрения свою объективнейшую апологию войны.

Со временем, между крепко поддатыми посланниками возникли прения: «только генеральное сражение!» — восклицал граф; «нет, лучше быстрые набеги и отвод захваченного в тыл!» — протестовал нотариус; «можно же по случаю и варьировать тактику!» — пытался утихомирить спорщиков софист.

Впрочем, ближе к рассвету, логика окончательно померкла, а разногласия оказались преодолены. Под воздействием минуты даже графа охватила вселенская любовь. Он уже практически братался с нотариусом.

Так что, прежде чем отключиться в пьяном беспамятстве, соумышленники не только победили всех неприятелей, но и разрешили все насущные мировые проблемы.

*

Несколько дней спустя, посольство наткнулось по пути на проводника, наряженного в цветастые одежды, оседлавшего пышно украшенную, ради особого случая, лошадь. Он помог путникам добраться до столицы короткой дорогой.

Вблизи Ктесифона, у самых стен, их поджидала ещё более торжественная встреча – военачальники, высшие чины и прочие вельможи, расфранчённые по восточной моде. С особыми почестями делегацию сопроводили к богатому гостиному двору, где и разместили вместе со свитой.

Первый день приезжим дали отдохнуть с дороги. Но уже на вторые сутки, когда дневная жара начала спадать, к послам явились новые провожатые и увлекли в долгую прогулку по городу, развлекая местными диковинками.

Вначале гостей отвезли на ристалище, где упражнялись, под буйный грохот барабанов, местные ополченцы. На огромной площади происходило множество одновременных поединков, напоминавших настоящее сражение. Воины, вооружённые продолговатыми щитами и клинками, свирепо бросались друг на друга, атакуя и парируя. Не просто изображая врагов, но демонстрируя силу и мастерство, мужество и выносливость.

Пока философ с нотариусом откровенно нудились на этом параде боевой доблести, граф наблюдал за происходящим оценивающим взором.

— Не слыхал прежде, — высказался он, с некоторым даже удивлением. — Чтобы персы были искусны в рукопашных схватках. Теперь вижу — кое-что они умеют.

Внезапно барабаны стихли. Завершив, как по команде, поединки, утомлённые воины покинули поле битвы. Пока солдаты неторопливо направлялись в казармы, по арене сновали слуги, спешно расставляя повсюду чучела, напоминавшие людей и диких животных. Не успели помощники, водрузив последние мишени, сбежать, как на поле выскочили конные лучники. На полном скаку проносились они мимо плетёных человечков, искусно выпуская в цели множество стрел, поражая зрителей точностью попаданий.

— Кто-кто, а стрелки у них знаменитые. Этого у персов не отнять, — поделился сановник со спутниками. — Где сложно взять силой, берут хитростью. Имитируют наступление, выпускают тысячи стрел и стремительно отступают. И так раз за разом. Ужасно досаждает подобная тактика.

Лучники, вдоволь позабавившись, удалились с арены на гарцующих конях.

- Но кони, что за кони, вы только взгляните на этих чёрных красавцев! – восхитился граф.

На смену им выступила тяжёлая кавалерия, представлявшая из себя особое зрелище. Лошади, совершенно скрытые пластинчатыми доспехами, и всадники, полностью закованные в броню, с огромными копьями в руках, удары которыми принялись отрабатывать. Один за другим наскакивали на чучела, перед тем расстрелянные лихими лучниками, пронзая их насквозь.

Граф разглядывал катафрактов с повышенным вниманием.

— Однако, – почтительно высказался он, понижая голос, чтобы сопровождавшие, ловившие каждую реплику посланников, не услыхали. – Надеюсь, у персов не слишком много таких воинов. Одной разящей атакой они способны разбить самые крепкие наши построения.

На этом представление не закончилось. Когда тренировки панцырников завершились, на поле вывели троицу дрессированных слонов.

Граф слегка затрепетал при виде грозных, украшенных могучими бивнями, великанов, словно вышедших из воинских трактатов и древних преданий.

— Сам прежде в деле не видал, у северных варваров ничего подобного нет, но наслышан, — прошептал он спутникам. — Много горя способны нанести.

Тут уже даже софист с нотариусом заинтересовались происходящим.

Подчиняясь командам опытных погонщиков, орудовавших железными крюками, играючи разносили неповоротливые на первый взгляд гиганты чучела людей и животных, ловко действуя не только бивнями, но и хоботом. Вставая на дыбы, обрушиваясь на «врагов» передними конечностями.

Один из слонов внезапно то ли впал в раж, то ли специально был отпущен погонщиком на волю. Зверь отчаянно бросился прямо на трибуну наблюдателей, оглашая округу диким рёвом, раскидывая и растаптывая всё на своём пути. Грузное животное двигалось стремительно, демонстрируя невиданную мощь.

Тут не только нотариус с софистом оробели, практически ощутив на себе тяжёлое дыхание зверя, но и видавший виды сановник совершенно обомлел.

Погонщик умело остановил разъярённое животное на скаку. Ласковым словом сдержал дикий порыв, не позволив прийти в настоящую ярость.

Остановленный на бегу слон лишь громко и недовольно фыркнул в сторону перетрусившей толпы. Неторопливо поплёнтал в стойло, лениво покачивая огромной задницей, виляя коротеньким хвостом.

— Мы ещё ставим башни им на спины, — весело пояснил провожатый, радуясь впечатлению, оказанному на гостей, — и садим туда лучших лучников. Вот же потеха! Но хватит о битвах, милости просим к столу!

Пока посланники наблюдали за тренировками, для них подготовили небольшой перекус – фрукты, сладости, вино.

Выпив и закусив яствами, граф восхитился:

— Крепкие ребята. Упражняются. Главное, какая дисциплина! А эти катафракты — что за дивный доспех. Не ожидал, даже получше римского будет, так просто не пробить. Нашим ветеранам непростая задача. Персов я недооценивал. Они тут всерьёз готовятся к войне. Но!.. — передышка дала сановнику возможность отделаться от испуга. Дальнейшая речь его была рассчитана не столько на приходящих в себя спутников, сколько на персидских проводников. Он вкратце обрисовал тактику возможного противодействия каждому из увиденных типов противников, и разъяснил, каким образом их легко победить. — Что касается слонов… есть способы, испытанные поколениями. Животных можно, например, устрашить огнём. Существуют и другие хитрости.

— Никакими слонами нас не запугать, – согласился софист, опустошив одним жадным глотком целую чашу. – А хорошее тут, кстати, вино. Своеобразное.

— Которых вряд ли у армии более двадцати-тридцати, – подхватил нотариус, видевший вроде бы тоже что и спутники, но наблюдавший при этом нечто другое. – Может, немногим больше.

В ответ на удивлённые взоры товарищей, писарь пояснил:

— Вспомните, сколько людей выводило животное на ристалище. Кроме того, судя по размерам, оно много ест и много пьёт. Всю многочисленную обслугу тоже нужно кормить, поить. Не очень-то удобно во время похода. Даже один слон требует приличных вложений, а содержание сотни подобных… При том, что полноценно используются они лишь раз в несколько лет, для какой-нибудь особо крупной битвы, — он коротко задумался, прикидывая цифры. — Столь бесцельные траты могут, пожалуй, разорить небольшое государство. Вероятно, только боевые возможности и особый статус позволяют персам разбрасываться такими суммами. Содержание слонов явно убыточно.

— Тем более, — согласился софист, обладавший немалым багажом знаний, и не желавший отставать от спутников в сметливости, — животных персам поставляет Индия. Судя по всему, такой здоровяк – предмет особого торга, ведь государства меж собой не столько друзья, сколько соперники. Затем, думается, вовсе не просто превратить неповоротливого ушастого флегматика в обученную боевую единицу. Да и так ли они вообще хороши на поле боя, как нам пытаются продемонстрировать? Похоже, животное может в любой миг обезуметь, и редкий погонщик способен такое развитие событий предотвратить. Тогда слон способен натворить больше бед среди своих, чем в рядах неприятеля. По-видимому, они скорее служат для острастки невежд. Но римские воины, испытанные в боях, не какие-то там дикари!

На том и порешили.

После утоления аппетита гостей препроводили на рынок. Несмотря на то, что базар неуловимо напоминал Константинопольский, он имел особый колорит, к тому же выглядел более пышно и богато. Даже видавшим виды путешественникам было на что посмотреть.

Под вечер торговые ряды наполнились людьми. Лишь малая часть из них собиралась что-либо покупать, разве только поторговаться вволю, оставив по итогу продавца с носом. Большинство шныряло по рынку с единственной благородной целью — просто поглазеть. Многочисленные ротозеи, очарованные неисчислимым количеством недостижимых для кошелька товаров, готовы была разгуливать по торжищу, кажется, хоть до самого утра.

Граф теперь в основном скучал – излишество товаров нагоняло на него тоску. Философ разглядывал роскошные поделия с вялым любопытством бывалого путешественника. Он давно привык не слишком-то привязываться к вещам, так что лавками интересовался скорее в целях расширения кругозора, ибо лишних знаний не бывает.

Лишь нотариус явно пребывал в родной стихии – то и дело восторгался как ребёнок, впервые попавший в сад развлечений. Он буквально по пятам ходил за провожатым и выпытывал каждую мелочь. Его интересовали любые подробности – что за купцы, что за изделия, каким образом и откуда в столицу попадают. Какую часть с продажи того или иного товара получает государство и какие вообще существуют подати и пошлины.

А по искрящимся глазам писаря было очевидно, что он постоянно считает в уме, составляет сметы, суммирует сведения. Будто готовится определить состояние казны шаха с большей точностью, чем сам придворный казначей.

Мало-помалу дошли до местечка, где велась торговля живым товаром. Лошади, женщины, девушки, мужчины. Угнанные либо перекупленные, свезённые со всего света.

Нотариус сразу присмотрелся к стройному мальчику керкету: чёрные пронзительные глаза, густые волосы, брови, будто нарисованные, а черты лица нежные, как у девицы. Вид отрок имел чрезвычайно кроткий, чем и прельстительный.

Обольщённый незаурядной внешностью раба, нотариус даже полюбопытствовал насчёт платы, но владелец заломил непомерную сумму. Попытки сбить стоимость не привели к существенной скидке. В конечном итоге писарь отошёл от торговца с заметным раздражением. Как ни хорош товар — цена кусалась. На родине он мог бы разжиться за те же деньги двумя-тремя не менее целомудренными юнцами.

В ожидании аудиенции посольство отправили прогуляться по саду при дворце — исполинскому, но чрезвычайно уютному. Расположение которого было досконально продумано и тщательно, с любовью, исполнено.

Сад рассекали дорожки, прямые и длинные, разделявшие его, словно шахматную доску, на клетки. Каждый квадрат мог похвастать множеством ухоженных, аккуратно рассаженных деревьев, в основном плодовых. Как местных, представлявших самые отдалённые уголки Персии, так и редких, нездешних.

Отдалённые места сада хоть и выглядели дряхлыми, заросшими, на самом деле были намеренно исполнены в таком стиле, ради контраста и особой, элегической атмосферы.

Парковые участки пронизывало множество затаённых тропок, пригодных для тихих раздумий, сложения стихов и прочих возвышенных размышлений. Сойдя на одну из них с главной дороги, можно было внезапно наткнуться на затерянную в чаще роскошную беседку, террасу, увитую виноградными лозами, либо на очаровательный цветник.

Особым украшением сада служила система рукотворных озёр, расположенных каскадом и объединённых водопадами, каналами и подземными стоками. Поочерёдно перетекая из одного в другой, все эти потоки питали почву. Где-то вода изящно переливалась из бассейна в бассейн нежно журчащими каскадами, где-то била высоким причудливым фонтаном, составлявшим завораживающее зрелище.

Выглядело это пышное великолепие тем удивительнее, что на всём пути к городу посольству не встречалось ничего кроме камней, песчаников, и прочих трескучих кустарников.

Теперь уже наступила пора восторгаться философу.

Пока граф откровенно зевал, а нотариус всех куда-то поторапливал, софист имел настолько благолепный вид, будто отдыхал здесь душой. Наслаждаясь не только окружающей красотой, но и небывало жгучим закатом.

Вскоре после захода солнца, троицу, вместе с подоспевшими слугами, принёсшими ценные подношения, провели в палаты для долгожданной аудиенции.

Пышность персидского двора поразила даже спутников, видавших имперские хоромы. Их встретил сводчатый тронный зал — ярко освещённый множеством факелов и лампад. Построенный ступенчато, отражавший местную иерархию, на вершине которой — царь царей.

Пред посольством предстал наконец тиран собственной персоной. Молодой, высокий, черноволосый, атлетически сложенный, имевший гордый вид — выразительное лицо, нос горбинкой, пронзительный взгляд. Он несколько вальяжно восседал на элегантном троне, подобрав под себя одну ногу.

Правая рука подпирала бок, а левая расслаблено покоилась на бедре, но стоило кому-то приблизиться, как властитель невольно перекладывал ладонь на блестевшую каменьями рукоять искривлённого акинака. Шахиншах явно мог сам за себя постоять.

Наряд соответствовал титулу. Голову венчала золотая диадема. Тело охвачено парчовым халатом — приталенным, дважды опоясанным, с изысканным орнаментом, выведенным золотыми нитями, расшитым драгоценностями. На ногах — яркие шаровары, остроносые туфли. В ушах – серьги. На шее и запястьях — богатые украшения.

Позади правителя караулила охрана, а у ног находился небольшой освежающий фонтанчик, наполненный лепестками цветов, несколько отдалявший владыку от просителей нижней ступени.

Около трона находились мальчики пажи — обветривали шахиншаха опахалами из ярких перьев.

По правую сторону от него выстроились миловидные девушки — в волосы каждой вплетён красивый цветок. По левую, в позе полной покорности, застыли звездочёты, маги, советники. Немного поодаль ожидали придворные — с винными чашами и тарелками полными разнообразнейших закусок — готовые в любой момент откликнуться на первый зов царя.

В отдалении от трона полумесяцем расположились ряды низеньких столиков, украшенных пёстрыми индийскими скатертями и золотой посудой. Подле каждого столика стоял услужливый придворный.

Для приезжих накрыли пышный ужин. Тут, за трапезой, и должны были состояться переговоры.

Посольских спутников, принёсших царю и сложивших к его ногам дары, поскорее вывели в отдельный боковой покой, повечерять с местными придворными.

Каждого из послов поочерёдно подвели к шаху, представив на расстоянии. Возник подходящий случаю обмен любезностями и уважительными поклонами. Затем гостей отвели к столику неподалёку от трона. Прочие места заняла, по старшинству, местная знать, купцы, мудрецы.

Проголодавшихся после долгой прогулки спутников ожидало чудесное вино и лёгкие закуски: удивительные по вкусу пирожные, разнообразные плоды – свежие, варёные и вяленные.

Позволяя гостям насладиться, для начала, чревоугодием, музыканты стали играть переливчатые восточные мелодии, а скоморохи принялись разыгрывать забавные сценки. Вскоре на свободном пространстве между столами возникло целое цирковое представление — шуты веселили господ своей клоунадой, фокусники развлекали ловкими кунштюками, акробаты поражали гибкостью, прыжками и прочими трюками. Намасленные здоровяки мерились силами: играя мускулами, ловко выскальзывали из захватов соперника. Вслед за борцами явились факиры, глотатели кинжалов...

После разогрева закусками и развлечениями, в зал внесли новые кушанья – рис, салаты, мясные деликатесы. Помимо белого вина, начали подливать желающим красное. Пока сменялись блюда и вина, дудочники и барабанщики умело варьировали темп, поддерживая подходящее минуте настроение.

Особым украшением вечера стали танцовщицы. Дюжина стройных девушек, исполнявших изящные и страстные танцы. Очаровывавшие мужчин не только зажигательным исполнением, но и смелыми, задорными взглядами, и живыми улыбками.

Понемногу зал наполнился шумом бесед. Музыканты заиграли нечто приятное и тихое, а зрелища, хоть и продолжались, но отошли на задний план, не отвлекая внимание.

Подошло время серьёзного разговора.

Когда церемониальные условности позволили гостям высказаться, первым тяжело поднялся граф. Речь свою он начал несколько путанно и не слишком ловко, однако, дойдя до сути, стал излагать мысль довольно чётко:

— Сегодня мы увидали некоторые возможности ваших войск — и находим их, без ложной скромности, эффектными. Они производят некоторое впечатление. Чего только стоят закованные в железо катафракты, а ведь есть ещё непревзойдённые лучники, солидные мечники и копейщики. И конечно же слоны. Чудесные животные, способные навести трепет на самых опытных противников! Но устрашающий вид – ещё далеко не победа. Не стоит недооценивать римских легионеров — стойких, испытанных в боях. Которых отличает непревзойдённая тактическая выучка и огромный опыт. Они повидали в жизни всякое — и ошеломительные набеги варваров, и буйство диких животных. Отбили страшные атаки. Выжили в самых тяжёлых битвах. Преодолели маршем заснеженные перевалы и жаркие пустыни. Причём, таких частей у нас множество!..

– Но ведь и войска шаха известны не только грозным обликом, но и многочисленностью, смелостью, испытанностью в боях?! – чуть раздражённо воскликнул владыка, слегка утомлённый самовосхвалениями римлянина.

— Верно, значит война может стать слишком долгой, кровавой, истощающей, — нашёлся граф и поскорее закончил мысль, отвешивая поклон. — А потому не лучше ли достичь дружеского соглашения?

Вслед за ним слово взял нотариус. Его речь будто развивала и продолжала мысли сановника.

— Всяко лучше заключить благостный мир сейчас, чем обескровленный – потом, — принялся утверждать писарь. – Причём сразу подписать договор на равных и взаимовыгодных условиях, тогда он станет справедливым и долговечным. Что несёт война? Лишь смерть и разрушения, болезни и нищету. Чего можно достичь перемирием? Свободное хождение товаров, таможенные преференции, разумное распределение податей. А в итоге — золото, серебро, драгоценности. Насыщающий душу и тело комфорт, поток удовольствий. Лёгкая доступность того, что мы наблюдаем сейчас здесь — еда, вино, женщины.

После пространного вступления, нотариус кратко коснулся вопроса спорных территорий и обрисовал возможные компромиссы, которые, по его словам, окажутся выгодны для всех. Обеим сторонам, настаивал он, стоит сделать шаг назад в своих требованиях и поскорее договориться.

— Но так ли справедливы представленные условия? – опротестовал царь царей рассуждения крючкотвора. – Больше похоже на предложение поступиться территориями, но продолжить, и даже увеличить, поток ценных товаров! Где тут наша выгода?

— Тем не менее, эти предложения гораздо благоприятнее тех, что установлены предыдущими договорами.

— Которые давно не исполняются! – воскликнул шах.

— Тогда направим общие усилия не на битвы, а на выполнение договоров! – нашёлся нотариус, отвешивая глубокий поклон.

Последним выступил софист. Он встал с бокалом, до краёв наполненным кроваво-красным вином, будто не послом сюда прибыл, а добрым гостем, собиравшимся произнести тост в честь высокоблагородного хозяина.

Спич вышел длинным, но не чрезмерно. Пусть мало кто из присутствующих хорошенько понял, о чём приезжий толкует, зато каждый оказался невольно покорён силой изложения. Доверительный тембр и мягкий тон голоса, выверенная точность слов, странно контрастировавшая с хмельным видом, глубина и взвешенность сравнений. В его манере излагать ощущалось нечто притягательное.

Для начала, мудрец кратко подытожил ранее сказанное соратниками, где-то смягчив острые углы, а где-то, наоборот, заострив детали. Дополнил их слова краткой лекцией о разрушительной силе амбиций, высказал многие «за» мирного договора — уже озвученные и совершенно новые.

— Когда две империи схлестнутся, — патетично восклицал он. — Каковыми станут людские и материальные потери? Крупное столкновение может обойтись обеим сторонам слишком дорого. Битва столь мощных соперников выгодна лишь нашим врагам, которые не дремлют. Так что в итоге? Чем является теперь война — великим начинанием или простым безумием? Вот вопрос, который всем заинтересованным стоит взвешенно обдумать, перед принятием решений. Древние утверждали, будто все блага побеждённых достаются победителю. Но, видимо, античные войны были слишком мелкими по сравнению с современными. Нынешняя — больше похожа на битву с самим собой. Сколько бы ты не выиграл, проиграешь гораздо больше. Обернётся ли обострение вражды злом или благом хоть для одной из сторон? Точно неизвестно. Но то, что она станет источником множества бед для всех — ясно заранее. Да и вообще, если хорошенько разобраться — война противна человеческой природе, в то время как торговля укрепляет отношения. Людям свойственно договариваться, брать силой — удел зверей. Не лучше ли подчинять соперников не бойнями, а достижениями? Крепкое и богатое государство легко и непроизвольно привлечёт новые территории. Окружающие племена сами захотят стать его вассалами.

Финальный спич произвёл впечатление даже на шахиншаха, что уж говорить о его измученном непереводимыми метафорами толмаче.

— Крайне любопытно, — отметил царь, внимательно выслушав приезжего краснобая, — наши мудрецы пока ещё не достигли столь высоких истин.

— Вероятно, — любезно произнёс философ, — достигнут со временем.

— Но для описанных преобразований потребуется, по-видимому, множество времени?

— Наверняка, — вынуждено согласился мудрец.

— Тогда краткость человеческой жизни может стать препятствием? Что один властитель начнёт, то его последователь способен одним указом отменить.

Софист, подкованный в спорах, ни на миг не растерялся. Он только высоко поднял бокал с вином и демонстрируя некоторое подобие уважительного поклона, закончил тост:

— Долгих лет жизни шахиншаху!

По залу пронёсся гул голосов – персы принялись обсуждать услышанное. Шах, немного переждав обмен мнениями, в свою очередь поднял наполненный кубок.

Трон его стоял на высоте, ему не требовалось вставать с места ради привлечения внимания. Тут же всё раболепно стихло. Музыканты, оборвав мелодию, буквально застыли на месте. Хотя тон властелина был громок и твёрд от природы, но так как говорил он в полнейшей тишине, то и голос возвышать не пришлось.

— Благодарим за подношения, мы их очень любим, хотя предпочитаем обычно нечто более вещественное, – он указал взглядом на груду подарков и продолжил с лёгкой улыбкой на устах, — но и от даров красноречия, которые обладают своими чарами, отказываться не собираемся. Но всё же, лесть, — произнёс государь, глядя на графа, — хоть и приятна слуху, не сделает нас чем-то большим чем мы являемся. И пусть хитрость — перевёл он взгляд на нотариуса – у персов в особом почёте, не всякий охотник сумеет обхитрить лису, мастерицу коварства. Что касается любомудрия, – закончил мысль, пронзая взглядом софиста, – у нашего народа существует поговорка: «Как чаша, полная вина, служит удовольствию, она же, если принимать с избытком, способна привести к свинскому состоянию». Хлебнув чрезмерно как одного, так и другого — поглупеешь одинаково. Философия хоть и одаряет пользой, но при чрезмерном умствовании может обернуться во вред.

Он слегка пригубил из кубка и встал – твёрдый, властный, уверенный в себе. Спокойно изучив физиономию каждого посланника в отдельности, подвёл итог.

— Впрочем, предложения гостей довольно здравы и заслуживают самого внимательного изучения. Нам предстоит ещё вдумчиво оценить воздействие их речей. Заодно свериться с указаниями небесных знамений. Посему, мы удаляемся для размышления и обсуждений с советниками и звездочётами. Вы же пока отдыхайте. Всё наше этой ночью ваше. А наутро мы дадим посольству великошахский ответ. Кроме того — наградим каждого посланника подарком, достойным его предложениям. Теперь – веселитесь!

Каждый знает, что персы любят не только принимать, но и делать подношения. Охмелевший граф сразу возмечтал об одном из чёрных скакунов, виденных утром на арене. Мысли пьяного нотариуса вернулись к давешнему мальчишке с рынка. Только теперь он по-настоящему пожалел, что пожадничал и не купил его. Вот бы слуги шаха подметили интерес, подсказали гостинчик! Софист же возмечтал о телеге, набитой бутылями лучшего «Шираза», которую потащит на родину парочка дарёных верблюдов.

Шах, принимая восторженные почести приближённых, удалился в свои покои, сопровождаемый согбенными советниками. А посланники, удовлетворённые тем, как споро удалось провернуть дельце, с лёгким сердцем отдались пирушке.

Одна из видных танцовщиц сразу подсела к нотариусу, явно готовая ему во всём услужить. Тот, долго не думая, тут же с удовольствием приобнял девушку. Графа в свою очередь принялась подпаивать бойкая, крепкая барышня, под стать военачальнику. И даже философу подсобили подходящую девицу – робкую по виду гречанку в хитоне с каракулями волос, ниспадавшими на ореховые глаза. Хорошо образованную, способную поддержать самую мудрёную беседу.

Вскоре гости переместились со своими спутницами в спальные покои. Где и потеряли окончательно разум, погрузившись в атмосферу вкусностей, вин, курения чиллумов и сладких объятий.

Но не успел ещё первый петух вскукарекнуть восход, как посланцев извлекли из тёплых постелей, оторвали от нежнейших, особо-податливых, опьянённых гашишем любовниц. Бесшумно натянули всей троице, не разбирая титулов, мешки на головы. Набили на руки колоды. Словно баранов выволокли из комнат. Затем, без зачтения приговоров и прочих придворных расшаркиваний, низведя ниц на плацу под стенами дворца, стащив напоследок мешки, позволив окинуть мир прощальным взглядом, лишили голов тремя синхронными ударами секир.

У каждой потерявшей туловище физиономии застыло своё особое выражение предсмертного отчаяния – напоминавшее диковатые лики терракотовых масок.

Головы кинули в один мешок, чтобы продемонстрировать кому надо. А обескровленные при экзекуции тела столкнули в давно пересохший ров, на растерзание стервятников.

Удары вражеских орудий разбудили спящий город перед рассветом.

Снаряды обрушились на зубчатые стены укреплений. Подняли кучи каменной пыли, разметали на бастионе Панигра ночную стражу.

Пролилась кровь, появились раненные и убитые.

Несколько ядер упали посреди крепости, нанося разрушения – одно раскурочит мостовую кладку, другое проломит фасад хозяйственной постройки, третье обрушит кров, погребая под обвалами жильцов.

Хотя защитники ожидали штурма со дня на день, первый обстрел оказался ошеломляющим. Возникли хаос и суматоха. Кто метался по закуткам, не зная за что хватиться, кто торопился укрыть семью в подвале, кто мчал на укрепления, дабы усилить оборону.

Монахи, подстёгивая смелость молитвами, взяли на себя роль санитаров и устремились на улицы — подбирать раненных. Суетливо доставляли они носилки с обмякшими, изувеченными телами в раскинутую при храме больничную палату. Там хлопотал дряхлый эскулап с двумя помощниками – останавливая кровотечения, промывая раны, втирая мази, накладывая повязки; потчуя издыхающих эликсирами. И пока контуженные вверяли свои жизни сноровке лекарей, сами медики, в деле исцеления, больше уповали на чудо.

Спешившим по своим делам обывателям вскоре приходилось уже обходить, либо даже переступать через покойников. Иногда с потрясением узнавая, среди беспомощно раскинувшихся на земле мертвяков, знакомые физиономии – только странно поблёкшие, отчуждённые.

Стоило солнцу взойти чуть повыше – на улицы выехала особая повозка. Неторопко передвигалась она по городу, собирая уже подвергшиеся разложению тела, иногда отгоняя от них неизвестно откуда взявшихся собак.

Могильщикам предстояло в эти знойные дни особенно много работы.

А канонада всё продолжалась. Вопреки прошлым годам, когда турки распыляли силы и беспорядочно обстреливали крепость со всех сторон, теперь они сосредоточили огонь лишь на нескольких бастионах, атакуя одновременно с двух противоположных направлений.

Впрочем, обороне было чем ответить. Сотни больших, средних и малых пушек принялись тут же гатить в ответ. Пальба длилась практически беспрерывно весь день напролёт.

Но за днём наступила ещё более тяжёлая ночь.

Да, самый ужас положения измотанные жители ощутили вечером. Когда организм привычно требовал отдыха, но уснуть невозможно. Ведь страх не проснуться поутру был настолько силён и осязаем, что затмевал разум.

Большинству горожан удавалось лишь ненадолго погрузиться в короткие периоды забытия, каждое из которых – как случайный глоток воздуха для утопающего.

Однако, привыкаешь ко всякому. Два-три дня и разрывы снарядов уже не так пугают. Приучаешься спать в любых условиях, даже если ядра падают прямо посреди двора. В конце концов – на всё воля Божья.

А в стремлении турок каждый год прибывать в это место и пытаться захватить его во что бы то ни стало, не согласуясь ни с каким жертвами, было для выживших жителей и простых солдат, несведущих в высокой политике, действительно нечто божественно-непостижимое.

Кроме того, в крепости появилось на свет и выросло целое поколение, толком не знавшее мирных годов. Война для них — данность. Жуткая, но столь же неизбежная как ночь, холод, шторм. Как голод и смерть. Как чума, иногда спутывавшая планы даже противнику.

Лучшее время в городе – поздняя осень, до рождества. С началом непогоды военные кампании затухали. Обстрелы прекращались. Оттоманы отправлялись на зимние квартиры.

Тогда можно было вздохнуть вольготнее. Наступал длительный период тишины. Но покой обманчив, ближе к весне у жителей нарастало ощущение тревоги.

Вслед за потеплением на остров прибывали свеженькие турецкие войска. Пусть действовали они, под предводительством ветеранов, однообразно, используя устаревшую тактику и отчаливали в конце концов несолоно хлебавши, но и цитадель с годами усыхала. Наполнялась надломленной, призрачной жизнью.

Купцы и прочие зажиточные люди выехали в первую очередь. Умные бежали вслед за ними. В крепости остался лишь гарнизон, которому периодически подбрасывали небольшие подкрепления, да жалкие бедолаги, до последнего цеплявшиеся за родные места. По разным причинам не способные их покинуть. Обездоленные, малость одичалые, отчаянно ненавидящие янычар.

Впрочем, года выпадали разные. Иногда республиканскому флоту удавалось задержать турецкую армаду ещё на выходе из Дарданелл. Иногда мусульманских кораблей прибывало недостаточно, и атаки на крепость были вялыми, несущественными, больше для вида. Такие времена можно даже назвать счастливыми.

Но на сей раз пришельцы взялись за дело с полной серьёзностью.

Войско прибыло ещё в ноябре. Одним погожим деньком высыпавшие на стены горожане узрели у расположенного поодаль заливчика огромное средоточие крупных парусников, галеасов, галер и прочих мелких судов. Под прикрытием корабельных пушек, от эскадры к побережью сновало множество лодок – выгружая на берег бесчисленную армию.

Сразу оказалось, что другой десант, разве чуть поменьше масштабами, возник с противоположной стороны города. Жители лишь беспомощно и обречённо наблюдали за происходящим – они не в силах были воспрепятствовать высадке.

Оставалось заклинать Всевышнего и укреплять фортификации, чем гарнизон последующие полгода и занимался.

А полчища заполонивших гавани осман невдолге объявились в прилегавшей к цитадели долине. У подножия холмов выросли шатры оккупантов. На этом они не остановились. Весь окружающий крепость идиллический ландшафт вскоре радикально преобразился.

Денно и нощно копошась в прибрежном песке, турки постепенно возвели первые валы, скрывшие лагерные палатки из вида.

Следом возникали всё новые и новые курганы. На одних осаждавшие воздвигли обнесённые оградами опорные пункты. На других выстроили мощные редуты, имевшие собственные рвы. Между валами проложили ходы сообщения, прорыли узкие змееобразные траншеи.

Некоторые возвышения были столь огромны, что соперничали с высотой крепостных стен. Их использовали для организации батарей, состоявших из самых мощных орудий.

Гигантским пушкам требовалось много места для обслуги.

Из сотен мешков, наполненных землёй и обмазанных глиной, выкладывались амбразуры. У каждой бойницы настилались дощатые платформы. Где мешков не хватало - использовали бочки, выложенные пирамидами либо собранные в стойки, обтянутые для крепкости корабельными канатами. Под валами устраивались глубокие пороховые погреба.

Основные батареи расположили напротив бастионов, второстепенные – по их бокам, образуя перекрёстный огонь.

Для стрелков подготовили многоярусные траншеи, позволявшие вести атаки одновременно с нескольких уровней. Лучники размещались на ближних подступах. Над ними, ряд за рядом, располагались аркебузы, лёгкие мушкеты с укороченными стволами, тяжёлые мушкеты, многоствольные пищали…

Когда блокадные работы грозили слишком приблизиться к стенам крепости – оборонявшиеся осторожно, стараясь беречь заряды, обстреливали подступы: как из ружей, так и из пушек. А под покровом ночи проводили редкие вылазки, пытаясь хоть немного помешать неприятелю.

Кольцо осады сжималось. Пусть медленнее чем удавка на рее, зато более мучительно. Всё ближе и ближе подбиралась наступательная мощь осман к цитадели, разворачивая сложную, угнетающую защитников систему укреплений. На которую захватчики постепенно подтянули как орудия, так и уйму расходных материалов.

А когда приготовления посчитали законченными – устроили «геенну огненную», массированный майский штурм.

***

С тихой высоты дальних холмов цитадель напоминала заходящую в море, гаснущую звезду. Оправленную пятиугольными лучами - бастионами. Глубокий ров, окружавший неприступные укрепления и высокую насыпь, выглядел своеобразным гало. Места средоточия турецких войск смахивали на незначительные наплывы кучевых облаков. Выстрелы из крупнокалиберных орудий могли показаться случайному наблюдателю лёгкими дымками развеивающегося тумана…

На самом деле около крепости происходила бойня.

Шквальный ветер стонал, как свирель в устах ополоумевшего дервиша, разнося по округе последние возгласы павших. Грохот пушек и треск мушкетов приглушал ещё более отчаянные крики раненных. Османы несли немыслимые потери, но продолжали штурмовать - и не такие крепости брались!

Атаки повторялись с неизменным результатом, напоминая приливы и отливы. Усиленные артиллерийские удары, беспорядочная пальба, броски пехоты с попытками закрепиться на насыпи и подтянуть туда пушки… кровавое отступление.

Одна турецкая батарея открывала огонь вслед за другой, надеясь заставить умолкнуть оборону крепости и дать возможность янычарам пойти на приступ. Но как ни старались они образовать обвал укреплений - ядра недолетали… перелетали… увязали в стенах.

Дым и песчаные завесы, поднятые снарядами, затмевали обзор, так что пальба велась больше наобум. Лучники тщетно окучивали баррикады шквалом стрел, в то время как мушкетёры, орудуя шомполами, подолгу возились с перезарядкой.

Лишь несколько опытных «снайперов», удерживая парочку запасных патронов в сцепленных зубах, быстро засыпали в ствол порох, резво закатывали следом пулю и, лихо ударив прикладом по земле, чтобы прибить заряд, упирали ружейный ствол в сошку, стараясь всё-таки выцелить сквозь падымку какого-нибудь неверного на стене.

Но несмотря на неразбериху, действуя вроде бы невпопад, вместе османы обеспечивали колоссальный огневой натиск. Однако, стоило им только поверить в превосходство над противником и попытаться выдвинуться к укреплениям, как поле атаки мгновенно подвергалось отчаянной бомбардировке со стен бастионов. Защитники прибегали к столь жестокой канонаде, что речь о штурме сразу отпадала.

Иногда турки поджигали стога сена, пытаясь дезориентировать оборону и подобраться под прикрытием густого дыма поближе. Дела шли вроде бы успешно и вот уже взбирались опьянённые яростью янычары по штурмовым лестницам, но были неизменно сброшены со стен и опрокинуты в ров.

А стоило в крепости всё-таки случиться обвалу, как турки – кто подхватив заранее подготовленные переносные мосты, кто размахивая булавами и ятаганами – ошалело бросались в образовавшуюся пробоину, пытаясь поскорее перебраться через ров и ворваться в крепость.

Но там их уже поджидали. Гренадёры закидывали осман бомбами, а пехотинцы ввязывались с ними в бой, стараясь замедлить толпу до тех пор, пока стрелки и артиллерия не сосредоточатся на этом направлении, помогая отбить занятый врагом пятачок.

Даже если янычарам удавалось победить в стычке и сунуться в пролом – внутри их ждала следующая линия обороны, загодя устроенные ретраншементы.

Сконцентрированным огнём республиканцы вытесняли захватчиков обратно за стены и торопливо заделывали бреши.

Гарнизон и жители занимались подобным постоянно. Латали прорехи, восстанавливали разрушения. Углубляли рвы, накидывали дополнительные насыпи. Сооружали временные укрепления, обустраивали новые огневые точки. Без праздников и выходных, денно и нощно. Обычно прямо под обстрелами.

Люди давно ожесточились, перестали считаться с потерями. Начальные дни войны и третий, четвёртый месяц спустя – разные душевные состояния. Поначалу ты готов всё отдать, лишь бы это закончилось. Жаждешь поскорее остановить напрасные смерти и разрушения. Но чем дольше происходит осада, чем больше погибших, тем крепче внутренняя готовность биться до конца. Несмотря ни на что.

Так возникает настоящее геройство.

Оборонявшиеся всё чаще производили самоубийственные вылазки – желающих хватало. Группа безумцев, возглавляемая не менее безрассудным офицером, набрасывалась на тщательно выстроенные порядки турок рассчитывая выбить неприятеля из близлежащих траншей.

Иногда в ходе подобных набегов удавалось захватить редут-другой и, уничтожив караул, отбить орудия, окопаться на территории противника. При поддержке огня с главного вала, получалось закрепиться на дни и даже недели.

Впрочем, рано или поздно османы проводили сокрушительную контратаку, отбивали позицию, заставляли ретироваться в крепость. Тогда убегавшие наспех заклёпывали орудия, срывали по возможности укрепления.

Дюйм за дюймом продвигались турки вперёд и дюйм за дюймом отступали. Огромная армия месяцами бессильно топталась у стен цитадели.

***

Пока на поверхности велись кровопролитные, неуступчивые бои, великий визирь, лично командовавший войсками, затеял новую тактику – провести подземную траншею и хитростью проникнуть в крепость либо заложить под стены заряд такой мощности, разрушения от которого трудно будет восстановить.

По его распоряжению сотни рабов и копальщиков сразу принялись за дело.

Подкоп – дело кропотливое. Требует особого тщания и осторожности, основательных работ. Важно сохранять секретность, чтобы в нужную минуту произвести эффект неожиданности. Так что ворошить сушу начали с дальних подступов.

На побережье почва рыхлая, в основном подвижный песок – ямы стремительно наполнялись влагой. Осушение и отвод воды занимал много времени. Но стоило добраться до более плотных, глинистых слоёв, как начался по-настоящему каторжный труд – подготовка капитального тоннеля, куда не только человек в полный рост войдёт, но и двухколёсную тележку загнать сможет.

Грунт вытаскивали наружу корзинами, используя его затем для укрепления насыпей. Шахту тщательно обшивали, стараясь предотвратить осыпание и обваливание: устанавливали деревянные арки, подпорки; стены дополнительно укрепляли длинными брёвнами.

Подобных копален устроили несколько. Рыли их упорно, посменно, круглые сутки.

Войдя под землю с разных направлений, принялись выдалбливать по обе стороны от каждого тоннеля ряды боковых ответвлений. Рассчитывая при помощи бесчисленных «крысиных» нор добраться рано или поздно до «сердцевины» и «прогрызть» её.

Вскоре тихих сап стало так много, что выстроилась сложная система, отдалённо напоминающая муравьиные ходы. Целое сонмище галерей: параллельных и перпендикулярных, бегущих вверх и вниз, расположенных рядом и отдалённо, идущих сообща и ведущих врозь, постоянно используемых и бутафорных.

Каждый пролёт нёс определённую задачу – боевые и защитные проходы, сторожевые и подслушивающие посты, обманки. Дополнительные коридорчики служили для прокладки кованых труб, подававших на глубину воздух.

Чем ближе к противнику, тем бесшумнее старались вести работы… но тщетно. Чалмоносцев уже ждали.

Крепость обладала заранее подготовленной контрминной системой, а сапёрная рота защитников отслеживала затаённые передвижения врага и готовилась к ним, намереваясь превратить охотников в свою добычу.

Поначалу вслепую делались пробные раскопы по нескольким направлениям. Затем к делу приступал мальчишка «прислушиватель». Владея тонким слухом, он умело играл на лютне и трогательно исполнял мадригалы в составе камерного ансамбля. В мирные дни использовал своё дарование на праздниках, свадьбах и во время церковных песнопений, а теперь, прикладывая маленькую трубочку к грунту, определял местонахождение противника. С опытом научился вычислять не только направление, но и высоту раскопа, и довольно точное расстояние до него.

Определившись с целями, венецианцы, будто проворные землеройки, принялись рыть навстречу. Только немного глубже. А приблизившись к врагу, оказавшись как бы этажом ниже, затаились.

Османы, пройдя места оставшихся незамеченными засад, устремились к крепостной стене. Сапёры позволили им продвинуться дальше, пропустили над собой. Но продолжали подслушивать. За неделю круглосуточных наблюдений выяснили всё что нужно: сколько землекопов выходит в забой, когда у них перерывы, в какое время меняются смены.

Определившись с лучшим местом ответного удара, потихоньку устроили «горн» – просторную камеру для мины. Бесшумно подтянули туда заряд. Мощный, двухсотфунтовый. Обложили его мешками с песком таким образом, чтобы прикрыть основную часть тоннеля и сконцентрировать взрывную силу вверх.

Когда приготовления закончили, получилась своеобразная «крысобойка». Во главе тупичка – взрывчатка. Рядом, на корточках – одинокий подрывник. За его спиной, соблюдая безопасное расстояние – сапёры с заступами. Позади них, несколько поодаль – вооружённый до зубов отряд диверсантов.

Подрывник, погасив лампу, сидел как на иголках. Хотя всё тщательно продумано и рассчитано до мелочей, любая случайность могла стоить ему жизни. Короткий кожаный запал оставлял мало времени для побега, но требовался, чтобы рвануло в подходящий момент.

К тому же долго на одном месте усидеть невозможно – атмосфера на дне ямы давящая, отупляющая, снотворная. Напряжённое ожидание само по себе изматывало, так ещё и воздуха не хватало. Причём с каждой минутой его становилось всё меньше.

Начинаешь помалу обливаться потом, ощущать зуд по коже, испытывать духоту и жажду кислорода. Ошалевать.

Под землёй тихо, даже слишком. Тем пугающе отзывается в сердце каждый случайный звук. Где-то вдалеке зловеще проскрёб заступ, совсем рядом змеёй прошуршала струйка осыпающегося грунта, а прямо над головой раздался вдруг чей-то зловещий возглас… причём настолько отчётливый, будто проклятие донеслось из могилы по соседству.

Тревожная сонливость разом слетела с поджигателя; накатила паника. Слишком многое зависело теперь от него. Не владея острым чутьём, как тот мальчишка музыкант, начал терзаться сомнениями – не проспал ли он? Пора затепливать, либо стоит ещё повременить? А может уже поздно дёргаться и лучше отложить, перенести на завтра? Или вовсе доверить столь важное дело кому другому?

Лихорадочно обтирая рукавом грязь и пот с лица, еле справляясь с внутренней дрожью, понемногу успокоился мыслью, что кто-то из неприятелей просто выбился вперёд своих и случайно споткнулся на ровном месте.

Но волнение не отпускало – а вдруг разделявшая уровни толща земли просела настолько, что больше не способна выдержать давление? Живо представил, как стопа дюжего турка внезапно погружается под землю. Затем весь он, эдак по пояс, проваливается под перекрытие. И, отчаянно болтая ногами, торчащими посреди свода, орёт от удивления благим матом. В то время как наверху разносятся изумлённые вскрики его товарищей.

Поначалу османы пугаются до ужаса, воображая, будто соратника забирает к себе нечистый. Однако быстро преодолевают испуг и скоро догадываются об истинном положении дел.

Тогда подполье обнаружено. Звонко трубит тревога. Несчастный турок в конце концов сваливается вниз, но вслед за ним несутся гранаты… Весь хитрый план венецианцев летит в тартары.

К счастью, работник лишь громко ругнулся от неожиданности и, выдернув подошву из вязкой супеси, пошёл себе дальше. А значит ни о чём не догадался.

Аве, Мария! Аве, Христос!

Воздав хвалу богу, подрывник взял себя в руки. И вовремя – шум наверху стал заметно усиливаться. К месту детонации явно приближалась большая группа людей. Внутренне решив, что пора, спешно выбил искру на шнур. Убедившись, что тот занялся, бросился наутёк.

Вопреки страхам, всё прошло как по нотам.

Мощнейший взрыв обрушил свод пещеры и мгновенно погрёб ораву осман. Сапёры, пережив несколько мгновений замешательства, бросились к обвалу.

Умело орудуя заступами, спешно разгребли подходы. Раскололи пласт, разделявший ярусы, объединили нижний и верхний тоннели. Помогли боевому отряду преодолеть преграды, взобраться по образовавшейся насыпи, проникнуть в логово врага.

Началась резня. Вначале республиканцы хладнокровно прикончили потрясённых, оглушённых, раненных рабов, землекопов и конвоиров, оказавшихся поблизости эпицентра взрыва. Затем ватагой пронеслись сквозь тоннель, уничтожая любого, с кем посчастливилось встретится лицом к лицу.

Рассеявшись по многочисленным проходам, словно ополоумевшие носились они по тёмному лабиринту, кроша налево и направо всех попавшихся под руку. Что ни стычка, то кровавая кутерьма – в дело шли зажигательные бомбы, пистолеты, пуфферы, скьявоны, кинжалы, ножи… зубы, готовые разорвать глотку врагу.

Запутываясь среди незнакомых коридоров и вновь находя путь, пробирались всё дальше и дальше, и, кажется, готовы были вот-вот вырваться наружу – в тылы врага.

Пальба и сабельный звон доносились всё ближе к шатрам пашей. В прилегающих к входу штольнях мелькали подозрительные тени.

Турецкое командование, осознав всю сложность положения и даже не озаботившись тем, чтобы вывести из-под земли хоть часть своих людей, поспешно пустило в норы удушливый дым.

Сено и навоз, смола и сера, порох, горка тел погибших неверных – вот и готов зловонный костёр, испражнения которого торопливо направили по трубам, обычно подававшим на глубину воздух. И не важно, сколько соотечественников погибнет. Главное выкурить противника. Мало кому из подпольщиков повезло вырваться, да и не всем спасшимся удалось остаться после химической атаки в живых.

После этой стычки активизировался новый виток противостояния – подземная война, жуткая в своей безысходности.

Ни дня не проходило без взрывов. Вдруг раздастся глухой хлопок еле слышимый снаружи, малозаметная дрожь пробежит по земле, слабая воронка возникнет на поверхности, словно чуть сдвинулись зыбучие пески – вот и готова свежая могила десяткам сапёров и землекопов. Кого разорвало на месте, кто оказался погребённым заживо…

Так лето и пролетело.

Осень нагрянула внезапно, принесла с собой затяжные ливневые дожди. Разверзлись хляби небесные, воды упали на головы турок, хлынули в окопы, размешали землю под ногами, развезли траншеи, затопили и обрушили подземные ходы.

Воздвигнутые титаническим трудом сооружения стали растекаться столь же быстро, как песчаные замки на пляже, обданные парой-тройкой волн. Военные действия захлебнулись сами собой. Смирившись с неизбежным, османам пришлось отступить – свернуть лагеря и покинуть рубежи, удерживаемые прежде с чудовищными потерями.

Тем завершился девятнадцатый год осады города.

Сон легата был неспокоен.

Гроза отбушевала ещё дотемна; ветер давно стих. Над каструмом разлился полуночный покой. Но луна, то и дело скрываясь за отставшими от бури обрывками туч, объявляясь миру сквозь их лоскутки, вносила суетным мельканием нотки тревоги в вещую душу старика.

Беспокойство и озабоченность давно стали его обычным состоянием. Ведь он командовал форпостом, возвышавшимся на грани миров. Являлся практически хранителем цивилизации. За пределами которой раскинулись глухие, дикие места: леса, болота, вересковые пустоши.

И хотя в последние годы с той стороны редко поступала реальная угроза, нечто непостижимое и жестокосердное таилось в дебрях тех стран. Опасно пульсировало, взывало к нутру. К самому изначальному в нём.

Тревога вызывала видения: то ли пробуждая настоящие воспоминания из детства, то ли замещая их чужеродными.

Будто маленьким мальчиком бредёт он, с едва теплящейся лучинкой в руках, по игрушечной ночной деревушке. Небо скрыто густым мраком. Помалу накрапывает дождик. Где-то гремит гром. Беспорядочно блестят молнии вдали.

Мальчишка во сне ускоряет шаг чтобы не попасть ненароком под неправедный гнев Юпитера, но тщетно. Чем больше старается спешить, тем непослушнее тело. Вязкая и клейкая паутина охватывает его. Как ни хочет поскорее достичь какого-нибудь укрытия — ноги не слушаются, практически отказывают. С огромным, нечеловеческим усилием пытается преодолеть сопротивление, однако вялость преобладает.

Но стоило только осознать, что всё кончено и ему не спастись. Что молнии ударяют всё ближе, что тут и там вспыхивает огонь… Как вдруг, прямо перед ним возникает спасительная пещера. В ней кто-то есть! Пытается позвать на помощь, слабо взмахивает рукой… но возглас так и застывает на онемевших губах.

Ведь тот, из пещеры, незряч. Зато явно чует и с нетерпением ждёт приближение мальчонки. Стихия, словно управляемая желаниями слепца, подводит юную жертву к губительному убежищу.

Старик, уже осознавая краем сознания, что попал в западню морока, изо всех сил старается вырваться из сужающегося обложенья, очнуться ото сна…

Вспышка! Удар молнии раскалывает огромный старый дуб, откуда-то хорошо знакомый, но нет времени вспомнить откуда… ведь следующий разряд готов поразить его самого; окончательно повергнуть в пучину безумия.

Охваченный стихийным ужасом легат резко проснулся. Растерянно шаря руками по постели в поисках оружия. Всё ещё ощущая сильное потрясение, помалу вспоминая себя.

Хотя шатёр военачальника, окружённый несколькими тысячами хорошо обученных солдат, находился в самом сердце укреплённого лагеря, обнесённого высоким частоколом, это почему-то не прибавляло спокойствия.

Вокруг военачальника сгустились мрак и тишина. Кое-как отдышавшись, с подозрением и насторожённостью вслушался в ночь. Впечатление от химерных видений ещё не вполне слетело с него, он будто предугадывал дальнейшее развитие событий. Сон, вроде бы отринутый фактом пробуждения, никак не желал отступать, продолжаясь и развиваясь в реальности.

И дело тут вовсе не в количестве выпитого вечером вина.

Хотя проснулся задолго до побудки, уже смутно ожидал, что вот-вот зловеще взвоет труба. Затем, как бы воочию узрел жарко вспыхнувший стог сена вдали – разведчики дают знать о приближающейся опасности. Внутренним взором окинул спящий лагерь и посты – готовы ли солдаты? Давненько не приходилось им сталкиваться с реальной угрозой. Привыкли они к размеренной службе...

В ответ на сомнения, услыхал удивлённые вскрики дневальных со сторожевой башни. Не прозевали. Заметив, что на чужбинной территории занялся сигнальный костёр, сразу забили тревогу.

Легат похолодел от осознания того, с какой скоростью оживают предчувствия. Отчётливо вспомнил недавний сон: смерть от удара молнии. Чем заслужил он божеский гнев? Кажется, ничем. Но… таков фатум. Бледность покрыла лицо. Если бы кто увидел его в тот миг, то решил бы, что старик так и отдал, со страха, душу Морсу.

Однако времени разлёживаться не было. Окончательно вырывая сознание из-под власти Сомна, слабо ощущая тлетворный аромат сопутствовавших богу кошмаров маков, тяжело мотнул головой, разом избавляясь от призрачных видений. И словно из летаргии вышел.

Ничего. Пусть. У него ещё есть время. Он ещё повоюет!

Старик наперёд знал, что в палатку вскоре ворвётся телохранитель. Но когда это произошло — встретил того уже облачённым в полное обмундирование, прицепляющим к поясу меч. Закончив одевание, спешно покинул шатёр, сопровождаемый ликтором.

В лагере, поднятом сигнальным горном, царила неразбериха. Всегдашний блеск вышколенной стоянки заметно поблёк в этот момент.

Побудный огонь ярко полыхал на высокой сторожевой башне: рассеивая мрак, отбрасывая на ряды казарм мрачные отблески. Военачальники кричали, созывая подчинённых. Легионеры выскакивали из палаток, застёгивая амуницию на ходу, спешно выстраиваясь в мерцающей полутьме походным порядком. Взволнованно ржали кони, надсадно ревели напуганные суматохой мулы.

Вопреки недавним страхам, вид переполошенного лагеря взбодрил легата, избавил от сомнений; словно впрыснул в вены свежую кровь. А ведь были времена, замедлив шаг чтобы сохранить внешнее достоинство, с внутренней улыбкой вспомнил он, степенно занимая место во главе войска — когда предпочитал театр и женское общество всему остальному. Давно ли это было? Годами укрощая страсти, ввязываясь во всё более трудные и опасные предприятия, понемногу вышел за пределы прежних привычек и обрёл новые, более внушительные. Приличествующие возрасту, соответствующие растущему положению.

Выкрикнув воинственный возглас, которому разом вторили тысячи воодушевлённых воинственным духом солдатских глоток, объявил готовность к вылазке.

Преторианские ворота распахнулись перед стариком с тяжёлым скрипом.

В сиянии высшей славы выступил легат впереди походной колонны, сопровождаемый трибунами и префектами. Окружённый телохранителями, знаменосцами, горнистами.

Повёл войско навстречу неизведанному из своих кошмаров. Собираясь разделить с солдатами и радость победы, и горечь поражения.

Лучники, пехота и тяжёлая конница поспешали за командованием. Лёгкая конница, по пути опередив легата и его эскорт, постепенно выдвинулась вперёд: готовая в любой миг прикрыть основные силы; производя кстати рекогносцировку.

Заключали процессию две малые катапульты и несколько тяжело гружённых, ведомых упёртыми волами, повозок, тащивших неподъёмные снаряды.

Преодолев стремительным маршем холмистую местность, ещё до рассвета достигли необъятной низины, упиравшейся в стену чёрного леса. Солдаты обученно перестроились из походного порядка в боевой, намереваясь во всеоружии встретить неприятеля. Командиры, удовлетворённые тем, что заняли в темноте тактически выгодную позицию, расположились позади войска на возвышенности, господствовавшей над безбрежным полем.

Яркий рассвет озарил выстроевшееся во главе равнины разряженное, самоуверенное, горделивое римское войско.

Лёгкая кавалерия, на игривых конях, украшала его левый фланг. Тяжёлая, облачённая в разноцветную, искрящуюся на заре, броню, прикрывала правый.

Центр заняли ряды солдат. Впереди лучники, а за ними три стройные линии: новички, опытные воины, ветераны. Открытые шлемы, кирасы и кольчуги, ножные латы блестели на восходящем солнце. Большие, красиво расписанные щиты, о которые опирались легионеры левой рукой, удерживая длинные копья, пронзающие холодное голубое небо, в правой.

Зловещее ожидание продлилось недолго. Первые тени, словно призраки снов легата, выступили поодиночке из лесного мрака.

Увидев неприятеля воочию, а не в химерных фантазиях, старик совершенно успокоился. Хотя у полководца случались мгновения слабости, малодушие проявлялось обычно либо в склонности к суеверию, либо в мрачных мыслях и ночных видениях. Но вот на поле боя…

Украшенный внешними отличиями легат обычно сразу вовлекался в происходящее и ощущал себя в своей тарелке. Выслушивал советы и донесения военачальников, сурово раздавал распоряжения. Годами скрывая нерешительность под видом высокомерия, давно слился с героической маской.

Не только старик при виде первой горстки вышедших на свет варваров испытал облегчение.

— Подумаешь, дикари! – презрительно прошептал один рекрут, стоявший в первых рядах, своему товарищу. — Повылазили из своих землянок...

— Говорят, у них большие дома тоже есть, – пояснил флегматичный сослуживец. – Без комнат, правда. Они там живут все вповалку, вместе со скотом.

— Тьфу, ты!

— Причём мусор сваливают себе под пол. Так и существуют — по уши в говне. Завоеватели…

— Пфу, кхе-кхе, – закашлялся его нервный собеседник. – Не слышал раньше таких подробностей!

А нападающие всё появлялись и появлялись. Заполоняли понемногу видимое пространство.

— Врага нужно знать в лицо.

— Ничего, сейчас. Вот только подпустим этих уродов поближе…

Вскоре «уродов» уже можно было хорошенько разглядеть: высокие, светлые, длинноволосые. Обладавшие все как один мощными фигурами, с крупным руками. Бросавшие свирепые взгляды на щегольской легион.

Выглядели чужаки соответственно репутации: дикие звери, явившиеся с лесов и болот.

— Ты только посмотри на них, — посетовал более невозмутимый из товарищей, — вообще никакого построения. Идут как попало, орут себе что-то...

— Вот, дурачье! Просто самоубийцы.

По форме одежды, наступавшие в большинстве напоминали простолюдинов – босоногие, в штанах разного фасона и просторных туниках, а некоторые и вовсе с голым торсом. Разве что в руках многие из них держали деревянные щиты с острыми умбонами и длинные копья с продолговатыми наконечниками.

Некоторые шли со знамёнами – головы диких зверей, насаженные на древки.

Мало кто из них был брит, физиономии в основном довольно заросшие. Отличались друг от друга разве что причёсками: у кого волосы распущенные, у кого — частично остриженные, а у кого – сцепленные в мелкие или крупные косички.

Легат, выжидая подходящий момент, чтобы скомандовать наступление, перевёл взгляд от толпившихся в низине варваров вправо, на небо. Солнце, давно оторвавшееся от горизонта, сразу ослепило его. Но какая-то маленькая мельтешащая точка досаждала старика. Верно то был голодный коршун, жадно взиравший с высоты своего полёта на близящееся столкновение армий.

Когда Гелиос хорошенько осветил равнину, враг подошёл настолько близко, что римляне смогли детально разглядеть помалу выделившийся из одноликой толпы и выстроившийся клином передовой отряд, заметно отличавшийся от прочих соплеменников.

Небольшая кучка воинов выглядела, на фоне прочих оборванцев, поднаторевшими в боях профессионалами.

Все как один затянуты в кольчуги и покрыты звериными шкурами. Каждый олицетворял какое-то животное. Среди них затесалось несколько «медведей», множество «оленей», «кабанов», и даже, похоже, парочка «тюленей». Буквально на каждом, попавшемся взгляду — множество украшений: серьги в ушах, увесистые шейные кольца — из-за которых обострялись жилы, а вены наливались кровью; змеистые ожерелья на груди. Крупные булавки скрепляли плащи из кож животных. Запястья скованны бронзовыми браслетами, а широкие, покрытые орнаментами, пояса, были дополнительно украшены хрустальными шариками. Узловатые пальцы унизаны множеством колец и перстней. В отличие от основного воинства, оснащённого чем попало, эти были вооружены исключительно мечами и секирами.

Натуральная разбойничья шайка. Спокойные и уверенные в своих силах, ступали они так, словно сразу становились хозяевами тех земель, по которым прошли.

— Зато одежды у них модные, – разглядывая облачённые в шкуры фигуры, продолжал язвить один из рекрутов.

— Видимо, для устрашения, — просвещал побратима второй.

— Да? Выглядит, скорее, смешно. Зверятки встали на задние лапы и пошли.

— Плюс защита от холода. Говорят, вечно морозы там у них. В шкурках поди теплее.

— Ты вот на этого посмотри. Что за важное пугало?

Заведовал сворой «волк», шедший на острие атаки, окружённый подельниками: худощавый, надменнолицый, с пастью-капюшоном надвинутым на пронзительно-дикие глаза. Подпоясанный серебряной цепочкой, подчёркивающей его стройность. Пустые ножны на перекинутой через плечо перевязи были отделаны мехом того же животного. Щит у него отсутствовал. Обоюдоострый меч, которым он периодически вяло размахивал вдоль тела, словно разминая кисти рук, поражал рекрутов своею длиной и формой. Пусть выглядел он не так мощно, как собратья, но казался более гибким, ловким, умелым в обращении с оружием...

От него исходило ощущение превосходства.

Вождю сопутствовал лысый гигант, походивший лицом на младенца. Инородное тело на общем фоне. Насупленный троглодит, без малейшего проблеска мысли на лице, практически голый. Только поясная накидка прикрывала бедра — вся она состояла из золотых ауреусов, по-видимому, трофейных.

— Туда погляди, — локтем подтолкнул язвенник своего сдержанного товарища. — У этого в сублигакулах поди целое состояние!

— Угу, — блеск золота лишил на миг хладнокровия даже его собеседника, — вот бы туда добраться!

Но по виду здоровяка и его многочисленных соплеменников всё яснее становилось, что добраться до монет будет сложно.

— Вы, оба. На фланге, — грозно помахивая перьевым гребнем шлема, прорычал в сторону болтливой парочки центурион. — Заткнитесь там уже!

Передовой отряд явно составлял главную силу нападавших. И на неё легат готовился бросить свою первую, самую мощную атаку. Когда резь в глазах, от разглядывания солнца, стала совершенно невыносимой, старик, прикрывая веки левой ладонью, сделал правой ладонью резкий жест вперёд — знак подчинённым.

Трубы мгновенно скомандовали кавалерии вступить в бой.

— Нам даже не придётся пачкать руки, — несмотря на приказ центуриона, прошептал флегматику озлобленный гастат. — Сейчас конница просто растопчет их, сотрёт напрочь с лица земли.

— Точно. Тут ты прав.

Эскадроны понеслись с обеих сторон, собираясь лихо смять дикарей. Быстро рассеять и уничтожить. Пока лёгкая конница намеревалась отрезать передовой отряд противника от основной массы варваров, тяжёлая кавалерия – облачённая в кольчужные доспехи, вооружённая мощными копьями – призвана была наголову его разбить.

Тотчас ударили боевые машины: помогая замедлить вторую волну наступления противника и, сея панику среди отрезанных от вождя варваров, облегчить работу коннице.

Орудия трещали, методично выбрасывая снаряды. Громадные камни один за другим, с поражающей лёгкостью, уносились вдаль. Мощно вонзались в землю, сметая варваров словно болванчиков, смешивая их тела с землёй. Взметая в небо грязь и человеческие ошмётки.

Наступавших это не остановило. К удивлению римлян, противник не собирался ни бросаться в бегство, ни отступать. Благодаря твёрдости духа и длинным копьям варварам удалось, неся тяжёлые потери, раздробить летящую конницу, замедлить её, вовлечь в мелкие стычки. Пронзённые множеством древков скакуны один за другим валились замертво, погребая вместе с собою и всадников.

Тяжёлая конница задержалась: преодолевая низину, увязла в грязи, замедлилась, нарушив синхронность атаки. Когда же катафрактариям удалось достичь врагов, те встретили их уверенно, сгрудившись вокруг фигуры вождя.

Лысый детина, проявив невиданную физическую силу, на ходу пронзил одного из первых всадников насквозь и, подняв в воздух, сбросил наземь, под копыта прочих коней… наездники полетели через гривы. Напоминая истинного Геркулеса, он умело орудовал крупной секирой, успевая и обороняться, и наносить удары.

Вождь в свою очередь проявляя силу и ловкость, пробивал себе путь мечом. Не менее уверенно действовала остальная дружина. Полетели вначале конские головы, затем головы римлян.

На поле боя воцарилась кутерьма: звон оружия, стоны и крики раненых, беспорядочное ржание. Кровь заливала землю.

Когда машины перестали бить и туман войны немного рассеялся, оказалось, что эскадроны повержены, а варвары, исторгая из уст проклятия, продолжали свирепое наступление на боевой строй римлян. Поредевшие было порядки чужеземцев заполняли всё новые и новые потоки воинов.

Солнце взошло выше, готовясь вот-вот достигнуть зенита. Легионеров душили жара, духота, страх.

Вождь, окроплённый вражеской кровью, вновь выдвинулся на остриё своего воинства. Его соратники, преодолев первое препятствие, ощутили себя вольготнее и немного рассеялись, освобождая для предводителя пространство. Здоровяк с видимым удовольствием занял привычное место подле него.

Мятежный ропот пронёсся по рядам легионеров

— Тут что-то не так, их слишком много! – воскликнул нервный гастат, взывая к поддержке флегматичного товарища, но тот лишь губы прикусил.

— Строй! — прервал сомнения римлян зычный голос с высоты. То старший трибун принялся отдавать команды. — Сомкнуть ряды!

Легионеры послушно выполнили приказ. Несмотря на возникшую было панику, ежедневные тренировки сделали своё дело. Солдаты машинально сгруппировались, прикрывшись щитами.

Вовремя.

Тысячи вражеских копий взвились в воздух. Большую их часть удалось отбить. Но многие нашли своих жертв: кто-то зазевался, где-то скутумы прилегали один к другому не так тщательно, как надо.

Первые гастаты пали на поле боя. Листовидные наконечники копий засели во многих щитах, усложняя их дальнейшее использование.

Выбросив дротики, варвары, под прикрытием смертоносного града, бросились в атаку.

Им в ответ взлетели римские копья. Легионеры, по опыту поколений, знали: никакая защита не сможет выдержать их удара.

Но не тут-то было.

Наступавшие здоровяки, разве что слегка нахмурившись, отклонялись от снарядов, отбивая их своими щитами так, словно к ним неслись не тяжёлые пилумы, а малозначительные щепки, и продолжали мерное наступление.

Достигнув наконец противника, с яростью диких зверей набросились они на римский строй.

Бой завязался по всей линии. Легионеры сражались отчаянно, но их упорство было недолгим. Более высокие и мощные варвары стремительно преодолевали оборону, раздёргивая порядки, втягивая латинян в поединки один на один, в которых обычно выступали победителями. В рядах оборонявшихся появились первые бреши.

Вождь со своей ватагой окончательно разорвал их строй. Там, где пробивалась эта группа, лишь множились трупы оборонявшихся. Гастаты в беспорядке отступили. Поддаваясь напору противника, ломая порядки, мешая более опытным сотоварищам своим отступлением.

Испытав на себе мощь противника, дрогнули даже ветераны. А стоило только одной когорте, состоявшей из опытнейших воинов, отступить под натиском врага, как запаниковали остальные девять.

Золотой орёл, сиявший во главе легиона, пал в грязи. Солдаты, потерявшие из виду главный символ, обратились в бегство. Тут и там низвергались римские знамёна: их бросали второпях, а враги втаптывали в землю.

— Жаворонки! – раздался над бегущим войском голос легата — слабый поначалу, но окрепший по ходу, пронизанный внезапным вдохновением. — Птенцы Рима! Слава и украшение нашей расы! Отбросим этот лесной сброд, выдворим врагов рода человеческого с родных земель.

Но тщетно. Как ни пытался, он не смог ободрить словом упавшие духом войска. Беглецов пытались остановить и снова выстроить командиры, но тщетно.

— Вы не воины, а подлые квириты! — резко переменил старик тон, обнажая меч, угрожая и ругаясь. — Всех отступивших казнят! Боги навсегда отвернутся от вас, а семью каждого дезертира подвергнут проклятию памяти!

Но крики военачальника пугали солдат гораздо меньше неуязвимых наступавших.

— Мерзавцы! – возопил он, окончательно выходя из себя, потрясая мечом. – Так трусливо отступать перед сборищем дикарей!..

Мало кому из отступавших удалось спастись. Саркастичного рекрута дротик пронзил навылет, флегматику играючи срубили голову.

На старика нашло умопомрачение. Он возжелал броситься в самую гущу битвы и личным примером заразить бегущих солдат на подвиг. Среди окружавших легата трибунов произошёл небольшой переполох.

Однако храбрость изменила не всем. Множество ветеранов сгрудилось вокруг легата — готовых дать не только отпор врагу, но и разумный совет.

— Надо вернуться в лагерь и держать оборону. Там будет хоть какой-то шанс, – убеждали они, остужая пыл старика. Подавив гневное раздражение, он внутренне с ними согласился. – Ведь если смерть — его награда за многолетнюю службу, то принять её лучше на собственных условиях, а не задаром, на потеху врагу. Да и за родными стенами они смогут забрать с собой поболе врагов, чем тут.

С послушными ему остатками войска согбенный старик поспешно, на срочно поданных оруженосцами свежих лошадях, ретировался в лагерь.

Силы нападавших рассеялись во время погони и добивания разбежавшихся дезертиров, что позволило отступившим военачальникам и их приближённым успешно добраться до каструма.

Но варвары не заставили себя долго ждать. Окончательно разметав римлян, подхватив брошенные штандарты, они устремились к лагерю: крича, угрожающе жестикулируя, бряцая оружием.

Забаррикадировавшись и вооружив весь обслуживающий персонал, вплоть до лекарей и поваров, латиняне спешно готовились к последнему бою. Кто хотел - давно бежал. Оставшиеся собирались дать варварам последний бой и умереть во славе.

Легат, осознавая всю тщетность этих приготовлений, передал подчинённым руководство обороной лагеря и удалился в главную палатку. Наполненным горечью взглядом оглядывал он по пути маленький уютный военный городок, ставший ему родным. С широкими улицами и чётким разделением: тут живёт кавалерия, тут — пехота. Вот главная площадь. Далее обитают силы продовольственного обеспечения, а за ними – стойла животных.

Мысли старика были мрачны.

Хотелось бы легату самому распорядиться собственной судьбой, но высокомерные боги не допустили такой дерзости и приготовили ему другую участь. Хотя… даже при создавшихся обстоятельствах он имел право проявить своеволие и подумывал над тем, как лучше такой возможностью воспользоваться.

Сознание двоилось, в голову проникла угрюмая идея. В первую очередь, решил он, нужно одеться подобающим образом, а затем с помпой принять незваных гостей.

В то же самое время, вождь варваров издали осматривал расположение лагеря. Отыскав взглядом уязвимые точки крепости, разделил силы наступления. Пока часть его дикого воинства, вооружившись ручным тараном, поспешила к воротам, прочие рассыпались вдоль стен. Некоторые, проворно карабкаясь и выстраивая живые лестницы, взбирались на укрепления. Некоторые, быстро накидывая высокие стога сухой травы и хвороста, подкладывали в разных местах огонь.

В конце концов им удалось сделать брешь, а затем и вовсе обрушить кусок стены.

Надежды сдержать неприятеля валом, рвом и высоким частоколом оказались напрасны. Слишком незначительным оказался отряд оборонявшихся перед бесчисленными полчищами варваров. На стенах не хватало защитников. Военные машины всё реже метали камни в неприятеля. Самострелы некому было перезаряжать.

Выставив при входе, скорее по привычке чем из необходимости, верных телохранителей, легат спокойно вошёл в наполненную предвечерней темнотой палатку главнокомандующего. Самостоятельно и неторопливо, словно выполняя некий ритуал, зажёг, поочерёдно, огни по углам.

Словно воспроизводя замкнутый круг собственной жизни, погружая себя в её пучину. Состоявшую из хмурой реальности, вещих снов, зеркальных искажений, в которых он — то испуганный ребёнок с лучинкой в руках, то утомлённый обыватель посреди театральных увеселений, то ненасытный гурман, любитель весталок, вина и прочих наслаждений, то хмурый полководец впереди утомлённого войска, на унылой, но неутомимый кляче, упорно протащившей его из светозарного Рима в недоброжелательные пограничные земли.

«Так кто же я на самом деле?» – задумался старик, усаживаясь в кресло с высокой спинкой, стараясь не отвлекаться на доносившийся извне шум.

Легат часто задавался этим вопросом. Одни философы утверждали, что человек всегда один тот же, пусть и меняется с годами и обстоятельствами. Другие возглашали, будто он просто сумма составляющих, сложившихся случайным образом из разных жизненных пропорций. Третьи...

Легат никак не мог вспомнить о чём заявляли третьи. Хотя, если хорошенько подумать самому…

Казалось, он вот-вот ухватит нить понимания и клубок жизни развернётся перед ним в полной осмысленности… но страшный гвалт снаружи оборвал устремившуюся было к истине мысль. Миг прозрения минул, осознанность так и не наступила. Загадка самобытия осталась невыясненной.

Толпа торжествующих, опьянённых кровью варваров, потрясая оружием, со свирепыми криками, свистом и улюлюканием хлынула внутрь, заводняя пространство лагеря. Устраивая по пути яростную резню.

Когда ватага вождя, заколов преданных телохранителей, ворвалась в преторий, легат находился в глубине помещения, окружённый неверным сиянием огней.

Сидел на своём кресле в полном облачении, будто на троне.

Каска — не та, что была у него на поле боя, а торжественная, с пышным плюмажем из страусовых перьев. Красная туника, блестящий панцирь, прикрывающий торс, красный плащ, застёгнутый на правом плече, небрежными волнами ниспадавший к полу, прикрывая левую грудь. Голова презрительно склонена. Подбородок слегка опирался в край нагрудника, чуть приподнявшегося к шее.

Лицо сияло в полутьме своеобразной красотой, если старость вообще можно назвать красивой.

Поза полководца отличалась величественной осанкой: будто не рядовой командир, а сам император встречал непрошенных гостей, готовый покорить их одной лишь силой собственного достоинства. Да что там император. Он был подобен богу, призванному повелевать и властвовать над простыми смертными. Вся его внушительная фигура вызывала благоговейный трепет и уважение.

В первый миг варвары, ожидая увидеть трясущегося старика, а наткнувшись на благородную, царственную стать, в испуге отринули. В глазах хищников промелькнуло удивление, а дитя-здоровяк выглядел так и вовсе озадаченным.

Несколько мгновений они стояли перед легатом, как перед высшим божеством в храме: застыв, затаив дыхание. Ожидая чего угодно. Грома, молний, внезапной атаки, суровых, повелительных, колдовских слов, которым невозможно не подчиниться....

Но пару ударов сердца спустя ничего кошмарного так и не произошло. Разве что огни по углам палатки всполохнули ярче и жутче. А старик всё сидел, как истукан, совершенно не двигаясь. Тёмное густое пятно медленно растекалось под его ногами, помалу достигая пришельцев.

Вождь первым отошёл от потрясения. Внезапная догадка пронзила его. Он сделал несколько стремительных шагов и хлопнул старика по правому плечу.

Тело не сдвинулось. Но голова легата беспомощно опала на левую сторону, а каска с грохотом опрокинулась наземь. Чёрная струйка потекла из склонившегося к земле уголка губ. Плащ, словно похоронное покрывало, откинулся в сторону, обнажая навершие меча, торчавшее чуть левее от центра груди старика.

Легат пронзил себя насквозь, пригвоздил к месту. А вся монументальность образа оказалась ничем иным, как обманом зрения: неверное освещение и разросшаяся позади старика мрачная тень сделали оцепеневшую фигуру особенно устрашающей.

Злость охватила вождя. Легат провёл его — проклятое римское коварство! Ему так хотелось лично обезоружить и повязать военачальника, а затем, подвесив, по старому обряду, за ноги, перерезать горло, собрав кровь в сосуд. Или хотя бы воткнуть меч в его сердце… но оно было занято теперь другим клинком.

Старый зубр покончил с собой, не дав заполучить победу над собой, спутав все приметы. Для приношения божествам войны он уже не годился.

Этот факт вызвал в вожаке вспышку ненависти — хорошо ещё, что ошеломлённые соплеменники не заметили его собственного смятения, которое могли бы воспринять как слабость.

— Глумитесь, поганьте, насилуйте! – воскликнул он, с силой извлекая гладиус из груди легата и устремляясь к выходу, оставляя труп на растерзание отошедшей от неприятного впечатления дружине.

Те, словно стая коршунов, воодушевлённо набросились на старика: сбросили тело со стула, содрали с него окровавленную мантию, стащили доспех, разорвали одежды в хлам.

Озлобленный вождь выскочил из палатки. Оглянулся… огонь, дым, летящая сажа вокруг.

Кругом звучали милые сердцу песни хаоса. Соплеменники самозабвенно носились по улицам с окровавленными мечами в руках, разыскивая и подвергая избиению поваров, лекарей, кузнецов, мастеров, слуг.

Хищные шайки рыскали по лагерю, отлавливая оставшихся в живых воинов. Этих по возможности обезоруживали, вязали и тащили вон из лагеря.

Одни добивали раненных, другие разбивали вдребезги их доспехи. Третьи уже бросились разносить на части заграждения. Прочие жгли лёгкие строения и палатки. Ярко вспыхнули запасы гарнизона – горящее зерно распространило над землёй хлебный аромат.

В стороне истошно кричали мулы — их резали десятками. Следом на тот свет отправился рогатый скот, лошади.

Из легионской капеллы извлекли статуи богов-покровителей и кололи их на мелкие осколки. Орлы, штандарты подверглись той же участи.

Поймав за шкирку первого попавшегося одноземца, вождь распорядился:

- Везите старуху.

И ткнул пальцем в сторону расположенной вдали от лагеря возвышенности, украшенной мощным древним дубом, расколотым молнией. На обратном, пологом склоне которой находилось небольшое кладбище – там римляне хоронили своих умерших.

Молодец лишь кивнул, вытаращив безумные глаза, и бросился исполнять повеление.

Пока вождь, вместе с повсюду следовавшим за ним здоровяком, неспешно направлялся к вершине, обезображенный труп легата, взявши за остатки волос, выволокли на улицу и принялись потрошить.

Заранее прибывшие на холм жрецы организовали под дубом небольшое капище.

Дрога с босоногой старухой прибыла вскоре. Слезши с повозки, она, распрямив затёкшую от поездки спину, с превеликим удовольствием оглянула пылающий вдали римский лагерь.

Полная луна вызрела над землёй. Огни пожарищ добавили света. Облачённая в белое старуха выхватила из-за бронзового пояса ритуальный нож.

— Приступим, – произнесла, слегка дрожа то ли от предвкушения, то ли от ночной прохлады, – самое время.

Вождь уселся на вспоровшем поверхность змеистом корне. Облокотившись о дерево, коротко взмахнул рукой.

Здоровяк тут же, перебросив верёвку через крепкую ветку, обвязал одному из пригнанных на вершину холма пленников ноги. Потянул за противоположный конец верёвки.

Бедняга взлетел в воздух вниз головой.

Старуха, подставив жертвенный сосуд, опрометью полоснула римлянина по горлу. Нетерпеливо выждав, пока котёл наполнится, трепетно омочила руки и, поднеся ладони к лицу, глубоко вдохнула исходивший от свежей крови горячий пар.

От ударившего в ноздри аромата её скукожило, выгнуло назад, повело в сторону. Опьянённая, слегка обезумевшая, она расхохоталась. Ощутила себя звонкой и лёгкой, высшей; близкой солнцу, луне и огню — святой троице которой приносились жертвы; причастной к истине.

— Следующий! – воскликнула жадно, словно сбросив разом десяток лет и готовясь скинуть ещё десяток.

Лысый громила ласково обвязывал очередному пленнику ноги, дёргал за верёвку, вздымал беднягу над землёй. Старуха, подставляя под свежеподвешенного золотой котёл, с остервенением перерезала ему глотку, зорко наблюдая за хлещущей алой струёй.

Наполнив сосуд жгучей кровью, всё более проникаясь памятью предков и склонностью богов, гадала на сформировавшихся в посудине багряных сгустках.

Вождь, задумчиво сидевший на узловатых корнях, как если бы то были ступени царского трона, отстранённо наблюдал то за происходящей в лагере победной тризной, то за хитромудрым гаданием. Не вслушиваясь особо в причитания ведьмы, касавшихся козней противников и вариантов победы над ними.

Выплеснув жидкость из сосуда, словно то была лишь грязная водица, старуха требовала новой крови. Жертвы приносились одна за другой. Смирившиеся латиняне ожидали своей очереди с безразличной и безмолвной покорностью.

Так продолжалось до тех пор, пока видения провидицы не совпали с желаемым результатом. В которых вождь – на вершине могущества, окружённый завоёванными народами.

Когда старуха узрела наконец его призрачную коронацию на совпавших в картинку сукровицах, вожак поднялся и уставился в ночную даль, поверх пылающего лагеря, со вспыхнувшей в глазах бодростью.

— Свободнорождённые! – воодушевлённо воскликнул он. – Выдвигаемся!

На этом мистическое жертвоприношение закончилось. Хотя для полного удовлетворения старухи, пришлось подвесить ещё пару-тройку римлян. Оставшихся пленных казнили быстро и молча, а трупы столкнули с холма в объятия их собратьев — обитателей могил.

Конечно, воинам следовало дать время на восстановление сил, но это подождёт. Теперь, напившись кровопролитием допьяна, они способны были сделать долгий утомительный переход.

Пограничный легион оказался разбит наголову, полностью уничтожен. Все постройки подверглись необузданному разрушению, а всё живое, будь то люди или животные, подвержено смерти. Разорив окрестности, трупы и прочий разломанный хлам сбросили в ручей, прежде питавший лагерь.

Ради развлечения варвары насадили седую голову легата на пику, а снятую со старика обрякшую кожу распялили под черепушкой на крестовине. И с этим глумливым знаменем, пугая встречных-поперечных вылезшими из орбит глазами мертвяка, отправились припеваючи колесить по цветущим приграничным провинциям, распространяя разорение и ужас, знакомя жителей с любимыми дарами: огнём и мечом. Превращая пройденные места в безмолвную пылающую пустыню.

Обозы с жёнами, детьми, припасами медленно катили вслед за ними по новообретённым, готовым к вспахиванию и засеванию новой жизнью, землям.

В детстве их четырёхкомнатная квартира была постоянно заполнена людьми. Отдельные мгновения ранних лет жизни так сильно врезались в память, что иногда, помимо воли, всплывали в сознании яркими, обжигающими душу, картинками.

Вот, например, одна из рождественских вечерь. Огромная пышная ёлка — верхушка красной звезды упирается в высокий потолок. Блеск игрушек, огоньки гирлянд, переливы дождиков. За длинным столом — родители, старшие брат и сестра. И, конечно, гости. Множество гостей. Близкие родственники, дальние родственники, друзья, друзья друзей. Восторженная суматоха, оживлённый гомон разговоров.

А пока взрослые да ребята постарше шумно развлекаются, он умиротворённо катает машинки под столом, наслаждаясь теплом, покоем, уютом. Незаметно разделяя всеобщую радость.

Да что там святки! Практический каждый день походил на праздник, полный веселья, жизни, огня.

Даже когда малость повзрослел, по-прежнему любил играться на полу, скрытый ото всех длинными полами скатерти.

Но однажды исчез отец. Тут память несколько подводила… Вот папа сидит, откинувшись на спинку стула, посмеиваясь в усы. А в следующих кадрах, на привычном месте, уже отсутствует. Вместо него во главе стола то дедушка, то брат, то ещё кто.

Сам момент исчезновения прошёл для дошкольника не слишком заметно. Ведь вокруг постоянно крутилось множество близких. Пусть они обычно обращали мало внимания на шнырявшего под ногами сопляка, зато всегда находились рядом, одним присутствием обеспечивая хрупкое ощущение комфорта.

Шли годы. Постепенно куда-то подевались друзья друзей, повседневные друзья, а затем и близкие родственники. Однажды из квартиры, зачем-то предварительно со всеми перессорившись, съехал брат, а вслед за ним отчалила и жаждущая «свободы» сестра.

Этим двоим вечно чего-то в жизни не хватало. В отличие от него, привыкшего довольствоваться малым, они всегда стремились к большему, к неким высоким свершениям. Вот и разлетелись по миру. Брат в конце концов уехал работать за границу, да там и остался. А сестра, словно тот мотылёк, порхала от цветка к цветку, пока не упорхнула столь далеко, что напрочь исчезла из виду.

Общение с ними помалу становилось всё более редким, эпизодическим, а затем и вовсе прекратилось.

Когда умерла мама, они даже не явились на похороны. Возможно, сведения о её смерти не дошли до них, ведь связь давно оборвалась. Либо узнали о произошедшей беде слишком поздно, когда смысл мчать в отчий край пропал. А может им стало стыдно являться теперь домой. Какая уже разница?

Вот и остался он, неожиданно для самого себя, в огромной четырёхкомнатной квартире совсем один.

И брат, и сестра подобному обороту событий, случись подобная оказия именно с ними, верно обрадовались бы. Они обладали широкими душевными порывами и умещали в воображении громадьё планов, для реализации которых требовалось пространство. Чтобы действовать наверняка: с размахом и шиком. Когда четыре комнаты – лишь отправная точка. На меньшее они точно не согласились бы. Но ему, от природы не особенно требовательному, вскоре стало дома не по себе. Неуютно и даже иногда жутко.

Комнату он использовал одну, свою, а остальные запер. Практически в них не заглядывал – ни к чему. От высоких потолков, коими любила прихвастнуть мама, толку мало – не покупать же теперь ёлку лишь ради того, чтобы заполнить эту брешь?

С таким выгодным «наследством» встретить бы хорошенькую девушку, жениться на ней, завести детей, вновь наполнить стынущее жилище возгласами безудержного веселья… Не получилось.

Запертые, припадавшие пылью, помещения постепенно стали тяготить его. Их незанятое пространство опустошало душу. А излишний просвет сверху тяжело довлел над сознанием. По собственной квартире ходил теперь чуть не на цыпочках, настороженно прислушиваясь к любому постороннему звуку.

Всё чаще за стеной, в бывшей гостиной, спросонья слышался шум, движение, галдёж засидевшихся близких… и по спине растекался холодок ужаса.

Однажды, прямо посреди ночи, в голову пришла идея — надо сделать размен!

Наутро хорошенько всё обдумал. С какой стороны ни посмотри – мысль здравая. Какой смысл чахнуть тут как Кощей над златом? Вместо бесполезной дряхлой сталинки он получит новую однокомнатную квартирку, где будет всё чистенькое, свеженькое, а прошлое останется лишь в редких тревожных воспоминаниях.

Пора! Круто изменить жизнь. Встретить ту самую девушку. Родить одного, двух… Тем более он далеко не старик. Всё лучшее впереди.

Вскоре размен состоялся. Панелька и впрямь оказалась ему под стать. Первые месяцы, никак не нарадуясь принятому решению, с удовольствием и очень часто в ней убирался, тщательно поддерживая блеск и лоск современного ремонта.

Но со временем новые пенаты перестали утешать. Однажды уныло осознал, что в однокомнатке чересчур много пространства для него одного. А постоянно наводить порядки – сомнительное удовольствие.

Со странным любопытством и слабой завистью читал публикации о скромных жилищах бедняков Токио и нищенских Гонконгских клетушках. Чем-то они привлекали, вызывали неподдельный интерес.

На улице иногда останавливался и с неподдельным удивлением разглядывал всякое отребье: бродяг, пьяниц, бомжей — неопрятных, рывшихся по мусорным бакам, собиравших вторсырьё. Живших какой-то своей невнятной, неряшливой, донельзя простой и...

Наблюдая за ними, никак не мог понять собственных чувств.

Впрочем, ему уличное прозябание точно не подходило. Тепличное воспитание и привычка к комфорту давали о себе знать. Без крыши над головой никак не обойтись. Душе требовалось нечто иное.

Он всё чаще присматривался к объявлениям о купле-продаже квартир.

Основательно пересмотрев собственные потребности, решил ещё более сузить личное пространство. И вскоре стал счастливым владельцем миниатюрнейшей «студии».

Пока газетчики на полях жёлтой прессы спорили о том, можно ли вообще строить такие, с позволения сказать, жилища, где нормы площади не соответствуют даже минимально установленным законами стандартам, он с превеликим удовольствием в одну из подобных клетушек въехал.

Однако радость от обладания ещё более ограниченным пространством вновь оказалась недолгой...

После всех состоявшихся сделок, на счету образовалась некоторая сумма денег, позволявшая бросить постылую работу, но он продолжал на неё ходить, больше по привычке.

Однажды, уныло плетясь домой, а дорога вела через сердцевину одичалого парка, заметил чуть в стороне от хоженой тропы расчищенную местность, освещённую летним вечерним солнцем. Странное предчувствие заставило его сойти с пути.

С трепетом первопроходца раздвинул кусты и вздохнул от изумления.

Посреди полянки стояла залитая мягким светом, утопленная в некошеной траве, будка. Деревянная, ручной работы, срубленная в виде домика. С портиком над входом, настоящим стеклянным окошком на «чердаке» и облупившейся от времени зелёной краской.

Неуверенно преодолев заросли, движимый любопытством, осторожно ступил на неизведанные земли.

Как для будки, строение оказалось крупным, довольно вместительным. По-видимому, раньше в нём жила не одна большая собака, а две, может даже три. Теперь помещение явно пустовало.

К домику вела глухая тропинка, которую он прежде не разглядел. Похоже, люди, то ли по привычке, то ли рассчитывая на снующих в округе бездомных собак, частенько приносили сюда подношения.

В дырявой миске скомкалась каша – гречневая, вперемешку с рисовой. Рядом пылились куски варенного мяса, содранные с кости, не до конца растасканные птицами. Тут и там валялись чёрные сухари, млел размякший батон.

Продолжая с интересом изучать местность, обнаружил, что сбоку будки, на гвоздиках, висит очень длинная, тонкая, крепкая цепочка. Небрежно свёрнутая, оканчивавшаяся кожаным ошейником.

Поводок раньше то ли вовсе не использовался, то ли использовался редко… выглядел практически как новый. Верно, был изготовлен с любовью, из качественных материалов.

Но, что поразило больше всего — ошейник этот, если, скажем, примерить на себя, очень мягко и удобно охватывал шею. Даже ни капельки нигде не давил.

В недрах домика тоже оказалось довольно прилично. Пол укрывал пусть и крепко подёртый когтями, но плотный и пышный лежак. Внутри всё провонялось шерстью и каким-то… по-домашнему уютным… что ли… теплом?..

Странно пахло, в общем, но по-своему приятно.

Ноги, конечно, в длину как следует не вытянешь. Но ежели скрутиться калачиком. Эдак, по-щенячьи...

Найдя удобную позу, умиротворённо задремал. Впервые за долгое, очень долгое время сон его был крепок и спокоен, без назойливых сновидений и нервных пробуждений.

Естественно, не все дни в новом жилище походили на праздник. Первое время, когда досаждал дождь либо донимал сильный ветер — приходилось закрывать проход куском фанеры, чтобы не так сильно мёрзнуть. Но со временем настолько привык, что заслонка больше не требовалась. В погожие дни снимал иногда ошейник, позволяя себе малость прошвырнуться по ветхому, живописному парку. Так сказать, разнюхать обстановку.

Со временем зарос, потемнел, огрубел, окреп. Заматерел.

Сердобольные прохожие, заметив, что полузабытая избушечка теперь обитаема, стали приносить гораздо больше еды. Обычно по утрам, когда барбос ещё отсыпался, а им приходилось спешить на работу: кто мелких косточек насыплет, а кто и посытнее чего подкинет, в зависимости от врождённого чувства жалости и личного достатка.

Пробудившись где-то к обеду и произведя в стороне от домика утренний туалет, мог позволить себе выбрать чем именно хочется теперь полакомиться и неспешно наедался до отвала. А пресытившись, в зависимости от поры года, блаженно загорал на солнышке… купался в лужах… тёрся спинкой о шершавый снежок.

Прежние воспоминания больше не тревожили его. Они навсегда остались в той жизни, где существовали квартиры, деньги, родственники… прочая благоерунда. Нынешний укромный мирок состоял из привольной конуры и аппетитных подачек.

Он был более чем доволен насущной жизнью.

Лишь изредка, в послезакатные минуты, особенно когда рябил снежок, а радужные огоньки поблёскивали в далёких окнах, те самые прохожие, что подкидывали перед рассветом в плошки еду, возвращаясь впотьмах с работы, могли видеть, как из сумрака будки глядят на них, едва подсвеченные сиянием стоявшего на отшибе тусклого фонаря, наполненные беспредельной печалью, псовьи глаза.

I

Давно миновав Анемодулий, они шли в сторону Золотых ворот, а мимо мелькали облицованные камнем солнечные улочки, оживлённые утренней суетой. Прогремела гружёная ячменём подвода, разнося сладковатый запах. Упитанный макелларий погнал на рынок маленькое стадо баранов; те разбредались по дороге, поднимая пыль. Скромно одетая женщина с кувшином оливкового масла на плече, переждав неторопливое шествие, пересекла улицу и скрылась во дворе, где между красными черепицами двухэтажного дома и низеньких пристроек виднелись ветви, усеянные ранним инжиром и спелой черешней.

Старший, выглядевший издали как древнегреческий мудрец, не обращая внимания на происходящее вокруг, всё говорил, важно покачивая начавшей седеть головой, поглаживая несуществующую бороду. Шагавший по пятам юнец, слегка растерявший во время перипатетики большую часть присущей ему надменности, давно уже устал от бесконечных слов и практически не слушал, изредка отвечая невпопад, уныло следуя за ментором как на Голгофу.

Некоторое время двоице сопутствовал босоногий путник на ослике, чем-то напоминавший плута-бродягу из арабских сказок. Благодаря доносившимся до голяка отголоскам разговора тот поневоле услыхал, что старшего зовут Василий, а молодого – Роман. Однако, это ни о чём ему не говорило. Так что, когда на одном из перекрёстков, желая отдалиться от лишнего шума, собеседники свернули, голодранец, подогнав ишака палкой, поскорее продолжил свою путь-дорожку и уже к следующему перекрёстку имена их позабыл напрочь.

Пока прогуливались, местность поредела, вместо прямых улиц возникли тесные кривые переулки. Замаячили дома, один убогее другого. Единственным украшением замшелых дворов служили затмившие стены виноградные лозы, заросли дикого хмеля да разросшиеся кипарисы у оград.

Неожиданно для самих себя путники вышли к заливу.

Несколько пальм вдоль берега, колючие кусты. Короткий причал, где пара оборванцев чинила сети, а ещё один, сидя на корточках около тумбы, лениво наблюдал, как работают товарищи.

Чайки зависали в воздухе, бравируя на встречном ветру. Плескались волны. Вяло поскрипывали стоявшие на приколе рыбацкие лодки. Пахло морской водой и гнилой древесиной. Фелука, покачивая посеревшим от грязи треугольным парусом, спешно отдалялась от суши.

Василий зашёл в наставническом раже так далеко, что завёл юношу на задворки Константинополя, в натуральные трущобы.

- Зайдём сюда, молодой владыка, – оказавшись рядом с ветхим трактиром, предложил он, – выпьем прохладительного. Жарко сегодня.

Роману, мечтавшему от нотаций поскорее отделаться, всё же не оставалось ничего другого, как согласиться.

Забегаловка мало чем отличалась от множества подобных, разбросанных по бедняцким кварталам, разве что полной безлюдностью. Внутри пристальцев ожидали сумрак, тишина, сырость, запустение. Испещрённые трещинами столы, отполированные годами лавки, дряхлые табуреты. Обветшалый потолок напрочь закоптел. Помещение давно требовало ремонта.

Под потолком висела большая масляная лампа, но в раннее время её не зажигали. Тут явно не ожидали гостей поутру.

В общем, полная противоположность дворцовой столовой. От подобного хлева стоило ожидать лишь самой худой библейской трапезы.

- Эй, кабатчик! – крикнул Василий в тёмный дальний угол таким тоном, будто вовсе и не чаял дождаться ответа.

Но вопреки сомнению в голосе, на зов явились. Причём никакой не кабатчик, а совсем молоденькая девица.

Одета она была бесхитростно: туника с длинным рукавом, а поверх - простенькая безрукавка-далматика, подпоясанная алым кушаком и едва украшенная по краям незатейливой вышивкой; да ещё узкий замасленный хозяйственный передник.

- Нам бы жажду утолить, – увидев перед собой девчонку, смягчился мужчина.

- Вынести вам «Мареотик»? – услужливо спросила она.

Роман, услышав пленительный голос, окинул девушку заинтересованным взглядом. Лицо, отвёрнутое от него, пребывало в тени и виднелось не чётко. Зато волосы сразу привлекали внимание: пышные, янтарные, блестящие; непокрытые, собранные в высокую причёску, пронизанные яркой лентой.

Василий, прерывая наблюдения юноши, громко посетовал:

- Получше есть что?

- Тогда «Нама».

- Другое дело!

Воодушевлённый грядущей выпивкой, ожидая, пока принесут напиток, он обратился к воспитаннику.

- Поведаю тебе ещё случай. Выслушай внимательно, Роман.

Юноша, голова которого напрочь опухла от всевозможных нравоучений, лишь устало кивнул. Таково выпало наказание, и ему ничего не оставалось, кроме как испить его до дна.

- Одна женщина, царица, носившая, словно в насмешку судьбы, имя Ариадны, выведшей, как всем известно, Тесея, благодаря клубку нитей, из лабиринта, составила вокруг своего венценосного супруга такой клубок, такие сети свила, что… – сюжет Василий развивал долго и сумбурно. Юноше всё хотелось, чтобы он поскорее завершил пролог и перешёл к сути, но педант никак не мог разделаться с предысторией. Наконец, подытожил. – Желая править в одиночку, она отдала приказ похоронить императора заживо.

Роману не раз приходилось слышать эту байку, так что картина живо всплыла в воображении.

Вот солдаты — стоят с каменными лицами, делая вид будто они глухи, немы и слепы. Тут же распорядитель похорон — трусливо таращится по сторонам, поглядывая то в сторону помпезного гроба, из которого неожиданно стали доноситься душераздирающие крики, то на солдат, то на правительницу. Попы и отпевалы испугано крестятся. Остолбеневшие от ужаса копальщики, с заступами в руках, неуверенно переглядываются между собой.

Во главе процессии — царица. Непревзойдённая актриса, облачённая в пышные траурные одежды, окружённая плакальщицами да прочими скорбящими царедворцами. Властная и прекрасная, способная одним лишь кратким мановением руки прекратить этот кошмарный балаган.

Но теперь она растеряна. Медлит, сомневается, нервно покусывает губы.

Летят мгновения. И вот, когда ожидание становится совершенно невыносимым; когда самые слабонервные из присутствующих готовы закатить истерику, вспыхнуть, взбунтоваться, а царица - отдать спасительный приказ… в гробу наступает правильная, приличествующая случаю тишина.

Тогда, издав приглушенный всхлип, скорбящая вдова слабо взмахивает платочком, повелевая продолжить погребение. Обессиленную от горя деспину спешно уводят под руки чуткие придворные, чтобы поскорее препроводить в дворцовые палаты. Где её ждёт страстный любовник-раб, единственно способный исцелить своей неиссякаемой лаской бездонные душевные женские раны.

Девчонка-трактирщица, стараясь оставаться незаметной, с любопытством прислушиваясь к занимательной истории, довольно проворно меж тем обслуживала гостей. Вскоре на столе возникло и вино, и закуска.

Роман, мысленно погруженный в перипетии доисторической интриги, продолжал за служанкой исподтишка наблюдать.

Грубые одежды, перепачканный передник. Полное отсутствие украшений и косметики. Всё это мало прельщало, являлось не тем, к чему он привык. Даже самые дешёвые гетеры из лупанариев пятого холма выглядели куда более прельстительно. Однако… Тусклое помещение не позволяло толком разглядеть малейшие чёрточки её лица, но чем-то оно привлекало.

Что до вдругорядь прослушанной притчи то, как пришлось убедиться Роману, воображение сыграло с ним злую шутку. В действительности всё произошло совершенно иначе. Не было на самом деле никаких копальщиков с заступами, да и быть не могло, ведь императора, в отличии от простонародья, погребли не в кладбищенской земле, а в усыпальнице, где он, собственно, и задохнулся. Да и жена, пресловутая Ариадна, когда «труп» принялся голосить, находилась совершенно в другом месте.

Впрочем, чёрт его знает, как оно всё стряслось на самом деле. Подробности ведь скрыты туманом столетий, а у каждого из рассказчиков существует собственная, самая правдивая, версия событий. Матфей, Марк, Лука, Иоанн, Фома... Иуда и прочая — не дадут соврать.

Хотя сути это не меняло. А суть в том, что пьяного деспота выдали за покойника и саркофаг взломали слишком поздно, скорее для проформы. Лишь тогда, когда уверились - властелин действительно мертвее мёртвого.

Но что означала сия притча для минивасилевса, какую мудрую мысль пытался передать Роману наставник, о чём хотел поведать?

Поздно кричать, когда тебя уже похоронили? О врождённом женском коварстве? Либо о девичьем непостоянстве? Хмм… Может, о том, что власть требует жертв? Что ещё?! Коли затеял дело, так доведи до конца? Избегай наслаждений, чтобы не попасть, как птица в тенета? Наихудшие враги человека - домашние его?

Юноша терялся в догадках. Вопросы, вопросы... Праздных басен Василий не жаловал, предпочитал всё больше со смыслом. Но как Роман ни ломал голову, так ни к чему и не пришёл. Хотя соглашался признать, что история яркая и в чём-то поучительная.

Прислужница продолжала крутиться около посетителей, то протирая близлежащие столы, то подливая в бокалы вино, то подменяя едва затронутые пищей тарелки чистыми, на дне которых привольно плескались нарисованные рыбы и птицы.

Пока Василий, развивая аллегорию, настороженно принюхивался к каждому следующему бокалу вина и опасливо пробовал содержимое на вкус, будто ему на сей раз подлили какой-то другой напиток, а не тот же, что и прежде, Роман продолжал удивляться нараставшему внутри приятному волнению.

Казалось бы, типичная портовая девица. Ничего соблазнительного не могло быть в столь излишней простоте и безыскусности. Но вот же тебе! Мрелось в ней нечто притягательное.

Из-под полы туники выглядывали грязные, продетые сквозь тонюсенький ремешок сандалий, пальчики. Махонькие, пухленькие, озорные. Отчего-то сразу захотелось попробовать их на зубок, прикусить подушечку каждого, словно ту виноградинку. Ощутить во рту лакомый девичий вкус. А затем, отдавшись сладкому безумию, зацеловать её всю, до беспамятства.

От дразнящих мыслей Роман поневоле улыбнулся.

- Принеси что ли огня! – внезапно распорядился Василий, – Темно тут у вас.

Тут же посреди тарелок объявился керамический масляный светильник. Лихо ударив кресалом о кремень, специально припрятанными в кожаной сумочке под передником, служанка выбила над столом короткий сноп искр. Язычок пламени мгновенно вспыхнул из носика лампы.

Удовлетворённая собственной резвостью, она окинула гостей ликующим взглядом. По-видимому, не всегда получалось зажечь огонь с первого раза.

В тот миг, когда сияние целиком облило склонившееся над лампой лицо служанки, словно зафиксировав само мгновение её маленького триумфа, Роман окончательно прозрел.

Полутьма взметнулась и опустилась светом. Вспыхнувший огонёк на миг смешал блеск и тень на лице девушки, на мгновение исказив его. Оно вдруг приняло странное, чуть уродливое выражение.

Однако если вникнуть, ничего уродливого в нем не было. Наоборот, лицо оказалось наполнено дивной, слегка дисгармоничной, но возвышенной красотой.

На одно краткое мгновение Роман будто узрел девушку обнажённой, объятой пламенем экстаза, охваченной аурой потустороннего, дьявольского огня. Видение было слишком целостно, слишком прельстительно, он не мог не поддаться его искушающему влиянию.

Где были его глаза, отчего он сразу не разглядел этой бесподобной прелести? Василий, похоже, тоже ощутил нечто подобное… в своём роде.

- Как тебя зовут, доченька? – толком рассмотрев служанку, по-старчески причмокивая, поинтересовался он.

- Анастасия, – мягко ответила она, прилежно склоняя голову.

Василию этого было достаточно, он с удовольствием вернулся к вину. Лишь юноша заметил - в реверансе девушки не было на самом деле ничего покорного. Она просто следовала традиции: «пред высшим наклоняй твою голову». Но глаза её, затянутые тонкой паволокой, направленные в миг проявления любезности прямо на Романа, выражали совершенно другую, много более дерзкую мысль.

Взгляд этот проник в самое сердце юноши, найдя там соответствующий отклик. А случайное выражение лица, которое прежде привиделось Роману, столь чётко запечатлелось в сознании, что юноше захотелось повторить видение ещё раз, только уже в реальности. Воплотить вживую тот сладостный миг, когда в его объятиях, как бы вновь оказавшись на грани тьмы и света, Анастасия воссияет столь же ярко. Нет, ещё ярче.

Но пока что, с неудовольствием вспомнил юноша, он здесь не в собственной власти, слишком зависим от посторонних. Эмоции при Василии приходилось сдерживать, чувства утаивать.

После яркого запала, огонёк, сразу уменьшив горение, крохотной живинкой заплясал на носике лампы, лишь едва озаряя ближние пределы, создавая впечатление, будто остальная часть помещения окутана первозданной тьмой.

Девушка, словно придерживаясь определённой линии поведения, подливая вино в бокалы, как бы случайно зацепила руку юноши.

Всё внутри Романа затрепетало. Запястье, ощутившее нежное поглаживание, чуть не задрожало предательски. Но не дело владыке проявлять волнение от первого попавшегося женского прикосновения. Ему удалось обуздать себя, сделать вид будто ничего не замечает. Однако, стоило Анастасии убрать руку, скрытно последовал за ней и поймал под столом. Охватил тёплую ладонь девушки, чуть прижал тонкие субтильные пальчики.

Теперь настала её очередь вспыхнуть. Пусть именно этого она и добивалась, но получив столь откровенный ответ - не сумела сдержать эмоций. Поспешно вырвавшись, Анастасия поскорее скрылась в хозяйственной части помещения.

Роман проводил девицу долгим взглядом. Пытаясь угадать по виду сзади истинные формы её тела, скрадываемые одеждами.

- Что ж, пойдём, – сказал Василий, заметив наконец повышенное внимание, которое юноша адресовал служанке, явно пренебрегая его дельными историями. – Проводишь меня до рыночной площади, там и расстанемся.

- На свиной или скотный? – с ухмылкой поинтересовался юноша, вновь обретая воодушевление и смелость.

Подвыпивший Василий, по-видимому, не уловил иронии.

- На Форум! – провозгласил он, резким тоном всё объясняя.

- Дальняя дорога…

II

Как заранее условились, товарищ ждал его посреди рыночной площади на верхних ступенях Константиновой колонны. Точнее, заждался.

- Мы же договаривались встретиться под утренний колокольный звон, – чуть обиженно воскликнул, вместо приветствия, щегольски одетый толстячок.

- Меня задержали, – холодно ответствовал Роман, оглядывая переполненную толкучку, cмеряя взглядом разношёрстную публику. Всех этих лавочников, мясников, рыботорговцев, хлебопёков, виноделов, свечников, кожевников, торговцев шёлком, ювелиров. Ремесленников и их учеников. Борзописцев, риторов, историков, чудных энциклопедистов в тогах; студентов. Матросов, воинов, солдат. Священников, монахов, иных церковников. Непривычно ряженных представителей иностранных дворов. Ромеев, греков, арабов, хазар, армян, болгар, русичей... прочих варваров. Мимов и скоморохов, прорицателей и магов; гадалок. Игроков в тавли. Богачей. Бедняков. Крестьян, подёнщиков, рабов; презренных попрошаек.

Как тараканы сбежались они на рыночную площадь, ибо каждому нужно что-то есть, а заодно возникала возможность с кем-то посудачить.

Роскошь и нищета соприкасались тут повсюду, но какое дело Роману было в сей миг до собственных подданных? Юношу интересовало совершенно другое: водрузить бы трофей, да поскорее.

- Но, всё-таки!..

- Хоть ты не нуди, Дамиан. Тяжёлое выдалось утро.

- Да уж, видел, как вы прощались, – сразу переменил товарищ тон. – Что этот пресный старик вообще делал в твоей компании?

- Выполнял свои прямые обязанности. Ведь он не только паракимомен, глава сената, церемониймейстер, но и, – Роман раздражённо ткнул пальцем вверх, – великий наставник!

- Господи, сколькими чинами обладает это ничтожное существо.

- Отец его ценит. Ведь пока он занимается своими научными изысканиями, Ноф правит империей. Впрочем, – с содроганием перебрав в памяти все прослушанные утром сюжетцы, докончил мысль Роман, – они друг друга стоят.

- Но как случилось, что этот достославный, обременённый столь важными делами человек снизошёл сегодня до тебя, помешав нам вовремя свидеться?

- Похоже, одно из наших маленьких приключений получило излишнюю огласку, – тяжело вздохнул Роман. – Вероятно, какие-то слухи дошли до дворца и... вот.

- Ясно, – Дамиан тоскливо спародировал пафосный тон Василия. – Император - не только верховный главнокомандующий, законодатель и судья в одном лице. Он также покровитель церкви, ревнитель веры. Помазанник Божий, рождённый служить посредником между замыслами небесными и делами земными, а не для того, чтобы устраивать с дружками пьяные оргии по ночам.

- Вот-вот! Если бы только Ноф умел изъясняться так же естественно… Старик же всё юлит, вечно заходит издали.

- Интересно, куда теперь направился этот бурдюк? – вопросил Дамиан, глядя на удалявшегося сквозь толпу, заметно пошатывавшегося, главу сената.

- Почём мне знать? Верно, в купальни. Одно важное государственное дело сделано, отчего бы не отдохнуть опосля? Хотя... у него везде дела и шпионы повсюду. Впрочем, не важно. Главное другое. Пока он пытался провести меня по всем злачным местам и потыкать мордочкой в каждое, как нашкодившего котёнка, случайно открыл нечто особенное. Право, настоящее сокровище!

- Неужто? – слегка оживился товарищ. – Я весь во внимании!

- Погоди, скоро сам всё увидишь. А ты, кстати, чего так печален? Выглядишь прямо как жалкий мим. Солнце притомило? Пекло сегодня...

- Дело не в зное, – виновато развёл руками Дамиан. – Точнее не только в нём. Просто, я голоден.

- Это не новость, – отмахнулся Роман, порываясь отправиться в путь. – Ты вечно голоден.

- Но, ты не понимаешь! – прозвучал жалобный ответ. – Я ничего не ел со вчерашнего обеда.

Пришёл черёд Роману удивиться.

- Как так? Ты же всё утро проторчал посреди рынка. Неужели не соблазнился изобилием здешних яств, всеми этими ароматами? Ведь только руку протяни. Кстати, дружище, почему от тебя так разит вином?..

- Это, наверное, после вчерашнего, – выкрутился Дамиан. – И потом, я заявлял, что ничего не ел, но не утверждал, будто ничего не пил! А что касается завтрака — так я ждал тебя. Думал мы вместе чего-нибудь перекусим.

- Перекусим? Спасибо, я сыт. Наелся досужими баснями. Ладно, хватит болтать. Поспешим.

Роман принялся суетливо продираться сквозь толпу. Пытаясь нигде не застрять, поскорее миновать многочисленные лавки и мелкие мастерские. Видно, надеясь умчать от назойливой повседневности в такое место, где осуществляются фантазии.

Но реальность каждый миг нагоняла его. Окрест толкались и шумели люди. Мычали, тащившие свои неподъёмные грузы, быки. Перепугано визжали свиньи. Обречённо блеяли подвешенные для убоя овцы. Собаки путались под ногами.

- Сыт? А у меня выдалось постное утро, – продолжал плакаться Дамиан, семеня следом. – Может, задержимся тут хоть на немного? Ты только погляди, какие тучные тунцы у того торговца! Особенно вот этот, прошу тебя, владыка, присмотрись. Видел ты когда-нибудь настолько великолепного тунца? Целый легион можно накормить разом. Сколько за него, хозяин? – на ходу поинтересовался он.

- Десять оболов.

- Красота! Дружище, стой, погоди. Каких-то несчастных десять оболов. Это же считай бесплатно!

- Зачем нам такая рыбина? – сбавляя шаг, озадачился Роман.

- Как зачем? Мы обглодаем её до костей, а хвостом станем хлопать по ляжкам благородных девиц.

- Боже, это какой-то позор! – немедля бросился в бег Роман. – Прошу тебя, избавь в дальнейшем мои уши от столь низких, пошлых речей.

- Но ты сам недавно предлагал так поступить, – невинно заметил товарищ.

- Что за глупости ты несёшь? – замедлился потрясённый василевс. – К чему этот вздор? Когда я вообще мог подобное сказать?!

- Не далее, как вчера вечером… Когда мы пили, не имея чем закусить, помнишь? Изящные восточные красотки исполняли в тот миг свои чудесные бандари, виляя перед нами роскошными… кхм… Вот тогда и предложил.

- Дамиан, ты бредишь, – строго оборвал Роман, твёрдо намереваясь вырваться всё-таки с территории рынка. – Голод и жара, по-видимому, плохо влияют на твою бедную голову.

- Просто сегодня утром кое-кого похоже подменили, – пробурчал в ответ товарищ.

- Ладно, хватит паясничать. Давай живее. В рыбацких кварталах тунцы посочнее будут и, главное, с пылу, с жару... Да ещё гарнир соусом приправят. Ты, помнится, предпочитаешь гарум?

- Острый гарум, цезарь. Исключительно острый! И здесь нам тоже могут всё мигом приготовить!

- Лучше поторопимся. Обещаю, тебя вскоре накормят и напоют. Останешься доволен. Помнишь ту персидскую сказку об изобильной пещере? Представь, что мы направляемся прямиком к ней.

- Да, но всё-таки. Можно мне что-нибудь съесть? Вот, хотя бы...

Дамиан задержался около лавки, набитой тёплыми душистыми хлебцами. Окинул прожорливым взглядом притиснутые друг к другу караваи, булки, лепёшки.

- Ах, как вкусно пахнет! – при этих словах, он схватил с прилавка первую попавшуюся под руки подгорелую буханку и, смачно хрустнув, торопливо от неё откусил.

- Эй-эй! – воскликнул торговец, поражённый столь небывалой наглостью.

Роман в свою очередь посмотрел на товарища с неудовольствием.

- Ах, да! – Дамиан, уплетая сдобу, небрежно отсчитал манкипу три медяка. Затем задумчиво накинул две монетки сверху и разжился ещё парой пышных лепёшек.

Пока Роман нетерпеливо дожидался ненасытного товарища, Форум стал помалу затихать. Разговоры вокруг неожиданно смолкли, даже животные, кажется, чуточку угомонились.

На площадь, в окружении конвоиров, вывели обездоленного доходягу в колодках.

- О, вот и зрелищ подвезли! – воскликнул Дамиан, жуя свой хлеб. – Похоже, наказание палками. Давай забьёмся, сколько ударов он выдержит?

- Нет времени!

Друзья, наконец, ускользнули с рынка, оставляя возможность многоликой толпе наслаждаться экзекуцией и держать всевозможные пари, громко отсчитывая каждый удар вслух.

- Слышал ты этого пекаря? – лакомясь булкой и нагоняя василевса, воодушевлённо вспомнил Дамиан. – Эй-эй! Вот, болван!

- Однако если бы ты не расплатился, – досадовал Роман, думая о возможной задержке, – он позвал бы стражу, и мы могли попасть в дурацкое положение.

- Ладно тебе, – надулся Дамиан. – Я же расплатился.

- Ну, хоть в этот раз!..

Хотя голос Романа, при последней тираде, прозвучал излишне саркастически, товарищ не стал больше притворно обижаться — первый голод утолён, наступила минутка окрылённости, тем паче, что тяга ко всяческим проделкам и приключениям являлась общей чертой друзей. А умяв на ходу последнюю лепёшку и ещё более насытившись, Дамиан окончательно ощутил себя спутником Али-бабы, готовым следовать за своим другом и господином повсюду. Тем более что в конце пути их ждала не только некая волшебная тайна, но и заранее обещанное сытное угощение.

Негласно примирившись, друзья споро проделали неблизкий путь. Направляясь от пышных строений и многочисленных собраний людей к убогим задворкам столицы. Оставляя позади знакомые места, помалу расставаясь с исчезающими на горизонте бастионами, базиликами и дворцовыми башнями. Чем дальше уходили от центра города, тем более неуверенно Роман разглядывал окрестности, пытаясь различить среди безотрадного пейзажа нужные ориентиры.

Дамиан, давно потерявший направление, удивляясь про себя столь странному походу, трусил за василевсом. Несмотря на некоторый страх заблудиться в трущобах и оказаться в итоге обворованным, его любопытство лишь возрастало по пути.

- Наконец-то, – после долгих петляний по неотличимым друг от друга нищенским кварталам, радостно воскликнул Роман. – Вот это место!

Дамиан, всю дорогу настраивавшийся лицезреть нечто подлинно магическое, безотрадно оглядел осевший в землю кабак. Весь энтузиазм, что поддерживал его в пути, разом схлынул. Толстячок сразу смекнул: его надули. Ну, как обычно!

- И ради этого убожества ты меня сюда притащил? – досадливо вскричал он, не сумев совладать с эмоциями.

- Важно не что снаружи, – по лицу Романа пробежала то ли судорога, то ли мимолётная улыбка. – А что внутри.

В сей миг наследник престола походил скорее на уличного безумца. Факира, следовавшего за некими предвестиями и приметами, до краёв наполненного фанатичным, абсолютно неясным для стороннего созерцателя, предвкушением.

- Хорошо, предположим, – настороженно согласился Дамиан, поглядывая на друга с таким выражением, будто начал опасаться, что тот малость приболел.

- Войдём же, – Роман, поманив товарища, двинулся внутрь.

Дамиану не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

- Однако, местечко то ещё, – оказавшись внутри, приглушённо воскликнул он, с тревогой оглядывая низкие, тёмные потолки. – Лучше бы я отобедал на рынке. Или ты привёл меня сюда на убой?

Роман хохотнул:

- Когда Ноф предложил тут освежиться, я поначалу тоже так подумал. Но всё оказалось гораздо лучше. Давай пристроимся вот здесь, – указал он на уже обсиженные утром места.

Каким бы пропащим трактир ни был - Дамиан понемногу ощутил себя дома. Как минимум - на родной территории.

- Эй-эй! – собрав смелость в кулак, залихватски возгласил он, расположившись на лавке. – Подайте-ка нам самого выдержанного киликийского муската! Да поскорее!

Ответом ему, однако, послужила тишина.

- Интересно, – с новым беспокойством стал осматриваться он. – Тут всегда так пусто?

- А тебе не терпится вляпаться в очередной скандал? Не с кем затеять драку? Не беспокойся - вечером рыбаки набегут, составят компанию. Да, что с тобой, дружище?! Оглядись, шикарное место!

Место можно было назвать каким угодно словом, особенно матерным, вот только определение «шикарное» для него точно не подходило. Дамиан принялся всерьёз беспокоиться о душевном здоровье василевса.

- Ау, есть здесь кто живой? – не выдержав неопределённости, возопил он. – Я так проголодался, что готов съесть целую утку! И у меня даже есть деньги, чтобы за неё заплатить! Вы слышите?!

- Да, не шуми так! Сейчас всё будет, – недовольно одёрнул товарища Роман, напряжённо вглядываясь в полутьму, как бы чего-то ожидая. – И, потом, какая утка? Ты же, вроде, собирался отобедать отборной рыбиной?

- А теперь я хочу кусок сочного мяса, – упрямо настаивал Дамиан. – С каких пор ты стал таким ханжой? Этот евнух тебя совсем испортил. Ну, ничего, – закончил он мысль, подбадривая скорее себя, чем друга. – Сейчас выпьем вина, расслабимся, развеселим душу! Наверное...

Девушка не являлась. Роман, не понимая, что происходит, раздражался всё больше.

- Вот раскричался.

- Опять эта странная меланхолия в голосе. Да что с тобой, дорогой василе?..

- Потише ты! Не хватало ещё, чтобы нас в этом свинюшнике распознали.

Анастасия, привлечённая шумом, наконец явилась в зал. Узрев вторых за одно утро «высоких» гостей, поначалу удивилась, но затем с радостью опознала одного из них. По лицу, да и всей фигуре девушки, словно разлилось удовлетворение. Она сразу всё поняла.

- Нужно накормить моего товарища, он жутко голоден, – по-хозяйски распорядился, выступая ей навстречу, Роман. – Но вначале - принеси вина. Самого лучшего. И побольше! Без хорошего вина он как младенец, лишённый молока. Только красненькое способно его хоть как-то утихомирить.

Она лишь кивнула с улыбкой и поспешила выполнить просьбу. Роман, вернувшись на место, окинул Дамиана довольным взглядом.

- Ну, чего примолк?

- Так вот что такое! – после короткого молчания отозвался товарищ. – Теперь хоть ясно чего мы стремглав неслись сюда.

Роман прошептал неожиданно взволнованно:

- Скажи, в ней что-то есть?

- Она и правда хороша. Интересно, как мы это лакомое местечко раньше пропустили?

- Сам удивляюсь.

Дамиан теперь уже совершенно успокоившись, внезапно воодушевился.

- А я тебе, вообще, зачем сейчас здесь нужен?

- Для прикрытия, дорогой мой друг. Для прикрытия.

- Не для того ли, – игнорируя ответ василевса, продолжил развивать свою мысль товарищ, – чтобы я опробовал первым и, так сказать, уверился, вполне ли подходит данная особа для изысканных вкусов нашего… э-э?

- Не в этот раз, – сходу отсёк его поползновения Роман.

- Эх, – разочаровался Дамиан, – значит, опять придётся пить, не пьянея и смотреть в оба!

- То, что ты умеешь делать лучше всего.

- Спасибо, дорогой мой цезарь, – сидя расшаркался товарищ. – Я чрезвычайно польщён.

- Хорошо, когда между друзьями нет недопонимания.

Обстановка между ними несколько накалилась. По счастью, вскорости явилась Анастасия. Девушка притащила огромную амфору вина и с трудом водрузила её на стол. Изнурённо улыбнулась:

- Этого, надеюсь, хватит?

- О, да, – одобрил Роман. – Более чем достаточно. Что скажешь, Дамиан?

- Вынуждено соглашусь, – уныло начал толстячок, но как следует разглядев сосуд и стародавние печати на нём, внезапно изумился. – Откуда взялось такое вино? Это же просто находка! Боже, какая редкость!

- Рыбаки продали нам несколько таких за бесценок, подняли на днях с давно затонувшего корабля. В общем, вот. Наслаждайтесь, сеньор, – Роману же, когда Дамиан принялся трепетно откупоривать бесценную амфору, девушка прошептала. – Следуй наверх и направо, там моя комната. Располагайся и жди. Я позову отца, он позаботится о твоём друге.

III

Комната Анастасии отличалась наличием удобной кровати, да махонького, едва освещавшего помещение, оконца из толстого тусклого стекла. Прочая обстановка — беднее некуда. Одёжный сундук, девчачий табурет, маленький столик; трёхногая жаровня, наполненная углём, по-видимому, поддерживавшая тепло в редкие холодные ночи. Единственными яркими вещами в тесном помещении являлись возвышавшиеся на столике арабская лампа-домик и натуральное египетское зеркальце.

Разглядывая неказистую мебель, Роман торопливо расстегнул фибулу и небрежно сбросил сагион с плеч прямо на стол, а сам уселся на низкий табурет.

Ждать пришлось недолго.

Стоило Анастасии войти в комнату, как юноша поневоле поднялся ей навстречу. Несколько мгновений они только стояли на расстоянии пары шагов, жадно вглядываясь в лица друг друга, будто не осмеливаясь сразу сблизиться.

Несмотря на ворох одежд, пусть и лишённых фартука, оставленного нынче на кухне, в фигуре девушки явственно проглядывало нечто изящное. Впрочем, Роман давно уже понял, что она чудесно сложена.

Но главную прелесть составляли её глаза. Теперь юноша смог как следует их разглядеть. Большие, нежные, округлые, пленяющие густой синей радужкой, с внешними уголками обращёнными не книзу, как у большинства знакомых девушек, а чуточку, по-восточному, вздёрнутыми. Реснички, поначалу редкие, становились всё более густыми и пышными к дальнему краю век.

Чистые и невинные с виду, будто таили в своей бездне проблески стали. Каждый миг, сообразно переменчивым душевным движениям девушки, выражение их преображалось. То проскальзывал в глуби холодный огонёк, напоминавший далёкие всполохи молний на пока ещё погожем небе, то принимали они затуманенное, мечтательное выражение.

Лицо Анастасии, обрамлённое короткими огнистыми кудрями, само по себе обладавшее деликатными, миловидными свойствами, благодаря выразительным очам прочно запечатлевалось в сознании.

«Разве можно быть настолько красивой? – всё более поражался Роман. – Натуральное исчадие ада наяву, практически вавилонская блудница...»

И кому как не ему, ставленнику Бога на земле, принудить сию вакханку к раскаянию? Ох, как же ему хотелось заставить её хоть в чем-нибудь да раскаяться!

Первым порывом было разделаться с девчонкой быстро и дерзко. Надавать пощёчин, схватить за волосы; сразу заставить подчиняться. А если попытается проявить непокорство — унизить пожёстче, надругаться. Сделать всё что угодно, лишь бы поскорее погасить страсть, которую вызывала она в нём одним лишь фактом своего существования.

Впрочем, всё это было только игрой перевозбуждённого воображения. Никакого насилия не требовалось - Анастасия сама настойчиво тянулась к василевсу. Именно она, словно ощутив всю происходившую в нём внутреннюю борьбу, первой сделала шаг навстречу и доверчиво прильнула к груди юноши, разом утихомиривая исступлённую ярость его изначального желания.

Будто ведала, что в вожделении всегда присутствует тёмная сторона, которую стоит поскорее погасить трепетностью и лаской. Тактичным прикосновением и коротким прямодушным взглядом она как бы умолила Романа не торопить события, не выказывать грубость, проявить ответную теплоту. Демонстрируя слабость, сумела мгновенно передать василевсу незримую искру собственных тонких эмоций.

Юноша безмолвной просьбе невольно подчинился. Жёсткость, сбившаяся было на душе, помалу рассеялась. Словно пребывая в сомнамбулическом сне, он лишь крепче прижал девушку к себе.

Приятно втиснувшаяся в рёбра по-женски полновесная грудь, сквозь которую остро пробивалось девичье сердце, окончательно переменила умонастроение Романа. Как ни желал он поскорее вкусить от сладкого плода, его охватило вдруг томное, безграничное терпение.

Василевс внезапно осознал, что выступает тут не в роли деспота и владыки, а сам является объектом влечения, целью стремлений и прихотей Анастасии. Новое для него ощущение, приятно успокаивающее раздражённую душу.

Так странно. А ведь ещё утром они даже не знали о существовании друг друга. Сколько эмоций, сколько чувств, сколько нежданных мыслей подарила случайная встреча…

Некоторое время пока ещё неосуществившиеся любовники просто стояли, трогательно обнявшись - её голова на его плече. Сдерживая в себе переполнявшие обоих душевные бури, физически ощущая взаимный магнетизм. Тепло и озноб волнами перетекали от одного к другому, вольно курсировали между ними. Круговорот волнения и мучительной дрожи всё сильнее распалял желание обоих.

Снедаемые истомой возлюбленные упивались моментом. Старались по максимуму оттянуть уже неизбежное, надеясь затем насладиться этим неизбежным сполна. Отдалённо осознавая, что первое слияние, наполненное естественной хрупкостью, чуть солоноватой сладостью и тревогой — повторить невозможно.

Потом, возможно, будут другие встречи. Менее бережные, зато в чём-то даже более значительные. Выверено глубокие и осознанно сладострастные. Со временем опытные любовники смогут услаждать друг друга согласовано и ловко. Но если с годами кому-то из них, а может даже обоим, захочется пройти путь с самого начала, испытать прежние неловкие ощущения, то придётся подыскать другого партнёра для того, чтобы попытаться вновь войти в ту же реку, вспомнить ушедшее, пережить вторую молодость… и так далее, и тому подобное, пока возраст и пресыщенность не положат сему конец.

В какой-то миг Роман ощутил - слишком тесно они прижались, слишком сочна грудь девушки, слишком округл её стан и приятно-круты под неутомимо ищущими ладонями бедра, наперёд обещавшие особое, изысканное удовольствие.

«Острый гарум, – прозвенел в голове Романа возглас вечно голодного, похотливого товарища. – Исключительно острый!»

Предметная телесность девушки и всё усиливавшееся волнение быстро перенесли юношу к началу событий, возвратили в реальность. Невозможно стало удовольствоваться одними только объятиями.

Распрощавшись с робостью и слабостью, василевс принялся небрежно стягивать с Анастасии далматику.

Девушка сразу подхватила игривое настроение юноши. Поспешно избавившись с его помощью от верхней одежды, она выскочила на кровать, странно улыбаясь, распалённо вздымая грудь. Помалу отодвигалась от Романа к стене, подманивая его одними глазами.

Отбросив оказавшуюся в руках скомканную одежду, ринулся было вслед за ней, но Анастасия резко выставила руку, останавливая василевса на полпути.

Позволив ему вполне насладиться моментом, медленно и эффектно стянула с себя тунику. Избавившись от навязчивых дерюг, радостно обнажив тело, вытянулась в струнку, гибко и грациозно изгибаясь.

Несмотря на восторг, охвативший в тот миг Романа, грудь девушки все ещё оставалась скрыта матерчатой обмоткой, а лоно и бедра прикрывала кожаная повязка. Нагота, которую он так чаял лицезреть, оказалась обманчивой.

Это маленькое недоразумение требовалось срочно исправить. Беспорядочно скидывая с себя туфли и кое-как срывая прочие одежды, Роман всё-таки добрался до трактирщицы.

Между ними произошла короткая любовная стычка, полная жадных поцелуев и беспорядочных ласк, во время которой очарованный деспот поневоле поддался настырной девушке. Вместо того чтобы поскорее надвинуться на неё, сам внезапно оказался под разбойницей, распластанный на спине.

А когда попытался в этой позе хотя бы сорвать обвязку с её груди, Анастасия тотчас перехватила его ладони, и твёрдо вернула их обратно на постель. Мягко укорила Романа, покачивая пальчиком: «тише, мальчик, не шали!»

Отвоевав позицию сверху, уверенно запустила руку под себя. Нащупала что искала, мягко направила куда следует. Найдя точку опоры, сделала несколько энергичных, уверенных толчков бёдрами, окончательно пригвозжая василевса к месту...

Но внезапно, настороженно выгнувшись, замерла на взвыси. Ушла в себя.

Глядя вдаль остекленевшими глазами, куда-то за вызревшее в махоньком оконце послеполуденное солнце, помалу извлекла, задумчиво перебирая пальцами в волосах, пронизывающую их алую ленту и распустила высокую причёску. Медовые волны беспорядочно расплескались по плечам девушки.

Затем, будто срывая последние запретные печати, как бы откликаясь незримому зову издали, задрала обеими руками лиф к верху. Выскользнувшие из-под обвязки перси, всколыхнувшись, осели на место, услаждая взор юноши отточенностью и белотелой хрупкостью форм.

Так же внезапно, как ушла в себя, Анастасия вернулась в настоящее. Волнообразно покачивая зажатой между локтями грудью, склонилась над лицом Романа, подразнивая его пересохший рот набухшими звёздочками сосков.

Когда он, ищущий, поймал наконец одну из них губами, девушка, блаженно перекривившись от болезненно-приятных ощущений, вновь подхватила покинувшее её было на несколько мгновений любострастие и всецело отдалась происходящему.

Припавшему к пьянящей груди Роману она в тот миг представлялась благородной волчицей, выхаживавшей грудью подраненного, изголодавшегося вожака стаи; готовой вот-вот взвыть от внезапно охватившего её при этом наслаждения на всплывшую над миром полную луну.

Роман, вообще привыкший к более активному поведению в постели, ощущая себя под девушкой несколько неуютно, лишь прикрыл глаза, надеясь усилить впечатление и попытаться сполна насладиться происходящим. Ведь если ей нравится именно так, значит и он должен найти в создавшемся положении свои преимущества. Во всяком случае — попробовать стоит.

Юноша не прогадал. Анастасия медленно и уверенно довела его вначале до полного изнеможения, а затем, оставив позицию и применив другие умелые ласки, повергла в экстаз. В конце концов он ощутил себя пусть вялым и истощённым, но вполне удовлетворённым; как бы приятно исчерпанным.

Одна беда - Роман по-прежнему держал в уме другую картинку, его память о будущем сохраняла иной образ событий. В которой он победитель, а она - блудница, исполненная пламенем раскаяния.

Так что, немного передохнув и ощутив прилив сил для борьбы, василевс заново приступил к Анастасии. Девушка с помощью лёгкой улыбки дала понять, что оценивает его целеустремлённость, но в поведении своём осталась непреклонной. Как ни пытался Роман овладеть ситуацией - всё тщетно. Она была не просто моложе его, но и проворнее. Постоянно действовала вопреки тому, к чему он привык, пребывая на шаг впереди. Сколько ни пытался юноша поймать трактирщицу, удержать в удобной для себя позе, добиться от её тела ожидаемого отклика, каждый раз она мягко уворачивалась, осторожно избегая ласки, и, действуя по собственному усмотрению, уверенно подвела юношу к новому пику наслаждения.

А когда он пресыщенно скинул Анастасию с себя, улеглась сбоку, вполоборота к нему, со странной затаённой улыбкой на устах, чем-то напоминая абиссинскую кошку.

Что поражало василевса больше всего - она действительно испытывала при этом своеобразный кайф. Желание ласкать, преобладать, прямо-таки причинять удовольствие словно являлось частью её натуры.

Чёртова девица! Тут была какая-то загадка, которую требовалось срочно разгадать... но сил не осталось. Вконец ослабевший Роман притянул девушку к себе и, утопая в приятной неге, славно задремал.

Очнулся юноша от того, что комната наполнилась зноем. Испарина стекала по лицу, стало трудно дышать. Ощутив себя словно в пекле, он испуганно вскинулся с постели. Но разобравшись что к чему, успокоился.

Девушка распалила жаровню и лежала рядом, разглядывая обнажённого василевса. Разгорячённая и влажная, словно после бани. На рубиновых губах играла прежняя манящая улыбка, а щеки налились пунцом.

Похоже, она тщательно подготовилась к следующему подходу, но, твёрдо решил Роман, этот раунд должен остаться за ним. Тем более, он уже представлял, с чего надо начать. С той самой первой фантазии...

Роман осторожно подобрался к правой ноге девушки. Мягко обхватил её ладонью, облизнул впадинку стопы, расцеловал подушечку, припал губами к каждому сахарному пальчику поочерёдно — от большого, до самого маленького. Затем приступил к не менее лакомым пальчикам левой ноги.

Немного освоившись, двинулся губами выше по покрытому воздушным пушком голеностопу. Жар, исходивший от жаровни, добавлял его последовательным ласкам вдохновения и пылкости.

Сколько раз он прежде срывал исподнее с девиц, припадал губами к их горячим источникам, жадно сжимал холмики грудей, целовал всюду? Неисчислимое множество. Сколько раз при этом он пытался хоть немного удовлетворить ту или иную случайную партнёршу? Пожалуй, ни разу.

Вот в чём разница. Теперь все было будто впервые и это Романа странно будоражило. С одной стороны, он слишком даже хорошо знал, что нужно делать, но вместе с тем словно и не знал.

Сразу выяснилось множество замечательных вещей, дарующих отдельное наслаждение. Оказалось, что кожа Анастасии обладает лёгким миндальным запахом и орехово-молочным привкусом, странно дурманящими. Язык, ищущий, где послаще, и нос, улавливающий места на теле, где пахнет более остро, стали его новым, иррациональным, зрением.

Всё-таки, вопреки прежним впечатлениям, Анастасия не совсем избегла влияния моды. Сохранялись на теле девушки остаточные следы и купальной чистоты, и едких притираний. Но Романа больше привлекали нонче другие запахи - резкие, натуральные, естественные, первозданные. Сводящие с ума.

Теперь уже пришёл черед удивляться Анастасии. Заинтригованная столь пылкими изъявлениями чувств гостя она больше не спешила лидировать. Доверилась василевсу, поневоле поддалась его внимательной ласке, вместе с тем чуть настороженно наблюдая — к чему это всё приведёт.

Впервые в жизни Роман ощутил, правда ещё не доподлинно, но как слабоуловимое предчувствие, что синузия – не воинственный забег по пересечённой местности, утомительный и бодрящий, и тем более не стремительное восхождение на гору, а неторопливое путешествие, полное приятных неожиданностей и маленьких открытий. Начал осознавать, что дело тут не в победах и поражениях, а кое в чём другом. В чём именно?..

Впрочем, юноше было недосуг ломать голову над тонкостями, он всё более наслаждался самим процессом.

Продолжая поиск, поднимаясь губами всё выше и выше по телу девушки, вновь припал губами к одной из её грудей, а сосок другой принялся медленно раскатывать в углублении ладони.

Мягкая, чувствительная кожа, бархатные прикосновения, какое же удовлетворение способна приносить такая по-детски простая игра! Со странным удовольствием наблюдал деспот, как плавится, поддавшись его нежностям, эта диковинная девчонка…

Когда же их губы слились в финальном поцелуе, Роман пережил особое блаженство. Издав, наконец, приглушенный стон, которого юноша так долго добивался, Анастасия слабо опала в его объятиях.

Фантазия стала явью. Он с восторгом разглядывал будто подсвеченное изнутри, измождённое лицо девушки, охваченное судорогой продолжительного наслаждения. Дополнительно озарённое в тот миг двумя противоположными источниками: блистающим солнцем в окошке и тёмным жаром углей. Натуральная трактирная Магдалина - блудница из блудниц, святейшая из святых. Столь небывалой внешности, что с неё можно сразу иконы писать. И великих грешниц заодно.

Когда василевс спустился в кабак, Дамиан спал, сидя на лавке, развалившись на столе, уткнувшись лицом в перекрещённые руки. Эпичная амфора оказалась пуста. Роман приподнял сосуд обеими руками и с трудом выцедил из него несколько капель.

Отставив пустышку в сторону, потормошил товарища:

- Хорошо же ты меня прикрываешь.

- Что такое?! – мгновенно вскинулся Дамиан. – Я весь настороже!

- Ладно, ладно, – мягко успокоил василевс друга. – Пойдём, нам пора. Ты как, насытился хоть?

- Тебя не было слишком долго… – попытался было объяснить товарищ свой провал, но при взгляде на Романа внезапно понял, что оправданий не требуется.

- Меня здесь угостили как по маслу, - заключил он.

- Говорил же тебе, - сказал василевс, похлопывая друга по плечу. - Ну, все хорошо.

Дамиан, с трудом вставая, порылся в карманах и высыпал на стол горсть медных монет.

Роман, направляя друга в сторону выхода, ссыпал всю его медь себе в ладонь и выложил на стол три золотые монеты.

- Ты что, брат? - воскликнул товарищ. - Целое состояние!

- Спрячь свою мелочь, - возвратил василевс пригоршню Дамиану. - И пойдём.

- Неужто она и правда так хороша, как выглядит?

- Даже лучше.

- Но...

- Ты и так много лишнего наболтал сегодня, - с несвойственной ему благодушностью укорил Роман, - уймись уже.

Друзья покинули богом забытый трактир, ненадолго задержавшись во дворе под чёрной шелковицей.

- Куда пойдём? - разглядывая странно изменившееся лицо владыки, неуверенно спросил Дамиан.

- Известно куда! - воодушевлённо воскликнул Роман. - На ипподром!

- Узнаю своего властелина! - радостно взвизгнул Дамиан. - Вечерние скачки ждут нас. Лошади, ставки, девушки… так поспешим!

Оставшись одна, Анастасия пыталась разобраться с ощущениями. Юноша позабыл расплатиться с нею, но не это обстоятельство занимало её мысли. В произошедшем заключалось нечто особенное, не вполне пока ясное для неё. Когда он вернётся... а в том, что он рано или поздно вернётся у неё почему-то теперь не оставалось ни малейшего сомнения... жизнь может внезапно преобразиться.

Девушка попыталась вновь собрать распущенные волосы, однако пальцы не слушались. От трактиров до дворцов, конечно, далёкий путь, но кто знает? Она и боялась собственных предчувствий, и стремилась к ним. Ведь так приятно иногда помечтать.

Парчи, шелка, украшения... Воображение девушки помалу окрепло. Она уже практически видела себя невестой. Торжественное венчание, пышная церемония.

Кое-как соорудив причёску, Анастасия прилегла, разглядывая свет в оконце. Пока отец не призвал её к работе, пока есть немного свободного времени, можно и погрезить в удовольствие.

О жизни не на чердаке дурацкой таверны, а в уютных хоромах дворца, расположенного посреди пресловутых тенистых садов с фонтанами. Где будет у неё огромная опочивальня с золотыми звёздами на потолке да павлинами на полу, и личная уборная, укрытая белоснежным мрамором и яркими иконописями. С многочисленной свитой, которая и оденет, и обует, и волосы уложит... и попу подотрёт. Жизни, полной увеселений, празднеств, пиров.

Именно там, среди роскоши, её настоящее место! Только одно... имя уж слишком просторечивое у неё, не подходящее для высокой особы. Стоит заменить его другим, соответствующим новому облику, более благородным.

Перебирая в памяти звучные имена, девушка незаметно уснула. А во сне продолжали рождаться какие-то новые, небывалые картинки. Они выступали из глубин подсознания и готовились стать явью.

Вечер, незадолго до заката. Огромное столпотворение. Тут и сам император, облачённый в пурпурные одежды, сопровождаемый пышно разряженным семейством. И препозиты, и патрикии, и консулы, и магистры; всевозможные чиновники, и прочие синклитики. Множественные представители дим во главе с димархами, а на заднем плане — люди попроще.

Анастасия чинно сидит на грациозном белом скакуне, которого ведёт под уздцы стройный слуга. Её медленно вводят в места, прежде недоступные, и представляют как невесту всему честному народу.

Музыканты, в момент появления невесты, приступают к делу: кимвалы торжественно бьют, авлосы нежно наигрывают, а ситары им мягко вторят. Хоры начинают петь. Поначалу голосят в её честь, затем вкрадчиво мурлыкают о золотом брачном ложе в свадебном чертоге.

Сведя с лошади, прикрыв покрывалом лицо, деву препроводят в зал, где облачают в царские одежды. Затем Константин Порфирородный лично коронует во дворце будущую сноху. Наградив её саном августы и великолепной короной в придачу, перейдут к бракосочетанию.

Образовав стройную процессию, вся толпа степенно направится к храму святой Софии, чтобы завершить упоительный ритуал. Сам патриарх возложит в свете тысяч свечей брачные венцы ей и Роману на головы.

Чуть позднее придворные исполнят в честь супругов загадочный танец с факелами, а затем препроводят в брачную опочивальню.

На утро толпа, скопившаяся на ипподроме, примется возбуждённо взывать: «Явись, императрица ромеев!» И она выступит перед поддаными. В роскошном костюме императрицы, в пурпурной мантии, с высоким венцом на голове, обильно украшенная драгоценностями.

А ещё много позднее, когда, при невыясненных обстоятельствах, император Роман скоропостижно скончается, возведёт на трон его лучшего военачальника, впрочем, слишком уже старого для неё, чтобы затем, после мятежного умертвения второго мужа, короновать своего любовника, в прошлом - главного сподвижника лучшего военачальника. Красивого, воинственного, молодого...

И пусть прелестная Анастасия обманула в итоге надежды каждого своего венценосного супруга, ни один из них (да видит Бог!), не покинул сей мир неудовлетворённым.

Андрей припарковал свой поддержанный тёмно-зелёный «Опель Вектра» под сенью одичавших вишен на краю облагороженной части дороги; прямо в том месте, где асфальт переходил в небольшой, уютно шуршащий под ногами, щебёночный отрезок, за которым потянулась уже неровная, ямистая, слегка зыблющаяся от пыли, просёлочная беспутица.
Нужный дом, окружённый внушительным профнастильным частоколом, стоял вдали от чахлой деревеньки, на отшибе.
«Если ты обеспеченный человек, - размышлял Андрей, вышагивая по ухабистой колее, разглядывая владение издали, - почему бы не проложить ещё триста метров асфальта, и не убивать личную, вероятно, довольно дорогостоящую машину?»
Вопрос, естественно, являлся чисто риторическим, особенно ввиду предстоящей продажи фазенды, обсудить условия которой он, собственно, в столь ранний час и явился.
Впрочем, вместо ожидаемого шестисотого «Мерседеса» у обочины ютился совершенно ментовской «Уазик» цвета хаки с заляпанным грязью старым номерным знаком. Авто, по какой-то не вполне очевидной причине, стояло не около отворенной калитки, а приткнулось ближе к углу забора.
Андрей, сосредоточенный на своём, как-то не сразу заметил подле внедорожника двоих мужчин. На первый взгляд – типичных, занятых будничными делами, работяг.
Один из них, довольно крупного телосложения, торчал у распахнутого багажника, рассеянно наблюдая подъездную дорогу. Другой, поджарый, тащил на руках от приоткрытой калитки к «Уазику» тяжёлый деревянный ящик.
Такое неравномерное распределение обязанностей поначалу слегка насмешило. Но стоило только оказаться в поле зрения странноватой парочки, как оба мужчины замерли на своих местах, моментально рассеивая настороженными взглядами непринуждённую улыбку Андрея.
Худощавый опомнился первым и, резко ускорившись, поднёс ящик поближе к упитанному. Затем, поставив коробку на землю, приложил ладонь козырьком ко лбу, прикрывая глаза от слепящего и начинавшего припаливать солнца. Неуверенно спросил:
- Эй, тебе чего здесь?!
- Мне бы хозяина… - громко отозвался Андрей, интуитивно ощущая исходившую от обоих напряжённость. Поспешно внёс ясность, - у меня назначено!
Двое быстро переглянулись. Поджарый, недоуменно пожав плечами, подхватил ящик с грунта. Осторожно забросил увесистую ношу в багажник, задвинул вглубь кузова к парочке других подобных коробок. Неторопливо захлопнул задние дверцы.
Упитанный в это время, сосредоточенно изучая лицо невольно замедлившегося Андрея, грубовато пояснил:
- Хозяин сегодня не принимает. Ты иди себе.
Андрей ощутил в голосе незнакомца то ли издёвку, то ли прямую угрозу. Немного обескураженно потоптался на месте, не вполне понимая, что вообще происходит и как в такой ситуации действовать дальше.
Внутренне решившись, двинулся всё-таки в направлении кованной калитки – не для того он припёрся сюда поутру, чтобы слушаться каких-то недотёп. Толстяк мгновенно выступил навстречу, преграждая путь:
- Эй, парень, ты что – совсем оглох?! Катись отседова подобру-поздорову!
- Но, - внутренне мобилизуясь и принимая на всякий случай нечто вроде расслабленной боевой стойки, заупрямился Андрей, - у нас вообще-то договорённость…
- Та вали уже, сказал!
- Михась, слышь? Пусть его, – разрешил вдруг худощавый, словно совершенно теряя к пришлому интерес. – Погнали лучше, надо быстренько мотнуться. Ведь сейчас как понаедут.
У Андрея возникло ощущение, что двоица, действуя спаянной командой, неожиданно поменялась ролями. Подручный внезапно стал главным, а выглядевший доселе главным наоборот оказался подручным.
Михась бросил в сторону товарища озадаченный взгляд. Потом до него вроде как дошло. Он заторможено ухмыльнулся, словно сражённый какой-то новой, весьма неожиданной мыслью.
- Ладно, чо это я, действительно. Договорено, говоришь? Ну, коли так, то иди, сходи, проведай так и быть… хозяина.
Переглянувшись в который раз, теперь со странными какими-то улыбочками, напарники запрыгнули в «бобик» и дали дёру. Бывалый уазик нещадно затрясся на ухабах, громыхая, как целый трамвай.
Андрей внезапно оказался на странном перепутье. После подобной встречи идти дальше не возникло ни малейшего желания. Проскочила мысль действительно вернуться к машине и потихоньку уехать… Как там было сказано? «Подобру-поздорову». И чёрт с ними, с деньгами!
А на обратной дороге заехать всё-таки в родное село, навестить старушку-мать. Возможно, сходить на реку, до сих пор снившуюся иногда по ночам. Ту самую, где, казалось, провёл целое детство. Да и отрочество вместе с юностью тоже. Всю прежнюю беззаботную жизнь до армии, до боевых вылазок, до… Точнее, даже не так - в первую очередь конечно же сходить на реку!
Какой-то она теперь ему увидится? В детстве казалась широченной, а сильное течение тогда вовсе пугало…
Однако, если удастся провернуть сделку по продаже дома, можно будет не только забыть на время о необходимости платить за съёмную квартиру в городе, но и приобрести, вкупе с грабительским пакетом связи, либо одну из новеньких Моторол либо, например, 909-ю Нокию, заметно выделившись таким образом из рядовых риелторов. Сделав следующий, после покупки авто, заметный шаг к новой благополучной жизни…
Действуя скорее по наитию и вопреки прежним размышлениям о том, чтобы просто свалить, двинулся вперёд. Как бы там ни было, для начала стоило всё-таки попытаться закончить работу.
Предупредительно клацнул кнопочку установленной при входе селекторной связи. Где-то неподалёку, по-видимому в самом доме, раздался и сразу затих негромкий писк.
Звук показался неприятным.
Помедлив с проникновением на территорию, окинул взглядом верхушки забора, - нет ли камеры наблюдения? Ту, в которую можно помахать, предупреждая обитателей о своих добрых намерениях. Но видеокамеры нигде не оказалось.
На звонок тоже никто не отозвался.
Андрей звякнул ещё пару раз, с прежним результатом. Чертыхнувшись, вошёл во двор. Никого вокруг не заметив, двинулся по садовой краснокирпичной дорожке к невысокому крыльцу дома, удивлённо разглядывая обстановку.
Во дворе царил полный беспорядок. Тут и там зияли какие-то траншеи, вероятно выкопанные для прокладки водопровода и всевозможных коммуникаций. Повсюду высились кубы красного кирпича на паллетах да купчились нагромождения гравия и щебня.
В углу участка, в стороне от рабочего мусора, разравняв краюху холма строительного песка, хозяева разместили детскую площадку с маленькой беседкой в стиле избушки на курьих ножках и небольшим бассейном.
Жилой дом явно перестраивался из старого – основная часть фасада была обложена облицовочным, привносящим викторианские нотки, камнем, но благодаря частично уцелевшей, жутко почерневшей от времени, деревянной пристройке, здание в целом выглядело пока несколько химерическим.
Отживший своё древний хлев, стоявший некогда напротив прежнего дома, снесли, а оставшиеся от него мёртвые доски свалили кучей у забора. Возведённая вблизи остатков сарайного фундамента новенькая подсобка выглядела монументально, но несколько причудливо из-за лишь наполовину крытой крыши и торчавших оголённых брусов.
При том, что многих мест ремонт ещё не успел коснуться, кое-где уже требовалась повторная реставрация…
Всю парадную сторону веранды дома украшало некое подобие витража на гриновский сюжет: мечтательная Ассоль встречает подгоняемый блистающим рассветом корабль с алыми парусами.
Но одно из крупных декоративных стеколец оказалось разбитым - его даже не заменили. У аккуратно выгравированной девушки не хватало части руки, так что тонкие пальцы на следующем цельном фрагменте выглядели диковато.
В определённый момент, по-видимому, хозяева решили строительство вовсе забросить, продав участок к чертям. Возможно, их утомил бесконечный ремонт и вечная неустроенность.
Ещё издали присматриваясь к дырке в стекле, Андрей попытался одним глазом заглянуть вглубь веранды, но ничего там толком не разглядел.
Повернул и потянул на себя ручку входной двери, намереваясь всё-таки войти, окликнуть то ли спящих ещё хозяев, то ли, возможную в таком месте, обленившуюся прислугу…
В голову моментально ударил скопившийся внутри помещения тошнотворный запах.
Мальчишка лежал практически сразу за порогом, чуть левее от двери, около маячившего между входом и углом веранды помойного ведра, в лужице собственной крови. Совсем ещё пацан, скрючившийся на полу в трусах и майке, будто изображавший бегуна.
Восприятие Андрея моментально раздвоилось. В ушах легонько зашумело, глаза заволокло туманом. Во рту появилась неприятная, немного подзабытая, но столь знакомая, горечь.
Взгляд словно прикипел к рваной и окровавленной майке между лопаток паренька, тогда как ноги, продолжая инерционное движение, безвольно шагнули вперёд.
Подальше переступая через окоченевшие щиколотки, Андрей схватился было за висевший на груди «Калаш», но того почему-то на привычном месте не оказалось.
Обнаружив отсутствие оружия, слегка опомнился.
Ощущая себя странно беспомощным без экипировки, сделал ещё несколько неуверенных шагов по веранде и застыл, разглядев дальше по коридору второй труп.
Поверженный грузный мужчина покоился на половичке, привалившись к стене странно вывихнутым, будто изломанным, телом.
Наверное, тот самый «хозяин», с которым ему было «назначено». В отличие от мальчишки, истёкшего кровью на голом полу, область вокруг мужчины была лишь слегка очерчена неровным рыжеватым пятном. По-видимому, плотный коврик неплохо впитал мокроту.
Кого-то другого тут наверняка бы вырвало, но…
«Чёрт! Погнался дурак за длинным рублём», - поругал себя Андрей, по старой привычке заменяя матерные слова первыми пришедшими на ум идиомами и поневоле пятясь назад; ощущая, будто оказался то ли в жутком поствоенном кошмаре, то ли в какой-то колдовской западне. – «Отупел всё-таки на гражданке, отяжелел».
И куда только подевалась прежняя острота восприятия? Как можно было сразу не уловить исходившую от той парочки угрозу?
Пытаясь внутренне собраться, Андрей полусознательно анализировал обстановку.
Подле мужчины, чуть в стороне от вывернутой над головой самым непостижимым образом руки, лежал пистолет. Хорошо знакомый как по форме, так и по коричневой рукояти. «Макаров». Похоже, вывалился из ладони во время падения тела.
Вероятно, хозяин намеревался от нападавших отстреливаться, но, видимо, не сумел.
Приближаться к оружию Андрей не торопился. Да и идти дальше в дом, чтобы изучить всю изнанку сноподобной яви, желания у него не возникло ни малейшего.
Уже увиденного показалось вполне достаточно. А мысль в голове возникла ровно одна: «Валить отсюда нахрен и поскорее!»
Всё-таки одно дело – проводить ударные вылазки в составе хорошо знакомой боевой группы далеко на чужбине. Совсем другое – оказаться вблизи родного дома в какой-то абсолютно «левой» ирреальной ситуации.
Андрей обернулся ко входу. Восходящее над миром солнце, проникая сквозь разноцветный витраж, залило веранду потусторонним светом. Мужчина словно оказался внутри аквариума. Посреди мирного идиллического мирка, внезапно наводнённого дохлыми рыбками. Одной из которых, если чересчур замешкается, суждено стать и ему. Но пока ещё жив, то…
Снаружи внезапно донёсся шум двигателя. Андрей от неожиданности слегка присел, и, не обращая больше ни малейшего внимания на мёртвые тела, поспешил к двери.
Вновь заглянул в разбитое стекольце, только теперь украдкой, изнутри-наружу, будто преступник какой.
К дому вернулся тот самый Уазик и застыл прямо перед приоткрытой калиткой.
Сердце гулко застучало в груди. Опять эти двое… неспроста они ему сразу показались подозрительными.
Заглушив двигатель, напарники не спешили покидать машину. По-видимому, ждали кого-то ещё.
«Сейчас понаедут!» - вспомнил Андрей.
Кто именно понаедет оставалось только догадываться. Может подельники, может «органы», а может и ещё кто… В голове путалось, он никак не мог сообразить какова роль этих двоих в существующих раскладах. Если они местные менты – то почему тащили из дома какие-то ящики? А если, что вероятнее всего, бандиты, то зачем опять приехали?
Как поступать дальше, было так и вовсе непонятно. Поспешить наружу, опасаясь схлопотать пулю, или выждать немного?
Долго колебаться Андрею не пришлось.
К воротам резво подкатило ещё несколько машин. Послышались хлопки дверей, собачий лай. Раздалось множество голосов. Следом подтарахтел мотоцикл. За ним второй и, кажется, третий.
Затем заговорили в рупор:
- Эй, там, в доме, есть кто живой?!
В первый миг Андрей даже слегка опешил. Но сразу опомнился:
- Да! - закричал после короткой паузы и на всякий случай добавил. - Я без оружия, выхожу!
- Давай! – подначили снаружи. - Но медленно. Очень медленно!
Однако стоило ему только чуть высунуться на пороге, как раздался плотный хлопок – чей-то револьвер выплюнул пулю. А потом ещё одну и ещё, разнося по двору пугающее эхо выстрелов.
То ли у кого-то сдали нервы, то ли…
«Идиоты!» - пронеслось в голове, во время обратного броска за дверь. Слава богу, кое-какие навыки у него остались!
Слегка опомнился Андрей только на полу, машинально пытаясь прикрыться мёртвым мальчишкой. Что-то ему это всё напоминало. Даже слишком…
Но думать времени не было - звуки беспорядочных пистолетных шлепков моментально дополнил знакомый обрывистый стрёкот. У кретинов снаружи оказалось в руках серьёзное оружие, и оно теперь вовсю разрезало воздух короткими очередями.
Битые кусочки плексигласа с шумом полились на пол – мечты Ассоли и Андрея о прекрасном будущем рассыпались прямо на глазах.
Причём в душе мужчины невольно зародилось и нарастало неприятное ощущение, что под прикрытием автоматной очереди несколько человек уже поспешно подбираются ко входу, готовясь с боем ворваться в дом…
Тут Андрею окончательно снесло крышу, дальше им управляли одни инстинкты. Сделав в направлении коридора длинный бросок с кувырком через плечо, он подхватил с пола валявшийся пистолет.
Прижался, сидя на корточках, к стене напротив трупа мужчины. Совершенно автоматически произвёл ряд выверенных движений - магазин, предохранитель, затвор, палец на спуск.
Застыл посреди прихожей, с вздёрнутым к потолку дулом пистолета, между двумя мертвецами: молодым и зрелым. Скорее всего, между отцом и сыном. Напряжённо вслушиваясь и вглядываясь в окружающее пространство.
Тишина продлилась лишь несколько мгновений – снаружи почудилось странное движение. Что-то приближалось очень быстро и практически бесшумно.
«Собаки!» - осознал Андрей даже прежде, чем из узкого дверного проёма показалась первая оскалившаяся морда.
Всякое случалось в жизни, но обученные ротвейлеры на него ещё не бросались. В голове мгновенно промелькнули инструкции по самообороне: до последнего ждать приближение четвероногого; в момент атаки, пытаясь отвлечь внимание пса, резко выбросить свободную руку в сторону и стрелять!
Впрочем, завидев несущиеся бесноватые хари ничего он никуда не отбрасывал, а упав на одно колено и крепко подперев ладонью запястье руки, удерживающей пистолет, принялся чуть не панически палить, палить, палить… прямо в нацеленные на него раззявленные пасти.
Оба пса, скуля и коная, полегли рядом с человеческими трупами.
Слегка опомнившись, Андрей попытался бегло сосчитать — сколько выстрелов произвёл? Пять, шесть? Вопрос был отнюдь не риторическим — в пистолете не так-то много патронов.
Приблизительно прикинув количество, а псы практически свели его с ума, похолодел — похоже, истратил больше, чем показалось вначале. Возможно, опустошил две-третьих обоймы. Что ж если повезёт, он сможет проверить точно немного позднее.
А теперь — вперёд! Тем более, что за дверью уже раздавался, казавшийся оглушительным, топот.
Андрей бросился напрямик по коридору. Спиной ощущая приближение противника, произвёл пару выстрелов назад, просто наобум, лишь бы хоть на мгновение задержать преследователей.
В ответ зазвучала новая канонада, окончательно разнёсшая веранду в щепки.
Раньше ему не раз приходилось сталкивался с подобным: стоит только страху возобладать, как начинается натуральная вакханалия пальбы.
Стремительно преодолев коридор, он ворвался в большую комнату, панорамные окна которой, прикрытые воздушной тюлью и бежевыми шторами с пышными пионами, выходили на противоположную от входа сторону двора.
Делая разбег, вскользь обежал глазами обстановку комнаты.
Заметил застывшую подле широкой кровати молодую женщину, напоминавшую скорее коленопреклонённую статую, только вот в пёстрой ночнушке. Вместо головы у неё зияла жуткая пустота - лишь изодранный обрубок шеи да кровавая окрошка, протянувшаяся метра на полтора от тела: окрасившая болезненно алым пол и розы на обоях, изморосившая мельчайшими брызгами всё вокруг.
Разглядел посиневшего младенца в люльке и отброшенную на пол маленькую, в синеглазках, подушечку, на которой будто отпечаталось сморщенное лицо малыша…
Хотя увиденное в комнате проскользнуло перед сознанием лишь на долю мгновения – мозг Андрея настойчиво зафиксировал все самые неприятные детали. Те самые, от которых потом просыпаешься в ужасе; желая отвлечься от которых приходится потом визуализировать памятный с детства бег родной реки. Стремительный, странно успокаивающий, убаюкивающий.
Множество невинных жертв пришлось ему повидать на войне, но младенец, здесь… к чему такая бессмысленная жестокость?!
Не поспевая за размышлениями, Андрей, промчав сквозь комнату, совершил, кое-как сгруппировавшись, отчаянный прыжок прямо в широкое окно. Выбил, слегка запутавшись в занавесках и прикрывая лицо плечом, стекло. Вывалился наружу вместе с рамой и осколками.
А стрельба позади всё не прекращалась. К счастью, застрявшее перед дверью стадо баранов так стремилось хоть кого-нибудь поскорее «завалить», что даже не потрудились оцепить дом.
На бегу избавляясь от прицепившейся тюли, устремился к сваленной подле забора груде деревянных поддонов.
В один короткий миг сознание Андрея будто оторвалось от тела, наблюдая за собственными действиями как бы со стороны: короткая пробежка к забору, отталкивание от поддонов, отчаянный бросок вверх, крепкий захват ранящих ладони остриёв ограждения, резкое подтягивание… И вот уже в следующий момент он – мгновенно забросив ноги от земли в небо – соскакивает с высоты, тяжело приземляясь по обратную сторону ограждения.
На пронзившую тело резкую боль, мгновенно вернувшую сознание на место, времени отвлекаться не было: стоило только нападавшим сообразить, что да как – и ему несдобровать. Вначале разорвут на куски и лишь потом начнут разбираться - кто тут прав, а кто виноват.
Не позволив себе ни секунды передышки, помчался через огороды, кусты и пустыри в направлении отдалённой группы деревьев.
Куда угодно, лишь бы поскорее спрятаться. А там уже, немного отдышавшись, хоть каплю передохнуть.
Во дворе на короткое время всё стихло. Оттуда доносились лишь испуганные перекрикивания. По-видимому, его ещё искали на участке.
Преследователи похоже никак не могли взять в толк, что беглецу удалось улизнуть.
Ничего удивительного. Через тот частокол невозможно, кажется, так запросто взять и перебраться. Хотя ему каким-то образом это удалось…
Впрочем, не впервой. Такова сила ужаса – творить сверхобычное.
Все эти размышления, и ещё многие другие, скользили в голове, не сильно зацепляя разум, пока Андрей нёсся наискось через поле, желая поскорее добраться до медленно приближавшейся лесополосы.
А на территории дома вновь раздались беспорядочные выстрелы и застрекотал автомат… Верно, кому-то там что привиделось – и это уже не так-то просто остановить.
Как же всё знакомо!
Лишь оказавшись, наконец, в тени деревьев, весь мокрый от напряжения, понял: что-то очень мешало ему во время бега, давило на поясницу. Осознал, что автоматически сунул пистолет под ремень, по центру спины.
Настороженно поглядывая в сторону дома, удивляясь тому, что до сих пор никто не помчался за ним, вытаптывая ботинками пожухшие стебли картофеля и разрывая сухую землю мотоциклетными шинами.
Рассеянно изучил ствол. Точно - «Макаров». Наверняка модифицированный. Похоже, изначально небоевое оружие переделали в огнестрел. Заменена пружина, увеличена обойма…
Хозяин дома явно был не из простых. Возможно, потому и задушен младенец? Наверняка тут бандитские разборки, кровная месть, ещё какое-нибудь варварство в подобном роде?
Люди вообще большие специалисты по части дикости… На войне он это хорошо усвоил.
Ну, не важно.
Хотя стало немного яснее почему те парни стреляли сразу на убой, практически без предупреждения. Им было просто наплевать кого «порешить».
Убит по-видимому какой-то крупный авторитет и тут же подтянулись подельники – с охранными собаками, пистолетами, ружьями, автоматами… людьми в форме… Хотя в нынешних реалиях присутствие последних не удивляло. Скорее выглядело само собой разумеющимся.
Но как теперь быть? О том, чтобы попытаться вернуться обратно в машину нечего, конечно, и думать. А ведь лишь каких-то двадцать минут прошло с тех пор, как он, отключив магнитолу, спокойно вышел из «Опеля», однако жизнь с тех пор успела круто перевернуться с ног на голову…
И что ему, собственно, оставалось делать теперь? Пожалуй, и дальше бежать, бежать, бежать… зайцем через поля. Попытавшись ввести преследователей в заблуждение, будто намеревается укрыться в лесной глуши, прорваться «куширями» к находившемуся приблизительно в тринадцати километрах отсюда областному центру.
Где нет чрезвычайно яркого света больших городов, а ритм жизни напоминает скорее сельский. Так что можно затаиться на время в захудалом окраинном отеле. И при этом, если повезёт, остаться незамеченным для слишком любознательных глаз.
День-другой, в случае удачи, удастся переждать. А тогда, немного отдышавшись, можно будет уже спокойно обдумать: кому стоит звонить, а кому не стоит; каких знакомых теребить, а о каких лучше пока позабыть; и каким вообще макаром из создавшейся ситуации выкарабкиваться.





Пробудился.
Жёлтый зрачок луны, обезображенный сизым бельмом, настойчиво заглядывал в окно, взывая к нутру, расшевеливая приглушенные инстинкты.
- Ты всё-таки собрался идти… на дурацкую рыбалку свою? - раздался сонный голос женщины, попытавшейся было прижаться к бедру своим дряблым телом.
- Да, - отозвался холодно, неторопливо садясь на кровати. Сторонясь костлявой, опостылевшей бабской плоти.
- Ну и вали! – злобно воскликнула она, сердцем вероятно ощущая, что уже не вернётся. – Обойдёмся как-нибудь.
- Вот и отлично, - произнёс отчуждённо, вглядываясь в призрачно-подсвеченную темноту за окном. Пытаясь уловить и прочувствовать необузданную пульсацию ночи.
- Может всё-таки останешься? – после короткой паузы необычайно ласково поинтересовалась она. В голосе зазвучала особая, обычно не характерная для неё, трепетность.
В ответ только зубами скрипнул. Вот уж - женщина! Вклинилась, как всегда, не вовремя. Только сбила с настроя.
Неплохо бы, конечно, перерезать ей напоследок глотку. Либо притопить в ванне наполненной ледяной водой…
Посмаковав немного подобные мысли, поднялся с постели. Развёл локти в стороны, сделал парочку энергичных круговых движений корпусом, разгоняя кровь.
Очень хотелось выпить кофе и чем-нибудь да позавтракать, хоть бутербродом с жёсткой колбасой, однако желание поскорее вырваться из наскучившей клетушки преобладало.
Торопливо надел заготовленный накануне походный костюм. Поспешил из комнаты, оставляя женщину наедине с собственными прокисшими мыслями.
Откопал в чулане припрятанный посреди разнообразного хлама большой рыболовный чехол. Натянул походные ботинки, накинул на спину лёгкий рюкзачок и, не прощаясь, покинул квартиру.
Менее чем через час, сопровождаемый утренними сумерками, объявился на вокзале.
Приник к первому попавшемуся открытому окошку кассы, поинтересовался временем отхода и направлением ближайшей, но как можно более дальней, пригородной электрички.
Приобрёл билет до конечной станции.
На пороге вокзального здания купил у случайной бабульки с клетчатой сумкой в ногах три тёпленьких, обмотанных чёрствыми промаслившимися салфетками, напоминавшими порезанную на квадратики дешёвую туалетную бумагу, жаренных пирожка – два с мясом и один с капустой, да стаканчик растворимого кофе без сахара.
На вокзале даже в этот очень ранний час царила досадная суета. Так что перекусывать на улице не стал, а поторопился в вагон заблаговременно подошедшей электрички, издавшей при открытии дверей шум, напомнивший облегчённый выдох.
Пристроил рюкзачок с рыболовным чехлом на полке и, приткнувшись около окошка, уплёл с повышенным аппетитом сочные пирожки. Запил их тёплым кофе, медленно смакуя каждый горький глоток. Тщательно вытер ладони и губы теми частями промасленных салфеток, до которых не дотянулись расплывшиеся пятна жира. Скомкав бумажки, сунул их в стаканчик. Стаканчик бросил под лавку.
Подложил под голову походную кепку и, уперев её в вагонное стекло, приготовился ко сну. Скрестил руки на груди, вальяжно перекинул ногу за ногу. Прикрыл глаза, напряжённо ожидая отхода поезда.
Когда вагон, наполнившись народом, бессчётное множество раз хлопнув дверьми и невнятной скороговоркой протараторив через фонящий громкоговоритель названия двадцати с лишком станций, рывками тронулся с места – понемногу задремал…
И только вот, кажется, отключился, как в ватное сознание втёрся мутный сон.
Будто бы вечер. Конец удушливого, жаркого дня.
За пышно накрытым столом, прямо напротив, сидит женщина, похоже, красивая. Причём, по дивной фантомной причуде, ещё и является законной женой.
Почему, вдруг, именно женой? Во сне деталей не разобрать. Но выглядит нереальность чрезвычайно правдоподобно, сердце происходящему верит.
Находится женщина хоть и близко, только руку протяни, но, между тем, слегка в отдалении, притуманенная сгустившейся полутьмой, так что черт лица, как ни старайся - не разглядеть, и поясняет что-то крайне важное насчёт воспитания ребёнка.
Голос её, напоминавший по тональности говор какой-то известной (во сне никак не получалось вспомнить, какой именно) певицы - красив и монотонен. Но хоть и звучит он спокойно и завораживающе, однако в пространстве над столом ощущается непонятное напряжение. Будто вот-вот грянет беда.
- Бать, - раздаётся внезапно испуганный детский возглас со стороны. – Бать, слышь. Сюда, скорее!
Окрик этот – как болезненная вспышка, излишне яркая искра в тёмной глубине сознания. Всё нутро взывает в ответ, требуя тут же вскочить, поспешить на помощь… но что-то мешает сдвинуться с места, шелохнуться даже.
Будто прикованный, очарованный колдовским женским голосом, так и вынужден сидеть, выслушивая её пространные, совершенно неразличимые разъяснения. Хотя если напрячься как следует и хорошенько вслушаться – произносит она сплошную умалишённую белиберду…
Но почему-то никак нельзя даже сдвинуться, не закончив беседу. А сама жена, между тем, словно и не слышит молитвенный зов ребёнка.
Сколько душа ни рвалась спасти просящего о помощи пацана - тело никак не поддавалось.
Однако попытки не прошли даром - фигура женщины стала постепенно расплываться, теряя очертания, пока совершенно не растворилась в белом огне. А вой ребёнка, хоть и орущего уже так, словно его сжигают заживо, всё заметнее отступал на дальний план.
Последним усилием воли заставил себя окончательно отринуть гипнотизирующий голос женщины и, сорвав оковы, резко встать с места… Но встать как-раз на самом-то деле не получилось.
Зато удалось очнуться – вероятно, от настойчиво бьющего в глаза солнечного света.
Колея, давно покинув городскую черту, понемногу свернула на запад, подставляя правый бок вагона пылающему светилу. Именно оно уже какое-то время мешало спать, неосознанно раздражая.
Отсюда, похоже, и кошмарные грёзы.
Приходя в себя, понемногу разглядывая осоловелых от жары соседей по вагону, с облегчением осознал – никакой жены и сына не существовало и в помине. Да и в целом, ни женщина, ни мальчишка никого не напоминали – сколько не пытался напрягать память. Приснится же такая ерунда!
Ну, да ладно.
Бросил ослеплённый взгляд на «Командирские» - с момента отправления поезда прошло немногим более часа. А если ещё вспомнить, что электричка ползла медленно, часто останавливаясь то на заброшенных полустанках, то на светофорах, пропуская километровые товарняки – не так-то далеко, получается, отъехали от города.
Пригляделся к проносящимся мимо осиянным окрестностям: разделённые лесополосами неровные прямоугольники полей – кукуруза, пшеница, капуста, гречка… картофельные поля. В мерцающей дали притаился кусок густого леса. Мимо неспешно проплыл потерпевшим крушение обломком совсем уж дряхлый хуторок.
Увиденные места чем-то привлекали, нравились. Казались дикими, заброшенными, давно позабытыми богом.
Расправил мятую кепку, нацепил её на макушку. Немного пьяно стащил с верхней полки рыболовецкий чехол и рюкзачок. Медленно двинулся, словно моряк по качающейся палубе, к тамбуру.
Покинул электричку на следующей, случайно пришедшейся на довольно крупную деревушку, платформе.
Все подобные станции до коликов напоминали одна другую. Убогое, неухоженное со времён Союза, в лучшем случае лишь слегка подкрашенное, ветхое здание с часами и вывеской-названием деревеньки. В некотором отдалении от центрального корпуса – блевотный сортир.
Внутри маленького вокзального здания, если оно, конечно, не заколочено основательно - безысходный зал ожидания, где обязательно, на немногочисленно-уцелевших откидных креслицах, похрапывает, обложившись баулами, либо парочка местных пьяниц, либо неприхотливое семейство кочующих цыган. Либо ещё какие-то заблудшие души, случайно застрявшие на станции в ожидании попутного поезда.
Позади здания, обязательно, местные театральные подмостки: большой пустынный двор, долженствующий обозначать привокзальную площадь.
Напротив станции, за «площадью», типично помещаются: по левую сторону - унылейший, только вот, кажется, восстановленный после очередного пожара, деревенский кабак, а по правую – более цивильный, явно подвергавшийся ежегодному оштукатуриванию, сельский магазинчик.
На этом главные достопримечательности обычно и заканчивались. Разве что где-то в стороне над хатками торчал ещё золочёный куполок церкви – их много где понастроили в последнее время, либо восстановили.
Спустившись по бетонной лесенке вокзала во двор и окинув быстрым взглядом неизвестные прежде, но знакомые по существу, окрестности, сразу к светлому зданьицу и направился.
В который раз подивился жуткой скудности ассортимента выселковой лавки.
Впрочем, в наличии оказалась худо-бедная колбаса, вяленький какой-то, однако всё ещё съедобный с виду сыр, и, естественно, свежайший хлеб, запах которого наполнял помещение, спасая прочее нищебродство. Ведь то, что сельский «Кирпичик» вкуснее и прянее любой городской булки, знал не понаслышке.
Дополнив покупку треугольным пакетом более-менее свежего кефира, покинул магазин, а вскорости, двинувшись обходной, местами сохранившей остатки асфальта дорогой, и село.
Проскользнул прогулочным шагом мимо заброшенного кирпичного заводика, достиг бескрайнего пшеничного поля. Пройдя немного по черноватому летнику, насквозь пересекавшему рябящую безбрежность, устроил под чистейшим, без малейшего пёрышка, голубым небом, скудный, но аппетитный, ввиду душистого аромата перезревших злаков, завтрак.
Вкусив неторопливо непритязательных магазинных даров и немного переведя дух, неспешно побрёл по летнику, останавливаясь иногда чтобы вытереть кепкой пот со лба.
Урожай с полей уже начали собирать – буйство злаков местами сменяла срезанная под корень пустошь. Изредка на горизонте объявлялись комбайны, тракторы и прочие грузовые машины.
Достигнув потихоньку то ли конца, а то ли начала выглядевшего поначалу бесконечным поля, свернул к тополиной посадке на холмике, оттенявшей просёлочную дорогу, и прилёг отдохнуть прямо меж узловатых корней деревьев, на травке.
После некоторой передышки побрёл по выезженной сельхозтехникой грунтовке. Двигаться по такой дороге стало заметно легче, во всяком случае, не приходилось больше спотыкаться о стерню.
Так и плёлся холмами вверх-вниз, взбивая ногами пыль, периодически поглядывая на стрелку компаса.
Вскоре осознал, что дорога пусть и более удобная, но только ведёт не в том направлении - приближает к железнодорожному полотну. Тогда как наоборот, требовалось уйти от цивилизации подальше, в самую гущу деревенской глуши.
Решил вновь свернуть в поля и продолжил шагать, шагать, шагать, особо не разбирая пути, лишь изредка корректируя направление по маленькому компасу - стеклянному пузырьку на широкой боковинке ремешка часов.
В конце концов, отупев от бездорожья и палящего солнца, вновь завалился прикорнуть в тени очередной попавшейся по пути посадки. Раннее пробуждение, чуткое поездное полузабытье с раздражающей фантасмагорией, излишек свежего воздуха, наконец, дали о себе знать. На сей раз отключился основательно.
Ненадолго опомнился лишь тогда, когда внезапно обнаружил, что подложив руку под голову, уже некоторое время бодрствует. Лёжа на спине затуманено наблюдает, как хищная бурая птица медленно парит над полем, высматривая добычу.
То ли степной орёл, то ли более редкий чёрный коршун, а может обыкновенный канюк – на таком расстоянии, да при столь ярком солнце не разглядеть.
Птица, выставив крыло под прямым углом, корректируя таким образом полет, промышляла, вероятно, на зайчиков, сусликов, тушканчиков и прочих мышей-полёвок...
Сопровождая долгим взглядом её бесконечное парение, понемногу закунял. А стоило только ей надолго исчезнуть из поля зрения за ярким мерцающим горизонтом – вновь заснул. И долго ещё парил в забвении, ощущая в душе лёгкий свободный полёт собрата-охотника.
Когда полный сил и свежести внезапно очнулся накануне заката, то с некоторым даже удивлением обнаружил близкую, утопшую в зарослях, деревушку и симпатичный приземистый домик неподалёку.
Понял сразу - попал туда, куда надо. Значит, чуйка сработала, а ноги сами принесли правильно.
Неподалёку от места отдыха, в глуби густой рогозы, из-под земли пробивался источник, бесшумно струившийся в сторону села. Вероятно, растекаясь посреди деревни полноводным озером с карасями.
Освежившись у истока речушки, бодро, но всё так же неторопливо, принялся за приготовления. Спешить-то некуда. Тем более с этого момента самая пресная и тягомотная часть похода заканчивалась, а начиналось уже чистое удовольствие. Приход которого всегда приятно немного оттянуть.
Высыпал из рыболовецкого чехла на траву лёгкие пластиковые удилища и разнокалиберные стекловолоконные коленца спиннингов.
Следом за служившим бутафорией барахлом на землю выпали более тяжёлые детали, тщательно завёрнутые в несколько слоёв промасленной и сухой бумаги.
Укороченный приклад. Сдвоенный вертикальный обрезанный ствол. Перевязь патронташа с рассованными по ячейкам патронами.
Присел у разбросанных на земле свёртков, извлекая части из шуршащих в руках газет.
Полная сборка ружья произошла быстро и непринуждённо. Лёгким, привычным движением закрепил отдельные узлы в одно целеустремлённое целое. Стволы словно влитые встали в коробку замка ударно-спускового механизма.
Поднимаясь во весь рост на фоне алого, обещавшего на утро жару, заката, закинул патронташ на плечо, продев его через голову. Повесил вдоль тела наискось, как у мексиканских «камарадос» - разве что сомбреро не хватало для полного вживания в роль.
Цепляя на пояс нож (пользоваться которым не очень-то любил, предпочитая огнестрел), немного понаблюдал за тем, как полыхает закат – вид нерукотворного огня порождал в груди странное восторженное чувство.
Полностью стемнеть должно было только минут через двадцать-тридцать, обычно по деревням в это время только садились ужинать.
Утомлённое буденной работой семейство собиралось обычно за общим столом на улице под каким-нибудь плодовым деревом. Взрослые чуть выпивали, расслабляясь после дневных трудов. Лишь когда сгущалась темнота, женщины, оставив мужчин, загоняли самых младших в хату – мыться, готовиться ко сну. Чуть позднее, чтобы не засиживаться, старшие перебирались туда и сами, ведь им тоже обычно предстояло проснуться рано, до рассвета.
Одним словом – спешить всё ещё некуда. Перебросил оружейный ремень через шею, водружая обрез чуть пониже груди. Локти поудобнее упёр в ружьё, расслабляя мышцы, позволяя внутренним энергетическим токам приятно кружить по верхней части тела при каждом размеренном шаге.
Неторопливо добрался до первого, на краю посёлка, домика – жилище было погружено во тьму и выглядело дремотным, практически бездыханным.
Хотя на самом деле, люди внутри ещё не успели даже увидеть первый сон.
Нашёл на ощупь крючок калитки и, открыв её, проскользнул во двор. Фонарь, установленный над входом в пристройку, ярко освещал подход к дому.
Нога случайно наткнулась на что-то острое и твёрдое. Поднял с земли крупный камень. Подбросил пару раз в руке, швырнул в окно веранды. Стекло брызнуло осколками.
Внутри зашевелились, зашумели, забегали. Немного постоял, ожидая. Но всё никак. Подхватил ещё один камень и кинул в соседнее окно.
Тут уж из дому выскочили сразу трое - друг за другом. Здоровые лбы, крепкие ребята. Первый постарше, слегка сгорбленный - матерясь и проклиная хулигана на все лады. За ним двое юнцов, один другого моложе, но явно неробкого десятка.
У самого младшего в руках оказалась скалка, у того что постарше - нож, а у взрослого (последнее показалось особенно забавным) - чугунная сковородка.
Без дальнейших разговоров быстро вскинул ружье, направляя дуло на верховодившего отца семейства и спустил оба курка разом.
Обрез ударил дуплетом, короткая вспышка распорола темноту.
Мужика срубило так, как ломает буря старое, мощное с виду, но уже подряхлевшее внутри дерево. Парни со своим враз ставшим бесполезным оружием в руках больше не пытались оказать сопротивление, а с расширившимися глазами непроизвольно отступали к двери.
Пока их не сдуло напрочь, спокойно преломил ружье, выщёлкивая пустые гильзы. Неторопливо изъял из патронташа новые патроны, вставил в дуловые отверстия.
Захлопнул, щёлкнув замком, обрез и хладнокровно, одного за другим, положил обоих парней, слегка напомнивших растерянных братцев из ларца.
Итак, всё как обычно - мужчины погибли снаружи. Ну а для того, чтобы прикончить женщин и детей требовалось зайти внутрь.
Перезарядившись на пороге, пошёл по комнатам отлавливать и отстреливать прочих божьих тварей.
Маленькую старушонку приложил около печки, где она, вероятно напрочь глухая, всё ещё продолжала что-то там суетиться. Женщине средних лет, жавшейся к стене комнаты и поводившей дикими глазами, выстрелил прямо в лицо, превращая его в кровавую маску, навеки гася свет сознания.
Напоследок какую-то молодую, но неладную, неуклюжую девку, вытащил прямо из-под узкой кровати, схватив за торчавшую наружу щиколотку, и, приставив дуло к неестественно надутому пузу, пропечатал насквозь, навылет.
Так и бросил её корячиться на полу, придавленным пауком, решив, ради разнообразия, не добивать.
Вся неторопливая прогулка по дому заняла минуты полторы, максимум две. Фаза активности оказалась слишком короткой - застоявшийся адреналин даже не успел толком насытить и разгорячить кровь.
Ощутил слабое неудовольствие, переходящее в раздражённость и даже лёгкую злость. Следом возникло нетерпение. А за ним - острое желание подстегнуть, усилить эмоции.
Поскорее покинув жилище, двинулся прямо к забору. Легко перескочил через разделявший участки невысокий палисадник. Постоянно о что-то спотыкаясь, быстро преодолел огромный огород, вынырнув из кустов у соседнего дома.
Со всей силы двинул прикладом в окно. Пошурудил в образовавшемся отверстии дулом, дробя стекло, увеличивая дыру.
Внутри возникло беспорядочное движение.
- Что здесь, крысы?! – воскликнул так злобно, будто там в самом деле шарили крысы. И тут же принялся палить наобум, практически куда попало, ориентируясь по мечущимся во тьме звукам. Будто в слепом тире. Быстро перезаряжаясь и продолжая поспешно тыкать на гашетки. Испытывая странное злорадное веселье.
Изнутри всё явственнее доносились вскрики, стоны раненных. Поразительно, сколько же народу набилось в несчастной комнатушке? Целый цыганский табор там ночует или что?.. Успевай только отбрасывать стрелянные гильзы и вставлять на их место свеженькие патроны.
В какой-то момент вой внутри будто достиг критической точки, вызывая в мыслях пресловутое пение грешников в аду, а затем, наконец, всё замерло - ни звука, ни шороха.
Но продолжал машинально палить какое-то время, даже когда внутри окончательно стихло – огненные вспышки, коротко озарявшие темноту, казались хороши сами по себе.
Отвоевавшись, до основания разворотил окно и забрался, через подоконник, внутрь комнаты.
Под ногами слабо хрустнуло стекло.
Пронизанный гарью воздух комнаты стало сразу же разъедать чем-то сладковатым, приторным, тошнотворным. Сквозняк, скрупулёзно просачивавшийся сквозь разбитое окно, лишь ускорял процесс разложения.
Не дожидаясь, пока кровь начнёт затекать под ноги, сделал несколько стремительных шагов и, нащупав ручку, вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь.
Коридор сельского дома оказался непривычно узким и длинным. По бокам виднелись проёмы ещё каких-то комнат или, возможно, чуланчиков. Но проверять, есть ли там кто – не стал. Какой смысл?
Снял дверную цепочку со стены в конце коридора, открывая проход. Вышел на веранду и только там уже, намацав позади висевшей вдоль стены рабочей одежды выключатель, врубил свет.
Тусклая лампочка, слабо моргнув, осветила нищенскую кухонную обстановку.
На застеклённой террасе парил свежий ночной воздух, насыщенный запахом чего-то сочного, вкусненького.
Тут только, подсознательно высматривая хоть какую-то пищу, подметил, что тело бьёт мелкая дрожь, а во рту скопилась обильная слюна.
Прислонил карабин к двери. Вернулся к столу, выискивая стряпню.
На столе, стульях и прочих кухонных поверхностях стояли глубокие тарелки, накрытые, вместо крышек, мелкими. Окружающее пространство было, казалось, переполнено этими разнокалиберными посудинами.
Принялся открывать все тарелки подряд, обнаруживая в них нечто несъедобное - то перец горошком, то лавровый лист, то какие-то пахучие, но сухие растения.
Краем глаза заметил на стоявшей в углу газовой плите большую сковороду. Откинул алюминиевую крышку. Обнаружил внутри скукоженные кусочки мяса, помалу индевевшие в толстом слое жира.
По-видимому, остатки ужина большой семьи.
Не желая возиться с приставленным к плите газовым баллоном, принялся извлекать из вязкого желе холодные комочки, сведёнными от напряжения пальцами. Жадно пережёвывая и поглощая один суховатый прожаренный кусок за другим.
Опустошив пательню, стёр с чугунной поверхности, шматом обнаруженного на столе подсохшего бородинского хлеба, остатки жира и отправил пропитанную студнем мякушку в рот, удовлетворённо причмокивая.
Удивительно даже, насколько, оказывается, проголодался.
Расслабленно присел на деревянную табуретку, облокотившись о давно небелёную, потрескавшуюся стену. Желая приятно перевести дух. Дожидаясь, пока прекратится голодная дрожь в руках.
Слегка переведя дыхание, довольно осклабился - вечер, безусловно, удался.
Впрочем, хищнику не пристало слишком уж задерживаться на одном месте. Опасно. Пришла пора рвать когти.
Но, напоследок…
Прихватив сковородку, дожёвывая по пути остатки мяса, вернулся в большую комнату. Нащупал на стене выключатель.
Когда свет лампы озарил помещение, бегло обозрел деяния рук своих - душа мгновенно наполнилась эйфорией окружающего кровавого хаоса.
Налюбовавшись, вернулся в веранду. Небрежно бросил на зазвеневший бьющимися тарелками стол опустошённую сковородку.
Немного повозившись с незнакомой хитромудрой задвижкой, удовлетворённо выскользнул на улицу, в прохладную августовскую ночь.

Стоило им только выйти из подъезда и оказаться под кротким сентябрьским солнцем, как жизнь сразу наладилась.

Будто и не было недельной разлуки. Не было недовольного, явно с похмелья, мужчины на третьем этаже, раздававшего, во время прощания с ребёнком, никому не нужные идиотские указания; огорошившего напоследок грубым заявлением:

- В восемь чтобы был дома, ясно? А то завтра хрен поднимешь тебя.

До восьми ещё прорва времени - у них целая мини-жизнь за пазухой! Можно делать что хочешь, как хочешь, сколько хочешь… ну, почти.

Взявшись за руки, поспешили прочь от затенённой старыми вязами пятиэтажки к светлому пятну остановки, где весело звенели трамвайчики, зазывающие случайных путников в «Луна-парк», приютившийся на местной «Лысой» горе буквально в паре остановок.

Аттракционы, разбросанные по урочищу беспорядочным каскадом, виднелись издали. Причудливо изгибалась в вышине, чуть пониже плешивой верхушки, среди клёнов и берёз, американская горка. Осминожная карусель на пологом пустыре, практически по центру холма, плавно колыхала огромными шупальцами. Колесо обозрения, заякоренное у подножия склона, неторопливо крутилось, возносясь и над сборищем разнородных качелей-каруселей, и над высокими еловыми кронами.

В основании холма полукруглой цепочкой растянулись вагончики, декорированные под цыганские кибитки. Подступы к территории парка предваряли давно покрывшиеся плесенью списанные лодочки, вышедшие из строя машинки, обломки прочего металлолома.

Чем ближе ко входу, к пышно украшенным, широко распахнутым дверям, напоминавшим ведущие в иномирье сказочные врата, тем сильнее воздух насыщали особые, ни с чем не сравнимые, ароматы: в благоухание сахарной ваты проникал дымный привкус тира, а сладкий запах слегка подгоревших ватрушек и пряные пары фруктовых газировок сочетались с душком проржавевших механизмов.

Изнутри доносился многоликий шум: радостные крики, а иногда плачь чем-то огорчённой малышни; тяжёлый скрип отживших своё агрегатов; ленивый перестук винтовок и эхом отзывавшихся им, насквозь пробиваемых пульками, жестяных банок. Звучало «Русское» радио.

Приобретя в кассе у входа на специально отложенные для этого деньги горсть жетонов и пачечку пластиковых билетов, принялись, целиком отдаваясь наслаждению, неторопливо их использовать: паровозик, лодочки, пожарная машинка, полицейская машинка, машинка скорой помощи… маленькая цепочная карусель… прыжки на батуте…

И, главное лакомство - кондовый советский автодром с электрическими драндулетами.

Когда оператор полигона, после того как все желающие прокатиться расселись по местам и пристегнулись, замкнул токовую цепь - разбросанные по периметру крытого помещения автомобильчики, напоминавшие увеличенные детские туфельки, разом дёрнулись с места и, одни раньше, другие позже, помчали по кругу: нетерпеливо зудя, проворно скользя по чёрной гладкой поверхности. Проволочные гребни тонких штанг, установленных на задних бамперах машинок, тут же заёрзали по металлической сетке под потолком, вызывая над головой короткие пляски молний.

Марина, закусив губу, давила будто заправский водитель на газ, яростно круча рулём.

Постоянно забывая о педали тормоза, она раз за разом врезалась то в чужие «туфельки», то в амортизационные ограждения площадки, каждым таким нелепым толчком неизменно вызывая заливистый хохот сына.

Хотя столь бурное проявление чувств было для него не слишком-то характерным, стоило только приключиться очередному бестолковому удару, при явном намерении женщины столкновения избежать, как у ребёнка вновь возникал смех до колик.

Немного отдышавшись от аварийного автодрома, прокатились напоследок на лебедях. Сделали это уже скорее по настоянию Марины, чем желанию сына – женщине тоже захотелось ненадолго ощутить себя ребёнком, возродить малышовые ощущения. Настолько запали в душу захватывающие подъёмы и спуски похожей карусели чехословацкого «Луна-парка» из её собственного детства.

О настойчивости своей, однако, быстро пожалела: кабинка то низвергалась столь низко, что они с трепетом проносились чуть не над головами гуляющих, то вздымалась столь высоко, что малыш нервно жался к маме, пугаясь высоты... которой она и сама, откровенно говоря, опасалась. Так что ей оставалось лишь обнимать сына, мысленно крепиться, и стараться быть смелой за обоих.

Покончив с головокружительными аттракционами, переключились на более спокойные, усидчивые развлечения, гораздо больше привлекавшие ребёнка.

Вначале он долго корпел над фонтанчиком детской рыбалки, выхватывая из воды и складывая в маленькое ведёрко пойманных на магнитный крючок пластиковых рыбок, а затем ещё более настойчиво и тщательно раскрашивал разноцветной гуашью глиняную фигурку попугая, добиваясь в своей работе такого же яркого эффекта и точной передачи цветов, как на прилагавшейся к статуэтке пёстрой картинке.

Настолько странная, не характерная ни для Марины, ни уж тем более для мужчины, недавно с ругательствами выпроводившего их из дому, старательность в сыне, поражала до самой глубины души.

«Отработав» запланированную программу и немного утомившись от разнообразных переживаний, неторопливо посмаковали в уютном тенёчке клубничное мороженое, а затем потихоньку отправились пешком домой.

Раскрашенного вручную попугайчика мальчик нёс сам, ни на миг не выпуская полиэтиленовый кулёчек с безделушкой из рук.

Прогуливаясь по длинной каштановой аллее, раздавливали подошвами больших и маленьких босоножек многочисленные ёжики-паданки. Извлекали на свет божий нежно-гладкие, только-только лишившиеся оболочки, сочно-коричневые плоды.

Собирали их горстями, складывали в кармашки. Бросали, будто камешки, в висевшие на нижних ветках лопнувшие лохматые оболочки, пытаясь сбить, но отчего-то раз за разом промахиваясь.

Так, потихоньку, добрались до родной высотки.

Очутившись дома, ребёнок осторожно поставил попугайчика на комод под телевизором и, сразу о нём позабыв, попросил поскорее включить мультики.

Каждый раз оказавшись у Марины, он смотрел их столь жадно и с таким повышенным интересом, будто в этом самом обыденном удовольствии ему постоянно отказывали. А тут, у мамы в гостях, можно наконец и оторваться.

Включив нужный канал, женщина привычно прикрыла оконные шторы, отсекая назойливый уличный свет, чтобы изображение на экране виднелось чётче.

Сын сразу же прикипел к телевизору, даже не пожелав скинуть уличную одёжку. Лишь когда испарина проступила у него на лбу, Марина решилась таки переодеть ребёнка во что-то более лёгкое и просторное… однако любым посторонним действиям над собой он машинально сопротивлялся.

В конце концов, совмещая ласку с некоторой твёрдостью, ей удалось стянуть с мальчугана коричневые штанишки, плотную футболку и тесные трусики. Натягивать же на сжавшегося, голенького ребёнка, хлопковую майку и свободные шортики пришлось с удвоенным усердием.

Во время одевания Марина внезапно заметила у сынишки огромный, растянувшийся на всё левое бедро, лиловый синяк.

- Боже, где это ты так?! - испуганно воскликнула она.

- Та упал и ударился, - отмахнулся малец, заглядывая через плечо мамы в телевизор. Происходящее там интересовало его гораздо больше, чем лишние вопросы.

- Такой огромный... – заволновалась она. - Как умудрился?

- У дома, на лестнице. Скользко было.

Как могло быть в тёплую погоду скользко, Марина взять в толк не смогла:

- Но…

- Ничего. До свадьбы заживёт, - поспешно отвязался словами, взятыми явно с чужого голоса.

Причём отмахнулся при этом столь легко и беспечно, что она поневоле поверила и углубляться не стала.

- Ну, ты у меня и лётчик. Впредь будь осторожнее, ладно?

- Конечно, мам, - кивнул, не отводя взгляд с экрана.

- Начало второго, - отвлекла Марину другая мысль. - Наверное, пора покушать?

- Можно, - отсутствующе согласился он.

- Ты смотри тогда, а я скоро…

Неуверенно оглянулась на выходе из комнаты. Одно дело гулять вместе по улице, вечно отвлекаясь на посторонние впечатления, совсем другое – надолго остаться вдвоём с заметно повзрослевшим, редко виденным ребёнком. Отчего-то чувствовала себя наедине далеко не так решительно, как надо бы; как вроде бы положено маме. Робко спросила:

- Пообедаешь на кухне, или?..

- Лучше здесь.

- Хорошо, - согласилась безропотно.

Принесла, вскоре, полный поднос еды ему прямо на диван:

- Вот, держи!

Картофельное пюре, порезанная на кусочки отбивная. Салат, заправленный сметаной: мелко крошеные огурцы, помидоры, капуста. Чашка пахучего цветочного чаю с мёдом.

Ничего особенного.

На овощи в салатнице сын посмотрел с превеликим сомнением. Чашку окинул беглым взглядом и, похоже, навеки предал забвению. Закинул в рот кусочек мяса, взялся за ложку. Принялся неторопливо наминать картошку, изредка закусывая отбивной.

Обедал медленно, большую часть времени сопереживая героям очередного мультфильма, лишь периодически возвращаясь к еде.

Пока телевизор голосил, а ребёнок тихонько кушал, Марина взяла в руки телефон, пролистнула новостную ленту - чего там в мире происходит-то вообще? Нет ли какой бури на горизонте, грозящей нарушить хрупкое спокойствие её маленького, с горем пополам уравновешенного, мирка.

- Ого! – воскликнула, вникая в прочитанное, - Представляешь, на сегодня прогнозируют землетрясение. Возможно три-четыре балла - довольно сильное... как для нашей местности, - но сразу же засомневалась, - Это, наверное, не точно...

Сын и ухом не повёл.

- Землетрясение? – спросил отвлечённо, не выказывая ни малейшего интереса. – Когда всё ходуном?

- Угу.

Марину озарило внезапное воспоминание:

- А в моём детстве было землетрясение. Да ещё какое. Помню, мама тогда так испугалась! Мы схватили какие-то вещи, документы, выскочили на улицу. Там уже были все соседи, представляешь?! А папа… - сын перевёл на Марину взгляд, ожидая продолжения рассказа с неподдельным интересом, - нет, папу что-то не помню. - Смутилась женщина и внезапно осеклась. Пытаясь всё-таки собраться с мыслями и докончить развалившуюся по пути историю, лишь сделала от безысходности страшные глаза.

Ребёнок, не услышав яркого финала повествования, только недоуменно пожал плечами и вернулся к просмотру ТВ.

Марину же охватило странное ощущение.

- Наверное, мне это просто кажется? – вслух засомневалась она. В самом деле, мало ли в детстве возникало всяких фантазий. Вероятно, и землетрясения никакого не было, а она сама вообразила себе сейчас эфемерное воспоминание из разрозненных отзвуков прошлого…

- Не хочешь овощей? – внезапно пробудилась от сумятицы мыслей, растерянно заметив, что основное блюдо практически исчезло с тарелки, а салатница так и осталась нетронутой.

- Не-а.

Пожалуй, следовало убедить ребёнка кушать повнимательнее, а заодно заставить его съесть салат. Но из-за того, что обедать вместе приходилось не часто, она была не вполне уверенна в правомочности излишней настойчивости. Лишь мягко попыталась воздействовать на отпрыска убеждением:

- Но, сынок, ты такой худенький, может ещё немного поешь? Свежие овощи… - произнесла, ощущая неловкость от осознания бесплодности повторения азбучных истин, - так полезны…

Он посмотрел на салатницу с опаской, поковырял в ней немного ложкой. Перекривился:

- Точно нет.

- Хочешь, доложу ещё картошки?

- Ладно, - согласился, похоже, лишь бы только отстали.

- И немного отбивной, - присовокупила Марина, принося пару минут спустя тарелку с добавкой.

Малыш уверенно отделил ложкой одно от другого и неспешно принялся за картошку. Мясо доедать не стал.

- Можно воды? – попросил, доводя маму обыденной просьбой до тихого отчаяния.

- Вот же чай есть, – несмело возразила она, слегка притрагиваясь к наполненной чашке, – правда, холодный уже, но…

Но тут же перехватив нахмуренный сыновий взгляд, поспешила на кухню.

«Скорее всего, ему просто не нравится моя еда, - уверяла себя по пути. - Наверняка привык к другому…»

- Фруктов хочешь? – произнесла отчаянно, наблюдая как жадно осушает он чашку до дна. – Банан, яблоко?

Всё это было куплено специально для него на последние гроши.

Мальчонка неохотно согласился:

- Банан можно.

Очистив кожуру, нарезала плод на тонкие ломтики, как сын некогда любил.

В памяти поневоле всплыл пузатый малыш, с удовольствием уплётывавший кусочки банана… Давно же это было! Будто не с ними… а, может, и правда не с ними?

Ох, уж эти неуместные воспоминания… Тем более, память иногда подводит. Что-то там внутри Марины, как некогда ей объяснили, иногда срабатывает не так исправно, как должно, и потому реальность изредка слегка искажается, будто раздваивается. Из-за этого не всегда удаётся отличить фактический случай от случайной игры воображения. А с подобными, периодически возникающими реминисценциями, получается, вообще ни в чём нельзя быть вполне уверенной.

Малыш выбрал на тарелке и съел лишь несколько кусочков плода из тех, что поменьше. Остальные ломтики так и остались лежать нетронутыми, понемногу чернея.

- И это всё? – разочарованно протянула Марина. Её так и подмывало утвердить всё-таки своё, взрослое, но в очередной раз решила не нарушать создавшуюся между ними хрупкую идиллию. Достаточно ребёнку и одного «правильного» родителя с третьего этажа.

- Больше не хочу, - произнёс раздельно, грубовато даже, словно ощущая над мамой некоторую власть.

- Но…

- Можно ещё воды? – поскорее спровадил Марину, избавляясь от лишних вопросов.

Она поспешно вышла в коридор, автоматически прикрыв за собой дверь, оставаясь наедине с собственными мыслями.

Из-за волнения женщину немного трясло.

Всё не так, как должно. Всё-не-правильно. У её ребёнка не может быть таких диких синяков на теле. Её ребёнок обязан есть фрукты и овощи, а кроме обычной воды пить, скажем, чаи… соки. Слушать иногда маму. И не набрасываться с такой жадностью на мультики. И, помимо того…

Но Марина, подчиняясь существующим реалиям, быстро смирила свои чувства. Им обоим просто нужно больше времени; чуточку больше.

Ничего, она справится. Точнее, - поправила себя, - они справятся вместе. И тогда всё наладится… Обязательно наладиться!

От задумчивости плеснула в ёмкость слишком много воды. Возвращаясь в комнату с переполненной кружкой в руках, осторожно, чтобы не расплескать жидкость, толкнула дверь плечом.

Та распахнулась нарочито медленно, разрезая полутьму комнаты тонким, пронзительным визгом.

Малыш вскинулся с места и отчаянно задрожал. Словно что-то в нём мгновенно переключилось – он вдруг забыл и про телевизор, и про воду, и про маму… Про всё на свете.

- Включи свет! - воскликнул взволнованно.

Марина поспешно поставила чашку на пол. Сделала несколько торопливых шагов, стремительно пересекая комнату, и резко распахнула занавески, впуская в помещение первые отблески вечерней зари.

- Так лучше? – спросила, тревожно наблюдая, как сын испуганно рыщет взглядом по сторонам.

- Да.

Стараясь сохранять спокойствие, неторопливо вернулась за чашкой, пытаясь по пути приободрить ребёнка самым невозмутимым голосом:

- Ну, что ты, милый? Это же просто дверь, - повела ею туда-обратно, вызывая скрипение, подмечая странную реакцию сына на визгливый звук:

- Да, немного неприятно. Но ничего страшного тут нет. Я-то сама давно привыкла... – слабо улыбнулась она, - но надо будет, конечно, смазать.

Малыш немного успокоился. Впрочем, не до конца. Лёгкая неуверенность всё ещё сквозила во взгляде.

- Мне как-то приснилось, - нерешительно пояснил он, настороженно оглядываясь, как бы удостоверяясь, что рядом нет незримых свидетелей, - будто дверь со мной разговаривает.

- Понимаю, - согласилась Марина, присаживаясь рядом и нежно поглаживая напряжённую спину ребёнка, пытаясь пояснить своими словами то, что прежде множество раз втолковывали ей знающие люди. - Подобное часто случается во снах - предметы будто оживают. Это нормально. Со всеми… даже со взрослыми, знаешь ли… подобное случается.

Лёгкий мороз пробежал по коже Марины: «Особенно со взрослыми!»

- Во всяком случае – с некоторыми из них так точно. Ты не волнуйся, всего лишь сон. В реальности такого не бывает.

- Но было страшно! - продолжал настаивать на своём ребёнок.

- Само собой. Такова особенность кошмаров. Они выглядят как настоящие... до тех пор, пока ты не проснулся, конечно. Или не осознал их иллюзорную природу. На самом деле, плохие сны - норма. Типичная реакция мозга, аккумулировавшего за день массу разнообразных впечатлений, в том числе негативных. Иногда эти впечатления выливаются в необычные, бредовые видения... – Марина осеклась, осознав, что ребёнок больше не слушает. Похоже, слишком сложно для него и малоинтересно.

- Верни назад! – лишь махнул он рукой, вновь увлекаясь мультфильмом.

Женщина с удивлением обнаружила в руке пульт, при помощи которого машинально приглушила звук, когда вдалась в чрезмерные пояснения.

- Конечно, милый, - понемногу прибавила громкости, продолжая мягко поглаживать спину ребёнка.

Хотя сын быстро пришёл в себя и заметно успокоился, сама она не могла так легко утешиться. Слишком много мыслей, малоприятных воспоминаний… Размышляя о своём, проговорила совсем уж отрешённо и не к месту:

- Ты, кстати, так толком и не поел. Если чего вдруг захочешь - сразу скажи. Договорились?

- Да.

- Вот и ладно.

Задумчиво отложила пульт в сторону.

«В самом деле всё это как-то странно. С нею постоянно происходят знакомые ситуации. Слишком часто возникает ощущение дежавю. Будто она вечно ходит по кругу, - мысли внезапно сделали скачок. - А вот сын такой серьёзный, почему он почти всегда такой серьёзный? - рассеянно понаблюдала за ним со стороны. - Разве не удивительно для шестилетнего ребёнка постоянно быть угрюмым и задаваться всякими мрачными вопросами? Даже дверь, вот, у него разговаривает!»

Поневоле опять вспомнила того милого, беззаботного малыша из прежней жизни.

«Впрочем, - и острая боль осознания тут же сдавила сердце. - Известно почему».

Неужели ему это от неё передалось?!

Чувство вины проникло в душу ядовитой каплей. Марина постаралась поскорее эту каплю мысленно из себя выдавить – ни к чему, обучали её, вбирать в себя то, с чем не можешь самостоятельно справиться. Да и точно ли тут целиком её вина?

«Нет, - вспомнила с облегчением, - не её. Во всяком случае - не только её.»

Однако с последствиями то ли «ничьей», то ли «всеобщей» вины приходилось теперь как-то жить, и как-то с ними мириться.

Думая о своём, пытаясь мысленно дистанцироваться от безрадостных жизненных моментов, непроизвольно вовлеклась в происходящее на экране.

И её внезапно затянуло.

Наблюдая по телевизору странное, ненатуральное, но столь привлекательное в своей чистоте и незамутненности мультяшное инобытие, прониклась даже лёгкой завистью. Ведь было в мультфильме кое-что чрезвычайно притягательное: самые разнообразные существа преспокойно уживались там друг с другом. Их будто не касалась непреодолимая в реальной жизни несхожесть – они её, кажется, вовсе не замечали. Даже некоторая, заметная стороннему зрителю, неполноценность отдельных персонажей выглядела в анимационном пространстве добродушно и по-своему забавно – «странненькие» ни на миг не выпадали из местной жизни, а были её равной составной частью.

В том иллюзорном мире, будто олицетворявшем наилучшие из фантазий, каждый герой, даже самый убогий и незначительный с виду, находил в конечном итоге своё надлежащее место.

Начиная незаметно для себя сопереживать диковинным персонажам, Марина будто становилась помалу частью чего-то большего, высшего, истинного...

В какой-то момент действие на экране заворожило обоих – и маму и сына. Хотя они просто сидели рядом – голова ребёнка склонена ей на плечо – но этого казалось вполне достаточно. Женщину понемногу переполнило ощущение сердечной близости, сопричастности, настоящего единения. Всего того, чего ей обычно не хватало, по чему она так скучала долгими одинокими вечерами вдали от малыша.

Пока оба они, затаив дыхание, наблюдали кульминацию мультяшного действия, солнце за окном утонуло в закате, а комнату залил миражный полумрак.

Приближалось время расставания.

- Будешь чего-нибудь? – помалу оттаивая от впечатления, произнесла Марина первые пришедшие на ум слова.

Но напомнив самой себе то ли заезженную пластинку, то ли нудную мамочку, какой ей вовсе не хотелось быть, настаивать поначалу ни на чём не стала.

- Воды, – произнёс сын, явно находившийся под сильным впечатлением от финала картины. Думавший какие-то глубоко личные, скрытые от неё, своеобразные думы.

- Опять воды? – протянула Марина разочарованно, - Так у нас ещё сок есть. Маленький, с трубочкой, как ты любишь… как раньше любил, – поспешно поправила себя, - Яблочный, вишнёвый, персиковый… будешь сок?

- Воды…

- А хочешь, - оживилась она, пытаясь изо всех сил преодолеть такое дивное спартанство, - чай сделаю, особенный: «Каркаде» называется? По вкусу – прямо компот, только лучше.

- Нет, мам, – внезапно раздражился малыш, – Просто дай уже воды!

Женщина оказалась не готова к подобной резкости, потому сразу сдалась и поспешила на кухню.

- Спасибо, - поблагодарил он, жадно отхлёбнув из стакана.

- Можем ещё что-нибудь посмотреть, – примирительно сказала Марина. – Только если короткое.

- Давай! – обрадовался малыш.

Когда всё же пришла пора собираться, ребёнок стал чрезмерно ластиться, явно не торопясь уходить.

- Но пора идти, - пояснила Марина с болезненным сожалением.

Малыш поднял голову от её бедра, служившего ему какое-то время подушкой, и спросил осторожно, недоверчиво:

- Мам, а можно я останусь? – глаза его в сгустившейся темноте светились по-особому.

Едва не разрыдавшись от затопившей её внезапно нежности, Марина с трудом взяла себя в руки. И как тут, спрашивается, ребёнку всё объяснить?

Попыталась как смогла:

- Мне бы этого очень хотелось, правда! Но, пока нельзя... – пояснила, поглаживая и разреживая пальцами коротенькие волосики у него на голове, - Если будем соблюдать правила посещений… некоторые правила… то со временем сможем видеться чаще, а там, глядишь, понемногу всё устаканится, и вот тогда уже!..

Она боялась даже мысленно представить себе подобное счастье, но опасаться собственных желаний нельзя – так, по крайней мере, её учили. Наоборот, лелеять нужно. Более того, как можно настойчивее визуализировать, проникаться ими, и к их выполнению всецело стремиться.

Женщина преодолела внезапно охватившую её неуверенность:

- Надо потерпеть, сынок. Ещё самую малость!

- Пора переодеваться значит? – неожиданно легко смирился он с невозможностью остаться.

- Да, самое время, - согласилась Марина, поражаясь его внезапной рассудительности. - Мы и так припозднились. Папа говорил – в восемь.

Поспешно собрались. Взгляд женщины, выискивавший напоследок, ничего ли случайно не забыли, упал на комод:

- Попугайчика заберёшь с собой?

Малыш слегка нахмурился:

- Нет, лучше пусть у тебя.

Марина согласно кивнула. Отчего-то ей тоже подумалось, что попугаю «там» могут оказаться не слишком-то рады.

- Хорошо, пусть. Только знай - он всегда будет ждать тебя здесь, на этом самом месте.

Произнесла так, будто в мире действительно существует что-то постоянное, незыблемое. Хотя на самом деле - вещица, внезапная ставшая для неё довольно важной, сыну в следующий раз может показаться уже штукой давно пережитой, пройденной, несущественной.

Лишь она, мама, будет чем дальше, тем больше сохранять в воспоминаниях ценность каждого подобного творения, а он, в ускоренном детском развитии, всех этих «попугаев» быстренько перерастёт и забудет.

Оказавшись на улице, Марина торопливо потянула сына за собой – они сильно опаздывали.

- Не спеши так! – воспротивился он, – пойдём лучше потихоньку.

- Ладно…

«В самом деле, что здесь такого? Он ведь не с кем-нибудь, а с нею. Ну, задержались немного – ничего особенного» - успокаивала себя, хотя сердце странно колотилось, не доверяя собственным мыслям.

Чтобы унять тревогу, нарочито замедлила шаг, пытаясь переключить внимание, отдаться окружающему миру, нащупать внутри себя некую точку гармонии.

Сумрачная улица поначалу показалась по-своему не менее дружелюбной, чем утренняя. Дневной зной отступил, а ласковый прохладный ветерок приятно обвеивал тело...

Ночной трамвай - словно озарявшая темноту передвижная праздничная гирлянда - медленно выплыл из-за угла, отрадно перестукивая колёсами и тихонько позвякивая.

Проехав несколько остановок в уютном пустынном салоне, молча пошли под редкими фонарями к дому, держась за руки.

Внезапно ёжик перебежал им тропинку и, обнаруженный, прижался испуганно у самой тёмной полоски травы...

- Это, пожалуй, на удачу! – воскликнула женщина, обрадовавшись совпадению, приседая рядом со зверьком.

Но сын отчего-то не разделил её энтузиазма. Пока она, стараясь привлечь ребёнка разделить радость, пыталась осторожно погладить иголки, в нём наоборот всё явственнее пульсировала смутная тревога.

- Что такое, милый? – произнесла Марина, внезапно почуяв неладное, тут же забывая о зверьке. Быстро осмотрелась вокруг, пытаясь понять происхождение охватившего сына беспокойства - а он напряжённо оглядывал тёмные верхушки деревьев.

Причина стала ясна практически сразу – в вышине играл ветер, совершенно не ощущаемый на земле. Далёкие кроны тополей мощно колыхались. Густые тени отплясывали чертянку на фоне ночного неба.

- Мам, пойдём скорее! - безотчётно дёрнул он её за руку:

- Ты же, вроде, не хотел торопиться? – попыталась она его мягко сдержать.

- Эти деревья, – пояснил малыш. – Такие жуткие.

- Жуткие? – вслух удивилась Марина. Но внутренне вынуждена была с таким определением согласиться. Однако постаралась поскорее рассеять нараставший иррациональный страх: как ребёнка, так и собственный.

- Нет, послушай, с чего ты взял? Это же просто деревья, - во всяком случае, ей самой хотелось в сказанное верить. - Да, правда, в темноте, со странными очертаниями, они выглядят слегка зловеще... но это только так кажется. На самом деле - обыкновенные деревья. И ничего более.

«И ничего более» - зазвучал чем-то знакомый, уверенный голос в голове. Ободряющий, успокаивающий, настойчивый… Этот мимолётный отголосок прошлого показался неприятным - она будто не сама за себя говорила, а лишь отзеркаливала в нужный момент заложенные в сознание чужие фразы.

- Пожалуйста, мам!

Они поспешили к приземистому кирпичному зданию, которое будто впитывало окружающую темноту, сливаясь с нею.

Взобрались по лестнице на слишком хорошо знакомый третий этаж – где окурки, бутылки и разводы от плевков повсюду. Нерешительно позвонили в дверь.

Мужчина встретил их хмуро. Он давным-давно опохмелился и успел дойти до той кондиции, когда нет ни малейшего смысла даже пытаться придерживаться приличий.

- Ты время видел?! – сразу накинулся на мальчика, впуская его в квартиру.

Хотя именно Марина привела ребёнка поздновато, но женщину, как и прежде, он полностью игнорировал. Продолжая ругаться, резко толкнул дверь, намереваясь захлопнуть её одним движением, будто и не было вовсе никакой Марины у порога. Но дверь закрылась неплотно, так что сквозь широкую щель на всё парадное громко разносилось происходившее внутри.

Нетвёрдо спускаясь по лестнице, невольно вслушиваясь в то, как отец честит сына, Марина ещё сильнее корила себя, что не смогла вовремя с ребёнком расстаться. Ведь приди они буквально на час раньше – день так и остался бы для обоих редким чудесным воспоминанием, а отдельные смутные моменты просто забылись бы со временем…

Но теперь всё хорошее, что с ними за этот выходной произошло, разом опошлилось, низвелось до крайне убогой степени. Более того - вменилось обоим в тяжёлую вину.

Ребёнок, не выдержав обрушившихся на него огульных обвинений, горько разрыдался.

Первым порывом женщины было броситься обратно, накричать, обругать, отобрать… вызвать полицию, сделать хоть что-нибудь! Но тут же вспомнила о шатком своём положении и обречённо продолжила путь вниз по лестнице.

Странным показалось то, что несмотря на доносившиеся из квартиры ругательства, стылое пространство подъезда оставалось мертвенным, беззвучным - дом сонно притих, будто готовясь к вечному забвению. Разбирательства соседей явно не слишком-то беспокоили местных жителей. Никто, похоже, не обращал здесь особого внимания на происходившие в чужих клетушках склоки.

В самом деле - какой смысл вслушиваться в пронзительный стон межквартирных перегородок?

С трудом преодолев короткий лестничный пролёт, женщина шагнула было на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей вниз... как вдруг одна из дверей второго этажа слегка, самую малость, вздрогнула.

Словно попытавшись поскорее открыться, она, вероятно разглядев в тот же самый миг подслеповатым глазком неуверенно спускавшуюся навстречу женщину, тяжело вздохнула всем своим ветхим деревянным телом и беззвучно вернулась обратно в створ.

Марина от этого слабоуловимого движения слегка попятилась. Застыла у окна лестничного пролёта.

«Мне как-то приснилось...» - прозвучало в голове другое, недавнее, воспоминание...

- Мама! – тут же донёсся сверху пронзительный, полный отчаянья голос.

Сын, похоже, умудрился выскочить в приоткрытую дверь. Вырвался на миг из застенок, ещё вероятно на что-то надеясь...

- Ты куда это собрался! – тут же прозвучал в ответ грубый мужской возглас.

Отец, поймав мальчонку за шкирку, рывком затянул его внутрь квартиры, плотнее затворив входную дверь.

К прежним ругательствам сразу присовокупились приглушённые новые.

А дверь этажом ниже вновь повела себя положительно как живая - она слегка задрожала, явно проявляя нетерпение - ведь сладостные крики сверху немного стихли и уже не звенели так звонко на весь дом, зато ещё сильнее привлекали и притягивали. Однако из-за невольной помехи в виде женщины, невозможно было ими вполне насладиться.

Марина так и застыла между вторым и третьим, будто пригвождённая к месту - окрик ребёнка слишком болезненно в ней отозвался. На миг ей даже привиделось, будто из прошлой, давно забытой, за семью замками заколоченной жизни, возник внезапно занесённый над головой кулак и эхом разнеслось на весь подъезд угрожающее восклицание:

«Я сейчас выбью из тебя эту дурь!»

Видение на миг всплыло в сознании и тут же испарилось, но порождённый им страх никуда не исчез. Наоборот, лишь сильнее укоренился внутри.

- Пускай эта ненормальная ни черта не соображает, - продолжал бушевать мужчина сверху, подливая пьяным криком масла в огонь, – ты же у меня разумный парень?!

«Ну, поругает и успокоится, поругает и успокоится» - то ли уговаривала Марина саму себя, то ли молила всех известных богов; дрожа у окна, напряжённо прислушиваясь к доносившемуся из квартиры душераздирающему шуму.

А дверь внизу, особо уже не таясь, во всяком случае, не сильно обращая внимание на случайную свидетельницу, со слабым, но пронзительным взвизгом, приоткрылась.

И будто змея тихонько заползла в сердце Марины, навеки там поселяясь.

Дверь приоткрылась достаточно, чтобы звуки сверху лучше проникали внутрь, но недостаточно, чтобы разглядеть со стороны кто... либо что... скрывается за порогом – в образовавшейся узенькой щёлочке зияла лишь густая чернота.

У Марины перед глазами всё закружилось. Ткань реальности готова была вот-вот разорваться с треском, грозя обрушиться на голову обломками нависшего сверху тёмного небосвода; намереваясь погрузить женщину в хаос окончательного безумия.

«Дышать, дышать, не поддаваться!» - слабо-отчаянно сопротивлялась она.

Казалось, всё вокруг качается и плывёт. Лестницы так и вовсе пошли ходуном. А дверь снизу размеренно заколыхалась, разве что не поскрипывая от удовольствия.

Женщина больше не могла разобрать суть доносившихся сверху криков. Зато с нараставшей паникой заворожённо наблюдала ритмично подрагивавшую дверь снизу - тьма слаботочила сквозь узкую щёлочку, мало-помалу истекая на лестничную площадку иссиня-чёрными чернилами, расплываясь вокруг половичка потёками-щупальцами. Марина невольно прижалась к стене, готовая, кажется, закричать от охватившего её первобытного ужаса…

Когда внезапно всё прекратилось.

Голоса на третьем этаже резко стихли, успокоились. Марине даже почудилось, будто слышит уже спокойный, вполне жизнерадостный и просветлённый голос ребёнка, привычно пересказывающий угомонившемуся отцу перипетии дня.

Дверь на втором, в свою очередь, перестав дрожать и колыхаться, удовлетворённо захлопнулась, еле слышно хрупнув железным замком; дополнительно защёлкнувшись на парочку цепочных застёжек.

Окружающий мир понемногу успокоился, приобретая обыденный вид, хоть и казался всё-ещё несколько напряжённо-настороженным. Низкий небосвод, недавно готовый было обрушиться, вдруг оказался незыблемым лестничным пролётом.

В тот же миг Марину словно отпустило. Вновь ощутив присутствие души в теле, бросилась, стараясь как можно более бесшумно спускаться по ступенькам, вниз по лестнице.

«Живее, живее на улицу. Дышать!»

Распахнула, наконец, дверь, ведущую в тёплую, прогорклую осень; выскочила на улицу.

Оказавшись на свежем воздухе, в пахучей пульсирующей темноте, облегчённо прижалась спиной к парадной двери, оседая у входа на слабых ногах.

Безлунный мир на миг качнулся перед глазами, будто от финального всполоха землетрясения, но тут же вернулся в прежнее уравновешенное состояние.

«Вот так, давай теперь, - уговаривала женщина саму себя, намереваясь оторваться от опоры, словно заново учась ходить, – шаг за шагом, шаг за шагом…»

Оттолкнувшись от двери, постаралась как можно более спокойно и уверенно ступить вперёд. Однако ноги, не послушавшись команды, сразу подкосились.

Будто незрелый ребёнок, Марина, слабо охнув, жалко скатилась вниз по пятиступенчатой лестнице. Досадно при этом проехавшись левым бедром по острым краям буквально каждого порожка.

«Ну, ты у меня и лётчик!» – подумала про себя, кое-как вставая с асфальта и поглаживая ладонью сильно ушибленное бедро; размазывая кулачком по щекам прорвавшиеся было непрошенные слезы.

Понедельник, как известно, день тяжёлый, тем более у торговцев перед Новым годом, так что объяснение с Таней решил отложить, но ненадолго. Затягивать в подобном деле – только приумножать внутренние сомнения.
К вечеру вторника, стараясь вовремя освободиться и поскорее покончить с валом заказов, лишь сильнее в них увяз. Офис покинул едва не последним, в сердцах бросив незаконченное на завтра. Не желая дальше жить одними надеждами, поспешил вслед за ушедшей ранее женщиной.
Думал уже не успею Таню догнать, но к счастью её задержал во дворе наш лучший экипаж: молодой водитель и старый экспедитор. Даже не подозревая о том, что чуть не подвели меня ненароком на той неделе под монастырь, они теперь запросто болтали и пили с женщиной кофе у самого шлагбаума, чуть в стороне от заведённого фургона. По-видимому, напитком её угостили тоже они.
Значит и с ребятами Тане удалось найти общий язык! Почему-то всегда полагал, будто остальные сотрудники офиса относятся к курьерам с пренебрежением.
Сзади к фургону неспешно подкатила легковушка. Парни срочно побросали стаканчики в мусорку у будочки разводчика и поторопились в кабину, чтобы освободить проезд, а женщина помахала им на прощание и, стараясь не пролить недопитый напиток, стремительно поднырнула под начавшим подниматься шлагбаумом, сразу оказавшись на тротуаре.
Я поспешил через проходную.
- Таня! - выскакивая на улицу, позвал быстро удалявшуюся в направлении станции метро женщину.
Услыхав своё имя, она неуверенно остановилась и растерянно оглянулась.
- Подожди!
Таня разглядывала меня издали чуть не испуганно.
Пока добежал, весь задор куда-то улетучился. Хотя сам толком не знал, как лучше повести разговор, для начала общения у меня были заготовлены фразы, типа: «не сильно спешишь?», «ты на метро?», «давай немного пройдёмся?». Но все они внезапно выветрились из головы.
Настигнув женщину, я сказал первое пришедшее в голову, непонятно откуда взявшееся:
- Ты знаешь, что на той стороне дороги находится выставка ледяных фигур? Мы каждый день тут ходим мимо и даже не замечаем, а люди из разных концов города специально приезжают посмотреть. Представляешь?
Таня удивлённо приоткрыла рот. Она явно не ожидала от меня подобного поведения и подобных слов.
- Что скажешь? - продолжил менее уверенно. - Может, пойдём взглянем?
- Можно, - нетвёрдо согласилась она.
- Так пошли! - воскликнул, увлекая её за собой.
Она осторожно взяла меня под руку и, несколько напряжённая, долго ещё не отпускала.
Пройдя на территорию выставочного центра, мы словно оказались в небольшом сказочном мирке.
На дальнем плане в воздухе светился призрачный замок: остроконечные башенки из гирлянд и вытянутый донжон с циферблатными часами, стрелки которых двигались. На ближнем – мастерски украшенная высокая ёлка, вонзавшая сверкающий, как путеводная звезда, шпиль в ночное небо.
От вершины ёлки во все стороны тянулись яркие полосы гирлянд, создавая над головой нечто вроде огромного сияющего шатра. Позади наряженного дерева, перед замком, поблёскивали крупные ледяные статуи. Повсюду были установлены светодиодные фигуры: олени, белые медведи, снеговики, волки, зайчата, посеребрённые ёлочки - около которых охотно фотографировались детишки и взрослые.
По бокам огромной площади множились празднично декорированные торговые лоточки – издали привлекая покупателей аппетитными товарами и видимым уютом. А по парковым дорожкам выставочного центра разъезжал детский рождественский поезд на колёсах, отбывая периодически от главной ёлки и через какое-то время к ней же возвращаясь.
На пару мгновений даже застыл, разглядывая всю эту красоту.
- О чём замечтался? – с неуверенной полуулыбкой спросила Таня, когда я слишком уж замер в раздумье.
Окинул женщину нежным взглядом - вид у неё был несколько встревоженный. Что-то её явно беспокоило.
- О том, чтобы привезти сюда ребёнка. Ему наверняка понравится. Сто метров от офиса, но даже не догадывался, что тут такая красота. Пойдём, - попытался воодушевить Таню, - посмотрим поближе!
- Подожди минуточку, мне бы… - она нервозно оглянулась вокруг. Что-то надумав, указала в сторону магазинчика. - У них там наверняка есть глинтвейн. Хочешь по стаканчику? Капельку согреться…
- Отличная идея!
Действительно, почему бы не снять некоторое напряжение?
Бросая друг на друга осторожные взоры, мы неторопливо выпили пряный напиток. По телу вскоре побежало тепло, размягчая душу, наполняя её нежностью.
По глазам Тани стало видно, что она тоже слегка расслабилась. Да и на губах наконец-то заиграла привычная улыбка.
- Вот теперь пойдём.
Выставка производила впечатление. Вздыбленные непокорные кони, стылые огнедышащие драконы, заиндевелые олени, гордо помахивающие пышными рогами, практически прозрачные ангелочки… даже Дед Мороз со Снегурочкой.
- Гляди, какая карета! - поразилась женщина.
Карета действительно выглядела очаровательно – мерцающие в углах кузова фонари, драгоценная корона на крыше и мальчонка кучер, будто настоящий, на козлах.
- Как они это сделали? Столько деталей…
- Не знаю, но работа потрясающая! Так и хочется на неё взобраться. Ощутить себя Золушкой... Но, наверное, она не выдержит?
Я усмехнулся.
- Лучше не станем рисковать. Зато можем прокатиться на поезде.
Таня затаила улыбку.
- Думаешь, нас пропустят?
- Сама посмотри, там дети со взрослыми сидят. Значит и нам можно.
- Но мы-то без детей…
- Пустяки. Да и это пока. Кто его знает, чем та поездочка обернётся?
Она улыбнулась шутке довольно натянуто:
- Хорошо, давай попробуем.
Нас пустили беспрекословно. Вероятно, возрастных дурачков, желающих покататься в детском поезде, попадалось немало, так как билетёрша нисколечко не удивилась. Мы уселись друг подле друга в маленькой, не очень-то рассчитанной на двух взрослых человек, кабинке.
Пока ожидали отправку, на лбу от тесноты даже испарина проступила. Но как только поезд потихоньку двинулся, а красоты выставки неспешно побежали за окном и Таня, положив голову мне на плечо, сказала: «Здорово, что ты меня сюда привёл», я тут же забыл про любые неудобства.
Проехав освещённую часть, поезд свернул на тёмную сторону парка. Внезапно я осознал, что пришло подходящее время. Сейчас или никогда.
- Тебе ведь можно верить, правда? – не слишком удачно приступил к беседе.
- Естественно, – просто сказала она.
- И я тебе верю, – в голос проникла странная горечь. – Ты ни за что не предашь…
- Нет, конечно, – растерянно улыбнулась Таня, отрывая голову от плеча и заглядывая мне в лицо. Глаза женщины, отражавшие тусклый свет проплывавших мимо уличных фонарей выглядели обворожительно.
«К чему это, о чём ты?» - словно говорили они.
И тогда, не в силах оторвать взор от этих дивных глаз, я ей всё рассказал. О жене, о сыне. О том, что пью и никак не могу остановиться, хотя ужасно от этого устал. И о незапертом складе... и ещё о другом, менее значительном.
А она внимательно слушала и, казалось, всё понимала; сопереживала. Когда я замолк, потупившись сказала:
- Мне кажется, я давно уже обо всём догадалась. Пусть не обо всём, но о многом.
Мы немного помолчали. Затем, вероятно под воздействием момента, заговорила она. В общих чертах поведала о мучительных зависимых отношениях с женатым мужчиной, от которых ей удалось избавиться лишь тяжёлым усилием воли. О странно затянувшемся, после того случая, одиночестве. О том, как она далеко не сразу, но понемногу распознала во мне родственную душу и прониклась состраданием.
В минуту искренности, Таню будто смущало, что её проблемы слишком мелкие по сравнению… но мне, наоборот, каждое откровение казалось чрезвычайно важным и необычайно интересным. Вольно-невольно, восхищение женщиной только росло.
Открывать для себя другого, толком незнакомого прежде, человека, познавать его скрытые глубины - что может быть более захватывающим в жизни? Хотя период открытий длится недолго, зато увлекает и затягивает не на шутку.
Пусть даже со временем мы поневоле исчерпываем себя и становимся партнёру безынтересными…
Двадцатиминутная прогулка на поезде закончилась слишком быстро, мы с Таней так и не успели обсудить всё волновавшее душу. Не успели коснуться самого главного, хотя, пожалуй, только о нём и говорили, пусть даже без витиеватых фраз и громких признаний.
Нас высадили около ёлки.
- Давай минутку тут постоим, - попросила она, заглядываясь на блистающий шпиль. - Хочу загадать желание. Ты не хочешь?
- Можно…
Я попытался сконцентрироваться на собственных устремлениях, но мысли путались. Когда нужно было принять самое элементарное решение, начал думал то о Тане, то о себе, то о сыне; о прошлом, настоящем, будущем…
По итогу так и не смог родить ни одной осознанной мысли.
- Загадала?
- Да, а ты?
- Нет, - признался я. - Похоже у меня не вышло.
- Ничего страшного. Всё-равно сбудется только самое желанное, пусть даже невыраженное.
- Хорошо бы… - горячо прошептал, внезапно осознав, чего я сейчас на самом деле хочу больше всего. Слегка прижал женщину к себе, помышляя о хрупкой наготе, которую скрывает её пышная зимняя одежда…
Вскоре мы очутились на лестнице метро, у длинного поручня. Стояли слегка обнявшись - греясь и надеясь сохранить тепло эмоций перед расставанием. Мимо проплывала спешащая по своим делам толпа.
Пришла пора разойтись, но мы были не в силах оторваться друг от друга. Приятному вечеру словно не хватало какого-то завершения.
- Знаешь, такое ощущение, будто целый год я плыл сквозь шторм, никакого просвета не видя, и вдруг - солнечный берег!
- Но я ведь не берег, - с улыбкой пожурила Таня за такое сравнение.
- Несомненно. Ты лучше, гораздо лучше.
- Правда? - она откинула голову назад и посмотрела мне в глаза прямым взглядом.
Вместо ответа я осторожно приник к её губам.
Немного неловкий первый поцелуй уже не столь молодых людей, незаметно перешёл в глубокий, страстный и стал той самой высокой нотой, которой, казалось, недоставало.
«Как неожиданно, - пронеслось в голове. - Из простых, чуть не случайных знакомых мы буквально за пару часов стали близки друг другу. Так странно близки...»
Признаться, за всеми этими семейными проблемами я уже и забыл, какое удовольствие может доставить самый обычный поцелуй! Наслаждаясь обменом нежностями, захотелось обнять женщину покрепче. Нет, ещё крепче...
- Пусти, задушишь! - отрываясь от губ, полушутливо прошептала она.
- Ой, прости, - пробормотал, разрывая объятия, - это всё глинтвейн. Что-то мне так дало!
- Ну, конечно, - понимающе согласилась она, и вновь приникла к моим губам. - Завтра ещё погуляем?
- Обязательно!
- А как насчёт выходных? Может…
- Буду с ребёнком... - поспешно пояснил извиняющимся тоном. - Мы и так редко видимся, не хочу, чтобы малыш чувствовал себя лишним. Так уж повелось - на выходных мы с ним вместе.
- Ладно, - мягко согласилась она, - всему своё время.
- Но у меня, зато, есть идея получше. Как насчёт отметить Новый год вместе? Или у тебя планы?
- Хм, нет. Никаких особых... В смысле, только вдвоём?
- Естественно. У меня. Ты, я... телевизор, поздравление президента, бой часов, шампанское, обмен подарками... мягкий диван, и всё такое прочее, - не стал сильно увлекаться подробностями, отделавшись полунамёками.
- С кем встретишь, с тем и проведёшь? - по улыбке женщины стало ясно, что все намёки она отлично поняла.
- Очень на это надеюсь.
Ласково чмокнула в щёку:
- Какое заманчивое предложение...
- То есть, ты за?!
- Очень даже «за».
Всё так удачно складывалось, что ко мне вернулось шутливое настроение:
- Ну и отлично! С тебя тогда оливье.
От неожиданности Таня прыснула:
- Вот как?
- И вино.
- Ох, ты!
- Зато я сделаю курочку во фритюре и «дачный» салат. А ещё запеку душистую картошку с травками.
- «Дачный»? - удивилась она.
Посторонний разговор немного помог нам отвлечься от сильных переживаний. Остудил разгорячившуюся было кровь, успокоил готовые выплеснуться прямо на людях чувства.
- Ну, знаешь, - пояснил я. - Помидоры и огурцы нашинковать как попало, зелени ещё туда. Потом заправить маслом с лимончиком, слегка подсолить... Аромат и свежесть!
- Надеюсь, без чеснока и лука?
- Хм! Вообще-то с ними. Но в этот раз, так и быть, обойдёмся. Заменю копчёным лососем.
- А ты, оказывается, умеешь готовить!
- Умею и люблю. Иногда. Просто обычно на это нет времени.
- Ну да, ну да… как же.
Внезапно раздался телефонный звонок.
- Твой? - от неожиданности спросил я, и тут же опомнился, - а нет, это мой.
Звонила Лида. Пару мгновений, пялясь на экран, раздумывал, - отвечать или нет.
- Жена? - догадалась Таня.
- Угу.
- Так возьми трубку, вдруг это касается ребёнка.
- Ты права, иначе она звонить не станет.
Я принял вызов. Из динамика донёсся радушный голос Лиды, что само по себе было хорошим знаком – в последнее время она редко общалась со мной приветливо.
- Сможешь заехать сегодня? Панюша тебе хочет кое-что сказать.
- Правда? А что именно?
- Пока секрет, - кажется улыбнулась Лида.
Хм, похоже, Пашуня придумал себе стоящий подарок.
Я глянул на время - поздновато, но порезвиться чуток успеем. Увидеть лишний раз малыша было только в радость.
- Ладно, почему нет? Скоро буду.
Повесив трубку, пояснил Тане.
- Поеду недолго поиграю с малым. Время ещё есть.
- Хорошо.
Нежно потёршись носами, мы коротко поцеловались на прощание.
- До завтра, - сказал я, с трудом отрываясь от женщины.
- До завтра! - эхом отозвалась она.
Таня принялась спускаться по лестнице вглубь метро, а я поспешил на автобус.
Сорок минут спустя, мы с Пашуней увлечённо рассекали машинками по комнате, гоняясь друг за другом словно Молния Маккуин и Джексон Шторм. Переполненный позитивными вибрациями, я ощущал себя практически счастливым человеком.
Вместо Дениса, который дома отсутствовал, дверь открыла утомлённая Лида в знакомом домашнем халатике. Она молча пропустила меня в квартиру, лишь махнув рукой в направлении комнаты, мол, сын там тебя ждёт, а сама отправилась на кухню.
Когда мы с малышом совсем уж разошлись и в дело пошли истребители, танчики, солдатики, роботы-трансформеры да прочая военизированная техника, Лида незаметно вернулась в комнату и, прилёгши на диване, принялась неторопливо листать глянцевый журнал.
Лишь когда городок на полу подвергся окончательному разрушению я, утомившись от ползания по ковру, пересел на кресло. Протягивая к малышу руки, вспомнил:
- Так что ты хотел сказать, дружок? Зачем позвал?
Бросив игру, он как-то совсем по-детски проковылял по комнате и залез ко мне на колени. Молча потёрся волосами о щеку. Что показалось странным - обычно сын избегал объятий, а не тянулся к ним.
Лида отложила журнал и рассеянно глядела в окно.
Тишина затянулась.
- Что такое, Солнце?! - удивился я, ничего не понимая. - Ты чего?
То и дело посматривая на казавшуюся отрешённой маму, Пашуня произнёс прерывистым тоном:
- Мы возвращаемся домой.
Я слегка дёрнулся от неожиданности, но тут же взял себя в руки. Удивлённо взглянул на Лиду - правильно ли понял, не ослышался ли?
Она лишь натянуто улыбнулась, незаметно кивая в сторону ребёнка. Мол, не расстраивай... Как будто я мог его расстроить! Вслух разъяснила:
- Основные вещи я уже запаковала. Остались только игрушки. Машину вызвала на четыре в субботу. Поможешь перевезти? А Новый год встретим дома, как прежде. Все вместе.
«Будто ничего и не было», - словно хотела сказать она, но ничего такого, естественно, вслух не произнесла.
- Помогу, конечно, - я оглянулся вокруг, не совсем понимая на каком свете оказался. Попытался, словно утопающий, зацепиться за первое попавшее под руку спасательное брёвнышко. - Но... а что Денис?
- А что Денис?! - с некоторым вызовом спросила она.
Ну, да. Точно. Кто он им, в самом деле, такой?
- Пап, - настороженно прижал малыш голову к груди, словно нутром чуя напряжённость, - ты разве не рад?
- Наоборот, милый, - произнёс я, отчаянно его обнимая. - Это же самая лучшая новость на свете!

The end

2.

Проснулся не то чтобы испытывая сильное похмелье, но с тяжёлой головой. Поглядел одним глазом в окно – на улице темень, пропитанная густым туманом. Отключил будильник, дабы не названивал автоматически каждые пять минут и сунул голову под подушку, надеясь ещё немного подремать.
Но заснуть, пусть ненадолго, больше не удалось. В голове напряжённо крутились перипетии вчерашнего вечера: неловкие беседы с Пашуней, непонятные ссоры за дверью... не забыть, кстати, купить ёлку, чтобы завтра нарядить с ребёнком – это обязательно хотелось сделать вместе с ним… и потом, нет времени валяться, так можно опоздать на работу, а я не опаздываю, никогда не опаздываю…
Даже зарастая мхом, пытаешься из последних сил цепляться за старые привычки. Вот хотя бы следовать обыденному распорядку дня.
Мало-помалу заставил себя выбраться из постели. Выполняя типичные утренние процедуры, понемногу, как говорится, раскочегарился.
Поджарил на завтрак пустую глазунью, заварил крепкого чаю. Торопливо покушав, решил заодно сварганить себе чего-нибудь на обед.
Одна беда – в холодильнике кроме сыра и майонеза ни черта подходящего не оказалось. Видимо, остатками бекона я закусил ночью.
Всё же приготовил по-быстрому пару куцых бутербродов.
Лучше так, чем вообще ничего. Можно поесть в столовке, но лишних трат делать не стоило – впереди праздники, а потом куча выходных… деньги ещё ой как понадобятся.
Малость прикорнул лишь в автобусе, уткнувшись виском в стекло. К счастью количество людей в транспорте перед праздниками заметно уменьшилось, так что у окошка объявилось свободное местечко.
На нужной остановке вышел, ощущая себя довольно посвежевшим. По крайней мере в голове заметно прояснилось.
Только на пороге офисного центра мысли автоматически переключились с бытовых проблем на рабочие. Быстренько вспомнил о сегодняшней главной доставке, о вчерашнем товаре. О том, что надо не забыть по приходу положить ключи от склада на стол начальнику, пока они не понадобились кому-нибудь ещё…
И сразу похолодел: «А где, собственно, ключи от склада?!»
Как ни пытался, почему-то не мог вспомнить, куда их вчера закинул. Принялся лихорадочно рыться по карманам. Сумочка, джинсы, наружные карманы куртки, внутренние… ничего.
Тут меня прошибло осознание. Вчера я проводил ребят на улицу, к машине. Но назад, чтобы закрыть склад, не вернулся; только наружную дверь за собой захлопнул. Так торопился к малому.
Значит, помещение осталось открытым!
А там одна лишь кофеварка, брошенная чуть не на самом пороге, потянет на несколько тысяч долларов… только руку протяни и возьми. Потом ещё духовка, варочная поверхность. И куча разнообразной недешёвой мелочёвки чуть дальше, на полках.
Меня охватила внезапная слабость. Кое-как справившись с первым шоком, бросился через проходную.
Так и есть! Дверь склада оказалась распахнутой практически настежь, а наша тусклая лампа озаряла угол тёмного коридора. Да и ключи, вот же они – торчат из замка.
С прерывисто бьющимся сердцем сделал несколько последних шагов к проёму и заглянул внутрь, ожидая наихудшего.
Пару мгновений, прежде чем окончательно дошло, никак не мог поверить своим глазам. Насколько можно судить – всё на месте. Самые ценные вещи находились ровно на тех местах, где мы их вчера оставили. Да и на полках было по-прежнему кучненько, без проплешин.
Пронесло. Никто не покусился.
Надо же! А ведь тут постоянно крутится случайная публика. Вечно что-то подвозят, что-то увозят. Происходит практически бесконтрольный, несмотря на шлагбаум, круговорот грузовиков и людей.
Казалось бы, просто подгони машину поближе ко входу и по-быстрому, буквально за пару минут, перебрось в багажник всё что под руку попадётся…
Слава богу, чудеса случаются. Иначе пришлось бы мне, пожалуй, тотчас на нашей тусклой лампочке посреди разворованного склада и повеситься. Благо, бесхозный моток толстой проволоки годами валяется в углу… соорудить из него удавку ничего не стоило.
Я выдохнул. Невидимая рука крепко сдавившая сердце, медленно разжималась. Тело, правда, всё ещё била мелкая дрожь, но на неё даже внимания не обращал. Понемногу отпускало.
Выключил свет и тщательно запер замки. Разбито переваливаясь с ноги на ногу, доплёлся до офисного здания.
На лифте отчего-то решил не подниматься, а потихоньку, невольно вспоминая деда в последние годы жизни, пошёл наверх по пустынной лестнице. Между вторым и третьим этажом задержался у подоконника, и уставился невидящими глазами в окно, на сумрачную улицу.
«Да что со мной такое творится? Пора бы, наконец, мозгам вернуться на место! Сколько это может продолжаться?»
Надо как-то образумиться. Найти, наконец, себя и жить дальше. Это уже реально ни в какие ворота не лезет: могли ведь действительно всё вынести.
- Ты в порядке? – услышал внезапно знакомый голос.
Конечно же, Таня. Ну, кто бы сомневался?
- Привет! – удивился я вслух, внезапно услышав свой бодрящийся голос словно со стороны. – Ты чего здесь делаешь?
- Часто поднимаюсь пешком, – улыбнулась она. – Говорят, это полезно. А ты?.. Что-то случилось?
Первым побуждением было тут же вывалить на неё все свои проблемы. Но ко мне успело вернуться прежнее спокойствие.
- Всё в порядке. Даже более чем.
Она поглядела с явным сомнением, но промолчала. Спросила не вполне уверенно:
- Пойдём в офис?
- Пойдём.
Молча, как и пристало чуждым друг другу людям, поднялись бок о бок на пятый этаж и рассеялись по своим местам.
Однако в обеденный перерыв, когда я задумчиво жевал бутерброд, привычно запивая его чаем, Таня вновь оказалась рядом.
- Смотрю, ты сегодня опять без нормальной еды?
Тщательно разжёвывая резиновый сыр, только руками развёл в ответ, мол, что поделаешь.
- А я вчера наготовила от души и знаешь... много наложила, сама столько не съём. Хочешь, поделимся?
Ещё вчера я бы от подобного предложения наотрез отказался. Но именно теперь, когда у меня возникли новые мысли по поводу жизненных приоритетов… Да и вообще, непривычная заботливость очень привлекала.
- Тащи! – покорился охотно. – Тем более вчера не ужинал совсем, да и толком не завтракал.
Она посмотрела почти испуганно, но я лишь беспечно отмахнулся.
Не успел сдаться на милость женщины, как передо мной возникло целое застолье: первое, второе и вдобавок ко всему – чудесный сэндвич с тунцом.
- Эй, ты мне всё своё отдала, что ли?! Так не годится!..
- Нет, нет! Я уже поела, не волнуйся. Просто стараюсь себя немного ограничивать, сам понимаешь... перед праздниками.
Только разглядывая еду понял насколько проголодался.
- Ладно, - согласился, отбрасывая последние сомнения. – Голодай тогда почаще, если тебе так нравится.
Таня подбодрила очаровательной улыбкой:
- Ты пока кушай. Отлучусь на пару минут.
- Замётано.
Когда она вернулась, я доканчивал второе, присматриваясь к бутерброду.
- Очень классно, - завидев женщину, похвалил готовку.
- Спасибо.
- Очень. Правда. Ты прямо кулинарная волшебница.
- Брось! – не выдержала и рассмеялась она.
- В самом деле. Вкуснотища! – вытаскивая из бутерброда зелёный, хрустящий на зубах, лист, растроганно добавил. – О, этот свежий салат посреди зимы!
От смеха у неё проступили слёзы на глазах.
Может из-за пережитых утром потрясений, точно не знаю. Но чувствовал себя в ударе, будто вернулся лет эдак на семь-восемь назад, когда ещё только ухаживал за Лидой.
Неожиданно в голову пришла мысль, что освободившуюся посуду следует, пожалуй, помыть. Отбросив шуточки, поспешно привстал, но был сразу остановлен:
- Успокойся, я сама.
Надо же, будто мысли прочитала.
Женщина вышла в коридор с пустой посудой, а я остался один на один с надкушенным бутербродом и отменным чаем… хотя не мог припомнить, чтобы его вообще заваривал, ведь только недавно опустошил чашку. Тем более хорошей заварки у меня на работе нет, лишь копеечные пакетики.
Та-ак. Что тут вообще происходит?!
Улыбаясь приятным мыслям, внезапно был грубо отвлечён от них окриком сотрудника.
- Я в столовку, – возгласил он, натягивая куртку. – Айда со мной?
- Нет, спасибо, – допивая напиток, слегка улыбнулся ему в ответ. – Меня сегодня Танька отлично подкормила.
В тот самый миг на пороге офиса появилась всуе упомянутая женщина. Краем глаза я заметил, как чуточку дрогнуло её лицо. По-видимому, она слишком хорошо расслышала последнюю фразу.
Сотрудник, покидая офис бочком, впритирку со входящей Таней, окинул нас обоих ироничным взглядом:
- Ну, дружище, как знаешь!
Таня поспешно проследовала с помытой посудой в соседнюю комнату, верно направляясь в маленький кабинет, который разделяла с главным бухгалтером.
Вышло неловко. Но мне этот малозначительный инцидент уже не мог испортить настроение. Так что, когда позвонил экспедитор, я флегматично, будто и не было утренних проблем, открыл склад и помог ребятам выгрузить вчерашний товар. Вернувшись в офис, сразу понёс накладные по этой продаже в бухгалтерию.
Задержался у входа, собираясь коротко постучать. Но незамкнутая дверь чуточку приоткрылась от первого лёгкого прикосновения и стука не вышло. Зато сквозь образовавшуюся узкую щёлочку до меня донеслись обрывочные фразы.
- Ясно же, что у них там зашквар, - говорила кому-то Таня. - По нему видно!
Тут я несколько напрягся. Вот так обычно слухи и плодятся – кому-то что-то показалось, и он торопится поделиться своими измышлениями с соседом…
В ответ на её слова донеслось неразличимое бурчание. Это, конечно, голос нашего старшего бухгалтера: несколько скрипучий и приглушенный. Таня тут же прервала бормотание раздражённым восклицанием:
- Да, что я для него?! Танька какая-то...
В ответ снова понеслось надтреснутое, успокаивающее бормотание.
Стучаться дальше не стал. Решил, что накладные занесу позднее, и потихоньку отчалил.
Собственно, ничего нового для себя не услышал. Всё это и так стало явным. Потребовалась известная встряска, но даже до такого тормоза как я уже дошло.
Однако подслушанное заставило взглянуть на ситуацию немного под другим углом. Женщина настолько явно увлеклась собственными переживаниями, что окончательно отбросила всякую осторожность. Очень не хотелось мне теперь ненароком разочаровать или тем более обидеть такого хрупкого человека, как Таня.
Недавнее легкомыслие сразу улетучилось. Напряжённо размышляя на эту тему, пытаясь хоть как-то объединить в голове сына, Лиду, себя, Таню, и аппендиксного Дениса не заметил, что рабочий день подошёл к концу.
А когда увидел, как одетая женщина покидает офис, излишне задумчиво на неё уставился.
«Что такое?» - будто спросила она одними только глазами, привычно задержавшись на выходе.
«Ничего» - ответил лёгким покачиванием головы, разгоняя собравшийся перед глазами туман. Уткнулся обратно в тетрадь, будто просто переносил данные клиентов из своих записей в «1С».
Ох, как же она хороша!
Собираясь домой, постарался поскорее отогнать от себя привлекательный женский образ и вернуть мысли в рациональное русло. Нужно купить по дороге ёлку, а уже вечером, окончательно придя в себя, спокойно переварить происходящее. Предстояло сделать важный, ответственный шаг. Так что стоило всё хорошенько взвесить и если начинать действовать – то действовать осмысленно.
Выходя на улицу и размышляя в подобном духе, с удивлением уткнулся глазами в крупную вывеску на другой стороне дороги. Надпись гласила: «Ледяные фигуры».
«Ну, нет, – подумал я, – фигура у неё тоже довольно-таки ничего. Хорошо сложенная и даже изящная. Не зря, пожалуй, она периодически постится… Хотя, откровенно говоря, - опомнился с внутренней усмешкой, - сам то я, со своим мятым лицом, вовсе не похож на подходящего для неё сказочного принца».
Да уж, совсем не похож.

***
Разгрёбши завалы, вытащил с антресолей большую пыльную коробку и понёс её на вытянутых руках в комнату, где в углу уже ждала установленная на крестовине распушившаяся от домашнего тепла ёлка.
Пашуня похоже вспомнил младенчество - ползал вокруг дерева на четвереньках, желая забраться под раскидистые ветви. Хотя стоило ему только сунуться, как приходилось, натыкаясь на иголки, поспешно сдавать назад. Но он настойчиво продолжал, пытаясь зайти с другого бока. Впрочем, с тем же успехом.
- Когда я был маленьким, мы ставили дерево в большое ведро с песком, – объяснил ему, поместив коробку на диван и осторожно выгружая её содержимое на покрывало. – Тогда сохранялся просвет между ветвями и полом, так что можно было пролезть под низом. Я сам в детстве очень любил посидеть за ёлкой, в тёмном уголочке, слушая какую-нибудь пластинку. Мама обычно включала «Ласковый май», а папа «Led Zeppelin», – вовремя вспомнил, что эти названия ни о чём ребёнку не говорят. – Разную музыку, одним словом. Интересные были времена…
- И где ведро? – хмуро поинтересовался он, не оставляя попыток найти лазейку.
- Давно прогнило, пришлось выбросить. Теперь за ёлку так просто не забраться. Давай наряжать?
Он встал с пола, подошёл ко мне и с повышенным интересом окинул взглядом разложенные на диване украшения.
- Ух, ты!
Действительно, какие только побрякушки не скопились в ящике за долгие годы. Фабричные и самодельные. Из стекла, пластика, картона, пенопласта, ваты. На ниточках, на прищепках, на скрепках. Старые, давно поблёкшие и более современные, будто свежевыкрашенные. А ещё разноцветная мишура, дождики, гирлянды.
- С чего начнём? Какая на тебя смотрит?
Он торопливо схватил неплохо сохранившегося Крокодила Гену с жёлтой гармошкой.
- Осторожнее! – поспешно предупредил его. – Это старая вещь из хрупкого стекла. Может легко расколоться; поранишься ещё.
Пашуня немного разжал ладонь.
- Вот так-то лучше. Ну, вешай.
В первый миг он даже растерялся – ёлка ведь большая и такая пустая. Неуверенно прицепил Гену на самый краешек ближайшей ветки.
- Нет, погоди. Так он быстро свалится. Повесь чуть дальше.
Он попытался проникнуть глубже, но опять-таки мешали иголки.
- Помоги, пап!
- Ладно, давай вместе.
Мы приладили крокодила поближе к стволу.
- Хм, а этого куда? – спросил я, подбирая с покрывала Чебурашку.
- Сюда!
- Хорошо, можно сюда.
Дело пошло веселее. Понемногу, одно за другим, мы развесили множество украшений. Я забирался на стул, а малыш либо указывал мне свободное местечко наверху, либо увлечённо возился с пластиковыми шариками, цепляя их понизу.
- Ай! – внезапно воскликнул он, отпрянув от ветки.
- Что там, руку уколол?
- Да!
Из глаз его тут же брызнули слёзы.
- Неужели так сильно?
- Болит!
- Ну, иди ко мне. Здесь?
Не прекращая плакать, он кивнул головой.
Я приложил губы к месту укола, дожидаясь пока Пашуня затихнет.
- Ну всё, всё, - постарался успокоить его.
Но расстройство непредвиденно приобрело новую форму; неожиданно сын завёл другую песню:
- Мы тут раньше жили, я помню, - в глазах ещё стояли слёзы, и он явно собирался окончательно сорваться в истерику. - Все вместе.
Не одно, так другое. Меня эти слова застали врасплох, сильно раздосадовали. Не для того я затеял наряжание, чтобы весь вечер ныть о былом.
- Ну-ну, - попытался приободрить ребёнка, машинально поглаживая ему пострадавшую руку, - ты-то тут вовсе ни при чём. Просто мама решила, будто там вам будет лучше.
Он насупился ещё сильнее:
- Там не лучше.
- Что поделать, у мамы на этот счёт своё мнение. Но ты всегда можешь побыть со мной, когда захочешь. Просто позвони и я тебя заберу. Договорились? В любое время.
- Угу.
- Ну, как - больше не болит?
- Немного…
- Будем украшать дальше?
- Давай.
Вот и отлично.
На тот момент мы уже развесили самые красивые и яркие украшения, но осталась горсть ветхих игрушек. Нечто вроде семейной реликвии, для которой нужно обязательно найти местечко на праздничном дереве.
Древний клоун в дамском наряде. Жизнерадостный космонавт с ящичком в руках и надписью на скафандре: «СССР». Рыжая сова на прищепке. Разнокалиберные колокольчики. Странный стеклярус, вероятно когда-то бывший яркой звёздочкой, но однажды порвавшийся и нынче изображавший нечто невразумительное… и так далее, и тому подобное.
Когда я сам был приблизительно в возрасте Пашуни, мы с мамой вешали их в дань традиции. Таким образом раз в год на новогодней ёлке словно оживала полузабытая, практически стёршаяся из памяти отпрысков родословная. Радужные детские эмоции нескольких поколений нашей семьи.
- А это что такое, не пойму? – спросил малыш, протягивая мне блеклую игрушку.
- Фонарь. Просто старый фонарь. Совсем потускнел от времени бедняга, но ничего. Пристроим его в сердце ёлки, будет незаметно светить нам из глубины.
- А это? – он выудил со дна ящика целлофановый пакетик с разноцветными свёртками серпантина, оставшийся мной не замеченным.
- О, это как раз то, что нужно. Давай сюда.
Надорвав пакетик, я выколупал из него маленький фиолетовый рулончик, который, прицелившись, ловко бросил, распустив на ёлке курчавым локоном.
Малышу понравилось - кулачки непроизвольно сжимались от желания повторить мой финт.
- Хочу тоже!
Надел ему на указательный пальчик жёлтое колечко, коротко разъяснив порядок действий. Он был весь в нетерпении.
- Давай!
Пашуня отчаянно зажмурил глаза и швырнул ленту прямо в потолок. Серпантин распустился, но не долетел до дерева; падающей звездой рухнул у подножья.
- Ничего, просто нужна сноровка, – пояснил сыну, подбирая тесьму с пола и небрежно набрасывая её на крону. – Подойди поближе к дереву и брось заново.
Зелёный виток тут же взвился в воздухе, упав на нижние ветки волнистой лентой.
- Вау, – удивился я. – Молодец, получилось!
Побросав оставшиеся ленты, мы выключили в комнате свет.
- Ну, что. Проверим иллюминацию? – сказал я, зажигая гирлянду.
Затаив дыхание, недолго понаблюдали как завораживающе переливаются разноцветные светодиодные огоньки.
- Вот и нарядили, - сказал я, включая свет обратно.
- Всё?!
Позже, без ребёнка, я собирался повесить на дерево десяток конфет, как делала покойная мама, чтобы мне было интересно его исследовать. А сейчас…
- Ну, почти. Остался последний штрих, - извлёк из кармана заранее приготовленную хлопушку. - Прыгни-ка на диван.
Отойдя на безопасное расстояние, навёл хлопушку чуть в сторону от восседавшего на макушке дерева ангелочка. Пашуня забился в уголок, настороженно наблюдая за происходящим издали.
Дёрнул за короткий шнур. Тут же раздался оглушающий хлопок, лёгкий дым поплыл в сторону, разнося по комнате запах гари – а ёлку и пол вокруг неё густо обсыпало белым конфетти.
- Снег пошёл! – когда всё успокоилось радостно воскликнул малыш.
- Да, слегка похоже, – согласился я, с улыбкой разглядывая украшенную ёлку и мириады разбросанных повсюду кругляшей.
- Ты не понял, – Пашуня ткнул пальцем в окно, – Снег!
В самом деле – пышные пушинки порхали за стеклом.
Мы рассеянно созерцали их оплошное блуждание по воздуху. Как странно. Сколько лишних движений им приходится сделать, прежде чем неизбежно осесть на землю…
Произнёс задумчиво:
- Что ж, поздно уже. Пора тебе к маме.
- Да, - неожиданно легко согласился Пашуня.
Хотя обычно он старался до последнего оттянуть момент ухода, но не в этом раз. Принялся молча и даже торопливо одеваться.
Мы вышли на улицу и поспешили к дому, расположенному в нескольких кварталах от моего, наслаждаясь дорогой. Непонятно почему, но падающие снежинки одинаково радовали нас обоих. Каждый, вероятно, видел в них что-то своё. Причём нечто для себя обнадёживающее.
Первым, на подходе к кварталу, мы почему-то встретили Дениса. Такое ощущение, что мужчина, знавший наше типичное расписание, специально поджидал в стороне от дома.
Он был слегка пьян. Не сильно, но уже заметно со стороны.
- Привет! – завидев Пашуню, воодушевлённо воскликнул он. Торопливо поздоровался со мной и протянул руку сыну для приветствия, пытаясь заодно сунуть ему в ладонь какую-то маленькую игрушку.
- Нет, не надо, – торопливо отмахнулся от неожиданного подарка малыш, ускоряя шаг и тяня меня за собой. – У меня уже есть.
Денис заметно растерялся:
- Пашка-а, – удивлённо протянул он. – Ну, как это не надо? Николай ведь принёс!
Так старается, бедняга… Мне даже стало его немного жаль. И куда только подевалась прежняя уверенность?
Следовало, пожалуй, попридержать ребёнка и, воздействуя лаской, уговорить принять подарок. Вот только помогать в данной ситуации Денису почему-то не возникло ни малейшего желания. Хотя в целом я к нему хорошо относился, он всегда был добр к малышу, но в этот момент кроме лёгкой брезгливости ничего не ощущал.
- Вон мама стоит, - очень кстати заметил я Лиду, ожидавшую около подъезда, - пошли быстрее.
Мы ускорились, а Денис отстал. Когда я передоверил ребёнка маме, а тот принялся взахлёб рассказывать ей про ёлку и разные игрушки, мужчина по-прежнему держался поодаль.
Лида автоматически кивала малышу в ответ, но по её отстранённому виду было ясно, что сына она абсолютно не слышит.
Странно наблюдать за подобным со стороны, испытывая своеобразное дежавю.
А ведь уже больше года они живут вместе, и на моей памяти так, будто сильно поссорились, себя ещё не вели.
«Ну да всё когда-то бывает в первый раз, - отогнал я от себя лишние мысли. - Скоро обратно помирятся и жизнь вернётся на круги своя».
Со всеми распрощавшись, поспешил домой. Мне хотелось посидеть одному в тёмной комнате, где можно неторопливо попивать горячительные напитки, любоваться гипнотизирующим мерцанием гирлянд или сыплющимся снегом, а заодно размышлять о Тане; точнее о том особенном, что между нами происходит.
Приятно всё-таки иногда помечтать, особенно когда отчётливо осознаёшь, что твои фантазии целиком обоснованы и уже вот-вот готовы сбыться.

1.

В полшестого позвонил экспедитор и сообщил, что машина задержится. Видите ли, пробки. Да ещё (кто бы сомневался), колесо давеча пробили, пришлось ставить запаску; потеряли уйму времени. До конца рабочего дня, короче, вернуться точно не успеют, а значит кому-то надо задержаться, чтобы открыть склад.
Ох, и любит старик позаливать!
Задержаться, понятное дело, придётся мне. Везли они от поставщика дорогую, заранее оплаченную клиентом, кухонную технику – такое в бусике на ночь где попало не оставишь.
Ну, вот почему, спрашивается, подобное случается чуть не всякий раз, как я собираюсь уйти вовремя? Стоило только пообещать заглянуть сегодня в гости к ребёнку пораньше, чтобы поиграть с ним подольше и… вот!
Однако, ничего не поделаешь. Чей заказ, тому и ждать. Можно, конечно, кого-то попросить. Таня, например, добрая душа. Пожалуй, не откажется меня подменить.
Но это, во-первых, немного нечестно по отношению к ней. А, во-вторых, пришлось бы врать, выдумывать какую-то ахинею, чтобы объяснить собственную спешку. Правды ведь на работе никто не знает, да и незачем.
Так что пришлось мне вскоре с тоскливым взглядом наблюдать, как сотрудники один за другим покидают офис. Некоторые звали с собой: кто искал компанию на пару пива, а кто - спутника в дорогу. Но ото всех предложений приходилось лишь устало отмахиваться.
А вот и Таня...
Проводил взглядом спешащую к выходу женщину. У двери она отчего-то замедлилась, на миг оглянулась. Заметив моё пристальное внимание, слегка улыбнулась.
Я с трудом натянул ответную улыбку.
Ещё в обед она меня немало удивила, затеяв странный разговор… а теперь, вдобавок, этот её прощальный взор...
Последним офис покидал Игорь, наш директор.
- Остаёшься? - удивился он.
Пришлось в который раз пояснить:
- Парни товар везут, в пробке застряли. Офис сам закрою.
- Ключи от склада у меня на столе, - напомнил он.
- Угу, - как будто кто-то этого не знал.
- Занесёшь потом обратно, хорошо?
Я недовольно нахмурился:
- Завтра занесу. Сегодня возвращаться уже не буду.
Это было слегка не по правилам, но...
Неуверенно потоптавшись на месте, Игорь нехотя протянул:
- Ладно.
Подобное отношение только раздражало. Мало того, что приходится задерживаться, так ещё бегай с ключами по этажам туда-сюда. Как будто ночью они кому-то могут понадобиться! Тем более лифт в нашем офисном центре ровно в шесть ноль пять отключают. Вероятно, для пущего удобства.
Посидел ещё чуть за компьютером, скучающе проматывая ленту новостей. Потом выключил технику, забрал со стола начальника ключи. Запер офис и отправился на улицу.
Обходя лужи, прошествовал к соседнему зданию, где находились складские помещения. Распахнул входные створки и подложил под них сложенные на этот случай у короткой лесенки кирпичики.
Наш склад первый от входа: мощная металлическая дверь с двумя надёжными замками. Отперев замки, щёлкнул выключателем – тусклая лампа осветила загромождённые стеллажи. Хотя большую часть помещения занимал какой-то древний хлам, попадались тут и стоящие вещи.
Окинул рассеянным взглядом полки. Убедился, что всё здесь как обычно. Вернулся на улицу, опёрся о стену при входе и, размышляя о своём, принялся ждать машину.
Погрузившись в мысли, понемногу, наконец, расслабился. Постарался в деталях вспомнить дневной случай.
А произошло следующее.
Когда жевал в обед тяп ляп собранный с утра бутерброд и запивал обжигающим чаем, ко мне подошла Таня. Вроде бы так, просто перекинуться парой незначительных фраз, как это обычно происходит. Вот только тон её голоса оказался внезапно серьёзным.
- Ты что-то плохо выглядишь, – неожиданно сказала она.
Я обомлел. Но сразу собрался с мыслями.
- Не выспался сегодня, – пояснил спокойно. – Никак не могу привыкнуть к переводу времени.
- Не только сегодня, – продолжала стоять на своём Таня, – вообще...
Пришлось примолкнуть. Тут ведь не поспоришь, в последнее время я и правда порядочно опустился. Вероятно, это уже заметно со стороны. Может стал хуже выполнять обязанности? Хотя пока ещё никто не жаловался, но… не хватало ещё остаться теперь без работы.
Впрочем, женщину явно волновала не моя успеваемость, а нечто другое:
- Дома всё хорошо?
Ответил, как можно более уверенным тоном:
- Да, конечно, всё нормально.
Тогда она несколько растерялась:
- Ладно, но если что...
Внезапно запуталась, не закончила фразу и поспешила ретироваться. В тот миг у меня возникла лишь одна мысль: «это что сейчас было?»
Теперь же, стоя на свежем воздухе и дожидаясь фургон, попытался вспомнить другие наши «случайные» беседы, чтобы сопоставить некоторые факты. Но так ни к чему толковому и не пришёл.
Таня просто добрый, чуткий человек. Случайно заметила, что я немного не в себе, и попыталась, как могла, протянуть руку помощи. Ничего другого тут, конечно, быть не могло…
Сердце в ответ на эти размышления взволнованно стукнуло: «а ведь она привлекательная женщина!» Нет я, конечно, и раньше это хорошо понимал, но теперь понимание внезапно заиграло новыми красками.
К перекрывавшему территорию шлагбауму подкатил знакомый белый пикап. Когда шлагбаум открыли, грузовичок промчался на скорости мимо меня, а затем остановившись, принялся медленно сдавать назад, разворачиваясь кузовом к входной двери.
На пути автомобиля находилась большая лужа, скрывавшая яму. Водитель пытался в полутьме как следует вырулить, стараясь её объехать и, упаси бог, не застрять.
Опомнившись, я принялся руководить заездом, руками показывая куда и на сколько следует повернуть руль, чтобы машина не попала в трясину. Дело пошло быстрее.
Кое-как припарковавшись, водитель с экспедитором выскочили каждый со своей стороны кабины.
- Ну и зима, – с осуждением произнёс водитель, протягивая мне для приветствия запястье; руки ведь были грязными. Поздоровавшись, он вытянул из-за пазухи бушлата рабочие рукавицы. – Сплошные болота кругом!
- Ага, – в свою очередь поддакнул экспедитор и, открывая задние дверцы машины, принялся сетовать на то, какой ужасный у них выдался день.
Впрочем, я даже не пытался вслушиваться в брюзжание старика. Это у него обычная манера такая - на всё жаловаться.
- Ладно, старый, – притормозил его водитель, действительно бывший раза в два моложе экспедитора. – Выгружаем барахло и погнали скорее! Нас ждут.
По-видимому, спешили выпить. А может, какая халтурка на вечер подвернулась.
Я забрал из кузова небольшую коробку с кофеваркой и пошёл внутрь здания. Они подхватили стиральную машинку и понесли следом. У самого склада пропустил их вперёд.
- Ставьте прямо тут, – посоветовал, указывая на свободное пространство за входом, – всё равно завтра обратно выгружать придётся.
- Разумно, – согласились ребята. Поставив машинку левее от двери, поспешили за следующим грузом.
Я водрузил кофеварку на стиралку. Вышел в коридор, не мешая им по-быстрому занести остальную технику.
- Что там на завтра? – покончив с делом, поинтересовался экспедитор.
- Полно работы. Этот товар нужно отвезти клиентам после обеда, они по адресу ждут с четырёх, – принялся перечислять я, выпроваживая его наружу. – На утро есть ещё духовка от Технобуда и аквастримовская ванна…
- Кто-то вспомнил, что нужно помыться перед праздниками? – усмехнулся старик.
- Типа того. Смотаетесь утром по доставкам и вернётесь на склад. Но это лишь самое основное у меня. Там ребята ещё напринимали кучу всего, нагрузим вас под завязку. На все экипажи заказов хватит.
- Ну, наконец-то работа подвалила!
Я только руками развёл:
- Новый год.
- Ладно, – прервал нашу идиллическую беседу водитель, – давай, мы подвигали.
Тотчас попрощавшись, они запрыгнули в машину и отчалили. Сам я задержался лишь на пару мгновений – чтобы убрать кирпичики из-под наружной двери. Как только под действием пружин она захлопнулась, поспешил через проходную на автобус, пробегая по пути к остановке мимо сияющих вывесок расположенного неподалёку выставочного центра.
Нужно было поторопиться – Пашуня уже наверняка меня заждался.
Приблизительно через полчаса оказался, наконец, у двери чужой квартиры, в которой жила теперь родная семья. Потоптался по половичку и нерешительно позвонил в дверной звонок.
Навстречу, как обычно, вышел Денис. Сразу видно: крепкий парень – надёжная опора дома. Здоровался он обычно неторопливо. Спокойно и твёрдо пожимал мою руку, и лишь потом, с широким жестом уверенного в себе хозяина, впускал в квартиру.
Но нынче что-то было явно не так: странная растерянность сквозила во взгляде, а рукопожатие оказалось вялым, поспешным. Нет, он по-прежнему пытался выглядеть радушным хозяином, однако…
- Паша! – приглушено позвал Денис. – Иди, тут папка пришёл.
И поспешно прикрыв входную дверь, поскорее смылся на кухню. Я лишь успел заметить, что там его, холодно сложив руки на груди, ждала в позе снежной царевны Лида, вовсе, кажется, не обратившая внимания на мой приход.
«Тут что-то серьёзное» – скользнуло в голове, но появившийся из дальней комнаты малыш, не давая времени на раздумья, поспешно схватил меня за руку и что-то торопливо рассказывая на ходу, потащил в комнату.
Успевай только осмыслять его тараторенье да вставлять во время коротких пауз наводящие вопросы!
В комнате всё стояло вверх дном. Сразу очевидно, что ребёнку тут практически ни в чём не существовало отказа: буквально повсюду валялись разбросанные машинки – большие, маленькие, легковые, грузовые, пассажирские, строительные…
Вдоль свободной стены расположилась огромная, собранная из легоподобных кубиков, пожарная станция, а рядом с ней – наполовину разрушенный полицейский участок. Чуть не через всю комнату тянулись рельсы игрушечной железной дороги. Потом ещё многоярусная парковка сразу за шкафом, разнокалиберные здания кругом, десятки солдатиков…
Целый городок на полу.
Не позволяя опомниться, Пашуня поспешно захлопнул дверь комнаты, вручил мне по маленькому автомобильчику в каждую руку и заставил мчаться за руководимой им машинкой скорой помощи.
Напарника для игр ему явно недоставало – ну, хоть тут папка пригодился.
Гоняясь с ребёнком наперегонки, то и дело настороженно прислушивался, пытаясь понять - что же у них там такое происходит? Но сколько не напрягал слух, всё тщетно - до кухни далековато.
Голоса Лиды и Дениса внезапно приблизились, доносясь уже из соседней, проходной, комнаты. Слов, правда, было по-прежнему толком не разобрать, хотя разговор происходил на повышенных тонах. Но речь явно шла о каких-то деньгах.
Хм… раньше подобных проблем у них вроде не было.
- Давно они так? – осторожно спросил сына, когда мы наигрались и поневоле взяли передышку.
- Та, не. Дениса просто сократили, – пояснил он таким разумным тоном, будто действительно понимал о чём ведёт речь. – Теперь сидит без работы.
- А-а! Ясно.
Знакомая история. Всё действительно встало на свои места.
- Пустяки! Лучше посмотри, что у меня здесь, - малыш вынул из большой коробки с игрушками смятую обёртку от шоколадки. Осторожно расправив фантик, продемонстрировал разрисованную разноцветными фломастерами блестящую изнанку.
- Ой, – я принялся внимательно изучать каракули. – И что это у нас такое?
- Письмо Деду Морозу!
- Вау, правда? Так ты, оказывается, умеешь писать?
- Ты что?! – закричал он, удивляясь моей наивной неосведомлённости. – Это же письмо Деду Морозу!
В самом деле, дошло до меня, уметь писать в данном случае вовсе не обязательно.
- Чего же ты пожелал? – решил похитрить я, надеясь, что сейчас он подскажет мне идею новогоднего подарка. – Никак не могу разобрать почерк...
- Чтобы стало как раньше, – пояснил малыш, настороженно поглядывая в сторону закрытой двери, за которой продолжали ссориться.
Это было немного не то, что я ожидал услышать в ответ.
- В каком смысле? – внезапный спазм сдавило горло.
- Как раньше! – раздражённый моим непониманием, доходчиво разъяснил он.
- Ясно.
Прокашлявшись, я поинтересовался.
- А мама что на это сказала?
- Эй, есть кто-нибудь дома?! – он слегка постучал мне кулачком по голове. – Ей нельзя говорить. Не сбудется!
- Ах, вот оно как! – логику, почему мне рассказать можно, а Лиде нельзя, я правда не уловил, но не суть. – Ты тогда не вздумай сам случайно проболтаться. Вдруг действительно исполнится?
Сразу уловив по тону голоса, что я над ним слегка подтруниваю, малыш и себе улыбнулся.
Стоило нам только разделить между собой маленькую общую тайну, как мы враз почувствовали себя легко и беспечно. С новым, усиленным, рвением тут же продолжили гоняться машинками по дорожкам ковра.
- Ладно, – некоторое время спустя вернулся я к прежней мысли, – Но Дед Мороз всё-таки не исполнитель желаний, он скорее занимается подарками. Чего бы ты хотел? Игрушку какую-нибудь? Хотя, у тебя столько игрушек… может есть особые пожелания?
- Хоккей хочу! – внезапно заявил он.
- Да?! А почему вдруг хоккей?
- Потому что у меня его нет.
- Ах, точно! Веская причина. Хочешь, давай напишем ещё одно письмо Дедушке Морозу? Я тебе помогу…
Он только отмахнулся.
- Но всё-таки нужно понемногу учиться. Хотя бы читать для начала. Смотри-ка, вот что тут написано?
- Известное дело! – заявил малыш уверенным и чуточку сердитым голосом. – «Полицейская машина».
- Нет, там написано иначе. Прочитай по буквам.
- Не хочу!
- Почему? – мягко настаивал я. – Тем более буквы давно уже знаешь. В твоём возрасте я читал вовсю, значит и ты можешь. Ну-ка! Попробуем вместе, ладно? Сначала – «П». Давай, повторяй за мной.
- П-о-л-и-ц-и-я, – неторопливо прошлись мы по буквам.
- Так что получилось? – переспросил я.
- Не знаю, – отрешённо пожал он плечами.
- Ну, как это?! Слушай ещё раз: П-о-л-и-ц-и-я.
- Полиция? – удивился малыш так, словно действительно что-то осознал.
- Точно! Видишь, вот так люди и читают. Всё просто на самом деле. Ещё малость тренировок и сам поймёшь. Вскоре сможешь обходиться без чужой помощи. Разве не здорово? Хочешь, попробуем ещё?
- Не хочу, – окончательно отгородился он от науки, возвращаясь к машинкам.
Я не решился напрягать его дальше. Ещё успеется. Как-нибудь в другой раз попробуем продолжить.
Пытаясь вновь вернуть возникшее между нами прежде хрупкое взаимопонимание, отстал от сына со своими наставлениями. Бормоча «др-др-др», наехал ему на пятку автомобильчиком, почёсывая ямку стопы колёсиками.
Пашуня стал посмеиваться и, пытаясь избежать щекотки, принялся забавно дёргать ногой.
Но не успели мы вернуться к беззаботному состоянию, как открылась дверь. На пороге возникла нахмуренная Лида. Нас словно накрыли на горячем – тут же бросив смеяться, мы оба принялись сосредоточенно возюкать машинками по коврику.
- Панюша, – озабоченно обратилась она к ребёнку, – заканчивай с играми, вода уже набралась. Пора в ванную.
Меня она по-прежнему продолжала игнорировать.
Я непроизвольно поднялся. Малыш поглядел огорчённо:
- Уже уходишь?
- Да, пора.
Лицо сына мгновенно перекосилось, глаза налились слезами. Ему, конечно, очень хотелось поиграться ещё, но время поджимало.
- Ну, не расстраивайся, дружок, – попытался предотвратить назревающий плач. - А на выходных мы с тобой ёлку нарядим. Договорились? Я сейчас по пути куплю её, а в субботу займёмся. Как ты на это смотришь?
Пашуня замер, не успев разреветься. Ёлка его явно заинтриговала.
- Хорошо, – пробурчал он, справляясь со слезами.
- Вот и ладненько. А сейчас иди купайся. Там тебя, кстати, ждёт кораблик!
- Да, – при воспоминании о пиратском судне, с которым он любил принимать ванную, малыш сразу заулыбался.
Вот и здорово!
Из гостей я выбрался окончательно разбитым. Всё как-то сразу навалилось… и работа, и желание поскорее с неё сбежать, и ожидание машины, и особенно время, проведённое в чужих застенках.
Масса фальшивых преград, отгораживающих меня от ребёнка.
Даже на улице глазу не за что зацепиться – одна лишь грязь да мрачные подворотни кругом… Никакого тебе новогоднего настроения!
Нужно было хоть как-то развеяться. Так что вместо ёлочного базара я сразу направился в магазин, за выпивкой.

7.

Беда пришла откуда не ждали.
Реал, поведя в счёте, умудрился провалить остаток матча уступив по итогу 1:3. Такой подставы от Роналду и «Ко» я действительно не ожидал.
«Сливочные», падлы, - злился про себя, - на масло их пустить мало. А ещё этот тренеришка, который называет себя «Особенный»… просто нет слов! А может негативная карма цифры «двадцать четыре» сыграла?»
Как бы там ни было – денежки мои тю-тю.
Эта неприятная, навязчивая мысль занимала внимание всё воскресенье. Преобладало желание поскорее смотаться в «Спортпрогноз» и поставить деньги на что угодно, лишь бы только поскорее, поскорее отыграться… но денег не было, а до зарплаты ещё несколько дней. Тут бы хоть на еду хватило. Впрочем, успокаивал сам себя, пополняшки меня спасут. Если повезёт - продам вдобавок пару левых кабелей и карт памяти. Выкручусь, одним словно.
Но сколько соломки не стели, дела плохи - ставка всё ж таки пролетела. Самым глупейшим образом я спустил премию, при помощи которой вполне мог бы перекрыть кусок долга. Как минимум, заткнуть фонтан дурацких звонков из банка.
Даже на следующий день всё ещё не мог оправиться от полученного удара. Так что, когда в магазин заглянула Юля, встретил её без улыбки. Но девушка, пребывая в приподнятом настроении, моей подавленности попросту не заметила.
- Привет! Покушаем вместе?
Вчера она вновь провела смену одна и вечером, уставшая, быстро уехала домой, так что мы толком даже не виделись. Теперь же, вновь работая с напарницей, явно чувствовала себя свободно и расслабленно.
- Прямо сейчас? - растерялся я.
- Естественно. Ты время хоть видел? Вообще-то обед давно.
- Действительно. Утро пролетело!.. Хорошо, конечно, пойдём.
Поднявшись на третий, попросил Юлю занять нам местечко, а сам направился к Димке, фигура которого возвышалась над прилавком. Не желая демонстрировать своё паскудное настроение, попытался обойтись шуточками:
- А вы совсем спелись, да? Тишь да гладь у вас тут смотрю.
- Мы помирились, - сообщил он и спросил, повышая голос. - Правда ведь, сладенькая?
- Пошёл ты! - привычно раздалось с кухни. Там сразу догадались о подначке, судя по одному только Димкиному тону.
- Видишь, - удовлетворённо подмигнул он. - Что я тебе говорил?
- Кла-асс! - согласился я, оттопыривая большой палец вверх. - Вот что значит полное взаимопонимание. Будьте счастливы, ребята!
- Солнц, ты слышала? Нам пожелали счастья!
В ответ на его хохмы донеслись абсолютно непечатные выражения.
- Ой, ребятки, совет вам да любовь! - скороговоркой протараторил я, бросая на стол пару мелких купюр и ретируясь с подносом.
Всё это, конечно, было забавно и здорово, но мысль о проигрыше занозой торчала в мозгу. Так что оставалось лишь задумчиво разглядывать немногочисленных посетителей кафетериев, отрешённо пережёвывая свой бургер.
- А ты что такой тусклый сегодня, - поинтересовалась Юля, - плохо спал?
Я кисло отмахнулся:
- Да нет, всё хорошо. Просто лезет в голову всякая чепуха.
- Что за чепуха?
- Всякое такое, насчёт футбола. Оставь, тебе оно будет не интересно.
- Ну, расскажи-и!
- Ладно… - помолчал, прикидывая как лучше подступиться к сути вопроса. - Вот предположим, просто предположим, что я пропустил футбольный матч. «Реал» – «Барселона», например, который закончился 1-3. Счёт я узнал постфактум. Предположим?
- Давай, предположим, - подыграла Юля.
- Теперь предположим, что матч я не пропустил. И воочию увидел, как всё произошло. Как результат стал 1-3.
Она посмотрела на меня с любопытством.
- Окей, что дальше?
- Получается, смотрел я матч или нет, абсолютно не важно. Он всё равно закончился 1-3, как будто произошёл не в этом мире, а в какой-то параллельной реальности. И тут возникают вопросы: а если вообще никто не посмотрит матч, итог будет то же? То есть счёт, выходит, как бы предопределён? Или всё-таки нет? Влияют ли на результат зрители? Те, например, что собрались по всему миру перед телевизорами… а матч такого уровня, кстати, смотрят миллионы людей.
- Ну, те что находятся на стадионе наверняка влияют, - предположила Юля. - Как минимум гонят команду вперёд.
Я окинул девушку удивлённым взглядом.
- У меня папа тоже фанат, - с неловкой улыбкой пояснила она.
- Ладно, пусть. А те, что около стадиона? Они тоже там кричат, болеют… Или, скажем, те, которые живут в соседних к стадиону домах. Где заканчивается эта точка влияния? А вот, например, другой случай. Когда я воочию наблюдаю стартовый свисток судьи – матч заканчивается для моей команды хорошо. А если по случайной причине не успеваю к началу или отвлекаюсь в этот миг – наши проигрывают. Работает практически безотказно. Значит какое-то влияние существует, даже с дальних расстояний дотягивается.
- Такие мысли у тебя странные… - подивилась Юля. - Но тут наверняка где-то есть подвох. Ты делаешь какую-то ошибку.
- Какую?
- Логическую или что-то в этом роде. Точно не знаю.
- Вот и я не знаю. Но хорошо бы заранее вычислить предопределённый результат. Или как минимум выяснить степень своего влияния на него.
Девушка смяла пустой пакетик от картошки и бросила ошмёток на поднос:
- Ты себя как, хорошо чувствуешь?
- Да, а что? Чушь несу?
- Угу. Причём полнейшую.
- Так я сразу предупредил – тебе будет не интересно...
Сказать в своё оправдание мне было больше нечего. Юля тоже странно примолкла.
Возможно, она обиделась? Или ожидала другого разговора. Может, стоило вместо дурацкого футбола поговорить о нас, о будущем? Кто его знает этих женщин, чего им надо. Но об этом ещё успеется, как-нибудь в другой раз обсудим. При более подходящем случае.
Закончив с обедом, спустились вниз. Под магазином меня ожидала бригада из пяти человек – три парня и две девушки. Я их узнал сразу, издали, так как прежде уже приходилось сталкиваться не единожды. Внеплановая внутренняя проверка, иначе говоря – инвентаризация.
Сердце предательски ёкнуло: «Ну, вот и началось!»
Но постарался даже виду не подать, что встревожен. Скрепившись, прощально кивнул Юле и направился к старшему группы:
- Привет, меня ждёте?
- Тебя, тебя, - ответил главный, с усмешкой протягивая руку для приветствия. Мы с ним были немного знакомы по предыдущим встречам… - будем тебя сегодня препарировать.
- Доктор, а это хоть не больно?! - пошутил я, впуская их в магазин.
- Даже почувствовать не успеешь, как всё уже закончится, - подмигнул он. - Ты тут пока распечатывай остатки, а мы выйдем кофе попьём.
Вот что значит знакомство, хоть и поверхностное! Пусть он и был вроде как «при исполнении», но по старой памяти дал мне пять-десять минут, чтобы устранить возможные недочёты. Только вот у меня на магазине недочётов не было. Точнее был один, но никак не связанный с торговлей.
Запустив остатки на печать, я поспешил в подсобку. Как смог сдул поскорее матрас и припрятал его у стены, прикрыв грудой разложенных коробок. Хотя аудита такие вещи вроде как не касаются, но во избежание распространения лишних слухов... Да и следом могли нагрянуть другие люди, более серьёзные… осторожность не помешает.
- Ну что, приступим! - хлопнул в ладоши старшой, возвратившись после кофепития.
Эти ребята - профессионалы своего дела. Весь мой магазин пересчитали буквально за пару часов. Заглянули во все шкафчики. Пометили каждую единицу товара.
Пока команда ревизоров вовсю работала, я на минутку вышел в коридор чтобы набрать Регину:
- Привет, - прошептал в трубку. - У меня тут проверка.
- Да? - удивилась женщина, хотя мне показалось будто удивление наигранное.
- Ага. Странно, только, что ты о таком не предупредила.
- Но ты же знаешь, у них отдельный департамент… - попыталась оправдаться женщина. - Они там сами по себе.
- Неужели? - засомневался я. - Ладно, позже поговорим.
Когда проверку закончили, главный инвентаризатор протянул мне листы с пометками:
- Ты молодец! - заявил он. - Тут всё отлично. Пересортиц так вообще нет, что, кстати, довольно необычно...
- Просто стараюсь за всем следить. Да и магазин не так давно открылся. По-видимому, в этом дело. Не успел ещё толком напортачить!
Старшой усмехнулся.
- Ну и ладушки. Подпиши листы, и мы отчаливаем. Возможно успеем ещё какой-нибудь ларёчек сегодня обработать.
Я подмахнул акты сверки. Дождавшись, когда проверяльщики соберут свои вещички и укатят, снова набрал Регину.
- Фух, всё закончилась.
- Ну, что там, какие результаты? - голос женщины прозвучал напряжённо.
Хм, если они надеялись так просто меня подловить, то не на того напали. Я выдержал короткую драматическую паузу:
- Всё идеально, прямо как в аптеке. Комар носа не подточит. Обошлось даже без пересортицы.
- Боже, отлично! - в голосе женщины послышалось облегчение.
Не дав ей толком порадоваться, сразу перешёл в наступление:
- Но всё-таки, почему меня не предупредили? Ведь всегда заранее проходит слушок, что инвентаризация на носу. А тут вдруг нагрянули на ровном месте.
- Булеца…
- Только вот не говори, что ты не знала. Ни за что не поверю. Так в чём тут прикол?
- Но я действительно была не в курсе… - Регина начала говорить довольно уверенно, но конец фразы где-то затерялся. Врать она, конечно, не умела.
- Знаешь, у меня такое чувство, что ты чего-то недоговариваешь.
- Недоговариваю?! - голос её вновь зазвучал наигранно. - Прости Денис, но...
- Но, что?
Неожиданно она сломалась:
- Хорошо, да, ты прав. Это не совсем типичная инвентаризация, прислали их специально. Тебя проверяли.
Потрясающе! Я поначалу даже не поверил собственным ушам. Регина всё-таки решилась и сказала мне правду. На сердце потеплело – между нами действительно что-то есть, это не просто причуды моей фантазии.
В глубине души возникло столь сильное волнение, что я не смог усидеть на месте. Чисто автоматически запер магазин и пошёл, не разбирая дороги. Немного уняв внутреннее ликование, постарался изобразить удивление:
- Вот оно как… а с чего вдруг?
Конечно, я-то знал причину, но роль невинной овечки следовало отыгрывать до конца. Тем более мне ужасно хотелось, чтобы Регина сама во всём призналась.
- Пока не могу сказать.
- Знаешь, - тут я и правда немного огорчился, - думал, ты на моей стороне. Как минимум, что мы находимся в одной лодке.
Регина поколебалась:
- Что ж, раз у тебя ничего не нашли то, пожалуй, можно…
И умолкла. По-видимому, окончательно запуталась.
- Пожалуй, можно?!.
Переведя дыхание, женщина коротко и в самых общих чертах поведала мне о пропаже карточек на крупную сумму. Мол на одном из магазинчиков, где работало несколько девушек, а управляющей была некая Эльвира, на днях обнаружилась недостача. И после небольшого расследования девчонки выяснили, что по ошибке отправили пополняшек больше, чем вбили в накладную на перемещение. Потому реальное наличие товара у них не совпадало с остатками.
- Хорошо, допустим. Но я тут каким боком вообще?
- Но перемещение было на тебя.
- Ах, вот оно как?! - постарался вложить в восклицание как можно больше сарказма.
Регина окончательно смутилась.
- Не знаю, правда. Но мне сказали, что...
- То есть, значит, - продолжил злорадствовать я, - тебе кто-то что-то сказал, а мне ты уже больше не доверяешь, так?
- Булеца. Я... нет… ты всё не так понял!
- А как ещё это следует понимать?
Пока мы таким образом выясняли отношения, я непроизвольно поднялся к ларьку «Спортпрогноза». Проигнорировав приветствие киоскерши, взял с прилавка расписание матчей и бланки для заполнения ставок. Привычно сунул бумажки в задний карман.
Возвращаясь к себе, внезапно обнаружил, что у магазина меня поджидает полноватый мужчина с одутловатым лицом. На нём был тусклый плащ и старомодная шляпа. А вместо вечерней газетки из подмышки торчала белая папочка с надписью: «Дело №».
Сразу видна ментовская закалка.
- Ладно, - поспешно пробормотал в трубку. - Тут инспектор пришёл. Позже поговорим.
Явление этого типа (обладавшего тяжёлым, проницательным взглядом от которого, казалось, ничего нельзя скрыть) из нашей службы безопасности, я напряжённо ждал с того самого момента, как решился присвоить карточки. И вот тут-то, всего один раз, нужно было выстоять, не поддаться. И если получится перед ним не расклеиться - дальше будет проще, а может вообще всё обойдётся. Так, во всяком случае, мне думалось.
- Я буду… я заеду… - попыталась вдогонку закончить мысль Регина.
- Сказал же, позже! - оборвал женщину, вешая трубку и торопливо направляясь к магазину.
- Ну, здравствуй, - внимательный взгляд СБшника будто выискивал в моём поведении скрытые недостатки - Где пропадаешь?
- Тут, неподалёку, - беспечно пояснил, открывая входную дверь. - В туалет выходил.
- А по телефону с кем болтал?
Можно было конечно что-нибудь соврать, но лишняя ложь теперь ни к чему.
- Просто менеджеру звонил. Отчитался по поводу инвентаризации…
- А у тебя проверка была? - безразлично удивился инспектор.
Меня чуть не передёрнуло - как будто он не знал об инвентаризации!
- Была. Но, ничего особенного, - сообщил, направляясь к столу. - Всё хорошо.
- Неужели?
Мой удивлённый взгляд встретился с колючими глазами инспектора.
- А что, должно было быть как-то иначе?
Не дожидаясь ответа, я сел за стол. Откинулся на спинку стула. Перекрестил руки на груди и холодно поглядел на СБшника снизу-вверх. Но мужчина лишь молча буравил меня взглядом, положив свою папочку на высокую столешницу.
Внезапно он заговорил, причём сразу без обиняков:
- Ты, конечно, знаешь, почему я здесь.
Я дружелюбно фыркнул:
- А что, должен?! Вообще-то нет, даже не догадываюсь. Правда, только что была проверка, - но у меня тут всё чётко.
- Хорошо, сейчас расскажу, - он действительно принялся монотонно объяснять ситуацию. Повторяя всё то, что прежде уже раскрыла Регина: про управляющую Эльвиру и её неудачное перемещение.
Внимательно выслушав, я насторожился.
- И?..
СБшник, прижав свою папочку локтем к столу, опёрся подбородком на кулак.
- И всё, карточки пропали. Ну, а теперь твоя очередь рассказывать.
Но я уже заранее отрепетировал удивление на Регине.
- Ничего не понял. Так, а я здесь причём?
Мужчина продолжал разыгрывать флегму-следователя:
- Перемещение ведь на тебя было.
Во мне внезапно взыграло врождённое чувство справедливости.
- Круто! То есть, по-вашему, я могу спокойно отправить кому-то двадцать карточек, а двадцать оставить себе, но потом заявить, будто отправил все сорок, хотя документы подтверждают, что отправил только половину. И так нормально будет, да?
- Но карточек нет, - резюмировал он, как будто это всё поясняло.
- Ах, ну да! Точно! - игнорируя это объяснение, продолжал паясничать я. - У меня такой фокус, конечно, не пройдёт - я ведь не девушка. Сложно будет потом состроить из себя невинную дурочку.
- А ты забавный, - плотоядно ухмыльнулся он.
Осталось только руками развести:
- Был рад порадовать. Но ничем не могу помочь. У меня всё чётко, по документам, - протянул инспектору лежавшие на столе листы инвентаризации. - Вот, сверка подтверждает: ни недостач, ни излишков. А чего там у кого не хватает, это извините уже не моя проблема!
Сб-шник, выслушав пылкую тираду, немного помолчал. Затем приступил с другой стороны, гораздо мягче прежнего:
- Слушай. Ты, вроде, хороший парень. Все, с кем ранее работал отзываются положительно. Регина — вот тоже. Ну, с каждым бывает. Ну, поддался разок. Может долги какие образовались, может погулять захотелось. Молодо, ветрено… всякое в жизни случается. Да, девочки наломали дров, ошиблись с тем перемещением. Но мы с ними очень добросовестно побеседовали: хорошие, честные девочки. Возможно они где-то сглупили, но без вины…
«На жалость давит, падла, - думал я, слушая его сладкие песни. - Втирается в доверие. Только хрен тебе, дядя, а не признание».
- Ещё раз вам объясняю, не было никаких карточек. О чём сейчас разговор вообще? Если бы я увидел излишек - набрал бы Регину и сразу сказал. Но ничего такого.
- Вот зря ты сейчас упираешься, - терпеливо разъяснял он. - Рано или поздно всё обнаружится. Поверь, тайное всегда становится явным. Ты лучше сейчас признайся по-тихому, отдай мне карточки, и дело мы тут же замнём. Обещаю!
«Сейчас, замнёт он! Лживая прокурорская морда… Ну, уж нет, вы себе как хотите, а увольнение по собственному желанию пока не входит в мои планы».
- Может не там ищете? - подозрительно прищурившись, перешёл я в ответную атаку. - Может девочки не сглупили, а действовали вполне намеренно, а теперь валят вину на других?
- Хм… Значит, продолжаешь стоять на своём?
Пришлось посмотреть ему прямо в глаза и выдержать невыносимый, пристальный взгляд:
- Никаких карточек у меня нет.
Кажется, целую вечность он не сводил с меня глаз, а потом подхватил со столешницы свою папочку и сунув её под мышку, деловито попрощался.
- Ну, ладно, ещё посмотрим. А сейчас - пока!
Когда Сбшник вышел, я весь вспотел, так жарко мне внезапно стало. Это ещё хорошо, что он не отследил моей прогулки к «Спортпрогнозу». Тогда неприятных вопросов могло возникнуть больше. Гораздо, гораздо больше!
Раздавшийся тут же телефонный звонок окончательно меня взбесил. Даже стало жаль, что это оказался не банк, иначе я бы им в эту минуту всё высказал...
- Булеца?
- Нет, - нервно оборвал Регину. - Собакевич!
Женщина явно смутилась, но после короткой паузы приступила несколько нежнее:
- Улыбнул. Разве такая фамилия бывает?
- О, ещё и не такие бывают!
Голос её совершено смягчился, стал по-старому трепетным, добрым, понимающим:
- Злишься, да?
От этого её тона я сразу растаял. Пробурчал возмущённо.
- Какого чёрта они придолбались ко мне с этими карточками?
- Потому что те пропали, - как можно ласковее пояснила она. - Понимаешь, здесь её слово против твоего и... ничего не понятно. Ясно только, что они как-то лоханулись с тем перемещением, но...
- Давай, - раздражился я, - спроси ещё ты, не украл ли я эти карточки!
- Ладно, ладно. Я тебе верю... но, просто даже не знаю, что тут думать.
- Фух, хоть кто-то мне верит. Ка-кое облегчение!
- Ну-у, Булеца-а…
- Ладно, ты по делу или так? Может меня уже увольняют?
- Нет, тебя никто не увольняет. Я скоро буду, и мы спокойно поговорим, хорошо?
- Хорошо, конечно. Жду!
Вешая трубку, задумался - не пересаливаю ли случайно, разыгрывая обиженное непонимание? Тут ведь главное не переборщить, а то можно вызвать обратную волну недоверия. Но решил, что ничего такого. И вообще - актёр из меня оказывается довольно пристойный.
Пока я размышлял как вести себя при Регине дальше, на пороге возник неожиданный посетитель. С самым хозяйским и деловым видом он принялся внимательно оглядывать магазин.
Мне это сразу не понравилось. Подобным образом поступают обычно лица, возомнившие себя большими начальниками. Стоило действовать осторожно и строго следовать стандартам обслуживания.
- Здравствуйте! - доброжелательно обратился к посетителю.
- Постараюсь не захворать, - холодно процедил тот в ответ, подкрепляя своим грубым тоном возникшие у меня подозрения.
- Что-то определённое ищете?
- Угу, вчерашний день, - бросил он, сердито поблёскивая очками.
Человек был явно заведён. Сразу стало ясно, что сквозь выстроенную им стену никак не пробиться.
- Что за бардак у тебя тут? - резко спросил он без малейшего перехода.
Я неожиданно вспомнил о новом директоре, про которого меня когда-то давным-давно предупреждала Регина.
- Сегодня инвентаризация была, - пояснил извиняющимся тоном. - Ещё не всё успел поправить и разложить по местам.
- И как, большая недостача?
- Почему сразу недостача, наоборот...
- Да, уж! Наслышан о твоих тёмных делишках. Магазин завтра передашь другому сотруднику, работать здесь ты больше не будешь. Пока что находишься под надзором. А там посмотрим, чего с тобой дальше делать!
Он был настолько разгневан, что почти кричал. Я же находился в полярном состоянии: нечто среднее между крайним испугом и желанием сразу зарядить наглецу в челюсть.
Регина не вошла, а вбежала в помещение. Запыханно воскликнула:
- Андрей Павлович! Можно вас... на минуточку... пожалуйста…
Вывела его за пределы магазина и стала что-то горячо объяснять, явно стараясь успокоить. Слушая женщину, он то и дело бросал в мою сторону недоверчивые взгляды через витринное стекло, словно говорившие:
«Неужели? Этот?! Ни за что бы не поверил!»
Но всё-таки понемногу сменил гнев на милость. Последнюю его фразу я даже не столько услышал, сколько угадал:
- Ну, так разберитесь! - воскликнул он и, махнув рукой, ушёл.
«Чёрт, что за женщина, - в который раз поразился я, уловив в разгорячённом лице Регины нечто привлекательное, уже привидевшееся мне как-то однажды. - она, пожалуй, и разбушевавшегося быка смогла бы так утихомирить!»
- Ты как? - взволновано спросила Регина. Сама она была сильно взбудоражена, ещё не успев отойти от тяжёлого разговора.
Мне же стало жутко приятно и легко на душе. Подумать только, лишь несколько секунд назад женщину жёстко выбранил начальник, а первое что её волнует – моё самочувствие!
- Нормально. Но этот козлина…
- Этот козлина, кстати, новый директор по продажам, - сходу притормозила она меня, - и ещё хорошо, что я успела вовремя…
- Да, я так и понял! Но…
Впрочем, тут же почувствовал, что теперь не время разыгрывать обиженку, так что оборвал себя на полуслове и тепло обратился к женщине.
- Спасибо тебе. Я уж было думал… даже не знаю, что я думал. Просто никак не ожидал такой внезапной атаки. Вот это он взъелся!
- Ой, я тебе сейчас всё объясню, - сказала Регина, подёргивая рукой воротник рубашки, пытаясь немного остудить таким образом разгорячённое лицо. - Ты тогда сам поймёшь, чего он взъелся.
- Можешь уже не объяснять. Мордатый мне полностью разложил ситуацию.
- Правда? Странно. Обычно служба безопасности выпытывает, а не рассказывает. И чего по итогу он от тебя хотел?
Я горько усмехнулся:
- Чистосердечного, естественно… Нет, ну я представляю себе, как там дело было. Пришли Сбшники выяснять ситуацию. Эльвира эта разрыдалась, разыграла трагедию, ведь там похоже пополняшек на целую зарплату. Ей и поверили. А на меня по итогу решили повесить всех собак!
- Так, теперь уже ты давай успокойся, - распорядилась Регина. - Никаких «всех собак» на тебя не вешают! Но пока ничего толком не ясно и временно решили таким образом. Пятьдесят процентов себестоимости карточек выплачиваешь ты, пятьдесят процентов Эльвира. Из следующей зарплаты конечно, ведь эту уже насчитали.
- Охренеть! - от неожиданности разорался я. - Шик и блеск! Только у нас такое дерьмо возможно: никому ничего не понятно, кто прав, а кто виноват, - неизвестно, но бабки сразу давай сюда. Решили таким образом отбить премию, что ли?!
Регина внезапно сникла. Вероятно, сказалась предыдущая нервотрёпка.
- Да, я всё понимаю, но... если ты не согласен...
- Как будто у меня есть выбор, - пробурчал я. Меньше всего мне теперь хотелось давить на женщину.
- Разве что уволиться.
- Да, было бы здорово. Жаль, только, пока не могу, - немного придя в себя и вспомнив «легенду», продолжил уже спокойнее. - Мама и так из последних братцу на учёбу собирает. Да и я обещал помогать, а не наоборот…
- Мне жаль, правда. Это ещё слава богу, что у тебя идеальная инвентаризация. И высший бал по тайному. Хоть было, чем оппонировать.
Получается, Регина мне всё-таки доверяла. Не до конца, возможно, но…
- Но, пожалуйста, - попросила она, направляясь к выходу. - Только не наделай тут ещё больших глупостей. Хорошо? Я тебя очень прошу.
- Можешь на меня положиться, - уверил женщину, прикладывая руку к груди.
Вот так вот, получается, за меня сыграли две вещи – высокий балл по тайному покупателю и беспроблемная инвентаризация. Ну и старший менеджер заступился, конечно. Выходит, чем лучше ты выглядишь перед судьями, тем проще обделывать мутные делишки. Особенно, когда против тебя только слова лоханувшейся девчонки, а прямых доказательств никаких нет.
Может даже удастся из всего этого выгрести. Главное теперь случайно не накосячить.
Когда меня окончательно перестало трусить от беспокойства, я перевернул вывеску на: «Закрыто». Но сил куда-то идти не было абсолютно. Так что просто застыл у входа, облокотившись спиной об витрину, размышляя о вероятностях.
В этом положении меня и застала Юля. При виде девушки, на лице поневоле расцвела счастливая улыбка.
- Ой! - воскликнула она, вспомнив, похоже, мою утреннюю подавленность. - А ты чего довольный такой?
- Понедельник день тяжёлый, - благостно пояснил я.
- Угу, и вот именно поэтому у тебя улыбка до ушей?
- Не поверишь, сегодня был самый безумный день в моей жизни.
- Ясно. Так, а счастливый-то чего? - всё пыталась добиться она правды.
- Потому что я его пережил.
- Ах-ха! Ну да, что-то в этом есть. Смотрю, ты уже успел закрыться?
- Угу, на сегодня хватит с меня работы.
- То есть кофе нам не попить?
- Почему же? С этим как раз нет проблем. Закрылся я только для клиентов, но не для тебя. Кстати, знаешь, есть тут одно дельце, которое хотел бы сейчас сделать вместе с тобой. А потом уже можно и кофе.
- Да ты что?! Это небось там, в подсобке? - игриво произнесла она.
- Ты такая догадливая! Просто, понимаешь, там матрас сдулся, нужна помощь чтобы подкачать его обратно.
Юля прыснула, оценив юмор. Ещё не подозревая, сколь немалая в этой шутке доля правды. Поглядела на часы, что-то прикидывая.
- Ладно, - согласилась она. - только если не очень долго.
- Конечно, - громким шёпотом обнадёжил я, распахивая входную дверь, пропуская девушку внутрь и запирая за нами, - будет быстро. Обещаю!

8.

Регина позвонила пару дней спустя.
- Булеца! - сказала она.
- Да?..
- Помнишь я тебе говорила о магазине в центре? Так вот, на выходных будем готовить его к открытию, чтоб с понедельника уже работать. Не против присоединиться?
- Хм. Хочешь взять меня под наблюдение?
- Нет, что ты! - неприятно поразилась женщина. - Не в этом дело. Я и раньше планировала тебя туда перебросить. Но если сомневаешься… Последнее слово за тобой.
- Сам не знаю. Я уже здесь привык, местечко мне нравится.
- Ты, вроде, хотел побольше заработать? Тем более теперь… Там этого будет проще добиться.
Предложение меня смутило - от такого не отказываются. Но в сознании вмиг пронеслись образы Юли, ребят из «Макдональдса», Толика и остальных парней из охраны, тётушки из «Спортпрогноза». А ещё уютный спортбар, кинотеатр, ледовая арена, аквариум. Сауна на крыше, где я всё собирался попариться. Бассейн на той стороне стеклянного моста. Привычные коридоры, по которым теперь мог бы ходить, кажется, даже с завязанными глазами.
- Спасибо, конечно, за беспокойство. Но, пожалуй, нет.
- Хорошо. Я тебя не тороплю. Только обещай подумать, ладно?
- Уговорила, подумаю.
- Булеца?
- Сказал же...
Пятничным полдником, забрав из Макдональдса бургеры в бумажном пакете «на вынос», мы с Юлей отправились немного прогуляться по ТРЦ. Точнее, поглазеть на новогоднюю ёлку, которую по слухам ещё предыдущим вечером установили посреди второго этажа.
Ёлка оказалась феноменальной. Высоченная, от необъятного основания до недосягаемой верхушки украшенная золотистыми, серебристыми, рубиновыми шарами крупных размеров, а также декоративными голубыми бантами с колокольчиками; сверху донизу усыпанная янтарными бусинками гирлянд.
Пока девушка разглядывала украшения, моё внимание привлёк видневшийся позади отяжелевших веток краешек жёлтого автомобильного передка с узкой белой фарой.
Я поспешил в обход, чтобы целиком осмотреть машину, притаившуюся за пышным деревом на рекламной наклонной подставке и охваченную красной подарочной лентой. Восторженно поинтересовался:
- Ого! Как они умудрились её сюда затащить?
Юля привлечённая восклицанием поспешила ко мне:
- Не знаю, не видела. Похоже, какая-то Новогодняя акция… - разглядев шикарную жёлтую тачку с широкими чёрными полосами на капоте, восхищённо протянула. - Ух, ты! Клёвая, правда?
- Конечно, чёрт возьми, клёвая. Это же Шевроле Камаро! Мечта, а не машина. Как по мне, покруче всяких Мустангов и Бугатти. Недавно читал про это чудо техники в интернете. Современная реинкарнация классики: мощный движок, офигенный спорт-дизайн. А на лобовом стекле, представь, специальное электронное табло, как в истребителях. Не знаю, зачем оно нужно – но круто! Существует даже особая лимитированная серия со значком автоботов. Жаль это не одна из них.
- Как ты знаешь? В смысле, что она не из той серии?
- Их мало выпустили... и значка, видишь, нет. Вот тут, посреди диска должен быть, - я присел около переднего колеса, слегка погладил шину ладонью. - Эх, когда-нибудь куплю себе такую.
- Ммм! - Юля окинула меня взглядом, полным иронии. - Наверное, вычислишь предопределённый результат и выиграешь кучу денег на ставках, так?
Укол был досадным. Я немного смутился:
- Вряд ли, конечно… Вообще, не знаю пока, как этого добьюсь, но добьюсь обязательно.
- Угу, ты говорил. Когда-нибудь…
От этого её насмешливого тона стало совсем неприятно.
- Что-то имеешь против? - полюбопытствовал, вставая и отряхивая руки.
- Нет, всё в порядке, - тут же одёрнула она себя. - Просто... это я так, не обращай.
Сложно было, конечно, не обращать внимание. Хотя Юля и раньше взбрыкивала иногда похожим образом, но теперь меня задело.
- Может, думаешь, что я тут навсегда застряну? В местных мобилах?
- Оставь, - устало сказала она. - Ничего такого я не думаю.
- Неужто?
- Знаешь, торговля бижутерией ведь тоже не предел моих мечтаний, - разъяснила девушка. - Так что… прости, ляпнула не подумав.
Она отвела взгляд и удивлённо воскликнула, увидев что-то позади меня:
- Ой, смотри какая красотень!
Я обернулся. Из-за дальнего угла коридора возникла шутовская процессия и двинулась по шахматной плитке в нашу сторону, к широкой площадке перед ёлкой. Когда шествие, обмахиваясь веерами и раздавая по пути реверансы случайным прохожим, подошло поближе, мы разглядели, что это самодеятельность в стиле «Итальянский карнавал».
- Прикольно…
- Ага, - примирительно согласилась Юля. - Мне тоже нравится. Побудем тут ещё немного?
Похоже, она и правда не собиралась ссориться.
- Конечно, давай понаблюдаем. Может, кстати, присядем?
Девушка оглянулась вокруг – присесть было не на что.
- А где?
- Да прямо здесь, - я указал на импровизированный каменный парапетик под витриной дамского магазина. Юля слегка смутилась, местечко не выглядело подходящим. Ведь сразу за стеклом замерли в соблазнительных позах натуралистичные куклы, наряженные в нижнее бельё, пояски с подвязками и чулочками, и прочие облегающие боди.
Бесцеремонно усевшись на парапет, я протянул Юле руку, приглашая расположиться рядом. Что девушка немного неуверенно и сделала.
- Ты себя тут совсем как дома чувствуешь, да? - натянуто улыбнулась она, присаживаясь рядом на корточки, выставив для равновесия правую ногу немного вперёд.
- Ага, практически.
Вычурный парад, тем временем, добрался уже до автомобиля. Мы с девушкой словно случайно заглянули за изнанку действительности в некую параллельную, фантазийную реальность. Будто оказались на краю древней рыночной площади созерцая карнавальное шествие. Где загадочные мужские и женские фигуры в плащах и масках, расположившись друг напротив друга, разыгрывали затейливый ритуал обычно запретной, но в день маскарада вседозволенной любви. А также сопутствующих ей высокого благородства, демонической ревности, и прочих окрыляющих, но переменчивых чувств.
Я вытащил из бумажного пакета куриный сэндвич и передал Юле. Разглядывая детали пышных нарядов и украшенных стразами масок, вгрызся зубами в тёплую, подслащённую маринованным луком, мякоть своего Биг Мака.
Лица нескольких женщин скрывали остроносые золотые маски, а головы покрывали серебристые парики. Их наряды, благодаря белоснежной нежности, больше напоминали птичье оперенье. Расположившаяся напротив них группа мужчин изображала по-видимому воронов – маски-клювы, треуголки на голове, падающие на плечи тёмные волосы, чёрные одежды и плащи.
Но помимо людей-птиц были тут и простые паяцы с кукольно-рисованными физиономиями в заплатанных одеждах, и дамы в причудливых платьях попугайных расцветок. И типичные мимы в беретах и матросках, и напудренные матроны в манерных одеяниях с разноцветными перьями на головах. Присутствовали также фигуры, напоминавшие скорее персонажей Кэрроловского делирия - тут тебе и Червонная Королева, и Дама Пик, и множество разномастных Валетов.
Все они, разыгрывая мудрёный безмолвный спектакль, поочерёдно кланялись друг-другу и исполняли размеренный контрданс. Отыграв представление, вновь составили двойную шеренгу и неторопливо, продолжая кланяться и раздавать реверансы направо и налево, двинулись по коридору, скрывшись вскоре за близлежащим поворотом.
От необычного зрелища меня охватило некоторое ликование:
- Видать репетируют. Совсем неплохо, как для расположенного на обочине города торгового центра. Тридцать первого тут будет горячо!
Но внезапно заметил, что сидевшая рядом Юля совсем меня не слушает, а изучает стеклянным взглядом блестящую плитку пола, зажав ладони ногами.
- Только представь, - продолжил болтать, желая её немного взбодрить, - мы сейчас словно побывали в Венеции…
- Эх, - протянула она, думая о своём. - Неплохо бы действительно укатить куда-то из этой дыры. К солёной воде, солнцу, песочку...
- Угу, - подхватил я, - и прямо в открытое море! Тем более матрас у нас уже есть.
- Да, - криво усмехнулась она, как бы слегка опомнившись. - Матрас...
Разговор затух. Девушке совсем поникла.
Нас словно разделила незримая стена взаимонепонимания.
- Ну, ты чего такая? - легонько толкнул её плечом.
- Да, всё нормально, - странно улыбнувшись, отмахнулась она. Встала, расправив ладонями собравшиеся на бёдрах складки джинс. - Ладно, мне пора.
- Таня заждалась?
- Нет, я домой.
- Что, уже?!
- Да, отпросилась сегодня. Уйду пораньше.
- Пойдём тогда, провожу тебя.
- До самого выхода? - усмехнулась она.
- Да хоть до самого дома!
- Неужели? Ты на улицу-то давно выходил?
- Выходил, конечно. Правда, выходил! На днях вот коробки выносил, мусор... Так что, проводить?
- До дома не надо. А до выхода можно.
- Ну, пойдём тогда.
По пути мне пришла в голову одна мысль.
- Кстати, Новый год скоро. Какие планы? Может придумаем что-нибудь, отметим вместе?
От неожиданности она вздрогнула.
- Что такое?!
- Нет, ничего... - начала было Юля, но осеклась. - Давай постоим тут минуточку.
Мы задержались около щита, рекламировавшего праздничные кинопремьеры.
Девушка помолчала, глядя в пол.
- Не хотела тебе говорить. Да и не знала, как начать. Мы здесь с тобой будто в сказке оказалась, весь этот торговый центр, аквариумы, кинотеатры, катки... все эти люди вокруг, словно зрители… даже вот матрас этот твой. Но там, на воле... в смысле, в реальном мире... у меня есть парень, точнее даже жених. Это всё не просто, и много сложных мыслей, и... Он был в отъезде, но сейчас возвращается. В общем, Новый год я собираюсь встречать вместе с ним.
От неожиданности я опешил - вот тебе и майский день, именины сердца... Пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы продолжить разговор в прежнем лёгком тоне:
- Что ж, - осторожно дотронулся до её плеча. - После Нового года будет Рождество, а потом ещё Старый новый год...
- Да, - с явным облегчением произнесла Юля, вероятно обрадовавшись тому, как я воспринял эту непростую новость. - Что-нибудь обязательно придумаем!
Около выхода она заметно поколебалась. Обернувшись, неуверенно сказала:
- Завтра к тебе в обед зайду. Ладно?
- Хорошо, конечно, - уверил девушку, сияя приветливой улыбкой. - Буду ждать!
- Ну, я пойду?..
- Давай.
Мгновение она ещё стояла в освещённом проёме: красивая, притягательная, чужая. Как бы пребывавшая в нерешительности: уйти или может остаться? А потом исчезла, растворившись в ярком уличном свете.
Я побрёл к себе, напряжённо размышляя. Из последних её слов явно следовало, что несмотря на пресловутого жениха, разрывать наши отношения она не собирается. Во всяком случае – пока. Но меня эта догадка почему-то не успокаивала.
Уселся за стол, продолжая мысленно примериваться к сложившейся ситуации то с одной, то с другой стороны. Внезапно в магазин сунулся Толик:
- Шеф, ты как, один?
- Ага.
- Нальёшь кофейку?
Я открыл ящик и поднял над столом пустую банку.
- Сорян, дружище, кофе закончился.
- Ох, ты! Жаль. Как же ты теперь без него? Слушай, давай я тебе нашего принесу. Оно, конечно, попроще будет, обычное «Нескафе». Но всё лучше, чем ничего.
Я удивлённо уставился на него. Поразительные всё-таки существа люди, с этими их странными, несвоевременными привязанностями... Больше всего мне хотелось, чтобы Толик сейчас поскорее «испарился».
- Спасибо, но не волнуйся. Я пока не хочу, а когда захочу – просто возьму в автомате.
- Ладно, как знаешь. Если что - свисти!
- Договорились.
Долго на одном месте мне не сиделось. Ноги понесли на прогулку по этажам, где мы недавно бродили с Юлей. Всё вокруг было знакомо и казалось родным. Даже, пожалуй, чересчур. Столько всякого здесь произошло за этот месяц! Вот тут мы болтали о пустяках, тут случился первый поцелуй... а вон там работают Дима с Наташкой…
К Маку идти, впрочем, не стал. А то вдруг парень всё ещё на смене, а может даже оба. Говорить сейчас не хотелось. У них ведь всё хорошо, издали видно настоящие, крепкие отношения. Они даже ругаются как-то особенно: вроде грубо, но не по-настоящему. Что называется - пара на редкость.
Размышляя подобным образом, отправился дальше.
Внезапно осознал, что стою около ёлки, посреди совершенно пустого коридора, где часа полтора назад проходила карнавальная процессия. Вот тут под витриной мы сидели с Юлей, жуя сэндвичи. Я тогда ещё ни о чём даже не подозревал. Точнее подозревал, но… Но чёрт же меня дёрнул ляпнуть насчёт Нового года! Лучше бы и дальше пребывал в счастливом неведении.
Сердце наполнилось горечью. Вот так всё и выяснилось. Впрочем, особой тайны на самом деле не было. Переменчивое поведение девушки заранее об этом предупреждало, только я тормоз, никак не мог этого понять... Впрочем, сам тоже хорош – с Алёнкой как поступил в своё время?
Короче, не жизнь, а натуральный круговорот лжи. Даже вот, к примеру, маскарад местный – и тот ни хрена не настоящий. Как и весь этот ТРЦ в целом - сплошь обман да бутафория, скрытые до поры до времени излишне ярким освещением.
Потихоньку взял себя в руки – не время теперь раскисать. Поневоле вспомнил о Регине, своей невзрачной путеводной звезде...
Решение пришло тут же, само собой. Я набрал номер и услышал привычное, но тихое:
- Булеца?
- Приветик. Как там насчёт того магазина, предложение ещё в силе?
- Конечно, я тут замаялась уже! - обрадовались на той стороне. - Мы с Верой много поделали, но нужна и мужская рука, коробки подвигать, мебель на место поставить. Будем тебе ужасно рады!
- Ты ж говорила приступаем на выходных?..
- Тут много работы, а нас мало. Решили начать сегодня.
- Ясно. А что за Вера?
- Хорошая девочка, тебе понравится. Новенькая, но с опытом.
- Ну, если с опытом…
- Дурак! Не в том смысле, - в голосе возникли нежные нотки. - Мы так устали. Ты приедешь?
Сердце в груди прямо рванулось навстречу тёплому голосу из трубки.
- Да, скоро закрываю магазин и выезжаю к вам.
- Я так рада...
- Тем более, нужно же расплатиться за те дурацкие карточки... - произнёс, привнося в интонацию как можно большую толику уныния. - Хоть избавлюсь, наконец, от этого вашего корпоративного рабства.
- А, ты об этом, - женщина неловко помолчала. - Прости! Знаешь, нет больше никакого рабства.
- В смысле?!
- Эльвира, она, как бы сказать, в общем... взяла позавчера выручку из кассы и скрылась. - тут Регину словно прорвало, она затараторила, чуть ли не радостно перескакивая с одного на другое. - Заранее подготовилась, несколько дней не сдавала, под разными предлогами, инкассацию. Мол, мешочков нет... мол, пломбы закончились... вот так вот!
У меня перехватило дыхание:
- И что, много взяла?!
- Это не по телефону, - прошептала Регина в трубку.
Значит, немало. Тем более выручку долго не сдавали. Но ведь найдут идиотку и как тогда? Ну, вот что побуждает людей на такие безумные поступки? И всё, вероятно, из-за украденных мною карточек. У неё же тоже из зарплаты высчитали. Может оскорбилась, может в долги попала. Хотя, впрочем, кто знает, что её на самом деле сподвигло на такие подвиги?!
- А что наша доблестная служба безопасности?
- Работают. Но тут уже служба мало что может. Заявление подали, в розыск объявили. Завели на неё уголовное дело. - Регина продолжала рассказывать таким тоном, словно не до конца верила происходящему. - А с тебя теперь подозрения сняты, сам понимаешь... Андрей Павлович ещё утром сделал распоряжение. Прости, я так замоталась, что забыла обрадовать.
- Андрей Павлович этот тот, перед которым ты меня тогда выгораживала?
- Да, он. Неплохо бы, кстати, выучить имя-отчество вышестоящего руководства!
- Ну, ежели Палыч ещё извинится, - ухмыльнулся я. - то так и быть, запомню.
- Ха, размечтался! Штрафовать не станут – и то радуйся… Но теперь ты, наверное, передумаешь?..
- По поводу?
- По поводу нового магазина…
- Нет, конечно! Новости отличные, но я уже всё равно принял решение.
- Здорово, - воодушевилась Регина. - Тогда ждём! У нас тут, кстати, очень вкусный кофе.
- Ворованный? - не удержался я.
- Почему сразу ворованный? - удивилась она - Просто презент от компании...
- Да я шучу, не обращай.
Фух! Будто груз упал с плеч. Наиболее трудный вопрос разрешился сам собой. Теперь слово этой Эльвиры вообще ничего не стоит, а вот моё наоборот значительно повысилось в цене. А Регина... что-то в ней есть всё-таки неуловимо-хорошее, вызывающее лучшие побуждения. Харизма, которая складывается из мельчайших, слабозаметных чёрточек – мягкого тона голоса, понимающей улыбки, доверчивости, радушия, чего-то ещё, что я никак не мог сообразить…
Окрылившись неожиданными известиями, отправился в бытовой отдел супермаркета. Сразу приметил знакомого парня и поторопился к нему:
- Здорова, Максим!
Он окинул меня удивлённым взглядом. Ничего странного. Мы виделись всего раз, эдак с месяц назад. А факты таковы, что покупатель обычно способен более-менее запомнить лицо своего продавца, но вот продавец вряд ли узнает на следующий день большую часть своих клиентов. Тем более, что парень за прошедший месяц явно заматерел, так как смотрел теперь на всё вокруг пофигистически-снисходительно.
Разглядывая его мне даже стало немного любопытно - а как быстро я всех местных забуду? Как скоро сотрутся из памяти все эти лица? Уж, поскорее бы.
- Привет, - осторожно ответил он. - Что-то ищешь?
- Нужен рюкзак. Большой, но недорогой.
- А, - внезапно вспомнил он. - ты как-то покупал матрас! Теперь ещё и рюкзак подбираешь. Ну всё, точно в поход собрался!
- Угадал, что-то в этом роде.
- Значит, смотри. Сейчас по акции есть отличный вариант. Походный, семидесятилитровый. У нас ребята кто в этом шарит, сразу себе приныкали несколько штук. Но парочка свободных ещё есть в заначке.
- Супер, тащи!
Расплатившись за рюкзак, направился к запертой ячейке номер «24» от которой у меня был ключик. Извлёк из камеры хранения пачку пополняшек, завёрнутую в пакет, и недопроданные кабеля с картами памяти. Сложил их на дно рюкзака. Немного позже прикрыл «улики» свёрнутым матрасом, насосом и прочим личным барахло.
Выискивая по ящикам, ничего ли не забыл, обнаружил в столе давно дочитанные «Мёртвые души». Повертел в руках, не зная куда девать. После недолгого размышления, книга отправилась к прочим воспоминаниям - в мусорное ведро.
Двинулся с рюкзаком на третий этаж, к ларьку грузоперевозчика.
- Привет, ребята. Хочу отправить рюкзачок.
- Отделение? Адрес? - деловито спросили меня.
- Отделения не знаю, адреса тоже.
Ребята посмотрели несколько странно.
- Новый торговый комплекс в центре. Вроде уже открылся. «Гигант» или как-то так, похожее название. Наверняка там есть у вас уже точка выдачи.
- А, понял. Пару минут...
Тётушка из «Спортпрогноза», вероятно заметившая, что я сдавал рюкзак, и разглядывавшая теперь мою возникшую перед киоском утомлённую физиономию, огорчённо спросила:
- Уезжаешь, что ли?
- Уезжаю.
- Неужели собираешься сделать прощальную ставку?
- Обязательно.
- Надеюсь, в этот раз не на Реал?
- Конечно, на Реал. Гляньте, сколько за победу дают?
- 1,55
- Маловато. Что насчёт победы с форой в один мяч?
- 1,88
- Не то. Может с форой в два мяча?
- 2,24
- Ух ты! - поразился я. - Именно так?
- Говорю тебе, - кисло улыбнулась она.
Хм, опять эти злосчастные «двадцать четыре»… зато как символично. Бывают же в жизни совпадения! Ладно, значит так тому и быть.
- Подходит!
Киоскерша помолчала, долго глядя на меня поверх очков:
- Точно хочешь поставить на то, что Реал выиграет с разницей в два мяча?
- Абсолютно.
- Эх, зря ты это, - совсем огорчилась она.
- Отставить панику! - заявил я, вытаскивая деньги. - Борьба за чемпионство продолжается. Да и после пролёта Барсе должны уже разозлиться наконец и порвать эту Севилью. Тем более буквально полгода назад побеждали у них с крупным счётом, отлично помню тот матч.
- Эх, молодость, глупость… - разочарованно покачала тётушка головой.
Мне оставалось лишь слабо улыбнуться в ответ. Она протянула чек со словами:
- Удачи тебе!
- Спасибо. И вам не хворать.
На главном выходе меня обдало лёгким паром. Морозный воздух улицы сталкивался с тёплым, исходящим из распахнутых дверей магазина, претворяясь в мечтательную дымку. Как в старом кино.
Покидал ТРЦ я со смешанными чувствами. Но это был лучший выход из создавшейся двусмысленной ситуации. Очевидно, сама жизнь подталкивала к тому, чтобы сорваться с насиженного места и пуститься навстречу новым приключениям. Как там было? «Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал?... Куда несёшься ты…» и всякое такое. Впрочем, за судьбы отечества мне беспокоиться прямо скажем не к лицу. Нужно для начала о себе позаботиться.
Странно, однако погода совсем не была такой уж зимней. Всё те же ноль плюс пару градусов, что и в ноябре. Всё тот же мелко сыплющий и сразу тающий снежок. Как будто и не было этого удивительного, наполненного событиями месяца жизни.
Только теперь я не приближался, а наоборот быстро удалялся от ТРЦ словно перекати-поле по подмороженной степи, а тот светился позади всеми своими гранями, словно огромный драгоценный камень. Но неужели он так и останется неким бесценным воспоминанием в памяти навсегда? Надеюсь – нет.
Тем более, что душа уже тянулась к Регине, к новому магазину, к ещё более яркой и наполненной жизни. Короче, к новому торговому центру.
Отчего-то я был уверен – там мне тоже вполне понравится.

Конец

5.

Как пролетели следующие две недели - даже не заметил. «Мёртвые Души» понемногу перевалили за половину, но обедал я теперь обычно не с книгой в руках, а вместе с Юлей, по-прежнему скрывавшей в себе какую-то тайну.
Прошедшие дни мало чем отличались один от другого. Однообразный круговорот событий стал довольно привычным, по-своему даже комфортным. И будто пребывая в «дне сурка», каждый раз я пытался всевозможными способами сблизиться с девушкой, но добиться этого никак не удавалось.
То субботнее декабрьское утро отличалось от предыдущих тем, что внезапно ко мне заехала переполненная эмоциями Регина.
- Помнишь в прошлый раз рассказывала тебе про тайного? - спросила она чуть не с порога, так её распирало от новостей.
- Помню, - несколько насторожился я. - Но, кажись, у меня его так и не было.
- А вот и был! - заулыбалась женщина. - Более того, у тебя лучший бал среди всех магазинов!
- Да ты что? - опешил я, лихорадочно перебирая в памяти запомнившихся посетителей. Среди них не было ни одной чересчур зловредной личности. Что-то тут явно не то. - Не может этого...
- Судя по отчёту, который мне скинули, - делая хитрые глаза и покачивая головой, помогла воспоминаниям Регина, - это была какая-то женщина.
Тут до меня дошло. Чёрт подери! Наверняка та самая дама... приятная во всех отношениях. А я ведь некоторое время даже надеялся, что она всё-таки вернётся и купит телефон. И мы с ней может быть каким-то образом сойдёмся. Нафантазировал себе, будто я ей понравился. Ну, не дурак ли?! С другой стороны, вот ждёшь какого-то законспирированного козла, а к тебе засылают натуральную волшебницу. Помогла мне тогда полностью выложиться. Никогда бы на неё не подумал. Впрочем, хорошо то, что хорошо кончается.
Регине пояснил уклончиво:
- Кажется начинаю догадываться, кто это мог быть.
- Видишь, - детали женщину похоже не особенно интересовали. - Я же знала - можешь, когда захочешь!
- А остальные как прошли?
Она чуточку скривилась:
- Без пары провалов, конечно, не обошлось, но в основном более-менее. Мой регион показал себя достойно. А тебе так вообще выписали премию.
- Ого, премию?! - тут я действительно изумился. - Думал у нас такое невозможно...
- Как видишь, возможно. Деньги могут прийти прямо сегодня, кстати. В крайнем случае – в понедельник. Бухгалтер сказала, - сначала премия, потом зарплата. А зарплата вроде во вторник. Так что проверяй периодически карточку.
- Мне сообщение приходит. А в субботу разве могут деньги поступить?
Регина широко улыбнулась:
- Их вчера ещё могли начислить, так что... жди смс. Ладно, пора мне. Некогда лясы с тобой точить. Будь и дальше хорошим мальчиком. Не забывай следить за порядком. Па-па! - перед самым уходом женщина окинула меня особенно ласковым взглядом, - ты молодец, Булеца.
«Эх, это она ещё не знает, что я карточки стибрил, - размышлял про себя. - Вот будет разочарование!»
Впрочем, посмотрим. Столько дней прошло, но пока всё тихо. Видать на том магазине, откуда делали перемещение, недостачу ещё даже не обнаружили. Ну, так им и надо. Ленятся остатки сверить лишний раз. А в магазине слишком расслабляться нельзя, надо постоянно всё контролировать!
Провожая Регину, вышел вслед за ней в вестибюль. Неподалёку торчал Толик, присматривавший в это утро за кассовой зоной супермаркета. Я запер магазин и направился к товарищу, собираясь немного поболтать, поделиться радостью, но дорогу внезапно преградила спешащая мамаша с тяжёлой сумкой в одной руке и захныканной девочкой в другой.
- Пожалуйста, - нервно воскликнула она, - мы ужасно опаздываем, помогите! Как здесь найти пригородные кассы? Пропустим автобус! И где тут можно поесть? Надо покормить ребёнка перед отъездом.
Петляния по местным закоулкам явно вызвали в ней приступ паники. Пришлось взять на себя роль чичероне.
- Спокойно, гражданочка, без нервов! Сейчас всё объясню. Значит, выходите вот в эту распахнутую дверь. Идёте строго по коридору пока не уткнётесь прямо в аквариум. Пару минут любуетесь акулой, разноцветными рыбками, прочей подводной флорой и фауной. Успокаиваетесь, переводите дыхание. Слева от аквариума будет эскалатор. Поднимаетесь на второй этаж. Там сразу увидите кабинку с расписанием пригородных автобусов. После приобретения билетов подниметесь ещё на один этаж, где сразу окажетесь посреди фудзоны. Спокойно перекусываете, ждёте свой автобус. Элементарно! И не забудьте взять в дорогу водичку и леденцов для девочки. Говорят, помогает от тошноты.
Да уж, поднаторел я за последнее время в нашем лабиринте.
- Спасибо, у нас таблетки есть, - проворчала она и заторопилась в указанном направлении.
- Всегда пожалуйста! - меня распирало от самодовольства. Преодолев неожиданно возникшее препятствие, добрался-таки до Толика.
- Как дела?
- Дела? - буркнул тот в ответ. - Какие ещё дела?
- Да хоть какие!
- Нет у меня никаких делов.
- Смотрю, сегодня что-то все вокруг недовольные и ворчат… - пошутил я. - Это, небось, потому что луна в последней четверти.
- Зато ты смотрю странно весёлый. Какая ещё к чертям луна?!
Последний вопрос я проигнорировал:
- Поведай же мне, гой еси, добрый молодец, что тебя гложет?
- Надоело всё, - пожаловался Толик. - Торчу тут с утра до вечера. Потом ещё ночью торчу, чтоб заработать пару лишних… - оборвав себя на полуслове, он скопировал высокий девчачий голос, переходящий на истерический визг, - Охрана отмена, охрана отмена, охрана отмена! И так, понимаешь, каждый божий день.
- В общем, ничего нового, - подытожил я.
- Вот именно.
- Слушай, а может вечером по пиву? Поднимемся в спортбар. Футбол интересный будет. Если что, я угощаю!
- Интересное предложение… но нет. Поеду домой, хочу хорошенько отоспаться.
- Понял.
Я стал прикидывать, кого бы ещё соблазнить на пиво и футбол. Тем более, что вечером действительно матч месяца, а то и полугодия: «Реал» – «Барселона».
- Привет, мальчики! - внезапно донёсся со стороны знакомый голос. Это Юля прошмыгнула мимо нас, спеша к себе в магазин.
- Привет, - помахали мы оба ей вслед, провожая взглядами до конца коридора.
- Эх, вставил бы я ей пистон!.. - мечтательно поделился охранник, когда она скрылась из виду.
- Спокойнее, Толян Жуан, - похлопал его по плечу. - Держи себя в руках. Во-первых, так выражаться некультурно. А во-вторых, она всё-таки моя девушка.
Это было конечно несколько преждевременно заявление, но, как мне казалось, довольно близкое к реальности.
- Что? - ухмыляясь, не поверил он. - Вот ты юморист!
Я приподнял правую бровь и посмотрел на товарища с полной серьёзностью. Он тут же сбавил тон.
- Чёрт! Правда, что ли? - недоверчиво покачал головой. - Ну и везучий же ты сукин сын в таком случае.
Действительно, что-то в этих его словах было. Может и правда везучий? Пожалуй, стоит ковать железо, пока горячо. Тем более премия на подходе, почему бы не сделать толковую выигрышную ставочку?
- А ты вот меняй унылую ливрею охранника на стильный прикид продавца консультанта, и сразу начнёшь покорять местных кассирш, - мечтая о том, как лучше использовать будущий выигрыш, продолжал разглагольствовать я. - Мне как раз нужен надёжный напарник, а то зашиваюсь тут без выходных уже.
- Ты серьёзно?
- Ну, естественно.
- Так я в этом ничего не шарю.
- Пустяки, я тебя научу. Нет там ничего сверхъестественного. Буквально через пару недель, под моим чутким руководством, произойдёт настоящее чудо преображения рядового охранника в ушлого продавца!
Толик на мгновение напрягся. На его дородном лице даже скулы на миг проступили. Напоминая медведя, он переминулся с ноги на ногу:
- Та не, брось. Мне в охране как-то спокойнее.
- Тогда вот не жалуйся, - дал ему суровую отповедь, - что красотки в твою сторону даже не глядят. Но если вдруг надумаешь – зови.
Молча постоял немного рядом с ним, продумывая надёжный вариант ставки на центральный матч.
- Нет, ну она и правда частенько к тебе заходит, - неожиданно пробормотал Толик. - Но я предполагал, может, счёт пополнить или типа того…
Боже, о чём он только думает?! Тоже видать фантазёр. На свой лад.
- И счёт пополнить, конечно. Куда же без этого? Ладно, сторожи дальше своих невольниц. А я пока немного пройдусь.
Пребывая в приподнятом настроении, отправился разделить его с кем-то ещё. Точнее, прихватив книжку, неспешно поднялся на третий, в «Макдональдс». По пути разглядел за одним из столиков недавнюю торопливую мамашу, теперь наскоро пичкающую дочурку овощным салатом.
- Тебе как обычно? - впопыхах поинтересовался Дима, даже не здороваясь. Хотя помимо меня у касс никого не было, он пребывал в лихорадочном состоянии. Такое иногда с каждым продавцом случается - поток посетителей уже спал, но ты всё ещё не можешь вернуться в норму и куда-то спешишь, автоматически себя подгоняя.
- Нет, - весело заявил я, желая его немного приободрить, - Сегодня мне пожалуйста выдайте секретное меню.
- Ох, и шутник! - саркастично оценил Дима, торопливо протирая и без того чистый поднос, - Значит, как обычно. А где твоя подружка?
- Юля, так вышло, сегодня одна на смене. Не получается у неё на обед вырваться.
- Ясно.
- А вы тут как? Без скандалов сегодня, смотрю. Или Наташки нет? - саму Наташку, кстати, по какому-то странному стечению обстоятельств я так ни разу и не видел, но в безлюдные минуты частенько слышал, как они с Димкой по-прежнему перегавкиваются.
- Народу много, больше помалкиваем. Это сейчас только небольшое затишье, - сдержано пояснил он и перескочил на другую тему. - Слушай, а что ты вечно таскаешься с этой книжкой?
Пришлось пояснить:
- Понимаешь, я очень медленно читаю. И всегда начинаю, знаешь, фантазировать о чём-то своём. Прочитал пару абзацев, увлёкся мыслями на тему, потерял нить… Потом опять приходится перечитывать сначала. Сложно оно мне даётся, в общем. Я из-за этого и в школе не особенно успевал... Короче, тут целая история.
Закончив собирать заказ, Дима отрешённо согласился:
- Жуть!
- Вот именно.
- А что читаешь хоть?
- Да, «Мёртвые души».
- Что?! - на миг остановившись и чуть не роняя на поднос наполненный пакетик-фри, удивлённо воскликнул Дима. Несколько картошин даже вывалилось на подстилку с пропечатанной таблицей калорийности, которую Юля вечно, от нечего делать, изучала во время еды. - Ёлки-палки, ну и древность! Нахрена оно тебе вообще?! Почитай лучше Кинга. Вот чувак классно стелет, там не оторваться. Фантазировать о постороннем времени не будет.
- Думаешь?.. А он тоже весёлый?
- Весёлый? - усмехнулся Дима, выбивая чек. - Ну, как сказать, как сказать... Всё, плати давай за свой рожок и отчаливай.
- Что, за какой ещё рожок?! - увлёкшись беседой, удивлённо воскликнул я. Но моментально опомнился. - А, ну да. Спасибо.
Мне теперь редко приходилось обедать в «Маке» по фулпрайсу. Поначалу Димка словно забывал посчитать то одно блюдо, то другое. А потом мог и вовсе пробить по кассе, скажем, кофе и маленькую картошку, при заказе полноценного обеда на двоих.
Вот и нынешняя аппетитная порция обошлась мне в цену одной мороженки. Впрочем, однажды Дима как следует на мне отыгрался, когда я сдуру позвал его посидеть в кафешке. Всё сэкономленное прежде на обедах, и даже с лихвой, пришлось потратить на его коктейлики. Ничего не поделаешь, услуга за услугу – пришлось платить. Всё-таки Толик, в этом смысле, гораздо более надёжный товарищ – лишнего бокала на шару не выпьет.
По этой же причине, я так и не решился позвать Димку на просмотр вечернего матча. Пока что просто не время для лишних трат. Вот выиграю на премиальные приличную сумму, тогда пожалуйста!
Сразу после перекуса отправился к банковскому терминалу, проверить поступление. Смс-ка пока не приходила, но чуйка меня не подвела – на счету числились деньги. По счастью, зарплатную карту банк мне пока не заблокировал. Только кредитку. То ли надеются, что я сам всё верну, то ли ждут, позволяя загнать себя в ещё большие долги. Известное дело – эти пройдохи своё не упустят.
На всякий случай я снял «капусту» подчистую и уверенно направился к ларьку «Спортпрогноза». Пришла пора отыграться за все прежние неудачи!
- У тебя как обычно, «система»? - скучающе поинтересовалась тётушка.
- Нет, - процедил я, - сегодня играем по-крупному.
- «Реал» – «Барселона», что ли? - сразу насторожилась она. - Сегодняшний матч?
- Точно.
- Месси хоть?
- Нет, пожалуй, Роналду.
- Да ты что?.. - заметно удивилась тётушка. Всё-таки хочешь не хочешь, а место работы обязывает немного разбираться в предмете, - но Реал, кажется, давно у них не выигрывал.
- Вот именно, - согласился я. - Думаю, пришло самое время. Парни набрали отличную форму, лидируют в чемпионате, а Барса наоборот непонятно во что сейчас играет. Плюс матч домашний… точно не продуют. Короче, победа Реала либо ничья. И коэффициент полтора - довольно неплохо для такой игры. Добавлю ещё парочку вернячков и возьму втройне. Вот, например, вы следите?
- Да, давай, - киоскерша надела очки; сосредоточенно уткнулась в мониторчик.
- Итак, «Хиберниан» – «Глазго Рейнджерс», - назвал номер матча из перечня ставок. - Побеждает вторая команда, тут без вариантов.
- Есть! - пробила она по кассе.
- Дальше, смотрите, какое любопытное состязание: «Бейра Мар» – «Порту», - на миг я даже отвлёкся от «линии». – Скажите, вы знаете вообще такую команду, как «Бейра Мар»? Нет? Вот и я, признаться, тоже. Сколько слежу за чемпионатами - никогда о них не слыхал. Так что тут победа Порту, однозначно. Ну-ка, общий коэфф какой получился? Просуммируйте пожалуйста.
Киоскерша выбила чек.
- 3,24
- Ой, какая красота. Неужели двадцать четыре, в самом деле? Просто замечательно!
Два матча завершатся к вечеру; их результаты станут известны ещё до конца рабочего дня. А вот «центральный», по нашему времени, закончится только после полуночи. В любом случае, с утра уже можно будет возвратиться к тётушке за подъёмными.
Ставишь сто - выигрываешь триста двадцать четыре, ставишь тысячу - три тысячи двести сорок, ну а я поставлю...
Пренебрежительно выложил на стол большую часть обналиченных купюр.
Если бы киоскерша умела свистеть, она бы, наверное, присвистнула.
- Всю зарплату что ли принёс?
- Да нет, что вы, - равнодушно махнул я рукой - Это так, мелочь. Премия только.
Она деловито поправила очки и произнесла неожиданно раздражённо:
- Ну, твоё дело, - взглянула на меня поверх оправы, на всякий случай уточнила. - Выбивать?
- Конечно!
Тётушка клацнула кнопку «оплачено», рассовала в открывшуюся кассу мои деньги. А я взволнованно забрал свой победный чек и пошёл к Юле.
Меня несло. Не зря же говорят - куй железо, пока горячо. Гулять так гулять! Тем более, даже если вдруг продую премию, то зарплата на днях. Но я конечно выиграю. Пришло уже время, конец полосе неудач! Нутром чувствую – на сей раз будет по-моему.
Зайдя в магазинчик бижутерии, постоял немного в сторонке, ожидая пока Юля закончит с какой-то школьницей, подбиравшей себе красивые бусики.
- Совсем умаялась, - пожаловалась она, выпроводив наконец посетительницу. - Так тяжело одной. И как ты без напарника постоянно справляешься?
- Ничего особенного, дело привычки.
Всё-таки пару недель постоянного общения нас порядочно сроднили. А в этот миг лёгкой усталости девушка казалась мне ещё ближе, чем обычно. Так что сделать следующий шаг навстречу было совсем несложно:
- Как ты насчёт кино? Может сходим вечером? Заодно расслабишься немного.
Юля заметно воодушевилась:
- А есть что смотреть?
«Да какая разница!» - хотел воскликнуть я, но всё-таки разъяснил, почти не сомневаясь в её выборе:
- Сегодня показывают какой-то боевичок, и мультик ещё.
- Какой мультик?
- Про пингвинов.
- Из Мадагаскара что ли?!
- Наверное из Мадагаскара… или не из Мадагаскара. Честно говоря – не знаю. Пингвины в тренде сейчас, а я в трендах плохо разбираюсь.
- А, точно, всё, - опомнилась Юля. - Видела рекламку на входе. Это другие пингвины. Но тоже весёлые. Хорошо, давай сходим. А во сколько сеанс, знаешь?
Ну, ещё бы не знать! Естественно я всё выяснил заранее:
- В девять.
- То есть, - смекнула она. - У нас будет целый час свободного времени.
- Так поднимемся пока на третий, перекусим… Ты же, наверное, толком даже не обедала.
- Вот, верная идея, - согласилась Юля. - Ты молодец, хорошо всё придумал. Но сейчас, пожалуйста, уходи. Тани нет, а мне нужно посчитаться, чего я тут наторговала. Вечером как сведусь – приду.
- Буду ждать!
Хм. Оказывается, её полненькую напарницу, благодаря которой мы познакомились, зовут Таня, а я это только теперь по случайности узнал! Ну, не важно.
Поднялся по эскалаторам на четвёртый, купил два билета в кино. Серединка зала оказалась заполнена, все хорошие места заняты, пришлось брать первый ряд. Благо – он весь пустовал, так что я выбрал центральные кресла. На обратной дороге заглянул в супермаркет.
Совершив пару покупок, вернулся с билетами в кармане и кулёчком в руках на рабочее место. К счастью, раздражённых моим долгим отсутствием посетителей под магазином не оказалось.
В начале девятого сделал сверку по кассе, снял Z-отчет, спрятал наличку в сейф, вклеил чеки в кассовую книгу. Тут забежала припозднившаяся посетительница. Я немного на такую рассчитывал, потому не стал заранее запирать дверь.
- Пополнить счёт! - воскликнула она. - Очень нужно!
- Извините, - не отвлекаясь от заполнения кассовой книги, оповестил девушку - касса уже закрыта. К сожалению, время вышло.
- Ну, пожалуйста! Чек, если что, мне не нужен!
Я поднял глаза - она тоже была из местных, из продавщиц. Кажется, со второго или третьего этажа. Что поделать, - моя память падка на красивых девушек. В общем, никакой угрозы тут не существовало.
- Ладно, так и быть. Продам.
- Спасибо! - осчастливленная покупкой скретч-карты, она выскочила из магазина.
Кто знает, может у неё тоже сегодня свидание? Может, связь ей жизненно необходима? А я её таким образом спас. Практически герой! Малость, правда, повадками не вышел. Но всё-таки…
Вырученные деньги положил в карман. Предстоял важный вечер, возможны непредвиденные расходы. Да и лишних пополняшек в закромах полно, давно пора было их понемногу начать реализовывать.

6.

Вскоре пришла Юля. Встретил я её вполне довольный собой и на редкость спокойный - Порту и Глазго уже победили, а нетерпеливое ожидание результата последней игры должна была скрасить девушка… ну и конечно забавный мультфильм. Что гораздо лучше, чем нервотрёпка при просмотре прямой трансляции матча, когда каждый удар мимо ворот (а тем более, не дай бог, пропущенный гол) способен довести до безумия.
Мы неторопливо поднялись на третий этаж. Заняли место в уголочке, в дальней части зала. Спокойно поужинали, делясь друг с другом тем, как прошёл день. И даже не заметили, что засиделись.
- Ой, так время, - внезапно опомнилась Юля. - Опаздываем!
- Да ты не волнуйся. Билеты я уже купил, - пояснил девушке, бросая в свою очередь взгляд на часы.
- Вот оно как!..
- Угу. Хотя, действительно, почти начало сеанса, - передалось мне её волнение, - стоит поторопиться.
Мы подхватились с мест и поспешили к эскалатору.
- Кулёчек забыл, - внезапно рассмеялась она, оглянувшись назад.
- Вот, блин! Действительно, - пришлось вернуться за кулёчком.
- А что ты с ним носишься?
- Да так. У меня там важные вещи.
В фойе кинотеатра оказалось безлюдно. Из-за прикрытой двери доносилось такое громыхание, будто показ уже начался. Неужели опоздали?
Юля впопыхах сдала верхнюю одежду. Контролёр билетов – неприметная девчушка в непомерно большом форменном жилете, грустившая на стульчике у входа, как бы нехотя проверила наши контрамарки и пропустила в тёмные глубины кинотеатра.
Пока спускались по ступенькам, на экране крутился трейлер: высотный Нью-Йорк, беспорядочные взрывы, Халк в прыжке ловит падающего Железного человека, огромная металлическая змея лавирует среди небоскрёбов…
- Фух, всего лишь реклама.
- Да, успели!
Слегка пригнувшись, чтобы не мешать зрителям из следующего ряда, прошли к центральным местам. Они, как и должно, пустовали. Впрочем, практически весь первый ярус – в отличие от остального зала, был свободен.
На экране возникли вступительные титры. Закадровый голос начал что-то громко и неразборчиво пояснять, а затем пингвины внезапно принялись петь хором.
- Садись уже. Садись, скорее, начинается! - похлопала меня по пояснице Юля, пока я возился со своим креслом.
Чуточку отдышавшись и вполуха прислушиваясь к первым репликам персонажей, вытащил из кулёчка купленную заранее, но всё ещё прохладную бутылку шампанского. Оборвал фольгу и стал методично раскручивать проволоку.
Заметив мои телодвижения, девушка коротко хохотнула:
- Ну и ну! - вполголоса сказала она, склонившись поближе. - Важные вещи, говоришь?
- Возьми там стаканчики, пожалуйста, - пробурчал в ответ, глазами показывая на кулёк под ногами; осторожно извлекая пробку.
- На нас все смотрят, - горячо прошептала Юля в самое ухо.
- Не обращай внимание, они просто завидуют.
Шампанское, к огромному облегчению, открылось без приключений, с практически бесшумным хлопком. Разлив вино по емкостям, сунул бутылку под кресло и откинулся на спинку, готовый следить за происходящими на экране событиями.
В тот самый миг, когда мимоходом чокнулись с Юлей стаканчиками, справа от нас возникла какая-то суматоха. Что ж, не мы одни припозднились на сеанс…
Усевшийся рядом парень неожиданно хлопнул меня по коленке:
- И снова привет.
Надо же! Это был Димка из «Макдональдса».
- О, здорова, - подивился я. - И ты тут?
- Да, - небрежно прошептал он, вжимаясь в кресло и вытягивая перед собой свои длинные ноги. - Мы с Наташкой тоже решили после смены кинцо глянуть.
Тут только я понял, что он не один. Миниатюрная девушка, практическая незаметная за его ленивой фигурой, повернулась к нам и радушно помахала рукой:
- Приве-ет!
На миг я потерял дар речи. Выговорил наконец словно заторможённый, приподнимая с пола бутылку:
- Да, круто. Привет. Шампанского не хотите?
- Ого! - поразился Дима. - Но нет, спасибо. Мы пиво взяли.
- И попко-орн, - счастливо улыбаясь, прибавила Наташа.
Какое-то время я всё ещё продолжал смотреть не на экран, а в сторону этой необычной парочки.
Тут Юля толкнула меня локтем в бок и прошептала на ухо:
- Ты бы челюсть подобрал.
- Что? - не понял я.
- Там мульт уже вовсю идёт.
- Да, - сразу опомнился, - конечно. Просто... тебе долить?
- Ты уж будь добр долей.
Наполняя стаканчик, прошептал ей на ухо:
- Как такое может быть, вообще?!
Юля промолчала, сосредоточившись на картине.
Странные приключения поющих глупышей меня не заинтриговали, так что я постоянно переключал внимание между экраном, Юлей, шампанским… и сидевшими рядом голубками. А те живо высербали своё пиво и быстренько склевали ведёрко попкорна. Затем, вероятно не выдержав пингвиньих арий, так и вовсе принялись целоваться. В первом-то ряду! Ещё минут через сорок, помахав нам на прощание, попросту удалились по своим делам.
- Нет, ну ты видела? - когда они ушли, не сдержался я. - Она оказывается... а я-то думал... в голове теперь не укладывается.
- Я заметила, - холодно произнесла Юля, не сводя глаз с экрана.
Тут до меня дошла причина её напряжённости:
- Да, брось ты. Я вообще не к тому. Нет, она конечно миленькая и всё такое, но совершенно не чета тебе. Но обычно, знаешь... там, на кухне... причём таким ещё голосом... и вечно ругается как сапожник! А тут, ну ты сама видела... - я скопировал умильный тон Наташи и её радушное помахивание. - «Приве-е-ет».
Юля не смогла сдержать смех:
- Ну и чудак же ты! Тебя точно Денис зовут, не Ванька, нет?
- А чего такого? - слегка обиделся я.
- Да ничего. Давай уже мультик смотреть, ладно? А то задолбало перешёптываться!
- Хорошо. Тебе шампанского долить?
- Долей, долей!
Досматривали картину уже более расслабленно, слегка сомлев от алкоголя. Из кинотеатра так и вовсе выходили весёлыми, перешучиваясь на ходу.
- И тут, вдруг: «бах!», - с улыбкой вспоминала Юля, обменивая жетон на короткое белое пальто. - Такое ощущение, что весь кинозал, с этим их попкорном, разом посмотрел в нашу сторону.
- Да ладно тебе, я тихо открыл.
- Ну, конечно! - девушка надела пальто и расправила волосы.
- Зато все вокруг наверняка подумали: «а что, так тоже можно было?»
- Ага! - покивала она, - Сама смотрю, вроде бутылка у тебя там в кульке. А ты такой: «важные вещи!» Ну, думаю, мало ли. Может и правда что-то серьёзное. Потом, конечно, прозрела! Ну что, пошли?
- Пошли.
Мы двинулись по опустевшему торговому центру к эскалатору, мимо тёмных витрин, мимо застывших в вызывающих позах манекенов, мимо всей этой приглушенной на ночь гламурной пышности.
Разговор наш быстро увял. Юля отдалилась, ушла в свои мысли. Потом растерянно поглядела по сторонам, словно пытаясь понять, где находится. Вероятно, начала трезветь и прежний налёт весёлости сразу испарился.
Я отчаянно осматривался вокруг – чем бы ещё увлечь девушку? Взгляд поневоле упал на ярко освещённую в конце широкого коридора ледовую арену.
- О, слушай! - возникла идея. - Может на каток?
- Каток?! - загорелась было Юля, но тут же засомневалась. - Знаешь, я не очень-то умею. Да и сто лет на коньках не стояла.
- Брось! Это как на велосипеде – если раз научился, то уже на всю жизнь.
- Что-то, честно говоря, не уверена…
Несмотря на нерешительный тон стало ясно что ей в принципе интересно. Нужно было развивать тему.
- Я вот тоже давно не катался, ну и что? - успокоил девушку. - Значит, будем падать вместе.
- Ладно, - Юле словно передалось моё легкомысленное настроение. - Давай попробуем.
Мы направились в гардеробную.
- Простите, но вы опоздали, - отрешённо сказал парнишка-гардеробщик, ткнув пальцем в сторону закрытого окошечка кассы. - Время начала последнего сеанса прошло. Уже не работаем.
Его поведение вызвало во мне стойкое ощущение дежавю. Происходящее напомнило вечернюю историю с покупательницей скретч-карты. Тем более, что до конца рабочего дня по расписанию катка оставалось ещё минут сорок. Пусть даже касса не работала, но…
- Слушай, друг. Впусти, а?
- Сказал же, - ответил он резковато. - Не могу!
- Пойдём, - неуверенно попросила Юля. - Действительно, поздно уже.
Но я почему-то совершенно не сомневался, что удастся поладить.
- Слушай, время ж есть ещё, - попытался уговорить парня.
На миг гардеробщик вроде как задумался. Окинул нас пристальным взглядом.
- Да ладно тебе, мы местные, с нулевого этажа, - продолжал наседать я. - Нам только чуток покататься.
Тут он сдался:
- Ладно. Но заплатить придётся как за полный сеанс…
- Конечно! Никаких проблем. Сколько с нас? Вот, держи деньги.
Осознав, что мы и правда «свои», он пояснил заговорческим тоном:
- У вас есть ровно полчаса на льду. Больше нельзя. И переобувайтесь как можно скорее.
Меня прям растопило от чувств:
- Спасибо, дружище. Если что – я на мобилах. Телефоны, пополняшки, периферия… Заходи в любое время, чем смогу – помогу.
Он примирительно поднял большой палец вверх.
Вот так оно всё и происходит – рука руку моет. Ну и конечно при общении важна внутренняя смелость да настырность. Самое главное в жизни – быть пробивным.
Гардеробщик справился о размерах наших ног и шустро выдал подходящие коньки с носками.
Переобувшись, кое-как добрались, держась за руки, до арены – словно пьяные на ходулях. И на миг застыли у бортика, заворожённо разглядывая открывшееся глазам безукоризненное белоснежное пространство. Организованный кусочек северной красоты в тёплом месте, – есть тут всё-таки нечто волшебное.
Лёд на арене безупречно гладкий, чистый, сияющий и ещё немного влажный после тщательной шлифовки заливочной машиной. Яркое освещение дополнительно отбеливало его до блеска. Не каток, а натуральное зеркало.
Отбросив последние колебания, мы осторожно вышли на выглаженную поверхность, почти различая под ногами собственные отражения. Точнее, тени отражений. Хотя на миг мне даже показалось, будто вижу на полу как собственное сосредоточенное лицо, так и немного испуганный взгляд Юли. Эдакая странная игра воображения.
- Под ноги не гляди, - скомандовал скорее себе, чем девушке.
- А как тогда?.. - неуверенно спросила она, крепче сжимая мою руку. Впервые за время знакомства услышал в её голосе растерянность или даже испуг.
Постарался объяснить спокойно, будто действительно был вполне уверен в себе и точно знал, что следует делать:
- Смотри вперёд, хорошенько за меня держись и синхронно передвигай ноги. Готова?
- Да!
- Значит, поехали.
Юля резко двинула коньком вперёд и тут же чуть не опрокинулась вверх тормашками. Хорошо, что я крепко вцепился в бортик, дивом удержав её от падения. Подтянул девушку к себе, перевёл дыхание.
- Так, давай заново. Начнём сначала, только теперь потихоньку. Лево-право, лево-право… Медленнее... Ещё медленнее. Постарайся немного расслабиться. Ну-ка вместе, шаг за шагом: лево-право, лево-право… Не падать, не падать, не падать! Лево-право, - словно мантру повторял я, твёрдо сжимая локоть девушки. - О, нет!
Правый конёк предательски скользнул вверх, и она шмякнулась на попу, увлекая меня за собой.
Всё-таки грохнулись!
- Ты как? - просипел я, преодолевая растёкшуюся по всему телу боль.
- Нормально, - покряхтывая, ответила она.
- Ладно, - продолжая лежать на спине и разглядывать далёкий потолок, попытался приободрить нас обоих. - Попробуем ещё раз.
Цепляясь друг за друга, кое-как поднялись на ноги. Я взял её ладонь в свою и осторожно повёл следом, механически приговаривая: «лево-право, лево-право…». Юля, прикусив губу, старательно переставляла ноги.
Понемногу, конечно, раскатались. Лезвия коньков заскользили веселее, всё решительнее разрезая твёрдую молочную поверхностью. Продолжая держаться друг за друга, мы принялись бойчее наматывать круг за кругом.
Глаза девушки искрились.
- Ну что, - прокричал я, разгорячившись от скорости, - готова ехать сама?
- Ага! - взбудоражено воскликнула она.
- Тогда отпускаю.
Мы чуточку замедлились, и я ослабил хватку. Раскрыл ладонь. Пару мгновений кончики наших пальцев ещё соприкасались, но в какой-то миг Юля автоматически отбросила руку за спину, окончательно освободившись от опеки, продолжив катиться самостоятельно.
Я притормозил и отстал, неторопливо переставляя ноги, издали наблюдая за её «свободным полётом». Первые телодвижения напоминали походку валкого утёнка, но быстро ощутив уверенность в собственных силах, Юля заскользила гораздо проворнее.
Выглядела она теперь на катке чрезвычайно стильно. В глаза бросалась удачная, как для этого места, комбинация белых брюк, тоненького свитерка, и коньков. С новообретённой лёгкостью, мягко колыхая руками, раскинутыми для равновесия в стороны, словно крыльями, она раскрепощённо плыла по арене.
«Красота. Вот тебе и царевна-лебедь», - подумал было я, но на сей раз уже левый конёк Юли предательски скользнул. «Царевна» беспомощно вскинула руки… и каким-то чудом всё-таки смогла поймать равновесие, умудрившись не упасть.
«Ну, почти, - испуская вздох, мысленно себя поправил. - Надо ещё немножко потренироваться».
Внезапно над ареной прозвучал сигнал оповещения об окончании сеанса, напоминавший финальный гудок хоккейного матча.
Накружившись и слегка не рассчитав скорость, девушка под конец довольно сильно въехала в бортик, но вопреки моим волнениям о возможной травме, сияла от счастья: радостные глаза, улыбка во все щёки, разгорячённое лицо.
- Всё! - с некоторым облегчением выдохнул я.
- Нужно будет попробовать как-нибудь ещё раз, - воодушевлённо призвала она, - мне так понравилось!
- Конечно. Обязательно покатаемся!
Взбудораженные ледовой прогулкой, спускались к выходу медленно, делясь по пути впечатлениями, не торопясь расставаться. Юля то и дело поглядывала на меня со стороны, словно ожидая чего-то ещё.
- Хочешь, полюбуемся на аквариум? - от безысходности предложил я.
- Давай! - вновь воодушевилась девушка. - Отличная мысль.
В этот поздний час мы оказались единственными и около огромного аквариума, и по-видимому вообще на целом этаже.
- Ни разу тут толком не была, - посетовала девушка, - всё некогда.
- Я собственно тоже. Вечно мимо да издали.
- Вот-вот.
Юля приблизилась к голубоватому стеклу и стала любоваться чудным подводным мирком.
- Как очаровательно, - пробормотала она.
Аквариум действительно оказался чем-то особенным. Настоящий рыбий городок: пёстрый, многослойный, притягательный.
Дно резервуара местами покрывала отборная галька - как серая, так и разноцветная, а местами - морской песок самых нежнейших окрасов, будто заранее просеянный и намеренно уложенный изысканно-волнообразно.
Выше располагались многообразные каменные строения. Валуны громоздились один над другим, наподобие шипов динозавра. Скалистые обломки, будто изъеденные муравьями, а скорее обточенные водой, походили на фигуры львов, медведей… человеческих черепов; имели прочие, самые причудливые очертания. Далее возвышались рыхлые с виду белые песчаники. За ними - застывшие куски вулканической лавы кирпично-красного, пепельного и чёрного цвета; живые камни, напоминавшие высотные здания с множеством дверей-гротов и окон-дыр. Тут и там по дну валялись разнокалиберные тёмные камушки вроде типичной пемзы, и ещё целая масса других: пористых, гладких, блестящих. Напоминавших то белый, то чёрный кварц; то ещё какой-то минерал.
Вокруг камней, а кое-где и на них, росли растения - джунгли буйных игольчатых кустов, единичные волнистые стебли, всякая мелкая травка. Крупные цветы и крошечные соцветия: жёлтые, розовые, голубые…
Среди всего этого великолепия особенно выделялись утончённые кружева коралловых полипов. Варьирующиеся по цвету от капучино и прочих мутных колеров, до артериально-красных и других ещё более насыщенных оттенков. Многолучевые, кактусо- и пальцеобразные. То смахивающие на малюсенькие ромашки, то на зимние оконные узоры, а то и на огромные перья, не менее пёстрые, чем у сказочной жар-птицы.
Всё это одновременно колебалось, извивалось, захватывая воображение разнообразием форм и богатством расцветок.
Был тут и небольшой уголок отсебятины – скопище чисто декоративных элементов типа открытых ракушек с жемчужинками, замков с башенками и сундучков с сокровищами.
Рыбки в аквариуме уживались также самые различные. Вот мимо нас проплыла пятнистая неповоротливая туша, вокруг которой вилась стайка прозрачных тигровых мальков. Встречным курсом деловито прошествовала чёрная химера с серым хвостиком. Какая-то тёмно-синяя морда, самодовольно раздувая щёки у дна, разгоняла песок, поднимая облачка мути и вероятно надеясь что-то в образовавшейся ямке найти. Но ничего там не обнаружив, с тупым удивлением оглядывала проносившихся туда-сюда попугайчиков, а затем и проплывшую рядом троицу серой трески с голубоватым оперением. Бусинки выпускаемого всевозможной живностью воздуха тут и там поднимались к поверхности.
Чем дольше разглядывали аквариум, тем больше подмечали интересных деталей. Так, например, в разломе камней притаилась пятнистая, как ягуар, хищница. Чуть повыше маленькая жёлтенькая рыбка, будто свежевылупившийся цыплёнок, тыкалась в стенку, и никак не могла найти выход. Из глубоких гротов выглядывали рожицы, совершенно подобные мордочкам сурков. А вот и рыбки клоуны у самой поверхности воды куражатся, их легко узнать благодаря старому мультику.
Ну и, конечно, главный персонаж - неторопливая в своих плавных уверенных движениях тигровая акула, с холодными глазами. Вот таков он оказывается - безразличный взгляд сытого подводного живоглота, с виду красивого, но абсолютно бездушного.
Юля так засмотрелась, что едва не уткнулась лбом в стекло. А я, давно уже бросив исследовать подводное царство, любовался самой девушкой. Тем более, что появилась возможность одновременно лицезреть и её пластичную фигуру сзади, и сосредоточенное привлекательное лицо (объятое особым, льющимся от аквариума светом), в зеркалящем стекле. Благодаря чему возникла странная двойственность ощущений. С одной стороны, она представлялась иномирной, нереальной, зеркально-миражной… но всё-таки была настоящей.
В этот самый миг мне показалось вполне естественным подойти вплотную и обнять её за талию. Весь предыдущий вечер, всё что происходило ранее: и задорная мультипликация под шампанское, и неумелое поначалу, но всё более уверенное катание на льду, и живой, пёстрый мирок за стеклом словно целенаправленно вели к этому. Преодолевая возникшее волнение, я сделал шаг вперёд. Осторожно приобнял девушку и коснулся губами её приоткрытого плеча.
Юля слегка вздрогнула, словно очнувшись, но тут же взяла себя в руки. Повернула лицо, поднимая глаза. Встретившись со мной взглядом, склонила голову на бок, словно позволяя повторить ласку. Понемногу, поцелуй за поцелуем, я добрался от основания шеи до сладких губ. Затем развернул девушку к себе, опершись спиной об аквариум. Её восхитительные глаза отражали теперь всё великолепие яркого мира, раскинувшегося позади меня.
Мы продолжили целоваться, ненадолго позабыв и о рыбках, и о неумолимом беге времени. Наконец Юля опомнилась, потирая лоб ладонью:
- Поздно уже. Пора ехать, нужно вызвать такси.
Но явная взволнованность и трепет в голосе, с которыми произнесла фразу, подсказывали, что на самом деле она, точно так же как и я, не хочет никуда ехать. Вот только обстоятельства требуют от неё разумных поступков, а не решений, основанных на эмоциях.
- Не надо такси, - попросил я, обратно прижимая её к себе, ощущая давление груди и острое биение сердца.
- А как же тогда? – чуть игриво поинтересовалась она.
- Лучше пойдём ко мне.
- К тебе? - удивилась, отзываясь на короткий поцелуй. - Это куда?
- В магазин.
Юля заметно напряглась.
- Увидишь, там здорово.
Она всё ещё сомневалась.
Я разорвал объятия и взял её за руку:
- Пойдём, покажу. Если вдруг что-то не понравится – в любую секунду сможешь уйти.
Нельзя сказать, чтобы моя берлога ей особенно понравилась, но уйти Юля всё-таки не смогла. Вскоре я уже лежал на спине, а девушка наседала сверху, прижав мои руки к матрасу, переплетя пальцы ладоней. Когда её губы наконец отлипли от моих, она откинулась немного назад и резко двинула бёдрами, вызывая во мне волну дрожи.
Наш утлый плотик тут же заколыхался так, словно отчалил от берега и птицей понёсся по волнам.
- Такое странное ощущение, - прошептала она, когда всё закончилась. - я будто плыву, плыву и уплываю... Никогда ничего подобного не испытывала.
- Да уж, я тоже.
- Хороший у тебя матрасик.
- Угу, находка. Правда поначалу тут было холодно спать. Но потом дали обогрев и стало лучше. А с тобой так вообще идеально.
Она тихо рассмеялась, поудобнее устраиваясь у меня под боком.
Я приподнялся с места.
- Ну, - недовольно пробурчала она, - ты куда?
- Секунду, будильник включу.
Нашёл мобильник в кармане джинс, потом нащупал в ногах покрывало и вернулся к тёплым объятиям полураздетой девушки, накрывая нас обоих. Напоследок заглянул в телефон - как там Реал?
А Реал оказывается забил гол в самом начале матча, Бензема отличился! Хотя первый тайм был в самом разгаре, но теперь я окончательно уверился, что они точно не проиграют. Тем более при родных-то трибунах - землю грызть будут, но своё уже не упустят. Как минимум скатают ничейку. Что ж, можно спать спокойно: любимая посапывает рядом, ставка наконец сыграла, жизнь удалась!
На этой мысли я отложил телефон в сторону и крепко обняв Юлю, прикипел губами к её приоткрытому сонному рту.

3.

Характер Ноздрёва автор прописал столь пронзительно ясно, что помещик будто живым встал перед глазами. Я аж зачитался. Но в самом деле, есть ведь такие люди и в нынешнее время. Вот даже возьми нашего дядюшку из деревни, маминого двоюродного братца. Спорить с ним бесполезно, прав ты, или не прав – победы всё равно не видать; да и вечно как наплетёт всякого! Эх, много же в родственничке от…
- Здравствуйте!
Ошарашенно вскинул глаза. Надо мной стояла строгая полноватая молодая девица.
От неожиданности попытался засунуть книгу поглубже под столешницу – посторонние занятия на рабочем месте у нас не приветствовались. Самый ужас в том, что я даже не заметил, как она проникла в магазин и очутилась у моего стола.
Понадобилось немного времени, чтобы вернуться из книжного мира в реальность и толком сфокусироваться на визитёрше. Помалу разглядел, что обладательница сосредоточенной, но в общем-то добродушной физиономии облачена в облегающую рубашечку с галстучком (не слишком уместную, при грузной комплекции девушки), и не представляет ни малейшей угрозы. Она точно такой же продавец. По-видимому, из соседних бутиков. Разве что таблички с именем на пышной груди не хватало.
- Пополнить счёт? - поинтересовался вяло, совершенно уже успокоившись.
- Нет, спасибо. Тут такое дело… Требуется ваша помощь.
Я слегка нахмурился, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди.
- Надо что-то перенести?..
- Нет, что вы! Понимаете, - продолжила она драматическим шёпотом, - у нас такая точно касса как у вас...
Первая проскочившая мысль – девушка не в ладах с техникой.
- Помочь пробить товар, что ли?
- Там другое, - бросив быстрый взгляд на бейджик и переходя на доверительный тон, она пояснила. - Понимаете, Денис, у нас крупная купюра под ящик завалилась, но никак не получается этот ящик вытащить, чтобы её достать. Вы, наверное, лучше знаете аппарат... надеюсь, сможете помочь?
Ситуация в самом деле отчаянная. Недостача – вещь малоприятная. Хотя случай немного курьёзный. Впрочем, смех смехом, но почему бы не подсобить соседям?
- Запросто, - уверил её, вставая и потягиваясь, - что там его вытаскивать…
Девушка обрадовалась.
- Так пойдёмте же, - поторопила она.
Открепил от рубашки бейджик, лениво бросил его на стол. Скинул махровые тапки и обул туфли, купленные на днях в «Кари» по акции. Запер входную дверь и прошёл за спутницей до конца вестибюля, а затем направо по коридору, пока не оказался в помещении ещё меньшего магазинчика, чем у меня.
И словно попал в королевство кривых зеркал. Всё вокруг неистово блестело, множественно отражалось, переливалось всевозможными оттенками, привлекало внимание. Вот на какие ухищрения приходится идти, чтобы продать побольше бездушных безделушек!
Среди прорвы стоек с ослепительно освещённой бижутерией, не сразу разглядел вторую продавщицу. Она будто слегка затерялась во всём этом броском, но дешёвом великолепии.
Впрочем, затеряться где бы то ни было ей не дано от природы. Миловидная, востроглазая, худощавая брюнетка. Волнующе встревоженная, разрумянившаяся. Одетая в такую же рубашечку с коротким галстучком, что и полнушка, но обтягивающий наряд не только её не портил, а наоборот украшал. Вместо широких брюк она носила узкие серые капри подвёрнутые чуть повыше колен да чёрные сапожки с высокими голенищами. Самих коленок, из-за плотных чулок, видно, к сожалению, толком не было.
Встретился с ней глазами. Перехватив мой взгляд, она слегка вздёрнула подбородок и поскорее отвернулась. Краска тут же бросилась ей в лицо.
«Ну, понятное дело, - тотчас сообразил причину внезапного смущения. - Красотка сама постеснялась ходить выпрашивать помощь и отправила «во все тяжкие» менее симпатичную сотрудницу. Как это знакомо!»
Девушка явно желала несколько дистанцироваться от происходящего, но я что называется уже «запал» и в дальнейшем обращался прямо к ней; практически игнорируя её полненькую подругу.
- Привет, - разглядел имя на прикреплённой к груди табличке и представился. - Юля, да? Денис. Что тут у вас, показывай.
Она по-видимому внутренне согласилась с тем, что нынче есть проблемы посерьёзнее, чем пустяковые игры этикета:
- Вот, - раздражённо ткнула пальцем в направлении кассы, которая выглядела идентично моей, но заметно поновее, - купюру достать не можем, а закладывать свои как-то не очень хочется.
Согласно покивал головой – естественно, кому же подобного захочется.
- Ну, давай посмотрим.
Мне тут же вручили ключик и предложили попробовать силы.
«Эх, - помечтал секундочку, - сейчас бы сюда волшебную отмычку дяди Вовы. Вот впечатлил бы я девушек!»
Отбросив пустые фантазии, провернул замочек и тихонько промолвил: «сим-сим, откройся». Потянул ящик на себя. Но полностью изъять его, как меня и предупреждали, не удалось. Внутри что-то мешало.
Присел на корточки, прищурил один глаз. Заглянул в узенький просвет между денежным коробом и дном ячейки.
Еле-еле разглядел короткую стальную нить, тянувшуюся от задней части кассы к низу ящика. В щели заодно удалось заметить ещё кое-что, более любопытное. Там находилась не одна купюра, а как минимум три. Я выпрямился, обдумывая создавшуюся ситуацию, попутно объясняя причину заминки девушкам:
- Проблема в стабилизаторе, «лукошко» просто так не вытащить. У наших касс подобной штуки нет. Можно, конечно, вырвать проволоку с корнем, но, боюсь, если нагрянет проверка, им подобное не понравится.
Девушки заметно отчаялись.
- Как же быть?! - на лице красотки отразилось столь сильное огорчение, что мне захотелось поскорее прийти на помощь. Немного вырасти, так сказать, в её глазах.
- Спокойно, - подмигнул барышням, направляясь к выходу. - Есть тут одна идейка. Вы пока никуда не уходите, скоро буду.
К себе вернулся рассеянный, задумчивый. Взгляд этой Юли никак не выходил из головы. Деньги требовалось обязательно достать, ведь теперь тут было нечто большее, чем простая любезность.
Пока ворошил бумажки на столе, в мобильнике сработал вибросигнал. Я сунул руку в карман и привычно принял вызов. Торопливо роясь в шухлядках, не сразу поднёс телефон к уху, так что услышал лишь обрывок фразы:
- …у вас образовалась просроченная задолженность в размере...
- Коробочка, - пояснил автоматически.
- Что?!
- Моя фамилия Коробочка, не Булеца.
- Простите, как? Можете продиктовать?
- Вам по слогам? Ко-ро-боч-ка.
- А имя-отчество, позвольте?
- Настасья Петровна.
Девушка хихикнула:
- Послушайте, Денис...
- Сказал же, никакой не Денис!
- Но...
Строго попросил:
- Девушка, не звоните сюда больше, очень вас прошу!
Повесил трубку и тут же опомнился – искать нужно не в столе, а в подсобке. Ведь трёхсотмиллиметровую металлическую линейку обычно использовал как закладку и наверняка где-то там оставил, извлекая утром книгу из-под матраса.
Так оно и оказалось.
Когда заявился с этим инструментом в магазинчик бижутерии, встревоженные девушки, сразу уловив направление мысли, поглядели на меня восторженно. Они моментально осознали преимущество столь специфического инструмента.
Хорошенько пошерудив линейкой под кассой, понемногу извлёк завалявшиеся купюры. Одна была относительно мелкая, другая - та, что они недавно потеряли, а вот третья и четвёртая... особенно девушек порадовала четвёртая купюра. Крупнее которой не бывает.
- Это, наверное, от предыдущей смены, - перебирая деньги в руках, удивлённо произнесла Юля.
Подружки загадочно переглянулись.
- Ну, нам то что за дело, - сразу смекнула практичная пышечка. - А больше там ничего нет?
Известное дело – аппетит приходит во время еды. Сдержав усмешку, серьёзно произнёс:
- Сейчас гляну на всякий…
Пока изучал пустоту в щёлочке, просто оттягивая время и лихорадочно размышляя как бы его лучше подкатить к красотке, подружки отошли в сторонку вполголоса о чём-то совещаясь.
Наконец поднялся с корточек и вытер тыльной стороной ладони проступившую на лбу испарину:
- К сожалению, это всё.
Девушки повернулись ко мне с довольными улыбками на устах. Полнушка, сделав шаг навстречу, тут же вручила одну из найденных крупных купюр. Такого подарка я совершенно не ожидал, но отказываться было глупо. Конечно, стало приятно. Перевёл благодарный взгляд на красотку, та ведь наверняка поучаствовала в этой награде, и пробурчал:
- Спасибо.
- Тебе спасибо! - отмахнулись подружки.
Пришла пора раскланяться, но я всё продолжал, как последний дурень, таращиться на Юлю. Нужно было обязательно ей что-то сказать, сделать какой-то намёк, но перевести тему оказалось не так уж просто - что-то внутри мешало. Понимая, что другого шанса может никогда не возникнуть, выговорил, наконец, с дурацким смешком:
- Заглядывай, кстати, в гости. У меня ведь не только счёт можно пополнить... Но и выпить очень вкусный кофе.
- Из автомата что ли? - усмехнулась она, глянув при этом как-то чудно.
- Э-э, нет, - пояснил, понемногу вновь обретал дар речи. - «Бушидо ориджинал», знаешь может? Чудесная штука. Вот в «Макдональдсе», например, неплохой кофе, но такого как у меня там не сделают.
- Да ты что? - хитро улыбнулась она и скосила глаза в сторону. Словно охваченная внезапным весёлым порывом, обнадёжила. - А вот мы возьмём, да и придём!
Я был сама серьёзность:
- Буду ждать.
Пока между нами происходил этот короткий малосодержательный диалог, полнушка понимающе держалась в отдалении. «Что ж, - подумалось мне, - у каждого в поэме жизни своя собственная роль. Кому-то слыть Чичиковым, а кому-то Селифаном и Петрушкой».
Окрылённый обещанием, быстренько ретировался. На обратном пути вдруг осознал одну занятную вещь - у меня внезапно появились случайные деньги. Которые не только не жалко потерять, но можно попробовать превратить в ещё большие деньги. Риск в данном случае более чем оправдан.
Когда я в первый раз заявился к киоскерше спортпрогноза со своим жухлым ставочным талоном, то был практически облит презрением.
- Э-э-э, да ты тот ещё ставочник, - разочарованно протянула тётушка. - По минималочкам выступаешь...
- Тише едешь, дальше будет, - привёл тогда в пример благоразумия народную мудрость.
- Ну, понятно всё с тобой! - отмахнулась она.
Мне даже стало немного неловко. Но теперь появилась возможность заявить о себе как следует. Тем более что при толковой ставке шанс сорвать джек-пот многократно возрастал. Да что там, победа была уже практически у меня в кармане!
Вот и футбольные пары попались хорошие. В каждом матче сходу намечался явный лидер и явный аутсайдер. Правда, самое опасное в вопросе ставок - ничьи. Последние предсказать подчас особенно сложно, ведь даже аутсайдеры иногда могут дать бой, да ещё какой! Но благодаря «лишним» деньгам, возник шанс предусмотреть побольше непредвиденных вариантов.
Покуда в зале пустовало, прикинул на листике в клеточку длинный ряд вероятностей. Выбрал наиболее возможные из них и принялся внимательно заполнять ставочные талоны.
- Булеца? - вдруг неуверенно донеслось откуда-то со стороны.
Голос показался столь знакомым, что я поневоле схватился за телефон. Но тут до меня дошло. Пряча бумажки в карман, резко поднялся из-за стола.
В самом деле, у двери, внимательно оглядывая зал, стояла Регина. Собственной персоной.
Выглядела женщина не ахти. Впалые щёки, тусклый взгляд, бледная кожа, сеточка морщин вокруг глаз. Всё выдавало усталость. Зато одета с иголочки. Модно и отнюдь не по-зимнему. Вероятно, приехала на машине.
Хотя она была старше меня буквально на пару лет, но сделала некоторую карьеру. Стать региональным не каждому продавцу дано, далеко не каждому. Особенно если ты по натуре не последняя сволочь – коих, среди менеджеров, у нас подавляющее большинство.
Но и пахать, естественно, приходилось за троих. Впрочем, всем было известно, что она одинока и вероятно потому всецело отдаётся работе. И все приписывали это её состояние неприглядной внешности. Болтали, что таким образом женщина заглушает внутренне недовольство собой. На этот счёт можно, конечно, поспорить, однако что-то здесь есть.
- Привет!
- Здравствуй. Неплохо ты всё разместил. Молодец, - похвалила она и даже чуточку улыбнулась.
Мы перекинулись парой-тройкой незначительных фраз. Она больше спрашивала о делах в магазине, а я в ответ скорее отшучивался. Несмотря на то, что прибаутки выходили натянутыми (всё-таки Регина мой начальник и сразу поймать правильный тон разговора, несмотря на наше «телефонное взаимопонимание», не удавалось), женщина потихоньку оттаивала, словно заново обучаясь улыбаться.
- А как с товаром?
- Карточек всё ещё не хватает, - напомнил уже серьёзно.
- Карточки будут, - заверила она. - Там несколько перемещений идёт на тебя. Завтра-послезавтра получишь. А в остальном?
- В остальном нормально пока. Вроде всего хватает.
- Что ж, хорошо если всё так. Вот только в помещении стоит немного прибраться. Где тут у тебя что?..
Я вытащил из нижнего ящика стола запакованную пачечку микрофибр и моющее средство.
Закатав рукава, она отобрала протирку с брызгалкой и уверенно направилась к витрине. Бросила в мою сторону выжидающий взгляд:
- Откроешь?
Вот это в ней мне и нравилось. В отличие от других начальничков, Регина не бегала по магазину как стервозная сучка, раздавая команды налево и направо. Она просто брала в руки тряпочку и принималась спокойно протирать полочки. Опытной женской рукой наводя некоторый лоск. Заодно понемногу переставляла местами телефончики и перевешивала аксессуары, отчего витрины начинали выглядеть ещё более аккуратно.
Когда кто-то воздействует на тебя личным примером, то хочешь не хочешь, а принимаешься помогать.
- Можешь ещё водички принести? - попросила она особенно мягко. - Помоем заодно и пол.
Есть в ней всё-таки какая-то магия. Я взял из подсобки ведёрко и на минутку задержался у выхода, изучая женщину со стороны. Окидывая долгим взглядом её стройную фигуру и ухоженные пышные волосы. А ведь не видя лица, можно было подумать, что тут прям какая-то красотка вытирает у меня в магазине пыль с полочек.
Словно ощутив на себе пристальное внимание, женщина озадаченно оглянулась через плечо:
- Ну, что ты там застрял? - вопросила тёплым голосом. Лёгкая полуулыбка, короткий блеск в глазах, смягчившиеся на миг черты – всё это враз придало её внешности незримой миловидности.
- Да, уже бегу...
Пока, стоя бок о бок, вытирали каждый свою половинку витрины, нет-нет, да и поглядывал на неё исподтишка. Надеясь вновь подловить момент, когда обыкновенная девушка превратится в необыкновенную. Но ничего подобного больше заметить не удалось.
Всё-таки, здраво рассуждая, то была лишь мимолётная иллюзия. Если разглядеть Регину как следует - приходилось смириться с обыденной внешностью. Ничего особенного в ней не было. Ни нежных привлекательных линий лица, ни выразительных прелестных глаз, один лишь взгляд которых берёт за душу, ни... ничего такого, в общем, что имелось у девушки из магазинчика бижутерии, и что невольно притягивало одним своим существованием.
Наводя порядок, мы продолжали переговариваться понемногу о том, о сём. Я ей описывал местные порядки, она мне пересказывала новости снаружи. Так, например, выяснилось, что в нашей сети теперь новый директор по продажам, и он может делать по магазинам неожиданные визиты. А ещё…
- Булеца, - хотя мы находились в зале совершенно одни, возникло ощущение, будто Регина собирается доверить как минимум государственную тайну.
- Да? - немного насторожился, внезапно ощутив себя так, словно вокруг сплошные враги.
- Мне тут слили информацию. Оказывается, по сети запустили «тайного покупателя». Вроде как ближайшую неделю работает на моём регионе. Может и к тебе заявиться тоже, причём в любой момент. Если ещё не был.
Такая новость меня немного разъярила:
- Они там совсем охренели? Мало того, что мы тут только открылись, мало того, что я без выходных работаю, так теперь и это... Никак нельзя обойтись пока?
- Ну, не злись, - в голосе женщины прозвучали нежные, обычно завораживающие по телефону, нотки. - Ты же прекрасно понимаешь, что я ничего изменить не могу. Новый директор желает выяснить, как мы тут работаем. У него там какие-то свои стандарты обслуживания, новые. А для начала, похоже, хочет провести некоторое исследование.
- Угу, - буркнул в ответ.
- Это, знаешь ли, и на мою зарплату повлиять может, - пожаловалась Регина. - Даже если нам удастся выполнить декабрьский план, который в принципе невыполним, но мои магазины при этом провалят «тайного», новогодних бонусов не видать. А если ещё и план не выполним… - она свесила голову, подражая висельнику. - Ну, ты понял.
- Да уж, понял.
В то время, как я мыл шваброй пол, Регина дополнительно прошлась по всем деревянным поверхностям, доводя их до блеска.
- Что ж, - втолковывала она после уборки, возвращая тряпку, вытирая руки сначала влажной, а затем сухой салфеткой, и поправляя на моей рубахе воротник с бейджиком. - Следи за порядком, здоровайся с каждым входящим. Не забывай предлагать клиентам совершить покупку. Всем клиентам, даже тем, кто «просто спросить». И всё будет хорошо. Тем более, с твоим-то опытом…
Да уж, в нашей придурошной системе мало кто задерживается надолго, так что можно было даже говорить о моём «опыте».
- Как появится возможность, обязательно снова заеду - пообещала Регина и, улыбнувшись напоследок, ушла.
Оставшись в одиночестве, ещё постоял пару минут посреди вылизанного до чистоты зала. Чего-то в её прощальном, практически супружеском, напутствии всё-таки не хватало. Ах да, поцелуя! Впрочем, это я уже размечтался. Хотя...
В голове возникла масса неожиданных мыслей.
К счастью, вскоре ко мне заглянула Юля. При виде девушки странные соображения моментально испарились.
- Думала немного раньше зайти, - пояснила она. - Но тут была эта…
- Угу, моя начальница.
- С виду такая сурьёзная. Страшная злюка видать?
- Нет, бог с тобой! На самом деле, она хорошая. Да и есть в ней что-то симпатичное, но...
На миг даже застыл, пытаясь понять, чего же такого симпатичного в этой некрасивой в общем-то женщине.
Юля поглядела на меня с усмешкой.
- Короче, - махнул рукой. - Не важно. С тобой ей, конечно, никогда не сравниться.
Девушка вспыхнула.
- Ого, комплиментики пошли! Это, наверное, вместо обещанного кофе?
- Нет, почему? Кофе есть. Дай пару минут. Тебе сколько чего?
- Две ложки кофе, ложку сахара.
- С молоком?
- С молоком?! - поразилась она.
- Шучу, молока у меня уже нет.
Юля хохотнула.
- Весёлый ты.
- Зато есть сливки.
- Свежие, надеюсь, - отшутилась она. - Из того молочка, которого уже нет?
- Вообще-то сухие. Не из того молочка, а из супермаркета напротив. Но по дате пишут свежие, да.
- Ах, вот оно что! Из магазина… теперь поняла. Смотрю, хорошо ты тут устроился.
- Ага, неплохо.
- Сделай пока без сливок, пожалуйста, а там посмотрим.
Мы неторопливо провели дегустацию напитка.
- И правда, вкусно, - согласилась Юля.
- Ещё бы! - хотя меня, естественно, кофе интересовал в последнюю очередь. - Ты, кстати, когда работу заканчиваешь?
- В восемь. А что?
- Может заглянешь перед уходом? Опять по кофейку бахнем, - никакого более умного повода завлечь девушку мне пока придумать не удалось.
Взгляд её показался неопределённым:
- Возможно зайду… посмотрим.
- Если даже вдруг не сможешь вечером, - протараторил я, - так ты завтра заходи. Да и вообще в любое время. Всегда буду рад увидеть.
Поднеся напиток ко рту, Юля, не поднимая глаз, улыбнулась в чашку и промолчала.

4.

То, что карточек пополнения счёта слишком много, гораздо больше, чем указано в накладной на перемещение, ясно стало сразу.
Хотя одновременно с приёмом товара, при помощи онлайн трансляции на телефоне, я отслеживал последний матч из ставочного талона, это не могло стать причиной столь существенной ошибки в вычислениях. Но футбол, конечно, порядочно отвлекал. Ведь на ту минуту мне удалось угадать целых восемь результатов – своеобразный личный рекорд. И выглядело всё так, что удастся угадать девятый. Встреча как раз подходила к концу с подходящим счётом.
Карточки, естественно, сразу же пересчитал, а потом пересчитал опять. Затем сделал это ещё раз - особенно тщательно. Не менее внимательно изучил номиналы. Вдоль и поперёк исследовал накладную. На всякий случай выпотрошил ящик в поисках другой накладной, в которой, возможно, были учтены лишние карточки. Но ничего подобного не нашёл.
Стоило сразу набрать Регину и прояснить обстановку, но… растущий должок, вечные названивания из банка, несколько неудачных ставок подряд... А тут вдруг прямо манна с небес - случайные деньги, лишние карточки.
Сердце настороженно застучало.
«Но когда-то же должно и мне подфартить? - преодолевая страх, уговаривал себя. - Вот и матч завершился успешно».
Возникла даже мысль, будто все недавние происшествия, удачные и неудачные, складываются в один правильный событийный ряд. Соответствующий тайным желаниям и наподобие попутного ветра ведущий к успеху.
Короче, следовало всё обдумать. Хорошенько обдумать. Многое теперь зависело от выигрыша. Если он окажется приличным, пополняшки сразу верну. Так-то мне чужого не надо. Но пока суть да дело, следовало их, чисто на всякий случай, хорошенько припрятать; желательно за пределами магазина.
В душе всё замирало от волнения. На первый план вышел центральный вопрос - сколько удастся получить с девяти угаданных вариантов?
Хотелось поскорее сбегать в ларёк за барышом, однако торопиться не стал. Спешка нынче ни к чему, нужно держать лицо и не дать тётушке ни малейшего шанса для мелких подколок. Придётся ей теперь разглядеть во мне серьёзного игрока.
Представил, как подхожу к «Спортпрогнозу» и с эдаким скучающим видом кладу на стол победный талон. Как получаю на руки пачечку хрустящих купюр, под аккомпанемент удивлённых, восторженных восклицаний киоскерши. Наслаждаясь заслуженными мгновениями триумфа.
До восьми оставалось чуть больше часа, посетители в зале отсутствовали. Чтобы немного расслабиться и переключить внимание, подтянул к себе книжку. Открыл на заложенной страничке.
Немного помогло.
Ведь там бричка Чичикова, чудом унёсшего ноги от распоясавшегося Ноздрёва, попала во внезапный переплёт, столкнувшись на просёлочной дороге со встречной коляской. При этом произошло молниеносное явление красавицы, оставившей в сердце героя неизгладимый след.
Особенно меня захватил длинный пассаж об околдованности женской красотой: «Везде поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость…», и так далее, и всё такое прочее. Описанное в тексте чем-то напоминало давешнее знакомство с Юлей.
Я отвлёкся от недочитанной страницы, поражаясь близости размышлений автора собственным мыслям, и внезапно узрел стоявшую прямо посреди магазина симпатичную даму, растерянно поглядывавшую в мою сторону. Хотя шестнадцать, подобно вышеупомянутой героине романа, ей конечно уже не дашь, но тоже блондинка. Как принято говорить, –– эффектная. Короткая шубка, брючки скрадывающие некоторую полноту в бёдрах, солнцезащитные очки, тщательный макияж; волосы, разбросанные по плечам…
Меня словно током ударило – и давно это она прохаживается по залу? Вот дурак! Только позавчера Регина просила быть повнимательнее к посетителям, а я в который уже раз накосячил. Оставалось надеяться, что столь симпатичная, щегольски одетая, да и в целом капитально выглядевшая дамочка не могла оказаться презренным тайным покупателем.
Все эти соображения промелькнули во мне молниеносно.
- Здравствуйте! - тут же воскликнул я, незамедлительно поднимаясь и выдвигаясь навстречу.
Дама встретила меня приветливо.
- Здравствуйте, - голос оказался приятным. Да и всё в ней выглядело уравновешенным – внешность, воспитание, манеры. Но, главное, она оказалась полным профаном во всех этих мобильных технологиях. Я и сам не заметил, как увлёкся консультацией. Подсовывал ей самые красивые телефоны, пояснял преимущества одной модели перед другой, исподволь подводя к продаже.
Дама влияла на меня крайне положительно. Тем более, что основную часть времени просто внимательно слушала, впитывая информацию с приоткрытым от изумления ртом, лишь изредка задавая наводящие вопросы. А как привлекательно она поджимала нижнюю губу, будто теряясь в сомнениях! В какой-то момент даже сняла очки, окидывая чрезмерно воодушевившегося продавца восхищённым взглядом серых глаз…
- Оформим покупку? - огорошил её под конец.
- Ой, простите, - сделав круглые глаза, вдруг опомнилась она. Добавила извиняющимся тоном, прикладывая руку к груди. - Вы так великолепно всё рассказали. Меня ещё ни разу в жизни столь классно не консультировали, честное слово. Но нужно немного подумать, переварить информацию. Извините, - и прибавила чуточку кокетливо. - На днях к вам загляну.
Я несколько опомнился:
- Хорошо, конечно. Обязательно заходите, буду очень ждать.
Проводив добрую фею заворожённым взглядом, внимательно изучил собственное отражение в витрине. Нет, ну всё не настолько плохо, конечно, однако до такой мадамы мне далековато. И что это я перед ней так расстелился? Ещё и нахохрился весь – натуральный индюк!
Но любопытно ведь – придёт, как пообещала, или не придёт? А интересно, кстати, сколько ей? Тридцать? Наверное, даже больше. Ох, уж эти происки современной медицины! Конечно, старовата немного, но… сколько же в ней природного обаяния! Действительно: «славная бабёшка».
Мне даже захотелось открыть вслед за Чичиковым табакерку и нюхнуть табачку. Только вот табакеркой я не обладал и решил вместо этого заварить крепчайшего кофейку.
Воображение понемногу захватили пространные мечты. Естественно не о любимом с детства городке в табакерке, а о представительницах прекрасного пола… столь разных, однако в чём-то неосязаемо сходных.
В мыслях облик одной знакомой девушки мешался с обликом другой, понемногу приобретая очертания идеала. При этом фигура у воображаемой прелестницы была не округлая, как у давешней дамы, и не худощавая, как у Юли, а более пропорциональная, обнимательная, что ли…
И вот я уже притягиваю сотворённую фантазией женщину к себе, обхватывая руками сзади. Приникаю губами к шее, приподнимая и сжимая её груди ладонями. А женщина замедленно, словно в рваной анимации, оборачивается и… вот тебе раз – Регина!
Я с силой поставил чашку на стол. Нет, что-то тут не то. Фигура – хорошо, пусть. Но лицо должно быть совершенно другим. Прям неладное со мной в последнее время творится, наверное, гормоны играют. По-видимому, дело в том, что я уже черти сколько торчу тут взаперти.
Желая хоть немного вернуть душевное равновесие, вновь открыл книжку. Но читать стало невозможно.
К счастью, вскоре в магазин заглянула Юля, мгновенно разряжая ситуацию. Ведь разглядывать в подробностях малейшие черты её внешности – одно сплошное удовольствие.
- Любишь литературу? - поинтересовалась девушка, пока я, исподтишка за ней наблюдая, варганил для нас кофеёк. - Постоянно вижу тебя с томиком в руках.
- Терпеть ненавижу.
- Да ты что?! - поразилась она.
- В самом деле. За всю жизнь одну книжку прочёл. Точнее, мама мне её прочитала.
- А что за книга?
- Робинзон Крузо.
- Ох, ты господи!
- Ага.
- И что, неужели на этом всё?
- Ещё сказки. Много сказок. Мама их обожала. Но это когда я маленьким был. Знаешь, перед сном.
- А в школе? - настаивала она. - Ты же не мог ничего не читать в школе?
Я отмахнулся:
- Не помню. Может что-то читал, но ничего в голову не приходит.
- Как же ты оценки тогда получал?
- Хм, в самом деле... сам не знаю, как. Ну вот, например, когда стихи задавали, так я их всегда учил. На пять обычно рассказывал. Про лукоморье там. Про дуб зелёный.
Она расхохоталась:
- Понятно!
- А ты?
- Раньше читала, обычно фантастику. А сейчас некогда, - допив кофе, Юля, как обычно, сразу заторопилась. Уже не раз замечал, что сама она, конечно, предпочитает допытываться, однако не любит, когда расспросы касаются лично её; моментально в таких случаях закрываясь. - Ладно, мне пора. Спасибо. Может, тебе чашку помыть? Я как раз…
- Не утруждайся. Позже сам всё сделаю.
Она ушла в сторону уборной, а я прислонился к фасадному стеклу, наблюдая хаотичное человеческое движение снаружи, поджидая девушку на обратном пути.
Внезапно раздался телефонный звонок.
«Опять банк», - подумал устало, прикидывая, чего бы им такого забавного навинтить в этот раз.
- Денис! - неожиданно прошипел угрожающий голос из трубки.
Вот чёрт, Алёнка!
- Да, солнышко? - проворковал в ответ, сразу вспомнив Димку из «Макдональдса» и его насмешливую манеру общения.
- Ты что там, совсем охренел?! - почудилось, будто она находится на грани нервного срыва. - Не показываешься домой уже вторую неделю.
- Работа, милая, понимаешь, работа, - вальяжно пояснил я.
- Если ты, сволочь, - прерывая мои дохлые оправдания, жёстко заявила она, - на этих выходных не объявишься, видеть тебя больше не желаю!
В тот самый миг, Юля, проходя мимо магазина в обратном направлении, показала мне, малость озорничая, кончик языка и подмигнула. Я игриво помахал ей вслед.
- Денис!
- Э-э, что, прости?
- Булеца, блин! Ты здесь, вообще?!
- Извини. Отвлекают.
- Повторяю!
- Да, да, - воскликнул, словно ошпаренный. - Понял, понял. Услышал…
- Пойдёшь нафиг, сказала!
А ведь при всех недавних фантазиях, об Алёнке я даже ни разу не вспомнил. Что ж, в нынешних обстоятельствах предложенный ею вариант расставания показался мне вполне разумным. И незачем дальше прикидываться, кормить её «завтраками». Выдержав короткую паузу, закруглил давно созревшую мысль:
- Ладно, пришлю за вещами брата. Он тебя наберёт, когда сможет.
В ответ понеслись беспорядочные визги и матерные восклицания. Выговорившись, Алёнка выкрикнула:
- Ну и отлично!
- Правда, у меня ещё твоя книга здесь...
- Можешь оставить её себе! - проорала она в трубку и сбросила вызов.
Пару минут просто держал телефон у груди, пытаясь сообразить, чего вообще натворил. Но понемногу осознал, что поступил правильно. Жил я с ней больше по необходимости. Хорошо всё-таки когда у человека есть собственная квартира, тут Алёнке крупно повезло.
Размышляя о всяческих происках фортуны, несколько раз подряд набрал брата. Тот почему-то не отзывался, так что пришлось звонить домой.
- Привет мам.
- Здравствуй, сынок, как ты там?
- Всё нормально. А Сашка дома, вообще? Что-то не могу до него дозвониться…
- Конечно, не можешь. Ведь он на курсах.
- А чёрт, забыл. Действительно.
Молодец, братец! Днём учится, вечером дополнительно посещает курсы. Глядишь, выбьется в люди. Вот что значит не быть распиз...
- Что ты там бормочешь, сынок?
- Ничего мам, всё нормально. Позже тогда его наберу.
- А что ты хотел?
Раздосадовано пояснил:
- Чтобы он зашёл на выходных к Алёнке и забрал мои вещи.
- Дениска, - взволновалась мама. - Вы что, поссорились?
Вот дурень, зря об этом ляпнул. Ну да ладно, всё равно узнала бы. Не от меня так от Сашки.
- Сложно мне с ней мам, всё командует, командует... Устал я. Пора немного отдохнуть друг от друга.
- Так ты теперь домой? - заметно обрадовалась она.
Вот ещё тоже заботливая мне нашлась! И зачем я ей нужен дома, не хватает Сашки одного? Но я-то уже давно не нуждаюсь в чрезмерной опеке, так что, как говорится, не дождётесь. Тем более что мысли о Юле не покидали моего внимания. Хоть девушка и выдерживала пока дистанцию, исподволь надеялся, мол, с нею мы вскоре найдём иной, более интересный вариант общежития.
Маме пояснил просто:
- До Нового года работаю без выходных. Пока перекантуюсь у товарища, он тут неподалёку живёт. Очень удобно. А там посмотрим, кто его знает. Может даже и домой…
В самом деле, почему бы слегка не порадовать маму перед праздниками? Особенно если ей не так много нужно для радости. А в целом… слегка подпитать надежду, это ведь далеко не то же самое, что её реализовать – не правда ли?
Во время всех этих перипетий, понемногу забыл и о ставке, и о карточках. Ну, как забыл… скорее некоторым усилием воли оттеснил запутанный вопрос на задний план. Но только всё стихло, - рванул на третий этаж.
Тётушка, приняв из моих дрожащих рук выигрышный талон, пробила что-то по кассе и выложила на лоток несколько мелких купюр.
- Неужели это всё? - неприятно поразился я.
- Да, большего тебе не причитается.
- Блин, как же так?!
А выяснилось вот что. Мне, конечно, удалось угадать целых девять результатов и этого должно было хватить, чтобы как минимум отбить потраченные на ставку деньги, но не в этот раз. «Линия» действительно оказалась легко прогнозируемой: практически все лидеры выиграли, аутсайдеры, соответственно, проиграли. Случилось лишь несколько неординарных результатов, но их тоже предугадало множество людей. По итогу даже хорошенько вложившись я получил фигу с маслом. Такая вот грусть-тоска.
«Домой» возвращался совершенно подавленным. Проблема карточек теперь обрела вполне предметное значение. Проще всего их конечно вернуть и не иметь лишних проблем, но при сложившемся развитии событий…
Внезапно мне захотелось подняться на четвёртый этаж, в зону баров, ресторанов, кинотеатров да прочих развлечений и, заказав пару пива, слегка расслабиться под какой-нибудь вечерний матч на большом экране. Переключить мысли. Либо, как вариант, прогуляться по стеклянному мосту в соседнее здание спорткомплекса. Порелаксировать полчасика в бассейне, принять горячий душ. Можно бы, конечно, и на крышу ТРЦ – где по слухам на днях открылась сауна.
Однако денег не было. Ни лишних, ни не лишних. Ни оставшихся от зарплаты, ни левых. Никаких. Вот тебе и ежедневные посещения «Макдональдса» в том числе.
Чтобы хоть как-то провести время, отправился, сунув руки в карманы, бесцельно слоняться по этажам, заглядывая в яркие бутики, внимательно изучая товары, которые вряд ли когда-нибудь куплю; ответно улыбаясь утомлённым, но вынужденно приветливым девушкам-продавщицам разной степени симпатичности.
Так бы и закончился бестолково этот унылый день, если бы в начале двенадцатого, когда я уже укладывался спать, не позвонил Толик. Тот самый охранник.
- Выходи, - буркнул он в трубку, - я тебя у входа жду.
Действительно, здоровяк подстерегал меня около двери. Глаза его странно блестели. На устах блуждала улыбка.
- Чего звал?
- Ты что такой грустный? - жизнерадостно поинтересовался он.
- А ты я смотрю подозрительно весёлый.
- Так мы там это… день рождения отмечаем. Я вот за тобой вышел. Ребята не против. Айда с нами?
- Ребята из охраны в смысле?
- Ага.
- Туда, к вам?
- Ну, да!
- А можно?
- Нормально. Тебя все знают. И ты всех наших знаешь уже.
- Я насчёт начальства...
Толик отмахнулся:
- Да какое там нафиг начальство!
- Ладно. Раз так, уговорил. Посижу немного с вами.
Я последовал вслед за Толиком через уже закрытый для посетителей супермаркет к подсобным помещениям, вспоминая по пути свои рискованные ночные похождения.
Когда мы вскоре обошли длинный холодильный прилавок и оказались у дверцы, ведущей в административную часть здания, я всё-таки забеспокоился:
- Эй, а мне точно туда можно?
- Нет, конечно, - пожал он плечами. - Но кому какая разница?
- Так ведь камеры кругом.
- Да брось ты, как будто кроме нас их кто-то смотрит! Тем более записи долго не хранятся. Пять дней и затираются новыми.
- Хм, ясно. Ну, если для вас это не проблема, то мне так вообще по барабану.
- Вот и отлично!
Комната отдыха охраны оказалась небольшой, зато довольно комфортной: диванчик, столик, пара кресел, стулья. Справа от входа, в углу, – распахнутая дверь. Сквозь проём виднелось отдельное помещение, издали напоминавшее маленький компьютерный клуб из двухтысячных, с кучей дисплеев на столах и большим составным экраном на стене, вероятно отображавшим, под разными ракурсами, торговый зал да прилегающие территории.
Когда мы вошли в комнату, мониторная пустовала, а все ребята-охранники сгрудились вокруг накрытого стола. Нас с Толиком тут же пропустили на диванчик, в самую серёдку.
- Чёрт, а у вас тут уютненько! - воскликнул я, устраиваясь поудобнее. И тут же опомнился. - Так, ладно. А у кого день рождения хоть? За кого пьём?
- Так у меня, - скромно отозвался Толик.
- Эй, командир, что ж ты молчишь?! - от неожиданности чуть не закричал я. - Поздравляю! А ну-ка, ребята, поскорее выпустите меня обратно, хоть какой-то презент ему принесу. Именинник, блин!
- Давай, только быстро.
- Одна нога здесь, другая тоже здесь! - пообещал, убегая.
Вернувшись к себе, торопливо извлёк из заначки пополняшку номиналом покрупнее. Неуверенно оглядываясь по сторонам, спешно вернулся в комнату охраны. Презентовал скретч-карту имениннику.
- На, держи! Расти большой, не болей. Пополняй счёт, говори с кем хочешь, и вообще - ни в чём себе не отказывай.
- Ого, вот спасибо! Украл небось? - ухмыльнулся Толик, но увидев моё враз изменившееся лицо, поспешно добавил. - Ну, ну. Шучу я. Шучу.
- Давай, шутник, - процедил сквозь зубы, поднимая рюмку. - За тебя.
Пока все вокруг неторопливо пили и закусывали, один из охранников быстренько опрокинул свою стопку в рот и молча удалился в комнату видеонаблюдения. Меня такая поспешность слегка удивила, но для остальных, похоже, подобное поведение было обычным.
- Чего это он? - тихонько спросил я у Толика.
- Начальник смены, - вяло махнул он рукой. - К компам отправился.
- А, ясно. Наблюдать за обстановкой, да?
- Хрена с два. Пошёл в танчики рубиться.
Понемногу до меня дошло:
- В танчики?!
- Ага.
- То есть прямо на одном из тех компов, в котором видеонаблюдение?..
- На одном из них. Причём сразу в три монитора.
- Ёпта! Круто, однако. Интересные у вас тут порядочки…
- Ну, у тебя тоже всё неплохо, - с усмешкой перевёл тему Толик. - Я-то знаю. Устроился удобно, ночуешь в магазине…
- Тсс!.. Только вот об этом никому, договорились? Если дойдёт до начальства - вышвырнут к чёртовой бабушке.
- Конечно, - добродушно похлопал он меня по плечу, - об чём разговор.
Так как мужики начали пить ещё до моего прихода, то были уже хорошими. А опрокинув ещё по паре стопок, и вовсе принялись громко балагурить кто о чём. Выдалось подходящее время поболтать с Толиком на отвлечённые темы.
- Слушай, - полюбопытствовал я, закусывая водочку солёным огурцом, выловленным прямо из трёхлитровой банки. - Всегда мне было интересно... Расскажи про ящики хранения, как с ними дело обстоит? Поговаривают, будто их каждый вечер проверяют, забытые вещи изымают под запись. Целая процедура. Или что там на самом деле?
- Каждый вечер? - подивился Толик. - Брось, да кому оно надо! Нет, ну раз в неделю, когда смена меняется, мы их поверхностно просматриваем с администратором. А так чтобы каждый день, такого нету. Раньше вообще на маленьком магазине стояли, так там всем пофиг было на те ящики. Тут пока, слава богу, тоже особо не заморачиваются.
- Понятно. А что народ? Бывали в твоей практике забавные случаи?
- Ничего такого. Пару раз ключи теряли, пару раз забывали барахлишко своё. Вспомнить особо нечего. Однажды разве что поймали идиота, который ключики к чужим вещам пытался подобрать. Вот и всё на этом.
- Хм. Почему-то я так и думал…
- Ага, - безразлично согласился он. - Давай лучше по маленькой.
- А давай! - подмахнул я, подставляя для налива рюмку. - И пойду уже спать. Завтра же опять работать…
Мы выпили по маленькой, а потом ещё по маленькой, а потом я вдруг очухался в глухой ночи с тяжёлой головой на диванчике среди спящих как попало парней из охраны. Переступая через чьи-то беспорядочно раскинутые руки и ноги, выбрался к двери, мечтая поскорее растянуться на своём матрасе.
Чисто из любопытства заглянул перед уходом в комнату видеонаблюдения. Начальник смены всё рубился в танчики и действительно сразу на трёх экранах.
- Ты тут один на охране остался, да? - пошутил я.
На миг он оторвался от игры и перевёл на меня тяжёлый взгляд. Затем, не произнеся ни слова, вновь вперился в свои мониторы.
Что ж, ответ, по его вылезающим из орбит и заметно нетрезвым красным глазам, был ясен без слов. Да, он действительно на охране, всё в порядке! С таким-то командиром экипажа да прокачанным танком граница под замком. Гражданские могут спать спокойно.

1.

Издали обходя огромный, авангардного вида, торговый центр, я поневоле залюбовался своеобразными ломанными формами здания. Хотя облицовочные стекла цвета морской волны выглядели при свете хмурого ноябрьского утра совершенно серыми, а сооружение в целом – излишне монументальным, невозможно было не впечатлиться его бесстрастной красотой. Особое «ледяное» очарование пейзажу придавал падающий (и тут же, впрочем, тающий под ногами) пушистый снежок.
Радушия комплексу вскоре обязательно добавит вездесущая неоновая подсветка, живописные рекламные щиты да прочие завораживающие «движущиеся картинки». И конечно, обещанная лакомая начинка – огромный аквариум с тигровой акулой внутри. Но пока что сбившаяся около служебного хода приличная очередь навевала мысль скорее о посещении футуристического мавзолея Снежной королевы, а не кладези шопогольных развлечений.
Заняв место в толпе, сунул под мышку свёрнутый ашановский пакет с бутербродом и толстой книжкой. Поискал в карманах пуховика связку из двух ключей и бирки с номером бутика, чтобы сходу предъявить если секьюрити вдруг поинтересуются за каким делом пытаюсь проникнуть в помещение.
Но никто ничего не стал спрашивать. Без пяти минут восемь полноватый парень в чёрном форменном костюме настежь распахнул двойную дверь, безразлично впуская скопившуюся у входа продрогшую массу людей.
«Анатолий» – гласила бирка у него на груди.
«Привет, Толян, – подумал мимоходом, разглядев его молодое добродушное лицо. – Скоро будем знакомы».
Есть у меня странное предрасположение к магазинным секьюрити. Обычно мы легко находим общий язык. Вероятно, потому, что среди них множество простодушных и беззаботных ребят из глубинки. Угости такого сигареткой, поболтай с ним немного о жизни…
Но пока не до того. Ощущая себя настоящим муравьём, спешно движущимся вместе с деловитыми побратимами по главному тоннелю муравейника, зачарованно разглядывал открывавшиеся непривычные виды.
Прежде я уже помогал «запускать» парочку магазинов нашей сети в различных местах, но ещё ни разу не наблюдал изнанку исполинского молла, только готовящегося к открытию.
На каждом шагу тут кипела работа. Выяснилось, что внутри и без новоприбывших находится огромное количество народа. Сотрудники всевозможных торговых площадок, стараясь успеть ко дню премьеры, вкалывали ночами напролёт.
Над парой-тройкой магазинчиков висели лайтбоксы, как правило, с брендами известных компаний; вывески над другими пока отсутствовали. Повсюду за стёклами бурлило движение. Внутри большинства бутиков юноши и девушки развешивали на разнокалиберных стойках модную одежду. Но в некоторых чернорабочие только лишь расставляли мебель, а кое-где тоже что-то подобное происходило, скрытое до поры непроницаемыми драпировками из мешковины или изоляционной плёнки.
Перед колонной, знаменующей крутой поворот коридора, двое трудяг, приставив к стене циклопические лестницы, приваривали на высоте крепежи. Искры от сварки осыпались на прикрытый брезентом кусок пола, отскакивая к обнажённым кремовым плиткам. Поток пришедших, настойчиво устремляясь в нужном направлении, просто обходил место крошившихся с потолка зарниц, словно то были безобидные бенгальские огоньки.
Настороженно поглядывая наверх, стараясь не «поймать зайчика», машинально подумал, что технику безопасности где-то тут наверняка слегка нарушили. Но кому какое дело?.. На кону – день открытия. Скорее!
Неимоверная суматоха и рабочий кавардак, приумноженные гигантскими размерами помещения, поневоле завораживали. Это всё равно как стать свидетелем финальной отделки египетской пирамиды или, например, кносского дворца.
От центрального коридора то и дело ответвлялись узкие боковые коридорчики, в каждом из которых пропадало сразу по несколько сопровождавших меня тружеников. Но я пока даже не пытался разобраться в местном лабиринте, как мантру повторяя напутствие Регины, выдавшей мне накануне вечером ключи:
- Обойдёшь по центральному коридору практически всё здание, пока не наткнёшься на ступеньки. И не вздумай никуда сворачивать – лестницу ты никак не пропустишь. По ней спустишься на этаж ниже, к супермаркету. А там, прямо напротив касс, найдёшь наш магазинчик.
- Акулу тоже увижу по дороге, так? – прервал женщину, вспомнив виденную где-то рекламу. – Или она на другом этаже?
- Аквариум находится во внешнем радиусе, вообще не думай пока о нём, - слегка раздражилась Регина. - Просто иди по главной, окей?
- Договорились, – обожаю точные инструкции, а эта была лучшей из всех, какую мне когда-либо приходилось слышать.
Уверившись, что я действительно всё усёк, Регина расслабилась и попыталась пояснить детали:
Само здание расположено неравномерно. Наш магазин находится на нулевом этаже, неподалёку от главного входа. Который пока закрыт. А так как ты войдёшь через чёрный, то окажешься во внутреннем радиусе первого этажа. Если же где-то случайно свернёшь, то в лучшем случае выйдешь на внешний радиус. И там действительно будет аквариум. Но от него сейчас нереально спуститься на нулевой. Большинство ходов пока перекрыто. Теперь понял?
Я чуть за голову не схватился - сказанное прозвучало натуральной тарабарщиной.
- Нет, слишком сложно. Что ещё за хрень – нулевой этаж? Какой такой внутренний радиус? Кто вообще подобное придумал?! Лучше буду просто следовать твоей инструкции.
- Молодец, - не вдаваясь в дальнейшие объяснения похвалила Регина и тут же отдала мне ключи. Разве что по головке не погладила.
Ряды «муравьёв» заметно поредели, когда я, следуя вышеописанному совету, наткнулся наконец на ступеньки. А спускался по ним так и вовсе в одиночестве.
Распахнул ведущую с лестницы тяжёлую дверь, вошёл в огромное безлюдное помещение. И словно очутился в затерянном, забытом мире. Такое во всяком случае возникло ощущение на контрасте с происходившим выше хаосом.
Свет над супермаркетом был не полным, а сильно приглушённым. Дальние концы коридоров с витринами утопали в полутьме. Проходы касс блокировали составленные вместе продуктовые корзины. Казалось, на столь обширном пространстве вообще никого нет. Впрочем, похоже у них там давно уже всё готово.
Найти наш магазинчик проблем не составило. Вывеска пока отсутствовала, но характерная зелёная мебель за стеклянным фасадом не позволила ошибиться. Ну и циферка «24» на бирке соответствовала наклеенному в уголочке двери красному номерку.
Но почему номер бутика именно двадцать четвёртый – понял не сразу.
Если считать от лестницы, то помещение было пятым, а если от заваренного железным щитом выхода в противоположном конце универсама – седьмым. Лишь интуиция подсказывала, что тут наверняка скрывается особая, неподвластная обычному смертному, логика.
Понемногу догадался, что заваренный выход, как и разъясняла вчера Регина, ведёт прямиком к центральному входу, а заходить оттуда будет гораздо проще и ближе… причём по пути попадутся ещё магазинчики с номерами, наверняка восполняющими пробелы. И когда комплекс заработает - всё встанет на свои места. Железный щит уберут, парадный вход станет доступным, около него вывесят подробную карту со всеми номерками. Но это завтра. А пока…
…А пока мозг распутывал путаницу коридоров, я отпер оба замка и поспешно прошёл внутрь помещения. Для полного спокойствия закрыл дверь изнутри. Словно оставив всю дурацкую неразбериху снаружи, наконец-то ощутил себя практически как дома, во всяком случае – в родной стихии.
Первое, что бросилось в глаза – отсутствие как попало сваленных на полу посреди магазина коробок с товаром, которые ожидал там увидеть. Стараясь пока об этом особенно не беспокоиться, неторопливо обследовал место, где предстояло задержаться на неопределённое время.
Итак, мне досталось неказистое прямоугольное помещение, со стеклянными витринами вдоль стен и массивным столом напротив входа. Витрины пока пустовали, а на столе оказались: кассовый аппарат, монитор, принтер, мышка с клавиатурой. Под столом, в отдельных нишах – небольшой сейф и системный блок.
Ура, почти всё уже сделано до нас! Осталось только принять товар, расположить его по местам, немного прибраться, приткнуть в ногах мусорное ведро, заварить кофейку и… можно работать.
Позади стола обнаружилась, слегка загороженная спинкой крутящегося стула, запертая металлическая дверь, ключа от которой у меня не оказалось. По-видимому, там и находились коробки с товаром.
«Вот будет смешно!..» – подумал я, неторопливо распахивая один ящик стола за другим. Ничего в них не найдя, привычно позвонил Регине.
Первое правило подчинённого – если в чём-то сомневаешься, сразу набирай вышестоящую инстанцию. В данном случае – регионального менеджера.
- Булеца? - возник в динамике утомлённый, но радушный женский голос.
- Привет. А кого ты ожидала услышать?
- Действительно. Прости, я так замоталась... ещё одна бессонная ночь.
- Да, так и понял. По тону.
Голос стал почти ласковым:
- Что ты хотел?
- Ладно, точно, что я хотел... А где собственно товар?
- В смысле? - неподдельно поразилась Регина. - Разве не в магазине?
- В упор не вижу.
- Ах ты, Господи! - сразу опомнилась она. - В этой, как её… в подсобке.
- Хорошо, - стараясь оставаться рассудительным и не сильно иронизировать, согласился я, - положим. Но где тогда ключ от подсобки?
- Хм... На связке? - попыталась угадать женщина.
- Би-ип! Неправильный ответ. На связке только два ключа и оба от входной двери.
- Ладно, погоди. Дай подумаю. Сейчас... одну минуточку. Значит, слушай, я всё вспомнила. Ключ от подсобки лежит в сейфе…
Я непроизвольно фыркнул. Регина, не позволяя прервать свою речь лишними замечаниями, торопливо продолжила.
- А ключ от сейфа - в ящичке кассы. А ключ от кассы... толком не помню уже где. Либо под кассой, либо в столе. Возможно на мебели. Пошурши там хорошенько.
- Ого! А на кой такие сложности?
- Даже не спрашивай. Наверняка в этом был какой-то смысл, но сейчас уже не вспомню какой именно…
- Ладно. Если вдруг не найду, то позвоню снова.
- Давай.
Всё-таки странные существа – женщины!
Так как стол я уже проверил, а под кассой ничего не нашлось, то, подтянув к витрине стул, изучил крышку шкафа. Два маленьких одинаковых ключика действительно приютились наверху, в уголочке.
Пройдя всю вышеописанную женщиной цепочку, открыл железную дверь. Ощупью нашёл на стене выключатель. Зажёг свет. И чуть не всплеснул руками от радости – подсобка приличная, развернуться есть где. Можно и стенку с полочками установить, чтобы телефончики аккуратно разложить, и кухоньку устроить... да что там кухоньку – комнату отдыха!
Вот только груда ящиков пока что мешала развернуться, и груда была немалой. Пора за дело.
Неторопливо вынес коробки в магазин. Перво-наперво следовало найти приходные накладные, а затем - упаковку с разнообразным хозяйственным барахлом. Ведь прежде чем приступить к сложной работе, стоило должным образом настроиться. А чтобы настроиться, нужно выпить кофейку.
Распаковал все коробки. Быстро нашёл бумажки, пару удлинителей и чайник. Пригоршня стиков с напитком и сахаром у меня всегда с собой. Я без них из дому даже не выхожу.
Неторопливо отпив кофею, приступил.
Работка на самом деле довольно монотонная и отупляющая. Извлечь коробочку с телефоном или аксессуаром из ящика, найти её по артикулу в списке, поставить в реестре галочку, положить коробку на пол, составляя из них горки. Взять следующую… и так до победного конца.
При том, что иногда в прозрачной упаковке с аксессуаром оказывался товар, который явно не соответствовал артикулу. Новичок, конечно, этого бы никогда не просёк, но у меня-то глаз намётан. Подобные косяки я помечал в ведомости закорючкой и складывал в отдельный ящик, для обратного перемещения. Пусть там сами разбираются со своими пересортами, а не скидывают их кому ни попадя. У меня в магазине должно быть так, чтобы комар носа не подточил. Идеально.
Опустевшие коробки разбирал, картонки складывал на кучку при входе. Хранить их незачем, а уходя следовало вынести на мусорку.
Работу неожиданно прервал звонок. Пришлось отвлечься, ничего не поделаешь - мама.
- Здравствуй, сынок, - немного церемонно приступила она, что само по себе нехороший знак.
- Привет, ма. Чего там?
- У тебя всё хорошо? - продолжила она ходить кругами.
- Да, нормально. Так что такое?
- Тебе опять звонили из банка.
Ну, ясно!
- Фух. Я ж тебя просил больше с ними не разговаривать.
- Но они звонили, и спрашивали, - настаивала мама.
- Ладно. И что ты им ответила?
- Правду. Здесь не проживает, живёт у девушки, адреса я не знаю.
- Вот молодец, хоть тут всё правильно сделала.
- Сынок, они говорят, что там уже проценты, пеня растёт...
- Слушай, мам, я сейчас немного занят. Давай позже поговорим.
- Грозятся арестовать имущество...
Тут я поневоле усмехнулся:
- А что, у меня есть какое-то имущество? Мам, да успокойся ты. Не такая уж там большая сумма, чтоб меня прям так разыскивать. Всего лишь телефон себе купил. Ну и да - не платил за кредит несколько месяцев. С кем не бывает?
- Но зачем же ты купил такой дорогой телефон, сынок? У меня теперь сердце не на месте.
- Мы это уже пару раз обсуждали, мам. Скоро будет новогодняя зарплата и долг я закрою.
- Дениска, если тебе нужны деньги...
- Этого ещё не хватало! Слушай, мне уже двадцать три года, и я сам разберусь со своими проблемами! Просто не лезь куда не просят, хорошо? Пожалуйста, ма.
- Но...
- У Сашки вон второй семестр на носу, скоро за учёбу платить придётся, думай лучше об этом. И не разговаривай больше с этими банкирами, я тебя прошу. Сразу вешай трубку.
- Но...
- Всё мам, пока, ты отвлекаешь. У меня ещё полно работы тут.
Разобрав, наконец, основной товар, вернулся к хозяйственной части. Раскидал по местам калькулятор, «офисный» телефон и прочее мелкое барахло вместе с подставкой: ручки, карандаши, стирачки, точилки, скотч... Линейку прислали хорошую: не коротенький пластиковый обрубок, а длинную металлическую. При помощи такой удобно орудовать в нашей продолговатой кассовой книге. Тем более, что мне тяжеловато даётся заполнение всяких бумаг и рука вечно тянется вписать циферки не в той графе. А за помарки в отчёте, как известно, нехилый штраф.
Подведя на листиках реестра итоги главной части работы, решил передохнуть и пообедать.
Заварил кофе. Вытащил из пакета бутерброд, заботливо собранный с утра Алёнкой, а заодно и книгу, обнаруженную у неё на полке. Николай Гоголь «Мёртвые души». В школе я её не читал. Честно говоря, в школе я вообще практически ничего не читал, но знал, что книга очень весёлая, вот и решил прихватить с собой, чтобы иногда отвлечься от серых будней.
Откуда знал? Так уж совпало.
На прошлых выходных, устав от горланившего на кухне «Русского радио», я решил покрутить ручку приёмника, желая найти что-то более удобовариваемое. И внезапно наткнулся на какого-то актёра то ли театра, то ли кино, в одиночку изображавшего разными голосами этого самого Гоголя. Придуривался, конечно, дядька мастерски. Ничего подобного мне раньше слышать не приходилось, так что поневоле заинтересовался.
Пока жарил яичницу и завтракал, прослушал между делом всю передачу. А несколько раз даже покатился от хохота. Жаль «театр» быстро закончился, обещая запустить продолжение через неделю. Но движимый любопытством, книгу я тут же нашёл у Алёнки дома. Вот так томик и оказался у меня с собой.
Усевшись за стол, взял в руку чашку с кофе, открыл поэму на первой странице и принялся, так сказать, культурно отдыхать.
Начиналась книжка скучно. Какая-то бричка, какой-то незнакомый господин, какой-то непонятный город NN (неужели такой в самом деле можно найти на карте?), какие-то крестьяне, решавшие доедет ли колесо чёрт знает куда, или не доедет? И, наконец, трактир… Сюжет развивался жутко медленно. Какой вообще смысл обычному человеку следить за всеми этими длинными, запутанными передвижениями? Нет чтобы сократить лишнее! И вот ещё: «В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». Разве подобное описание можно назвать портретом героя? Бред какой-то!
Страницу-другую ещё как-то осилил, но интерес стал затухать, и текст понемногу начал восприниматься, как сплошное «бла-бла-бла». Если бы по случайности не знал, что дальше будет смешно, то тут же, пожалуй, бросил это гиблое дело. Но после радиопередачи сомневаться в «классике» не приходилось, так что заложив книгу линейкой, отложил до следующего раза.
Продолжил хлопотать по магазину.
Товар я уже принял, теперь следовало аккуратно, придерживаясь правил выкладки, расставить подставки с «мобилками» по полкам, а всякие чехлы, зарядки и прочую мелочёвку развесить под телефонами, используя длинные крючки. Затем включить компьютер, запустить 1с, распечатать листы ценников. Вырезать нужные и разместить на каждом изделии.
Оно, конечно, только на словах всё выглядит просто - дело затянулось до самого вечера.
Внезапно заметил снаружи бурное оживление. Довольно странное, особенно после отсутствия в окрестностях какой-либо активности на протяжении дня. Множество людей торопливо направлялись из всевозможных закутков к углу супермаркета, возвращаясь на свои места с сияющими лицами и набитыми пакетами в руках.
Движимый любопытством, вышел в коридор. Спросил у пробегавшего мимо работяги:
- А что вообще происходит?
- Пекарня делает пробный прогон, - пояснил тот на ходу. - И раздаёт желающим хлеб.
В подтверждение его слов из глубины маркета вынырнули дебелые дядьки, напоминавшие двоих из ларца, с широкими деревянными лотками в руках. Они споро опрокинули на стол с вывеской: «Пункт обслуживания клиентов» целую груду свежеиспечённых булок разных видов, распространяя на весь этаж аппетитный аромат хлебцов.
Кучка пролетариев, поджидавших добычу, нимало не стесняясь, принялась запихивать плюшки прямо за пазуху, явно намереваясь поскорее унести улов и тут же вернуться за следующей порцией. Порицать ребят сложно - в кои то веки и на их улице перевернулся грузовик с конфетами. Следом набежало множество народу с кульками, рюкзаками, сумками…
«Вот Алёнка обрадуется», - наблюдая за происходящим подумал я и, прихватив ашановский пакет, поспешил к раздаче. Набил кулёк тёпленькими булочками, удовлетворённо вернулся в родные пенаты.
Привычно запер за собою дверь. На миг остановился при входе, обвёл глазами зал – красота! Магазин готов к открытию. Пора спокойно выпить кофе, чуточку передохнуть и ехать домой. А лёгкую уборку можно произвести уже завтра утром.
Внезапно навалилась усталость, я и сам не так чтобы слишком много спал в последние дни... То на одном магазине пришлось подменить сотрудника, то на другом. Вечно у нас проблемы с кадрами.
Набрал, напоследок, Регину. Коротко сообщил:
- Всё готово.
- Молодец, - ответный голос прозвучал ещё более утомлённо, чем мой.
Женщину стало даже немного жаль. Я-то ладно, сделал дело – могу гулять смело. А ей каково приходится? Мало того, что надо всюду поспевать, помогать. Так ещё и за всеми присматривать, и за всё отвечать.
- На завтра какие инструкции? Дядя Вова, кстати, как там, когда появится?
- Инструкции? - она задумалась. - Тебе в девять надо обязательно быть на месте, потому что заранее привезут разменку. Открытие в десять. Ну а дядя Вова на протяжении этого часа к тебе прибудет и всё сделает. Кстати, днём ещё приедут рабочие. Прицепят вывеску, поклеят наружную рекламу. Привезут этикетки для витрин, буклеты, и всякое такое. Так что не удивляйся там. Закроешься в восемь. Ну а потом уже строго по графику – с десяти до восьми.
- То есть тебя завтра вообще не будет? - удивился я.
- Ой, Денис, вряд ли. Сейчас открываем центральный магазин сети, двухэтажный. Слышал может? Тут работы непочатый край. В основном буду здесь эти дни. Потом, наверное, придётся заняться магазинчиком в ещё одном новом торговом центре… там хорошее место, не какие-то сказочные дали - пропускная способность ожидается очень высокая, одна из лучших по городу. Я даже думаю… то есть планирую… вполне вероятно… перекинуть потом тебя туда. Ну, посмотрим, пока только идут договорённости. А к тебе обязательно загляну. В ближайшее время. По возможности.
- Круто, - я даже немного растерялся. Разные были случаи, но «стартовать» в одиночку пока не приходилось.
- Ты же не новичок какой-нибудь, - подбодрила Регина. - Постарайся уж там, хорошо?
Находясь под впечатлением от произошедшей беседы, развёл в кипятке два последних пакетика кофе, выбрал одну из булочек, не слишком большую, но и не маленькую, не так чтобы толстую, но и не слишком тонкую, зато с завитушками, присел к столу и открыл книгу на заложенной прежде странице, понемногу погружаясь в текст, который чем дальше, тем больше казался уютным и странно забавным.
Пока Чичиков располагался в гостинице и делал первые визиты, знакомясь с обладателями других необычных фамилий, типа Ноздрёв и Собакевич, да повсюду играл в вист, попутно производя впечатление на дам, кофе оказалось выпито, булочка съедена, а я внезапно обнаружил, что всё перечитываю и перечитываю большой кусок, в котором смешались Маниловка, Заманиловка, и бесконечные вёрсты просёлочных дорог, отчаянно пытаясь уловить суть текста. Суть ускользала. Сознание, несмотря на двойную порцию кофе, подёрнулось туманом. От усталости и недосыпа слипались веки… Мне захотелось просто посидеть пару минут с закрытыми глазами. Чтобы, собрав таким образом остатки сил, отправиться наконец домой.

2.

Очнулся в кромешной темноте. Не сразу понял, что вообще происходит, и почему это вдруг сплю сидя, уткнувшись лбом во что-то твёрдое. Только подсветив телефоном, понемногу осознал – я всё ещё в магазине, уснул над книгой. А свет на этаже попросту отключён.
Потихоньку открыл стеклянную створку, осторожно высунулся наружу. Передо мной зиял скрытый мраком вестибюль, за которым лишь угадывался пустынный супермаркет – оттуда не доносилось ни звука, ни шороха. Светя себе под ноги, поспешил к лестничной двери. Та оказалась заперта. Ощущая разочарование, прошествовал в другой конец коридора и приложил ухо к перекрывавшему проход железному щиту.
По ту сторону зачарованных врат существовала жизнь. Извне доносились приглушенные звуки, снаружи по-прежнему кипела работа. Одна беда - туда не пройти. Впрочем, беда ли?..
Конечно, можно устроить натуральный тарарам, чтобы меня услышали и выпустили, но… не стоит торопиться, нет смысла особенно волноваться. Действовать надобно постепенно, шаг за шагом.
Для начала позвонить Алёнке. Причём вовсе не обязательно объяснять ей в какой интересной ситуации я оказался. Лучше просто сказать, будто сильно задержался и переночую у мамы. К ней на самом деле ближе ехать. Затем нужно подготовить местечко для ночлега. А так как у меня целая масса коробочного картона и несколько пустых мешков – совсем уж на холодном полу спать не придётся.
Кофе только вот жаль закончился, а стоявший в коридоре автомат пока не работал. Но к моим услугам был целый универсам. Я, конечно, не вор, однако… раз уж события обернулись таким необыденным образом, стоило предпринять определённые шаги для облегчения собственной участи.
Вернулся в подсобку, включил на пробу чайник. Он тут же засветился и вскоре начал задорно бурлить. Значит, несмотря на отсутствие света, розетки продолжали работать. Хотя это правильно, тут же сообразил я, ведь в набитом продуктами маркете наверняка есть морозильники, которые должны холодить круглосуточно.
Собрал из коробок подобие матраса. Мешки использовал вместо простыни. Пуховик бросил поверх постели – послужит одеялом.
Спартанское ложе, кипячёная вода, книга, немного света… удобства на этаже… вот тебе и «Храм уединённого размышления». Но малость дополнительного комфорта никогда не помешает.
Подготовив спальное место, отправился на вылазку.
Мало-помалу, стараясь на всякий случай не сильно шуметь, преодолел заслон из корзинок. Освещая путь подрагивавшим в руке телефоном, проник в продуктовую пещеру, по-своему не менее роскошную, чем сокровищница Али-бабы.
Взволнованно вглядываясь во мрак, поневоле опасаясь, что в любой момент оттуда выскочат разбойники, желающие отрубить мне голову, бесшумно пошёл по проходу между стеллажами, настороженно осматриваясь по сторонам. Но на каждом шагу заблудшего путника поджидали тут не передряги, а чудесные открытия. Хотя золотых блюд под серебряными крышками в этом ряду не оказалось, зато обнаружилось множество сыров по одну сторону и видимо-невидимо мясных изделий по другую. У меня прямо слюнки потекли.
Стараясь крепиться и не терять головы от радости, стянул маленький пакетик с охотничьими колбасками. Неторопливо их пережёвывая, понемногу утолил голод, перебирая заодно в памяти те вещи, за которыми собственно сюда пришёл.
Перекусив и несколько освоившись в темноте, вскоре осознал, что разбойники не собираются лишить меня жизни, а киношные зомби не спешат выскакивать из-за угла, да и никакой охраны поблизости нет. Так что вздохнул с облегчением и принялся прогуливался по супермаркету в своё удовольствие, стараясь даже оттянуть момент возвращения.
Импровизированный фонарик то и дело выхватывал из темноты яркие упаковки, притягательные этикетки, аппетитные наименования. Тут и там внимание привлекали составленные пирамидками лакомые деликатесы.
В какой-то момент я едва не ощутил катарсис от восторга - могучее чувство, когда весь магазин находится в твоих руках и ты в принципе можешь взять всё что угодно, но как некий преисполненный высшим разумом индивидуум, берёшь только самое-самое необходимое. Столь затейливых переживаний мне прежде испытывать не доводилось.
Преодолеть соблазн «стащить всё» поначалу казалось несложно. В конце концов, не так много мне на самом деле нужно…
Пару стиков кофе. Нет, пущай, баночку кофе. Ладно, послушаем назойливый внутренний голос, – нормальную банку кофе. Ну, правда, если уже брать, так что-то толковое, чего за собственные деньги я бы в жизни не купил. Что там дальше по списку? Пакет сахара. Налобный фонарик и пачка батареек к нему. Надувная подушку под шею, для минимального удобства…
Мало-помалу ночной шопинг захватывал всё больше и больше: парочка бутылок пепси, парочка банок энергетиков (наверняка пригодятся в будущем), парочка шоколадных батончиков… горсть того, горсть сего…
До последнего сдерживал себя, пытаясь обойтись без излишеств, но получалось всё хуже. Список «покупок» разрастался на ходу: зубная щётка, паста, кусок мыла. Станок и пенка для бритья. Полотенце, наконец.
Домашние тапочки? Хм… почему бы и нет?!
Впрочем, всё это (ну, кроме кофе), стоило сущие копейки. Да тут за неделю наворуют столько, что недостачу несчастных тапочек никто и не заметит!
Нагрузив десятикилограммовый пакет всевозможной ерундой, вернулся к себе - довольный и немного утомлённый.
И пусть Робинзон из меня ненастоящий, пакетики с сухариками-таки торчали из карманов штанов.
С трудом подавив желание поскорее отправится за новой партией хабара, сымпровизировал из собранных трофеев лёгкий ужин. А после трапезы, ворочаясь с боку на бок, попытался поудобнее улечься на своём твёрдом ложе.
Кое-как устроившись, освещая страницы фолианта налобным фонариком, продолжил читать про дурака Манилова, его бестолковых сыновей и небывалое предприятие Чичикова, пока сон вновь не утащил меня под мечтательный дым помещичьей трубки.
А кофе, кстати, - на излёте сознания вспомнил с улыбкой, - действительно отменный; вполне стоит тех денег, которые не пришлось за него заплатить.

В очередной раз проснулся уже на рассвете, немного раньше будильника, разбитый и продрогший. Я хоть и не принцесса на горошине, но, во-первых, спать было жутко неудобно, а во-вторых, холодно. Отопление в здание пока «не завезли».
Жаждая поскорее согреться, выпил обжигающий кофе вприкуску с подсохшей ватрушкой. Попутно кумекая насчёт того, что неплохо бы выписать сюда микроволновку, благо её есть куда поставить.
Несколько взбодрившись, свернул, как делал давным-давно в летнем школьном лагере, полотенце и туалетные принадлежности валиком. Дождался на всякий случай восьми, воровато выбрался наружу. Вестибюль по-прежнему пустовал, а свет, как и вчера утром, был приглушён. Радуясь, что рядом никого нет, отправился приводить себя в порядок.
Когда после долгого умывания возвращался в магазин, щит с прохода, к которому я ночью прикладывал ухо, уже спиливал болгаркой щуплый молдаванин. Приснопамятный охранник Толик полусонно на это дело поглядывал, а сгрудившиеся стайкой у одной из касс супермаркета девушки-кассирши проходили последний инструктаж…
На меня в этот миг даже внимания никто не обратил. Ну и отлично!
Пока суть да дело, принялся наводить марафет в магазине. Когда протирал микрофиброй последнее стекло, раздался телефонный звонок. Я выхватил из кармана трубку, надеясь, что это Регина. Но не тут-то было.
- Денис Булеца? - затараторил незнакомый девчачий голос. - Здравствуйте! Вас беспокоят из банка...
- Извините, - тут же оборвал заученную речь.
- Что?..
- Простите, не туда попали.
В бодрый прежде голосок закралась нотка сомнения:
- Разве вы не Денис?
- И даже не Булеца, представляете?
- А как тогда к вам можно обращаться?
- Чичиков, - сморозил я. - Павел Иванович.
- Правда?
- Несомненно.
- Но ваш номер...
- Только вчера его купил. Никакого Булецу не знаю, просьба мне больше не звонить.
- Но...
Не дослушав возражения девушки, повесил трубку. В этот самый миг, привычно суматошливо заявились инкассаторы. Пока один из них стоял в сторонке с автоматом наперевес, второй молча бросил на стол мешочек с деньгами. Переглядываясь и недовольно покачивая головами, они всем видом, казалось, говорили: «едва тебя нашли, парень, опаздываем». Так что, как только удалось закончить с пересчётом денег и бумажной волокитой – ребята тут же сбежали.
Поневоле размышляя о сложностях работы этих и подобных им нанайцев, я сунул купюры обратно в мешочек и спрятал до времени наличку в сейф.
Ещё минут через десять подтянулся дядя Вова – наш единственный и неповторимый кассовый мастер. Кого-то он мне вечно напоминал, но я никак не мог вспомнить, кого именно. По виду, типичный интеллигентный гражданин в кепочке, лет эдак пятидесяти. Такого можно легко спутать с водопроводчиком. Только вот ясный и насмешливый взгляд подсказывал, что человек он непьющий.
- Здрасьте, дядь Вов.
Он чуть улыбнулся и слегка кивнул в ответ. Ни слова не сказав, подошёл к кассе. Открыл её своим ключом. Убедился, что внутри пусто.
Удивительное дело, у каждой кассы есть собственный, не похожий на другой, ключ. Но волшебная отмычка дяди Вовы открывала любую из них. Странность эта меня всегда занимала.
Дядя Вова произвёл первый пуск аппарата. Настроил дату и время. Выбил пару чеков. Один положил себе в карман, другой отдал мне – вклеить в кассовую книгу. Под конец клацнул на красную кнопочку – денежный ящик автоматически выдвинулся.
- Порядок, - произнёс, отходя от аппарата, единственные за всё время слова. - Можешь вносить наличку.
- До свидания, дядь Вов, - сказал ему в спину, извлекая деньги из мешочка и выкладывая их в ячейки. Однако мужчина уже вышел за дверь и вряд ли меня услышал.
«А ведь если ему присобачить длинные волосы с завитками, - отчего-то подумал я, внезапно замирая на месте и провожая его взглядом до конца фасада, - получится вылитый Папа Карло из старого советского фильма. Так вот на кого он похож!» Сообразив, что мысль по сути глупейшая, сунул последние купюры под зажим и захлопнул ящик.
Ровно в десять прицепил к двери табличку с надписью: «Открыто». Вернувшись к столу, продолжил читать Гоголя, вполглаза высматривая покупателей.
Последние, как ни странно, не заставили себя долго ждать. Книгу вскоре пришлось отложить. Несмотря на то, что официальная, разрекламированная по всему городу и ближайшим пригородам премьера торгового центра планировалась на следующее утро, людей в день пробного запуска оказалось множество. В какой-то момент я даже понял, что мне совершенно не хватает мелкого товара. Об этом нужно было обязательно сообщить «наверх», но покупатели постоянно дёргали, отвлекая от телефона.
Наконец Регина отзвонилась сама.
- Булеца?
- Не поверишь, но это таки я.
Наткнувшись на шуточный тон, она и сама смягчилась.
- Как ты там?
- В запаре.
- Да ты что?!
- Безумное утро какое-то. Ощущение, что всем нужно пополнить счёт. Причём обязательно сегодня. А карточек почему-то очень мало у меня. Закажи побольше, хорошо?
- Конечно, - обрадовалась женщина. - Сейчас узнаю у кого на остатках излишек и попрошу переместить на тебя. На днях приедет.
- Отлично!
Впрочем, к обеду поток посетителей спал, а ближе к вечеру иссяк окончательно. Появилось время передохнуть, прогуляться, да и вообще – нормально поесть.
Я собрал в полиэтиленовый мешок накопившиеся отбросы, перевернул табличку с надписи «Открыто» на «Закрыто» и, подвесив к ней другую, покрупнее: «Буду через десять минут», запер магазин.
Когда выносил мусор на улицу, выяснил, благодаря установленной при входе карте, что ресторации общепитов расположены в отдельном крыле третьего этажа. Туда, надеясь найти привычный «МакДональдс», и направился.
Кассы пустовали. Я подошёл к одиноко стоявшему пареньку в красной форме. Сделал типичный заказ:
- Средняя картошка, дабл чиз, кола... тоже средняя. Всё.
Коротко улыбнувшись и выбив чек, парень набрал в пакетик картошку и повернулся к подогреваемым стойкам с сэндвичами. Не обнаружив нужного бургера, заметно вскипел.
- Дабл, солодце! Где дабл?! - раздражённо закричал он на кухню сквозь проём в стойке и напряжённо добавил, оглядываясь ко мне. - Сорян, дружище, секундная задержка.
Я лишь понимающе развёл руками.
- А вот и он! - вдруг донёсся с кухни озлобленный девчачий голос. - Получи свой дабл, козлина!
- Ого! - поразился я. - Весело тут у вас…
- Да уж, лучше и не скажешь. Просто кое-кто, понимаешь, - он сделал большие глаза и произнёс громко, чтобы услышали по ту сторону, - не справляется с работой!
- Да, пошёл ты, - донеслось ответ.
Скрытая от меня девчонка явно за словом в карман не лезла.
- Ничего! - возвысив голос, помахал я невидимой девушке. - У меня тоже сегодня была напряжённый денёк. Спасибо вам!
- Не за что! - гаркнула она.
Подмигнул парню:
- Хоть всего лишь чизбургер, зато от самого чистого сердца.
- Вот с этим проблем точно нет, - вполголоса согласился он и хитро улыбнулся. - А вообще ты правильно делаешь, что не обращаешь внимание. Наташка нормальная. Просто у неё сегодня... - не закончив фразу, он многозначительно подмигнул.
- Что ты там уже про меня пи*ишь? - словно почуяв неладное, закричала девушка.
- Фух! - помахал он ладонью себе на лицо, - горячая штучка.
- Нравитесь вы мне, ребята. Буду к вам, пожалуй, заходить.
- Ты заходи, заходи, - пробормотал он, ставя на поднос напиток. - Нас, походу, заслали сюда надолго.
- Денис, - протянул я руку.
- Дима, - пожимая её, представился он. - Готово, забирай свой заказ.
Вот тебе и первое знакомство на новом месте. Впрочем, наверняка вскоре я тут многих буду знать.
Неторопливо отобедав, решил прогуляться по этажу, чтобы немного освоиться в окрестных закоулках и найти заодно точку приёма-выдачи грузоперевозчика.
По пути заметил знакомую вывеску сети спортлотерей. Потягивая через трубочку остатки колы, подошёл к маленькой кабинке, в которой каким-то чудом умостилась тучная пожилая женщина. Одна половина кабинки была отдана на откуп рекламок всевозможных «беспроигрышных» лотерей, а другая, что неожиданно, оказалась обклеена театральными афишками. Над головой тётушки светился небольшой монитор, обращённый экраном к посетителю.
Неторопливо обследовав, под выжидательным взглядом киоскерши, витрину не нашёл ничего более умного, чем воскликнуть:
- О, а вы оказывается тут сидите, да?
- Да, - поправив очки, молодцевато-старческим тоном подтвердила она, - тут и сижу.
- Вот интересно, - подивился, изучая детали объявлений. - Как это вас угораздило лотерейки вместе с билетами в театр продавать?
- Сама не знаю, - иронично всплеснула она руками. - Так уж как-то вышло.
- Однако, это очень удачно, - похвалил я, поднимая указательный палец вверх. - Театр мне, конечно, ни к чему, но вот эта часть...
Тётушка оживилась, по-видимому клиентов у неё пока ещё не было. Компетентно поинтересовалась, понижая голос и даже, как мне показалось, слегка подмигивая:
- Лото, стирачки, или может… машинки?
«Машинки» – самая идиотская лотерея, какую я когда-либо видел: четыре автомобильчика, на один из которых ты делаешь ставку, пару минут движутся по монитору от старта до финиша. Причём победителя своеобразного компьютерного заезда определяет таинственный генератор случайных чисел. И это, по мнению создателей – очень интересно, динамично, и даже занимательно. Вот уж всем лохотронам лохотрон!
- Нет-нет, - сразу отмёл я столь несерьёзные инсинуации. - Меня больше интересует «Система».
- А-а, - заговорческим тоном произнесла она, многозначительно покачивая головой, - понимаю!
«Системой» бывалые игроки называют особую ставку «Спортпрогноза». Суть её в том, чтобы угадать результаты встреч 12-ти футбольных пар. Но так как угадать их все удаётся редко кому, то приличные выигрыши иногда случаются и за 11, и даже за 10 совпадений. Особенность же тут такая, что поставив совсем немного денег реально сорвать джек-пот, который неизменно возрастает с каждым неснятым тиражом. Количество результатов любого матча можно указать столько, сколько душа пожелает, правда за каждый придётся заплатить небольшую сумму. Проще говоря, сделать разумную ставку - всё равно, что купить чашечку капучино, а вот выиграть можно огромные деньги.
Тем, кто любит сомневаться на ровном месте, я так обычно и поясняю, мол тут, как говорится, палка о двух концах: если ставку не сделать, то конечно сможешь позволить себе лишнее капучино, но вот шанса разбогатеть тогда у тебя совершенно точно не появится.
- Ты знаешь, сейчас есть целых три тиража, - сказала тётушка, придерживая одной рукой очки, а другой перекладывая бумажки. - Еврокубки, субботние матчи, воскресные. А, нет, прости, вру – четыре! Тут хоккей ещё.
- Хоккей не надо, а остальные давайте. Изучу на досуге. И бланки для заполнения тоже. Побольше, пожалуйста. Да-да, отсыпьте пачечку запасных. Вечно их порчу. Ага, спасибо. Кстати, случайно не подскажите, ищу отделение службы доставки, нужно посылку получить. Не знаете где оно тут?
- Видела вывеску, - степенно кивнув головой, тётушка указала в сторону узенького прохода, - в том районе посмотри. Но они, кажется, пока не работают.
Перевозчики действительно ещё не открылись. Ну, не столь важно. Ничего срочного в посылке не было. Пара кабелей, пара зарядок, несколько аккумуляторов и карт памяти… всего понемногу. Мне их выслал намедни знакомый с рынка, чтобы выгодно перепродать по ценам нашей розницы, а выручку поделить пополам. Глупо ведь тырить в магазине, находящемся полностью под твоей ответственностью, но небольшой левак, позволяющий чутка заработать на карманные расходы - жизненная необходимость. Впрочем, пока это всё не к спеху. Заберу груз на днях.
Возвращаясь в магазин, размышлял о том, как лучше поступить вечером. С одной стороны, вскоре уже можно закрыться и сделать то, чего не удалось вчера – уехать домой. С другой, тащиться от одной окраины города до противоположной окраины полтора-два часа по пробкам не так уж здорово. Тем более что утром придётся тащится полтора часа в обратную сторону. Да и Алёнка… не так чтобы мне очень хотелось к ней ехать. Слишком уж она назойливая, покруче мамы. Ещё и вечно командует, будто я её собственность.
В общем, чтобы рассудить ситуацию правильно, решил сделать один звонок и прояснить пару моментов.
- Булеца? - привычно спросила Регина. - Как ты там, всё хорошо?
Обойдясь в этот раз без привычных шуточек, сразу приступил к делу:
- Всё хорошо, но… терзают тут кое-какие смутные сомнения. Вот скажи – напарник у меня хоть предвидится?
- Ищем, - сразу осознав, что разговор предстоит серьёзный, напряжённо ответила она. - Надеюсь скоро будет. Понимаешь, столько точек новых, и всё пытаются успеть до Нового года, а работать, получается, некому. Но ты не переживай, в крайнем случае кто-то да подменит. Найдём.
- Так я и подозревал…
- До праздника всем сложно будет, Дениска, - принялась уговаривать она. - Потом уже думаю станет полегче. Очень на тебя рассчитываю.
- Ладно, - как бы нехотя согласился я. - Тем более брательнику деньги на учёбу нужны, мама одна не справляется. Так что в принципе я не против поработать без выходных какое-то время.
- Ну и здорово! - заметно обрадовалась Регина, отчего мне стало даже немного досадно. Но её-то понять можно – одной проблемой стало меньше. - Главное заранее предупреди, когда тебя надо будет подменить.
На том и порешили. Ну, в самом деле, не втирать же Регине байки о кредитном телефоне, растущем долге в банке и прочей подобной лабуде, верно? А так – и начальство поддержал, и отмазка вышла правдоподобная.
Тут важно другое – полная самостоятельность, отсутствие в ближайшее время напарника, да и вообще какого-либо надзора развязывали мне руки. Так что всё для себя решив, я направился прямиком в супермаркет, в бытовой отдел.
Навстречу из-за стойки вынырнул испуганный с виду парнишка приблизительно моего возраста. Вопросил напряжённым голосом:
- Вам что-то подсказать?
Видимо, новичок. По части обслуживания клиентов, я мог бы дать ему фору на десять очков вперёд.
- Привет! Расслабься, я местный. Из мобильных напротив… Денис. Будем знакомы.
Парень сразу успокоился.
- А, ясно. Максим.
Мы пожали друг-другу руки.
- Поможешь? Ищу матрас, типа пляжного, или что-то в этом роде.
Он усмехнулся:
- На Канары собрался?
- Нет, мне так, чтобы спать.
Поймал его удивлённый взгляд. Пришлось разъяснить условия задачи.
- Временно, понимаешь, пока кровати нет.
- А-а, уловил. Так есть матрас-кровать, мощная штука.
- Знаю, дорого. Мне бы что-то среднее по цене.
- Понял, есть среднее. Можно и плавать, и загорать. Спать в смысле. Тебе двухместный?
- Наверное... двухместный... если только не слишком огромный.
- Тогда полуторка, в самый раз. Насос?
- А нужен насос? Я думал так, - приставив кулак ко рту, показательно выдул в него воздух несколько раз подряд.
Максим хохотнул:
- Ну, нет. Так не получится.
- Ясно, - пришлось смириться, - значит и насос.
«Домой» вернулся с двумя коробками. Одной побольше, другой поменьше: полуторным пляжным матрасом и ножным насосом к нему.
Матрас в надутом виде оказался великолепным. Мягкий, бархатистый, но и упругий, не сильно продавливающийся. С удовольствием вытянулся на нём в полный рост, положив под голову вчерашнюю подушечку. Правда чего-то на новой кровати всё-таки не хватало. Ну, конечно, покрывала! И как я сразу не подумал? Ладно, это в другой раз. Пока придётся дальше использовать куртку. Спать и работать в одном и том же, понятное дело, долго не получится. Но пару дней сойдёт, а там как-нибудь заскочу домой за переодёжкой… или в крайнем случае прикуплю что-нибудь по месту.
Но в целом – жить можно! Гораздо лучше, чем в одной комнате с братом и мамой. И даже лучше, чем с назойливой Алёнкой под боком. Хоть отдохну немного от женского самоуправства.

3.

Как-то в четверг Дима предложил ей посидеть в пиццерии, размещённой на островке кругового перекрёстка, где разворачивался попутный городской транспорт. Желая, как он выразился, «немного выпустить пар».
- У тебя что-то случилось? - встревоженно спросила Варя.
Взгляд его выдавал крайнее утомление.
- Просто тяжёлая неделя. Всё так сразу навалилось. И дома, и на работе. Я бы, пожалуй, немного выпил. Вина, например, или пива. Составишь компанию?
- А жена как отреагирует? - опасливо поинтересовалась Варя, вспомнив частые телефонные склоки. - Она ведь не любит, когда ты задерживаешься.
- Сегодня меня никто не ждёт, - коротко пояснил мужчина, не вдаваясь в подробности.
Варя окончательно смутилась:
- Ладно. Но только если недолго…
- Идёт.
Ожидая пиццу и потягивая пиво, он вяло поинтересовался:
- А сама что мужу скажешь, где пропадала?
- Ой, Лёня и спрашивать не станет, - рассеянно перекатывая между ладонями бокал с полусладким, сообщила она. - А если вдруг спросит, так и скажу – посидели с товарищем после работы.
Дима от такой прямоты даже улыбнулся:
- Он у тебя, похоже, не слишком-то подозрительный.
- Да какой там подозрительный?! - отмахнулась она. - Мы почти семнадцать лет вместе. Сыну скоро двенадцать… Боже, и зачем я всё это тебе объясняю?
- Не знаю. Но мне интересно, - выглядело так, словно он действительно немного воспрянул духом.
- В общем, тут уже не до подозрений. И, потом, Лёня довольно простой. У него как бы девиз: не брать на свой счёт ничего, кроме денег.
- Вот оно что! - сообразил Дима; выждав пока официант водрузит на стол деревянный поднос, закончил мысль. - С юмором по жизни, значит?
- Ага, - воодушевилась Варя, исподволь приноравливаясь к аппетитному блюду. - С ним не заскучаешь.
Подхватила запашистый обжигающий кусок, слегка подвернув ладонью обвисающие края теста, и поднесла корж уголком ко рту. Остановилась на полпути, отвлекаясь на Диму.
Пиццу он ел странно. Не так, как все нормальные люди. Вооружившись приборами – вилкой, да извечно тупым ножом с зазубринками, – принялся нарезать кушанье маленькими кусочками.
Гибкое, воздушное тесто изо всех сил сопротивлялось подобному издевательству. Оно расползалось, в отчаянии истекая на тарелку покрывавшим его расплавленным сыром. Кружочки салями, словно изготовленные из тонких кусочков резины, никак не желали аккуратно разрезаться. Полумесяцы помидорок уныло прогибались, а листочки базилика безысходно извивались под лезвием. Лишь распластанные в виде крестиков грибные ломтики были, похоже, готовы к любому надругательству.
Не обращая внимания на неистовое сопротивление материала, сосредоточенно нахмурив лоб, мужчина целеустремлённо продолжал кромсать блюдо, преображая его в нечто, напоминающее салат. Эдакое «Пиццерийное цезарио».
Варя наблюдала за происходящим с застывшим на устах смешком.
Впрочем, в порхании над тарелкой столовых приборов проглядывало определённое изящество. Она вдруг осознала, какие красивые, на самом деле, у Димы кисти рук.
Удовлетворившись результатом, мужчина отложил нож в сторону, и, тыкая в сумбурное крошево вилкой, принялся за еду.
- Ты та-акой странный, - проглотив откушенный кусочек, выговорила наконец.
- Чего это? - подивился он.
Варя коротко задумалась. Затаив улыбку, поинтересовалась:
- У тебя, наверное, мама строгая была?
Озадаченный, Дима на секундочку перестал жевать:
- Нет, почему? Нормальная.
- Вообще ничего не понимаю тогда!
- Я, честно говоря, тоже.
- Просто, никогда не видела, чтобы кто-то ел пиццу таким «волшебным» образом.
- А-а… теперь стало яснее. Так уж мне удобно. Да и руки в чистоте, - в подтверждение своих слов он отложил на мгновенье вилку и продемонстрировал ей незапятнанные ладони. - Видишь?
Последующие десять минут провели молча. Варя меланхолически поедала положенную ей половину пиццы, неторопливо потягивая вино из бокала. Заинтригованно наблюдая, как уплетя один нашинкованный кусок, мужчина безжалостно расправляется со вторым.
Перекусив, понемногу разговорились. Бокалы незаметно последовали один за другим. Беседа становилась всё более непринуждённой, беспечной, игривой. Интуитивно стараясь держаться подальше от тяжёлых вопросов, легко перескакивали с одной темы на другую, чуточку дурачась и подшучивая друг над другом. Лишь полтора часа спустя, сверившись с водворёнными на стену пиццерии громоздкими круглыми часами, Варя осознала:
- Однако, мне пора.
Дима, к этому моменту, стал уже сама любезность:
- Тогда пойдём.
- Только вот подожди минуточку, я сейчас…
Напоследок забежала в туалет. При выходе окинула внимательным взглядом отражение в зеркале. Выглядела, как оказалось, довольно пристойно – поправлять макияж особо не потребовалось. Лишь вспыхивающий в глазах озорной огонёк немного настораживал.
Более-менее удовлетворившись увиденным, слегка склонила голову на бок, привычно пшикнув парфюмом в область оголённой ключицы.
Воздух моментально наполнился мириадами брызг. Лёгкий дразнящий аромат сочной апельсиновой мякоти разлился вокруг.
Мужчина, расплатившись по счёту, невозмутимо дожидался около столика. Варя, осознавая, что её размаривает прямо на ходу, непроизвольно обхватила его руку, словно тот спасательный круг.
Приветив тёплую маленькую ладонь под боком, Дима двинулся было к выходу. Но тут же притормозил, ошеломлённый насыщенным благоуханием.
- У тебя что, каждый день новые духи? - заглядывая ей в глаза, подивился с ласковой полуулыбкой.
- Ну, не каждый день. Под настроение, - усмехнулась она.
- Видать, целая коллекция запахов!
- Так мы их продаём, - вконец развеселилась Варя. - Разных пробников знаешь сколько у меня?
На этой фразе ей пришлось всем телом опереться о мужчину, чтобы вернуть утраченное на миг равновесие.
От произошедшей неловкости улыбка сама собой расцвела на лице.
- Вот почему я не люблю алкоголь, - доверительно пояснила она, позволяя Диме направлять траекторию движения. - Просто ненавижу себя в подобные моменты. Главное, теперь уже никак не удастся убрать эту идиотскую улыбку с лица. Так домой и заявлюсь. А Лёня только глянет, мигом поймёт, что жена его попросту пьяная в стельку.
- Шутишь?! - воскликнул мужчина, бережно выводя Варю на свежий воздух. - Никакая она не идиотская! А наоборот, очень даже милая. Ты, когда сразу с работы - такая вечно сосредоточенная, холодная, серьёзная. Но, только начинаешь улыбаться, и уже никак нельзя поверить, что это та самая строгая дама, у которой к тому же довольно взрослый сын. Кажешься настоящей девчонкой. Знаешь, эдакой… из мира юношеских грёз.
- Правда? - вкрадчиво поинтересовалась она. - Спасибо.
Приостановившись прямо посреди улицы, мужчина вдруг обнял и крепко прижал её к себе.
Не успев осознать, что происходит, Варя почувствовала торопливые прикосновения мягких, суховатых губ сначала на одной щеке, затем на другой.
Словно оглушённая, в одночасье ощутила, как из самых основ естества тянется навстречу этим поцелуям нечто стихийное, настойчиво стремящееся откликнуться на неожиданную ласку. Полузабытое, глубинное, столь же древнее, как сам человеческий род – слегка придавленные повседневной жизнью ростки вечной женственности.
- Ты такая хорошая, - безотчётно шептал Дима, уткнувшись ей в волосы. - Честная, открытая, весёлая, понимающая…
- Убери руки! - резко и грубо оборвала Варя, мгновенно трезвея. Силой рассудка перекрывая источник первородных эмоций.
Вздрогнув при этом настолько явно, что Дима тотчас отпустил её и, вскинув ладони, сразу отступил на шаг.
Вид у него был немного виноватый.
- Прости, - выдохнул поспешно, враз поникшим голосом.
- Никогда больше так не делай! - воскликнула решительно. Но, заметив неподдельное сокрушение мужчины, добавила заметно мягче. - Пожалуйста.
Она даже немного растерялась. Ведь успела ощутить лёгкое сожаление от того, что всё закончилось. Что сама потребовала прекратить проявления нежности. Потому как в объятиях мужчины ощутила особое тепло, а в поцелуях - то ли подзабытую, то ли вовсе неизведанную прежде ласковость.
Пару мгновений никак не могла освоиться с происходящим. Найти соответствующий ситуации тон.
- Это… - закончила совсем уж извиняющимся голосом, коря себя за прежде проявленную грубость, - это неприятно.
- Я понимаю. Договорились. Прости.

Возвратившись домой и пройдя в спальню, Варя наткнулась на несколько загадочный взгляд мужа, скучающе ожидавшего её за просмотром телевизора. Она, впрочем, хорошо осознавала, о чём этот затуманенный, пивной, кажущийся вялым и незаинтересованным взгляд говорит.
Хотя случалось подобное крайне редко, зато Лёня отчётливо понимал, - если уж задержалась, значит придёт слегка навеселе. А коли так, то…
- О, мамка вернулась! - обрадовался он.
- Малой спит? - спросила отчего-то вполголоса.
- Чего это шепчемся? Спит конечно, ты время видела вообще?
- Немного загуляли, - потупилась она.
Лёня только хмыкнул:
- Заметно…
И, слегка подмигнув, ласково подозвал:
- Ну, иди уже ко мне.
Ему нравилось брать Варю выпившей. Что он там находил в таком её состоянии, она точно не знала, хотя кое-чего подозревала. Ведь в подобные минуты была предельно разгорячённой, потерянно-ласковой, исключительно нежной…
Так или иначе, что-то Лёня в этом да находил.
Вот и теперь он ничем больше не стал интересоваться, а попросту наслаждаясь моментом, возбуждённо подмял её под себя.
Варя привычно поддалась приятно-обжигающему потоку его вожделения, ощутив вскоре уютное удовольствие. Помогая, в свою очередь, достичь удовлетворения супругу.
Словно восстановив, при помощи соития, права над неизвестно где погулявшей женой и утвердив таким образом пределы владений, Лёня вскоре преспокойно захрапел.
Варя же, несмотря на общую утомлённость и брожение алкоголя в крови, уснула далеко не сразу.
«Вот всё и закончилось» - размышляла она, калачиком свернувшись под одеялом и обнимая свободной рукой спину супруга. Больше они с Димой не смогут занимать друг другу место в маршрутке; дружелюбно общаться по вечерам, скрашивая скопившийся на протяжении утомительного рабочего дня негатив; беззаботно болтать изредка в кафе…
Её прямо злость брала: ох, уж эти мужчины - никак не могут вовремя остановиться. Только дай им повод - сразу норовят пойти на сближение. Ну, что за манера противная такая? Вот так взять и разом всё испортить!
Увязнув в подобных мыслях, измождённо уткнулась лбом в лопатку мужа.
А прежде чем окончательно забыться, успела, на всякий случай, распланировать новый путь, которым будет пока что, по крайней мере, временно, возвращаться домой...
Но всё это лишь затем, чтобы уже на следующий вечер вновь сидеть рядом с Димой в трясущейся маршрутке и, азартно похлопывая его по руке, как ни в чём не бывало расписывать подробности очередного случившегося во время работы забавного недоразумения.

4.

Варе нравилось, когда Дима при встрече слегка её обнимал. В конце концов, в этом не было ничего такого. Они ведь даже не целовались. Просто стояли недолго рядышком осязая исходившие друг от друга приятные вибрации, впитывая обоюдные энергетические токи. Наслаждаясь мимолётными мгновениями волнующего внутреннего трепета.
Происходило это обычно неподалёку от остановки, близь ютившегося посреди пустыря молодого вяза, вскоре ставшего условленным местом, где поджидали друг друга после работы.
Изредка мужчина словно забывался и потерянно тёрся скулой о её волосы. Чтобы затем, улучив минутку, как можно деликатнее потянуться уголком губ к щеке. Заранее улавливая этот затаённый манёвр, Варя осторожно уворачивалась, разрывала объятия и, словно непослушного ребёнка, за руку отводила его к маршрутке.
Однажды в пятницу Дима всё-таки умудрился её поцеловать, а она даже не смогла толком уяснить, каким образом подобное допустила. Конечно, существовало оправдание, что на поцелуй так и не ответила… Только вот оправдываться было не перед кем.
Возникшее в связи с этим происшествием неприятное ощущение продолжало подтачивать её сердце даже на следующее утро. Как ни крути, благоразумие - не то слово, которым можно описать её поведение в последнее время. А значит, провинность требовалось как-то загладить.
Унять совесть Варя попыталась единственно известным ей способом. Вооружившись пластиковым ведром, парой тазиков, разнообразными моющими средствами да множеством тряпок и силиконовых губок, принялась отдраивать полы, стены, бытовую технику и прочую мебель.
Предстояло много работы. Следовало убрать в комнатах, заглядывая во все углы и щели. Вымыть унитаз, заставить ванну снова сверкать. И, конечно, хорошенько вычистить кухню, вплоть до отскабливания подгорелых днищ старых сковородок.
Втянувшись в монотонную работу, поневоле глубоко задумалась. Размышляя даже не столько о Диме, сколько о себе и неявных потребностях.
Дело в том (а натуру, сколько ни старайся, невозможно до конца обмануть), что сердце, насытившись семейным застоем, всё настойчивее требовало перемен, обновления. А это порождало внутреннее напряжение. Иногда возникало ощущение, будто она больше не принадлежит самой себе. Что личная воля целиком зависит от паутины семейных обстоятельств, погружая её в странную безысходность.
Можно было, конечно, попробовать чувство закрепощенности как-то обойти. Попытавшись, пусть немного наивно, подменить сущности.
Сделать, например, новую стрижку или высветлить волосы. Не слишком, самую чуточку, чтобы не особенно бросалось в глаза…
А возможно даже наоборот - кардинально сменить образ. Помня о неминуемых возрастных изменениях, увлечься, например, здоровым питанием. Завтракать салатами из отварных овощей, пить укрепляющие иммунитет фреши; не ужинать после шести. Если дело пойдёт - приступить к утренним пробежкам, записаться на степ-аэробику. А там, чем чёрт не шутит!
Да и вообще, неплохо бы куда-нибудь реально вырваться. Немного попутешествовать одной... окунуться в парное пенистое море.
На миг, в виде иллюзорного откровения, Варе словно приоткрылось окошко в жизнь. Сознание тут же унесло её по гребням волн прямиком в сладкие дали, обжигая сердце мириадами новых, казавшихся доселе невероятными, возможностей. В пьянящих грёзах она была решительной, самостоятельной, энергичной... независимой. Правда все эти безграничные возможности, при ближайшем рассмотрении, казались хоть и манящими, но отчего-то пугающими.
От сонма мыслей её отвлёк голос мужа:
- Мамка, похоже, окончательно с ума сбрендила.
Варя внезапно обнаружила себя стоящей на коленках у края стены, с хозяйственной щёточкой в руках, тщательно начищавшей потемневшие от времени стыки кухонной плитки. Оба её мужчины - большой и маленький, поставив на пол пакеты с продуктами, застыли в дверях. По-видимому, уже некоторое время наблюдали за происходящим.
- Точно, - согласился с отцом Мишка.
- На прошлых выходных только всё отдраила, и вот опять.
- Подтверждаю, - угрюмо вторил ребёнок, - так и было.
- О, быстро вернулись… - подрастерялась она. - Всё купили?
- Быстро? - Лёня огорошено покачал головой. - Два с половиной часа вообще-то по магазинам лазили. Милая, может тебе отдохнуть немного, полежать что ли? - сохраняя сердобольное выражение лица, иронично поинтересовался он. - Выходной всё-таки.
- Температуру померять, - продолжал подыгрывать отцу сын.
- Вы чего вообще хотите? - подозрительно вопросила она, хорошо зная эту их компаньонскую манеру подтрунивать.
- Неплохо было бы покупки распихать по местам. Да и, собственно, пообедать. Пока матч не начался.
- Вот точно, самое время!
- А за чем дело стало? - начала закипать Варя. - Забыли где у нас холодильник, или что? Может напомнить?!
- Так не подступиться к холодильнику. Сама посмотри – повсюду орудия труда разбросаны.
- Они же, - поднимая вверх палец, со всей серьёзностью подчеркнул Мишка, - средства угнетения феминисток.
От неожиданности Варя расхохоталась. Ох, малой и учудил, нахватался от папочки дурацких выражений! Лёня только удовлетворённо потрепал отпрыска по волосам, мол, достойная растёт смена.
Но на кухне действительно царил хаос – тазики, тряпки, лужицы на полу…
- Ладно, оставьте всё там, в дверях. А я сейчас… Буквально десять минут потерпите. Закончу, и погрею вам обед. Продолжайте пока нагуливать аппетит.
Для начала, решила Варя, закругляясь с уборкой, нет смысла нагнетать обстановку – достаточно пока просто сделать что-то с волосами. Позже она подумает, какие дополнительные нотки стоит добавить в свою внешность. Теперь же следовало покормить два голодных рта, да и самой поесть.
Мысли поневоле переключились на домашних. Похоже, в последнее время она немного отдалилась от родных и это уже заметно со стороны. Слишком критически стала о них рассуждать. А ведь всё что им требуется – немного тепла и внимания. Как прежде.
Заглянув в комнату, застала обоих за просмотром футбольного матча.
- А пожелания-то какие? - поинтересовалась заботливо. - Чего вам приготовить?
- Чего приготовить? - подмигнул Лёня сидевшему рядом сыну. - Кубинских лобстеров в лимонном соусе хотим. Сварганишь?
- Вот так сразу лобстеров? - переспросил Мишка.
- А что, у многоуважаемого отпрыска какие-то возражения по поводу предложенного блюда? Нет? Так я и думал. В общем, жена, тащи сюда клешни. Михаил Леонидович тоже желает лобстеров отведать.
- Короче, - уняла Варя его шуточки, - есть борщ.
- Та-ак. Борщ… и?
- По правде говоря, кроме борща ничего больше нет. Но могу что-то быстренько сварганить, если…
- Мам, а пиццу сделаешь?
- Пиццу? - задумалась она с улыбкой. - Сделаю. Только вечером.
- Значит, лобстеров не будет? - изображая огорчение, ехидничал Лёня. - Эх, а я так надеялся, так надеялся! Ну, раз нет, то давай уже борщ.
Всё-таки он весёлый, и этого у него не отнять. Хотя мог, конечно, недовольно нахмурить брови, а изредка сорваться на крик, но быстро отходил. Жилось с ним легко. Милый, милый Лёня.
Вот сын, и это становилось всё заметнее, немного другой. Более серьёзный, сосредоточенный. Ещё каких-то полгода назад был шумным, задорным, но теперь… мог лишь слегка улыбнуться одними глазами, а то и вовсе проигнорировать какую-нибудь папину шутку. Даже не ясно в кого такой пошёл. Уж точно не в своих легкомысленных родителей!
Подумав так, Варя непроизвольно улыбнулась, ведь прежде не считала себя легкомысленной особой. Ну, до самого последнего времени.
Душу залил неожиданный поток любви и нежности; даже слёзы выступили на глазах. Беда только в том, что жар, опаливший её при мысли о семье, почему-то ни в какое сравнение не шёл с тем томительным трепетом, который порождали в ней мимолётные Димины объятия.

5.

В то знойное августовское предсумеречье мужчина, по-видимому, даже не собирался выпускать Варю из рук.
Желая хоть немного развеять нарастающее возбуждение, она принялась наблюдать за тем, как немного в стороне от облюбованного ими деревца, ближе к высоткам, долговязый дядька пытался запустить для вертевшейся под ногами дочурки воздушного змея. Пёстрое полотнище, подхватываемое лёгкими порывами ветерка, раз за разом взметалось в воздух, но безотрадно вильнув многоленточным хвостом, тут же обрушивалось вниз, утыкаясь носом в землю. Человек то и дело запутывался в нитке, долго её распутывал, раздражался, нервно жестикулировал, стараясь растолковать девочке, почему не получается. Ему явно хотелось всё бросить и поскорее уйти, но наполненные надеждой глаза ребёнка мешали так поступить.
Варя ему всецело сочувствовала. Ей и самой уже не терпелось покинуть это место. Тем более что разморённая на солнце полупустая маршрутка, немного осевшая и слегка накренившаяся, дожидалась, казалось, только её. Не было никакой очереди, суматохи, типичной торопливости - сезон отпусков пребывал в самом разгаре.
- Разве тебе не пора уже домой? - чуть спустя осторожно поинтересовалась у Димы.
- Не хочу, - неохотно отозвался мужчина.
Варя немного отстранилась:
- Опять поссорились?
- Можно и так сказать…
- Да что там у вас вечно происходит?!
- Ты правда хочешь это выяснить? - голос его прозвучал раздражённо.
Варя чуть было не отступилась, но сумела овладеть собой.
- Да, хочу.
- Что ж, ладно... У неё просто слишком богатое воображение, - досадливо сформулировал Дима. - Постоянно подозревает меня в изменах, и всякое в том же духе. Не так, конечно, чтобы совсем уж беспочвенно. Ну, ты понимаешь…
- То есть всё из-за меня?!
- Нет, нет! Что ты. Это давно началось, не принимай прям на свой счёт.
- Странно...
- Ну, возможно, теперь оно даже к лучшему.
У Вари перехватило дыхание:
- Что ты хочешь сказать?
- Хочу сказать, что люблю тебя, - пояснил он. - Вот и всё.
Варя, от такого сообщения, на миг растерялась. Прильнула к Диме, уткнувшись лбом ему в ключичную ямку, позволив мужчине зарыться в её пахнущие ромашкой волосы.
«Нет, это уже слишком! - взбудоражено думала она, не в силах разом осмыслить происходящую внутри борьбу между правильным и желанным; ощутив, будто оказалась в опасной близости от края обрыва. - Нужно как-то всё срочно прекратить».
Но пока собиралась с мыслями, Дима, уловив момент, принялся отрывисто целовать её шею и щеки. В довершение попытался приникнуть к губам, однако Варя, внезапно охваченная странным чувством стыда и неуверенности, спрятала лицо у него на груди, не допуская этой последней вольности.
Впрочем, мужчина явно не собирался в этот раз отступаться, продолжая выцеловывать веки, лоб, волосы, кончик и крылья носа, мочки и завитки ушей.
Варя внезапно почувствовала, что ей отчаянно не хватает воздуха. В лёгкой тунике внезапно стало слишком парко, одеяние захотелось поскорее скинуть.
- Подожди… Дай немного отдышаться… Мне надо немного подумать… Боже, как хочется курить!
- Что? - слегка опешил Дима. - Ты же не куришь.
- Не важно. Просто ощущение такое. Не знаю, как другими словами его выразить.
- У тебя ладони влажные, - удивился мужчина, выпуская Варю из объятий, но продолжая, на всякий случай, удерживать за руку. - И ещё такие холодные…
- Послушай, мне пора, - лихорадочно попыталась уговорить она. - Мне в самом деле пора. Время…
- Успеешь. Ещё ведь даже не стемнело, - вновь привлекая её к себе, пробормотал он первую пришедшую на ум отговорку.
- Да, но…
- Удивительно, - прошептал на ухо, окончательно дезориентируя Варю. - Теперь снова тёплые и сухие.
Ещё несколько раз она порывалась подобным образом уйти, но… легко сдерживаемая, так и не уходила. Вместо побега, снова и снова прижималась щекой к его слегка колючей щеке и, прикрывая глаза, нежилась от новых потоков ласки, погружаясь в состояние приятной эйфории.
- Странно, - в какой-то момент возвратил её к действительности Дима. - Опять холодные!
Поднёс левую руку ко рту и припал к ямке ладони, где слабо пульсировала жилка; впитывая губами влагу. Проделал он это с такой величайшей нежностью, словно опасался, что кожа в том месте может лопнуть.
- Просто ты сводишь меня с ума, - пояснил, в ответ на её слегка обалделый взгляд. - Буквально каждый кусочек тела притягивает.
Эти слова стали последней каплей – Варю неожиданно «отпустило», она окончательно прекратила сопротивляться.
Словно избавившись от прежних сомнений, сама, и довольно решительно, припала ко рту мужчины, наслаждаясь столь долгожданным, множество раз отложенным поцелуем, с обоюдным покусыванием губ и обжигающим танцем языков. Тёплая патока тут же потекла сквозь всю душу, постепенно насыщая низ живота сладким нарастающим жаром.
- Ну, вот, и зачем было так долго упорствовать? - мягко поинтересовался Дима, отрываясь от неё на мгновение.
- Затем, - пояснила упрямым тоном.
- Ну да, конечно. И как я сразу не подумал? Это же всё-всё-всё объясняет!
- А ты, оказывается, шутник, - слегка насупилась она. - Раньше как-то не замечала.
- Просто ты меня пока мало знаешь.
Они продолжили целоваться, словно какие-нибудь подростки, урывая от обыденного распорядка дня множество дополнительных минуток.
Руки мужчины уже смело блуждали по её телу, мягко обминая его через одежду: бедра, талия, грудь, спина... Варя больше не протестовала. Лишь шёпотом попросила отступить ещё глубже под крону дерева - со света в тень.
Мысль о том, чтобы распахнуть для мужчины ноги, которые потом можно будет сцепить у него за спиной, больше не казалась ей такой уж невозможной. Допустить подобное было, конечно, нежелательно, однако очень прельстительно.
Но и тут Дима не дал ей ни малейшего шанса принять самостоятельное решение. Ощутив, как сильно она поддаётся на ласку, положил ладонь туда, где сходились по шву брючины её обтягивающих чёрных штанишек.
Место прикосновения опалило. Сердце сладко стукнуло в груди. Варя положила голову мужчине на плечо, горячо дыша, приоткрывая рот навстречу следующему поцелую.
Дима действовал всё увереннее, торопливо нащупывая на её брюках маленький бегунок молнии.
- Не здесь, пожалуйста, не здесь, - только и смогла, что пробормотать она, перехватывая его руку, ощущая, как слабеют ноги.
- В одном из крайних домов, на углу, есть небольшой отель, - срывающимся голосом выговорил он. - Каждый день прохожу мимо вывески…
- Хорошо, - тяжело дыша, согласилась она, не в силах остановить происходящее, позволяя увлечь себя в указанном направлении. Лишь подметив по пути, краем ослеплённого сознания, что воздушный змей таки полыхает в вышине и натянутая бечева призрачно дрожит на поднявшемся к закату ветру. А отец с дочерью восторженно наблюдают за едва сдерживаемым тоненькой нитью раскрепощённым полётом.
Оказавшись в номере, мужчина первым же делом опрокинул Варю на постель и стащил с неё брюки, вместе с бежевыми трусиками. Она, в ответ, немного выгнула спину, подавая бёдра вперёд, предвкушая стремительное проникновение. Однако Дима, вопреки её ожиданиям, лишь осторожно зарылся губами в алое междуножье… и это было только самым началом затеянной им неторопливой любовной игры.
Размеренная сперва, несколько ленивая даже, но жизнерадостная, пьянящая борьба на продавленной кушетке постепенно превращалась в нечто совершенно особенное, непривычно-яростное… и, в конце концов, умиротворяющее.
Фантазия перебросила Варю на морское побережье - повседневный предел мечтаний. Поначалу она словно просто лежала у кромки моря, обласкиваемая солнцем, ветром и периодически накатывающей прохладной приливной рябью, которая, слегка будоража, облепляла тело мягкой уютной пеной. Затем, более мощная волна, вызывая сильную внутреннюю дрожь, как бы подхватила её с отмели и стремительно потащила за собой вдаль от берега. Постепенно валы становились всё выше и круче, каждый последующий их удар отзывался внутри всплесками всё более ярких эмоций. Она словно стала игрушкой в руках стихии - её бросало с волны на волну, кружило в водоворотах, а затем омывало в бурунах, прежде чем окатить следующим наэлектризованным каскадом воды. Позже ощутила, что тонет, беспомощно идёт ко дну, ослабевшая, безэмоциональная, с притупившимся чувствами. Готовая безропотно колыхаться на глубине: волны вокруг, волны внутри… волны повсюду. Но вскоре сама она будто стала волной, частицей единого безбрежного океана. А потом и целым океаном: спокойным, неторопливым, полновесным. То бурно взметающимся на вольном просторе, то разнежено плещущимся на мелководье.
Приятная фантасмагория продолжалась до тех пор, пока из уст мужчины не вырвался удививший Варю короткий беспомощный вскрик, столь странно контрастировавший с его прежней холодноватой уверенностью. Но даже после коротких судорог Дима всё ещё пытался ласкать её, невероятно утомлённую, практически раздавленную, но совершенно удовлетворённую.
- Давай немножко полежим, просто полежим, - облизывая губы, в беспамятстве бормотала она, обнимая и притягивая мужчину к себе, пытаясь утихомирить его импульсивную активность. Каким-то образом её слова действительно подействовали, Дима сумел, наконец, всем телом прижавшись к ней, понемногу успокоиться.
После короткого периода полузабытья, Варя, словно обновлённая, очнулась довольно свежей и бодрой. Её внезапно потянуло на воспоминания:
- А ведь по сути всё началось с того вечера в пиццерии, помнишь?
Мужчина отозвался не сразу:
- Ладно тебе. Раньше, гораздо раньше.
- В смысле?.. А! Ну, да. Ты имеешь в виду тот случай с зонтом.
- Да нет же, - пробормотал разморено. - Ещё раньше.
По голосу Варя ощутила, что Дима улыбается, но не могла понять, к чему он ведёт.
- Правда?
- Естественно. Сколько раз мы глазели друг на друга в попутке.
- Глазели?!
- Ну, конечно. Даже не удивительно, что ты тогда предложила мне под зонтиком постоять. Ну, и потом полезла в маршрутку, стоило только позвать. Да и вечно развлекала разговорами… А помнишь, как мы представились друг другу, и затем: «оп!», оба притихли отчего-то. Каждый ведь уже представлял себе другого, были какие-то мысли… потому, думаю, реальные имена прозвучали столь неожиданно. Дальше уже, конечно, пиццерия… как следующая ступень.
- Нет, нет! - удивлённо воскликнула она. - Ты не прав. Я тогда совсем ничего подобного не хотела, и даже не думала о таком. Честно! А до весны даже и не видела тебя ни разу.
- Ага, - хохотнул он. - Ни разу не видела. Ну, ещё бы! Особенно не обращала внимания, может.
Варю внезапно пронзило понимание. Действительно, она не раз видела Диму, и уже тогда он ей, наверное, чем-то понравился. Просто толком не задумывалась над этим. Да и до того ли было? Всего лишь мимолётные взгляды, случайные мысли, ничего как бы серьёзного. Что ж, осознала она, не зря говорят, будто любовь, как и весна, часто наступает ожидаемо-негаданно.
- Интересно, а ведь у нас даже не было ничего такого, знаешь, - она задумчиво покрутила ладонью, - Никаких букетов, шоколадных подношений и прочая, что обычно в книжках пишут, и в сериалах показывают.
- Ха, в сериалах! - отшутился он. - Разве тебе муж не говорил? Ведь всем известно - чем меньше чувств, тем больше роз их заменяет. А шоколад так и вовсе вреден…
- О, Господи, муж! - внезапно опомнилась она, не дав Диме закончить. - Время!
- Да, - согласился он, глянув в окошко, - тебе, пожалуй, пора. Ночь уже.
- А ты?
- Комната на сутки. Дома меня никто не ждёт. Проведу тебя до маршрутки, возьму в ларьке что-нибудь перекусить, да и вернусь. Утром сдам ключ, а через пятнадцать минут буду на работе. Отосплюсь хоть.
- Отличный план!
- Точно. Жаль только, что ты не можешь остаться здесь со мной.
- Нет, этого точно не могу.
- Тут, кстати, душ есть. Хочешь принять?
- Конечно, хочу!
Наскоро обмывшись, вернулась в комнату и, прежде чем одеться, остановилась на минутку перед висевшим напротив кровати небольшим зеркалом, чтобы как следует расчесать волосы. Оглядывая заодно в отражении раскованно лежавшего на кровати мужчину, беспечно подложившего руки под голову. Тот не только любовался её наготой, но и с любопытством наблюдал за каждым движением. За тем, как она, склонив голову набок, медленно проводит гребешком по прядям с одной стороны, потом с другой, потом сзади. И вновь по кругу…
Во время методичных движений расчёской Варю вдруг осенила догадка.
- Ты ведь не первый раз в этом отеле, правда? - напряжённо оглянувшись, спросила она. - Всё внизу быстро сделал, сразу знал где лифт, расположение номеров... про душ вот тоже.
Дима посмотрел на неё очень внимательно:
- Может и не первый, может даже и не второй, - ответил невозмутимо. - Какая в принципе разница? Сейчас я здесь с тобой и ничто другое меня не интересует. Так что, думаю, усложнять ни к чему.
«Действительно, - решила Варя, торопливо одеваясь и с неожиданным теплом вспоминая дожидавшихся дома Лёню с Мишкой, - усложнять ни к чему».
По пути на маршрутку, взяв Диму под руку, думала о том, что теперь ей придётся иногда отпрашиваться с работы пораньше, чтобы сделать периодические вечерние задержки как можно менее заметными для домашних. Чего бы там у неё тайного не происходило, это никак не должно было коснуться двух бесконечно любимых людей. Последнее чего ей хотелось, так это разрушить тот семейный уют, ту искреннюю душевную атмосферу, которую им удалось наладить за все совместно прожитые годы. А по поводу сегодняшней долгой задержки ей пока просто нужно сообразить какую-нибудь незатейливую, но убедительную ложь. Тем более что у неё даже возникла на сей счёт одна неплохая идейка…
Разрешив внутри себя эту незначительную проблему, она горячо поцеловала на прощание Диму.
Сидя в маршрутке, разглядывая проносившиеся мимо ночные деревья и заметно увеличившиеся, за последнее время, мрачноватые остовы новостроек, мысленно переключилась на домашнюю рутину. Во-первых, Мишке требовалось сделать на завтра бутерброд, а Лёне... чего бы такого приготовить особенного, чтобы ему стало приятно?..
Размышляя о подобных мелочах, Варя нет-нет, да и вспоминала лёгкие Димины укусы, отпечатавшиеся на внутренних поверхностях бёдер, рядом с нежным местечком, где кожа по-прежнему немного зудела. Вспомнив одно, ощутила и другое - как пылает ареола правого сосочка, которую мужчина долго-предолго целовал взасос. Какой же он всё-таки непривычно нежный, этот парень без зонта! И с ним непередаваемо хорошо...
Вот так вот, за разнообразными незначительными рассуждениями, обыденная жизнь неприметно наполнялась чем-то особенным, как бы походя обрастая дополнительными смыслами.

Когда он проходил в ворота в стене, окружавшей её бассейн, ему казалось, что он вступает в
собственные владения, ибо любовник — тем более тайный пользуется собственностью своей
возлюбленной с таким сознанием своих прав, о каком законный супруг может только мечтать.
«Пловец». Джон Чивер

1.

Окраина, где пересекались транспортные пути города и окрестных посёлков, оказалась, как обычно, невыносимо многолюдной. Вышедшая из метро Варя, сопротивляясь встречному, стягивающему тучи, ветру, отчаянно лавировала между прохожими, стараясь поскорее проскочить район ларьков, отличавшийся наибольшим скоплением народа. Устремившись по тротуару вдоль широкого пустыря, с редкими «верстовыми» деревцами, отделявшего проспект от последних высоток, она издали разглядывала тянувшуюся к конечной остановке маршрутки длинную очередь, в которую поспешила влиться, размышляя, мимоходом, о ежевечерней домашней рутине.
Мишке в школу требовалось собрать бутерброд – значит, придётся заскочить в супермаркет. Список необходимых продуктов составлялся машинально: пол батона, двести грамм «докторской», нарезка сыра… что там ещё? Ах, да, главное! «Термосок» мужу на работу. Дело в том, что не далее как вчера Лёня резко высказался на тот счёт, мол, от постоянных макарон его уже тошнит.
В данном случае явно требовалось что-нибудь эдакое. Можно, конечно, отварить магазинных пельменей. И, ради разнообразия, поместить их в суповой судок прямо вместе с сочным бульоном, присыпав свежей зеленью. А можно (что, наверное, даже лучше) приготовить «лодочки», которые он так любил – испечь половинки картофелин в духовке с кусочками сала насаженными, наподобие раздутых парусов, на неочищенную кожуру, при помощи зубочисток.
То, что ветер понемногу стих, Варя попросту не ощутила. А первых капель дождя, погружённая в свои мысли, даже не заметила. Да и не сразу обратила внимание на разноцветные купола зонтиков, вспыхивающие прямо на глазах, один за другим. Затем, слегка опомнившись, растерянно оглянулась – хвост очереди также тонул в пёстрых полотнищах. Среди которых, кажется, не попадалось ни одного одинакового.
Но прямо за спиной обнаружилась внезапная прореха – мужчина без зонта, приблизительно её возраста, покорно склонивший голову под падающими каплями. То ли вправду не замечал осадков, то ли слишком уж сосредоточился на чём-то своём, внутреннем.
Помимо отсутствия зонта он показался ей ничем не примечательным – просто человек из толпы, который закрывал обзор, мешая разглядеть ожидаемую маршрутку; вызывая досаду.
Словно ощутив на себе чужой взгляд, мужчина вдруг поднял глаза. Сосредоточил внимание на лице Вари. В глубине его зрачков на миг отразилось нечто слабоуловимое, но пронзительное, цепляющее.
Короткий взблеск ума, искра мысли.
Длилось это не более секунды – взгляд тут же погас. Мужчина, поливаемый дождём, вновь углубился в себя.
Окончательно осознав, что непогода только усиливается, Варя нащупала в сумочке набалдашник зонта. Слегка распушив тканевые края, с хлопком распахнула полусферу, укрываясь от досаждающих капель.
Тишина, мгновенно воцарившаяся под зонтом, была совершенно особенной. Гулкой, но отрешающей. Уютной. Когда внимание поневоле рассеивается и дробь дождинок враз отдаляет исконного тебя от остального человечества на целые парсеки, словно сродняя с первозданной природой.
Пару минут спустя, свыкнувшись с этой своеобразной тишиной, Варя, чуть приподняв край зонта, любопытно оглянулась через плечо.
Мужчина всё так же стоял погружённый в свои мысли, заметно изнывая от усилившихся струй. Ей стало его даже немного жаль – вода уже стекала по лицу. Казалось, ещё немного, и он примется этот дождь прям сплёвывать.
- Если хотите... – неожиданно для самой себя произнесла она, слегка вознося купол.
- Да, спасибо, – моментально потянулся он к спасительной палочке, делая шаг вперёд, становясь вплотную к ней.
Голос оказался мягким, приятным. Добавляя привлекательности его скромной внешности.
Неожиданно между ними возникло небольшое недопонимание. Варя держала ручку привычно крепко, так что когда мужчина, рассеянно перехватив трость, потянул на себя, ему пришлось проявить некоторую настойчивость, чтобы отобрать зонт и приподнять его повыше, прикрывая головы обоих. Ей такая неотступность почему-то понравилась.
Тело мужчины, словно вопреки предшествующему обливанию ледяными струями, пылало жаром. Варя физически ощутила исходившее от него тепло. А также особенный, привлекающий аромат…
Внезапно он, в свою очередь, окинул её испытующим взглядом:
- Что такое? – поинтересовалась смущённо.
- Это вероятно из-за дождя, – скупо сообщил мужчина. – Очень яркий аромат. Словно где-то рядом расцвёл жасмин.
- Да, такие духи, – пояснила она, едва улыбнувшись.
Высказавшись насчёт парфюма, он умолк. Так они рядышком, испытывая некоторую неловкость, и стояли: безмолвно, каждый в своих мыслях. Попросту пережидая дождь. То и дело поглядывая на дорогу – нет ли, наконец, маршрутки?
Подобными темпами можно было дождаться того момента, когда дождевые сумерки, окончательно вскипев, перетекут в ночь, а гулливеровские фонари, тускло сверкнув, ярко разгорятся над проспектом.
- Вы простите, – произнесла она, издали увидев кативший по встречке «Электрон» – Там автобус на разворот пошёл. Не самый удобный для меня транспорт, но это лучше, чем торчать тут ещё неизвестно сколько.
- Да, конечно, - понимающе улыбнулся он, возвращая зонт. И тепло добавил, – спасибо вам.
Обменявшись благодарственными взглядами, попрощались. Варя поспешила обратно к ларькам на нужную остановку.
Облегчённо села у окошка, свернула в ногах докучливый промокший зонтик. Ожидая, пока автобус насытится пассажирами и сдвинется с места, обрела возможность спокойно подумать.
Мысленно потянулась к незнакомцу, вспоминая запавшие в душу детали встречи. Глаза его были серыми, не слишком выразительными (как не слишком выразительным показалось лицо в целом: черты, пусть довольно правильные, однако худощавые, а нос так и вовсе длинноват). Но в тот самый миг, когда он сконцентрировал на ней свой взгляд, в их глубине внезапно обнаружилось кое-что особенное, захватывающее, притягивающее. Как бы это «кое-что» получше выразить?
Некая опытность, уверенность в себе. А может – твёрдость? Да, взгляд являлся твёрдым, цепким.
Так Варя, хорошенько поразмыслив, определила его про себя.
Странно всё это. По-настоящему красивыми были глаза мужа – васильковые, весёлые, беззаботные. Но у него отчего-то никогда не случалось такого завораживающего взгляда.
У сына могло иногда проскользнуть нечто подобное – он был склонен к задумчивости. Но обычно задумчивость разбавляла крупная доза жизнерадостности. Возможно, в будущем, когда излишняя весёлость и задорность уравновесится опытом, у Мишки тоже появится похожее выражение глаз. Во всяком случае, ей бы этого хотелось.
Но вот с Лёней подобного отчего-то не произошло. Он так и остался по большому счёту «взрослым ребёнком» с шаловливыми глазками. За что, в том числе, она его и любила (в те минуты, конечно, когда излишне озорное поведение супруга её не раздражало).
Проезжая мимо остановки, глянула, напоследок, в окно. Очередь томилась на месте, заметно увеличившись. Давешний спутник всё так же мок под дождём. Причём, совсем понурившись. Его тёмно-русые волосы, насытившись влагой, теперь выглядели совершенно чёрными. Ей даже показалось, что он поднял голову и попытался этим своим особенным взглядом найти её среди пассажиров автобуса, но мимолётное видение ускользнуло так же скоро, как и возникло.
За окном однообразной чередой понеслись машины, пешеходы, деревья, новостройки.
Постепенно мысли о мужчине совершенно покинули Варю. Она размышляла то о работе, то о родных, то тщетно пыталась вспомнить, что ещё необходимо приобрести в магазине.

2.

Круговорот жизни иногда напоминал Варе пресловутые приключения белки в колесе. В том смысле, что никаких приключений не происходило. А происходило какое-то отупляющее повседневное однообразие.
Частенько по вечерам она не могла сообразить, чем занималась ещё утром, где уж там было вспоминать о предыдущих буднях.
Но когда одним налитым июньским вечерком, едва узнаваемый мужчина, нерешительно улыбаясь, поманил её рукой из окошка маршрутки, она моментально всё вспомнила. Даже то о чём, казалось бы, и думать давно позабыла. Весь освежающий аккомпанемент недавней весенней мелодии моментально всплыл в воображении: пронзительный взгляд незнакомца, прилив душевного тепла, стаккато обложной капели… самый запах тех подмоклых майских сумерек, когда она случайно приветила мужчину под зонтом.
Говоря по правде, Варя часто - совершенно невольно, не до конца осознавая, что собственно ищет, - высматривала среди толпы запечатлевшиеся тогда в сознании черты. Впрочем, всякий раз неудачно. Зато теперь мужчина нашёл её сам.
Несколько поколебавшись, обогнула очередь и, словно погружаясь в состояние потока, заскочила в уже переполненную маршрутку. Расплатившись с водителем, продралась сквозь чащобу пассажиров к задней двери. Именно там, заняв сдвоенное боковое сидение, разместился мужчина.
- Привет, – немного смущённо буркнул он. Поспешно привстал, убирая со свободного кресла сумочку; пропуская Варю в уютный уголок вагона. – Заметил тебя среди очереди. И, вот. Придержал местечко. Ты же меня, помнишь, выручила тогда.
- Спасибо... – приступила Варя издали, вроде как соглашаясь с одолжением, но придавая голосу иронический оттенок.
- Дима, – ввернул он, не обращая внимания на её тон.
- …Дмитрий, – вежливо акцентировала она и продолжила с некоторым сарказмом, – однако, выручила – это, пожалуй, громко сказано.
- И тем не менее, – упорно стоял на своём мужчина. – А тебя как?..
Лишь секунду пребывала она в нерешительности: стоит ли дальше выдерживать прохладную интонацию, либо сразу стерпеться с неизбежным товарищеским «ты»?
- Варя, - сдалась, усмиряясь.
- Полное, наверное – Варвара?
- Да, но по паспорту я тоже Варя.
- Хм… здорово.
Вот как! Дмитрий и Варвара. На мгновение оба умолкли. Собственные, произнесённые вслух, полные имена отчего-то оглушили их излишне нарочитым звучанием.
- Знаешь, а тебе идёт, – по-видимому не сообразив толком как заполнить возникшую паузу, сообщил он. – Имя, в смысле.
- Да, – согласилась она. – Тебе твоё тоже.
После короткой заминки беседа полилась гораздо свободнее.
- А ты зонт принципиально с собой не носишь? – несколько минут спустя уже запросто интересовалась Варя.
- Они у меня постоянно ломаются, – махнул он рукой. – То ветер, то ещё что. Короче, бросил однажды это гиблое дело. И потом, надо же как-то с девушками знакомиться. Вот тебе и повод.
Варя натянуто улыбнулась, показывая, что оценила шутку. Но Дима как будто продолжил развивать мысль:
- Ты знаешь, что я не впервые тебя тут ожидаю?
- Вообще-то, я замужем, – серьёзно, на всякий случай, пояснила она.
- На самом деле я тоже не одинок, – усмехнулся он. – Но не волнуйся, речь сейчас вообще не о том.
- Даже не думала начинать волноваться. Так, а о чём же собственно речь?
Дима принялся пояснять идею, подчёркивая слова сдержанной жестикуляцией.
- Эта маршрутка вечно забита. Но мы могли бы занимать друг-другу место. Знаешь, кто раньше пришёл - того и тапки. В этом смысле. Как сегодня, например.
- Да, только вот с прошлого раза я тебя здесь не видела. Сколько уже прошло?
- Согласен, тут легко разминуться. Но если как следует условиться – состыковаться будет проще.
- О’кей, - с неожиданной лёгкостью согласилась она. - Почему бы нет? Можем попробовать.
Так с тех пор и повелось.
Чаще всего, сидя рядом, они углублялись в свои смартфоны, совершенно отстраняясь друг от друга. Варя листала бесконечную ленту соцсети, а Дима, как правило, увлечённо читал. Необъятные романы, не имевшие, по-видимому, ни конца, ни края. Периодически она украдкой наблюдала за тем, как он, окунувшись в волнующие перипетии очередного сюжета, нервно подёргивает длинными пальцами. А изредка, чему-то улыбаясь, оглядывается по сторонам с таким видом, словно не сразу осознаёт, где на самом деле находится.
Иногда Варя начинала скучать. Принималась исподтишка отвлекать мужчину, пытаясь втянуть в общение. Рассказывала какой-нибудь забавный или наоборот раздраживший её на работе случай. Разнообразные темы для разговора рождались в ней неожиданно легко. Так что мужчине в конце концов приходилось откладывать чтение, разделяя беседу.
В отличие от неё, Дима заметно тяжелее «отпускал» рабочий день. Ему явно требовался определённый период тишины, небольшой отлучки от реальности. Но уже приблизительно на половине пути Варе удавалось-таки извлечь из него парочку в меру интересных, изредка даже потешных, историй.
Хотя приступал к беседе он всегда неохотно, однако, вероятно улавливая заинтригованный блеск в её глазах, поневоле увлекался. Постепенно возвращаясь к бодрому состоянию духа.
Когда получалось его хорошенько расшевелить, он оказывался довольно интересным собеседником.
Варя же не переставала удивляться самой себе. Мало того, что она внезапно подружилась с мужчиной, так ещё и довольно сноровисто способствовала улучшению его настроения. То, что частенько проворачивал с ней, во все эти годы, неунывающий Лёня, она теперь в свою очередь проделывала с Димой.
Хотя, казалось бы, разве можно перенять подобные способности? По-видимому, подсознательно усвоила ободряющий подход мужа, и поневоле научилась таковой воспроизводить.
Впрочем, бывали случаи, когда Дима упорно отказывался идти на контакт. Происходило такое после обрывистых и скованных телефонных перепалок, заметно его раздражавших. Свидетельствовавших о явных проблемах в семье.
Разговорившись, мужчина мог поведать о многом. О работе, о музыке, о теннисе... вот, даже монотонное перекидывание мячика через сетку казалось, благодаря его рассказам, удивительно увлекательным действом. Короче говоря, мог поведать о чём угодно, кроме жены и того, что у них там в любовном гнёздышке такое происходит.
- У неё просто нелады с логическим мышлением, - обмолвился он однажды. - Да и вообще, с мышлением...
- Жаль, - сдержанно произнесла тогда Варя, но пару мгновений спустя, хлопнув его ладошкой по плечу, воскликнула, интуитивно желая отвлечь от неприятных мыслей, - Слушай! А у нас сегодня вообще истерика была!
Беседа вновь обрела приятный колорит, остаток пути пролетел незаметно. Уже прощаясь, приметила у Димы благодарный, сияющий взгляд. Что являлось самой лучшей наградой её желанию хоть немного развеять его дурное настроение.

«Абонент не может ответить на ваш звонок. Оставьте голосовое сообщение после сигнала».
— Возьми трубку, возьми трубку, пожалуйста!
После очередной попытки дозвониться, внезапно получилось. Знакомый глухой голос несколько апатично произнёс: «Алло?»
Стараясь вместить побольше информации в короткий промежуток между принятием звонка и отключением вызова, торопливо затараторила.
— Только не сбрасывай. Мне плохо. Я умираю.
— Понятно, — отдалённый голос прозвучал разочарованно. — Ничего нового.
— Нет, — взмолилась она. — Выслушай!
— Тебе всегда плохо, — по ту сторону заметно раздражились. — Ты через день умираешь!
— Нет, нет. Сейчас всё не так. Теперь — по-настоящему. Были анализы. У меня на руках заключение. Диагноз…
— Я знаю диагноз, — резко оборвал собеседник. — Ты — форменная идиотка.
И повесил трубку.
— Сволочь!
В гримёрку тут же вбежала веснушчатая девушка:
— Аня, тебе на сцену. Аня, слышишь меня?! Тебе пора выходить на сцену! Все ждут.
— Он бросил трубку, — прорыдала она.
— Соберись! Сейчас не время раскисать.
— Когда ему хочется, так он тут как тут. А как только что-то нужно мне…
— Не зацикливайся. Позже всё решите. Помиритесь.
— Тебе легко говорить!
— Ой, да сколько раз уже было. Всё наладится.
— Ты не понимаешь. Я умираю. А он даже не хочет со мной разговаривать!
— Успокойся. Ты не умираешь. У тебя не та стадия, — девушка взяла её за плечи и настойчиво потормошила. — Это лечится, понимаешь, лечится!
Дверь отворил запыхавшийся администратор:
— Девочки! Что тут у вас за возня?! На сцену, скорее, на сцену!
Кто-то сунул в руки гитару. Кто-то легонько вытолкнул из-за кулис. Оказавшись на виду множества людей, ощутила внезапный прилив умиротворения.
Ни волнения, ни мыслей, ни-че-го.
Ладонь левой руки обхватила гриф, подушечки привычно заняли верные позиции, беря нужный аккорд. Пальцы правой руки стиснули неведомо откуда взявшийся медиатор.
Яростно ударила им по струнам.
Слёзы высохли. Глаза словно остановились, глядя в далёкую невидимую точку. Лицо вытянулось, приобретая выражение страдальческого упоения.
Принялась выкрикивать слова текста, мгновенно раскачивая зал вибрациями, исходившими от перенапряжённых нервов.
Совершенно при этом не соображая, что поёт. Возможно одну из своих песен, возможно кавер на чью-то чужую. Может даже Цоя, которого терпеть ненавидела, но не могла иногда не петь.
Не важно, на самом деле, что звучало – публика сразу забилась в истерике. Оно и неудивительно – сила её голоса привычно приводила аудиторию в состояние экстаза.
Песни следовали одна за другой, без малейших передышек. Сет был коротким: ей предстояло впихнуть как можно больше композиций в выделенный на фестивале получасовой промежуток.
Когда она, озарённая лунным софитовым лучом, внезапно умолкла, застыв в эффектной позе с гитарой наперевес и вздёрнутой к потолку ладонью, остаточный звон струн, прежде чем стихнуть окончательно, ещё несколько секунд плыл над залом.
Короткий миг абсолютного безмолвия резко сменился грохотом оваций. Присутствующие словно разом сошли с ума. Что-то безудержно орали, свистели, топали ногами.
Понемногу отходя от выступления, она несколько растерянно наблюдала бесноватую реакцию толпы.
Обычно этот момент концерта был самым радостным, но не теперь.
Администратор за кулисами настойчиво пытался привлечь её внимание к себе. Время, похоже, уже вышло, но Ане внезапно захотелось немного пошалить. На лице отобразилась блуждающая полуулыбка.
— Хотите ещё?! — выкрикнула изо всех сил.
— Да! — единым хором голосов ответила публика.
«Нет, ты только посмотри, этим вот всё нравится, — пробормотала она, обращаясь к невидимому собеседнику. — А тебе-то чего вечно не хватает?»
Проигнорировав укоризненный взгляд конферансье, вплотную приблизила губы к микрофону:
— Что ж, — произнесла немного злорадным тоном, одновременно с тем поправляя заплечную шлейку. — Будет вам ещё!
Надолго разгуляться Ане, впрочем, не позволили. Выждав две песни, отключили «аппарат», понуждая уйти со сцены.
Пока возвращалась к маленькой гримёрке по узкому коридорчику, её преследовали чужие уважительные взгляды и ободряющие, нашёптанные вслед слова.
Внезапно некий симпатичный юноша возник прямо перед носом.
— Здравствуйте! — выпалил он, невольно преграждая дорогу. — Это было… вы восхитительны! Что за выступление!
«Поклонники… такие все одинаковые, – утомлённо подумала она. – Ну чего ты мнёшься? Смелее, дружок!»
— Просто нет слов!
Слушать дальше желания не возникло. Спросила прямо:
— Хочешь меня?
— Что? — парень от неожиданности опешил.
Ткнула ему пальцем в грудь.
— Ты. Хочешь меня?!
Юноша изумлённо посмотрел по сторонам. Сконцентрировался на её лице. Выдохнул потрясённо, взволнованно-радостно:
— Да…
— А вот фиг тебе! — взвизгнула она и, безумно расхохотавшись, скрылась в подсобке.
Мгновение спустя, веснушчатая девушка пыталась её хоть немного успокоить:
— Аня, ну ты чего? Зачем опять рыдаешь? Посмотри, какой успех!
— Да? Вот только на кой он мне сдался, тот успех? — патетически всхлипывала она. — Без него!..
— О, боже. Ну что за глупости? Завтра кто-то из общих знакомых объяснит ему, что ты действительно больна. И он сразу прискачет. Вот увидишь!
— Не прискачет.
— Почему?
— Ему по-фи-гу!
— Оставь. Он тебя любит, я же знаю…
В одиночестве покидая концертный зал, с гитарой в заплечном чехле, то и дело наталкивалась на старых знакомых.
— Анечка, — восклицали встречные, — ты сегодня вообще! Бомба! Вот так выступление! Наши все в шоке… Господи, ну и талантище!
«Сговорились, что ли? Зачем мне это всё?.. — навязчиво размышляла она, покупая в магазине выпивку, неторопливо шагая домой, опустошая по дороге казавшуюся бездонной бутылку. — Если я ему не нужна?»
— Я ему не нужна! – выкрикнула, вместо приветствия, ночному миру, очутившись внезапно посреди безлюдного моста.
Ответа не прозвучало. Лишь приставленная к ограждению гитара, застёгнутая в чёрный обтягивающий чехол, безмолвно ей оппонировала.
— Не-нуж-на! — воскликнула она тише, внимательно вслушиваясь в произносимое слово; тщательно распробывая на языке его звучание.
Звёзды мерцали всё так же безразлично. Серповидный месяц затмило полупрозрачным облаком, от чего тот казался немного более зловещим, чем обычно.
Одиночный мотоциклист стремительно пересёк мост, на клочки разорвав и развеяв по ветру неподвижную надречную тишину. Окончательно заглушив и без того слабый звук её голоса.
Тишина, впрочем, вскоре сгустилась обратно.
Шума стремнины отчего-то слышно не было. Только мерцающий, завораживающий блеск быстротечной тягучей массы, да бурное кружение водоворотов, напоминали о том, что река на месте.
Предельно ясно стало одно. Кричи в ночь, либо не кричи — никакого ответа всё равно не дождёшься. Обидное понимание, заставившее крепче ухватиться за вертикальные стойки перил.
— Когда помрёшь, — процедила сквозь зубы, глотая пьяные слёзы и ставя каблук на нижний горизонтальный поручень. — Всё произошедшее сразу начнёт что-то для окружающих да значить. А до тех пор — ни хрена.
«То, что обычно происходит — просто убогая, препаскудная жизнь. А вот потом… вот тогда… — размышляла она, раскидывая, для равновесия, руки в стороны, и потихоньку вставая в полный рост на перилах моста, — вот тогда она уже перейдёт в разряд легендарной».
Река, в месте падения тела, лишь незаметно всколыхнулась, а лёгкие волны слабоуловимо разбежались в противоположные стороны. Так, как если бы дьявол, нимало тем не красуясь, лишь чуточку расправил свои великолепные чёрные крылья.
И ничего больше в окружающем мире не изменилось.

IV

Несмотря на вроде как бесповоротный, «окончательный» разрыв, они продолжали иногда списываться. Лине, по каким-то не вполне ясным для мужчины причинам, было по-прежнему необходимо с ним общаться. Вероятно, его тёплое отношение помогало ей иной раз удерживать внутреннее равновесие.
«Женщине ведь нужно чувствовать себя кому-то нужной и для кого-то желанной, – размышлял он, повторяя про себя издавна вычитанные в глянцевых журналах штампы. – И какое ей дело до того, что ощущаю при этом я?»
Впрочем, даже подобное куцее общение периодически прерывалось, когда мужчина (обычно злонамеренно, не желая сдерживать эмоций) переступал очерченные Линой границы дозволенного. Словно в пику его резким высказываниям, она исчезала на некоторое время с горизонта, видимо позволяя Владу немного поостыть.
И как бы он не бесился от того, что в нём поддерживают подобное тёплое (не слишком горячее, но и не чересчур холодное) состояние, и как бы не зарекался от продолжения общения, практически всегда смирялся первым, возвращаясь к женщине с повинной. А той, казалось, только того и надобно.
В тех же случаях, когда Лина неожиданно сама шла на примирение, ей достаточно было, словно слегка забывшись, написать в мессенджер нечто-то вроде: «устала», либо – «голова болит», чтобы вызвать в нём безумный прилив нежности. Отчаянное желание поскорее проявить заботу. Потребность хоть как-то помочь в такой безусловно безвыходной ситуации. Ещё более сводя тем самым его с ума.

«Поговори, пожалуйста, о моей вселенной, в которой из года в год почти всё неизменно: здесь плавают рыбы, дрожа плавниками, целуются влюблённые, разговаривая стихами. Льют тропические ливни, растут орхидеи, бродят жирафы, вытягивая длинные шеи. Пробуждается что-то, что ранее было невнятно, отфильтровано, переведено в личный изолятор. Во мне пересыпается песок откровений, ползают змеи серо-жёлтых, личных сомнений. Живут слоны, черепахи, золотые пчёлы, во рту перекатывается новорождённое слово. Вьют гнёзда белые птицы надежд и желаний, поговори со мной о самом глубоком и актуальном...»*1

В редкие минуты холодной работы рассудка Влад отчётливо понимал, что подобное общение и вся создавшаяся ситуация лишь затягивают его в гораздо худшее болото. Однако не ощущал в себе достаточно моральных сил, чтобы вырваться из удавкой смыкавшейся трясины.
Лина иногда снилась ему по ночам. Он так крепко сжимал её в объятиях, что наутро обнаруживал на запястьях синяки от собственных пальцев. Вообще, мечты о женщине становились всё более навязчивыми, грубо-откровенными. Стоило Владу остаться наедине с собственными мыслями, как он начинал лихорадочно представлять себе их новую, особенную встречу.
Обычно то были всевозможные вариации самых первых его фантазий.
Случайное столкновение на улице, беглое общение. Как бы невзначай он зовёт женщину где-нибудь посидеть, поболтать в спокойной обстановке. Неожиданно, Лина соглашается.
И вот они уже проводят вечер в первом попавшемся симпатичном кафетерии. Пьют местечковое Дайкири, болтают о пустяках. А потом... воображение скачет, поскорее переходя к самому главному… сталкиваются, например, в туалете ресторана. По счастью – довольно чистом и аккуратном месте. Он, скажем, сушит руки у автомата. Она в этот самый миг выходит из кабинки. Происходит беглый обмен взглядами через зеркало. Влад вдруг что-то замечает в её немного хмельных глазах. Нечто особенное. Взбудораженность, лёгкое волнение, молниеносный проблеск интереса. Этого вполне достаточно. Он разворачивается, делает стремительный шаг навстречу, подхватывает женщину под руки, резко притягивает к себе. От неожиданности она выгибается назад, вскидывает подбородок, часто моргает. Лепечет испуганно:
- Влад, не надо. Влад... нельзя.
Мужчина не может сообразить, почему даже в мечтах фигурирует «нельзя», но взволнованное воображение настаивает на обязательности запрета. Который, что кажется чрезвычайно важным, необходимо непременно преодолеть.
- Не надо лишних слов, – пытается внушить он ей самым доверительным шёпотом, на который способен. – Лучше просто обними. Я так тебя люблю.
Тут же подмечает мимолётную внутреннюю борьбу женщины. Всё в ней словно протестует – никак невозможно уступить! Но, поневоле поддаваясь неподдельным эмоциям Влада, тёплому звучанию голоса, произнесённым искренним словам, Лина в ответ просто прижимается к груди мужчины. Руки её словно сами поднимаются, обвивая его шею.
После такого жеста сложно ей дальше продолжать изъявлять протесты.
И вот они уже в просторной кабинке, дверь на защёлке. Он держит женщину в крепких объятиях, словно опасаясь, что она вновь будет порываться сбежать, производя приятный однообразный ритуал – поцелуй в губы, поцелуй в левое веко, поцелуй в правое, возврат обратно к губам. И вновь по заданному кругу. Потом мочка правого уха, извивистая раковина, эластичные хрящики. А затем и мочка левого. Следом шея, которую он поначалу целует в районе часто пульсирующей жилки, постепенно перемещаясь на другой бок. Приникает к надгрудной ямочке. Оставив в ней сорвавшуюся с языка маленькую капельку слюны, опускается ниже.
Левая рука одновременно с тем проникает под одежду женщины. Вызволив грудь из-под чашечки лифчика, открыв доступ губам к вяловатому пока соску, соскальзывает на пупочек. Любовно погладив маленький животик, ладонь осторожно проникает под кружево трусиков-кюлот. Полегоньку массируя круговыми движениями особенно мягкую кожу, забирается всё дальше, действуя поначалу осторожно, а потом более настойчиво, вызывая в женщине короткие волны дрожи.
Движения поневоле становятся грубее – он то крепко сжимает слегка приоткрытую плоть между пальцев, то погружает их в тёплую слизистость, обмакивая кончики в вязком внутреннем соке. Извлекая наружу, продолжает ласкать нежные места липковато-влажными подушечками.
Губы любовников, словно скреплённые обоюдной слюной, совершенно склеиваются в затяжном поцелуе...
Телефонный звонок резко разорвал сгустившуюся вокруг Влада тишину.
- Твою мать! – в сердцах воскликнул мужчина, внезапно вырванный из мира грёз, поневоле хватаясь за трубку, – какого ты трезвонишь?..
Тут же оказалось, что это он сам, вероятно по ошибке, выставил будильник не на тот час. Наверное, спьяну. Переведя сигнал на правильное время, в сердцах отбросил телефон в сторону.
Однако возвращаться в мир иллюзий ему больше не хотелось. Слегка воспрянувшему сознанию такой побег от реальности уже претил. В груди осела неприятная горечь. Да и возбуждение спало.
Половина первого ночи. Похоже, Лина в сети уже не объявится. Пора спать. Только вот в сон пока не тянуло.
От нечего делать он по привычке открыл текстовый файл, бегло просмотрев прежде написанное. Словно внутренне приноравливаясь к повествованию, мол, готов ли потрудиться над продолжением? Обычно подобное действие вызывало лишь ответную волну неприязни и желание поскорее закрыть документ, а то и вовсе навсегда позабыть о его существовании.
Вот и теперь, сделав короткую ревизию пролистанных страниц, Влад извлёк из размышлений о собственной работе лишь чувство огромного недовольства. В который раз возникло осознание, что весь сочинённый материал не просто вторичен, а третичен, или даже четвертичен. Избитость тематики, банальность заданных положений, явная нехватка своеобразия, авторских находок. И, самое главное, отсутствие в произведении малейшего намёка на какой-либо полёт фантазии.

«какую слов канву ты ни возьми -
одно и то же, всё одно и то же:
невидимые нити меж людьми,
дрожь пальцев и мурашки/жар по коже…»*2

Проще говоря, жизнь породила множество бездарностей, и одна из них, как ни печально это признавать – он сам.
А ведь рассказ давно уже был практически завершён. Недоставало самой мелочи – концовки. Буквально одной странички текста, которая просуммировала бы сюжет, придав событиям окончательный колорит. Желательно тёмный, с особой игрой светотени. Как лёгкое подражание старым нуарным фильмам.
Внезапно Влад понял, что давно уже оттягивает писанину, подсознательно пытаясь избежать финала. Не в силах смириться с происходящим в реальной жизни. Перенося одни события на другие. Настоящие на выдуманные. И наоборот.
Однако дальше так продолжаться не могло.
Действительно, надежды, питавшие его на протяжении нескольких последних месяцев, иссякли. Волнующий период упований вдруг оказался в прошлом, а вскоре обещал и вовсе стать болезненным изгоем памяти, некоей странной химерой. Чтобы со временем, возможно, отразиться в каком-то новом произведении. Либо нет.
Ясно одно, любимый человек – тот же наркотик. Поначалу ты уныло грустишь от его недоступности. Позже принимаешься ёрничать, обрастать иголками и периодически взбрыкивать. Окружающие начинают поглядывать на тебя с опаской. А на финишной стадии даже самых стойких индивидуумов плющит, ломает. Мозг совершенно отказывается воспринимать реальное положение дел. Единственная мысль, которая словно пытается пробить во лбу третий глаз, гласит – каким же образом поскорее подмять её под себя? Отсутствие столь желанной и ожидаемой близости становится невыносимым. Так что даже мысль о насилии не кажется уже слишком запредельной...
Размышляя обо всяких подобных житейских несуразностях, Влад мало-помалу продвигал в уме короткую (но, как ему представлялось – стремительную) финальную сцену. Он всё лучше понимал малейшие движения персонажей. Тёмный, инстинктивный напор Егора. Хтонический ужас перед ним Алины.
История, напоминая пресловутый кубик Рубика, сложилась полностью, окончательно. Словно сойдясь всеми своими разноцветными гранями. И кто бы не попытался убедить Влада в недостоверности, натянутости описываемых событий – ничего не смог бы поделать. Ведь сама логика сюжета, всецело опиравшаяся на логику жизни (познанную как личным, так и опосредованным опытом), вела, в его надтреснутом воображении, исключительно к такой концовке.
«Потому что ты и твой текст, – воодушевлённо размышлял Влад, поймав созидательную волну, – единое целое. Вы абсолютно созвучны. По крайней мере – в данный конкретный миг. Конечно, вскоре наступят другие времена, придут другие эмоции, и может быть ты взглянешь на нынешние решения с удивлением и недоумением. Что всё равно не отнимет у них правды жизни. Пронзительной истины верного момента».
Обретя, при помощи подобных раздумий, все необходимые основания внутри себя, мужчина принялся отпечатывать давно бродившие в нём и нашедшие, наконец, выход финальные строки.

5.

Погружавшийся в темноту парк развлечений, несмотря на развивающееся ненастье, был переполнен. У Егора даже возникло ощущение, что ни родителей, ни тем более детей, совершенно не беспокоили тёмные ливневые облака, и настойчивый пронизывающий ветер, на него лично воздействовавшие крайне неприятно.
Алина, так же, как и он, глядела по сторонам если не хмуро, то заметно укоризненно.
Сидя рядом на лавочке, утомлённые долгой прогулкой, они словно подчинились влиянию подступающей непогоды, и не могли влиться во всеобщую радостную атмосферу.
В то время как окружающий мир просто искрился и переливался жизнью.
Восхитительная двухэтажная французская карусель неторопливо крутилась под мягкую музыку, сверкая мириадами огней. На детской площадке, главным украшением которой являлся многоярусный парусник, с множеством лесенок и спусков, толпились разновозрастные малыши.
Чуть дальше, слегка прикрытые деревьями, сияли разнообразные качели-карусели. От всевозможных аттракционов и особенно со стороны далёких американских горок непрерывно доносились нарастающие и стихающие крики.
Разговор опять не вязался. Недавняя, ещё не переваренная, ссора, отложила негативный отпечаток на обоих. Егор, не понимая толком, как исправить ситуацию, коря себя за прежнюю излишнюю болтливость, предлагал наобум разные варианты чтобы немного развлечься, но все они казались Алине довольно нелепыми. В самом деле, ни мороженное, ни французская карусель, ни «Лебеди», всерьёз женщину заинтересовать не могли.
- Может быть американские горки?..
Тут уж она даже немного развеселилась:
- Нет, что-то не очень хочется…
- Слушай! - внезапно дошло до мужчины. - Давай поднимемся на колесе обозрения?
- Хм-м… - Алина оживлялась на глазах, - В самом деле, почему бы и нет? Кстати, сверху открывается чудный вид.
Егор обрадовался - наконец-то удалось хоть немного потрафить женщине.
- Тогда поспешим?..
Чуть раскачивающаяся крытая лодочка медленно поднималась над землёй, слегка поскрипывая. Мужчина и женщина озоровато поглядывали друг на друга. Они деланно расширяли глаза и обменивались улыбками, как бы опасаясь, что конструкция слишком ненадёжная, и поскрипывание, вкупе с увеличивающейся высотой, чревато неприятностями.
Постепенно кабинка поравнялась с пышными кронами деревьев, взмывая всё выше. Густая, подсвеченная фонарями, зелень, мерцающие парковые аллеи, детские возгласы и резкие окрики взрослых остались где-то внизу, а их взглядам открылась широкая панорама ночного, слегка присыпанного туманом, города.
Верхушки разномастных строений, словно подмятые бурлящими чёрными облаками. Неверный свет в далёких окнах. Царящее в узком промежутке между небом и землей безмолвие. Да ещё порывистый, по-осеннему холодный ветер, усиливавший гнетущее ощущение безысходности.
Всё это, вместе взятое, неким странным образом, неприятно поражало воображение.
Достигнув высшей точки подъёма, карусель повела их в обратный путь, довольно споро приближая к сияющему парку, прежнему многолюдью и многообразному шуму.
Алина выскочила из кабинки столь проворно, словно попыталась поскорее избавиться от охватившего её тягостного ощущения небытия. В глазах женщины ещё несколько минут после поездки стояла тревога. Егор, слегка переваливаясь, вышел вслед за ней, просто чувствуя удовольствие от твёрдой земли под ногами.
С некоторым облегчением они влились в поток гуляющих, вновь наполняясь жизненностью.
Чтобы окончательно согреться - купили кофе и, вяло переговариваясь, выпили его за столиком около ларёчка, под брезентовым навесом.
Внезапно ветер стих. Наступило странное короткое затишье. Пока они удивлённо глядели по сторонам, пытаясь осознать, чем чревата такая смена настроения погоды, в листве тихо, но настойчиво, зашептало. Шёпот ускорялся и усиливался, превращаясь в яростную дробь.
Хлынул ливень.
Гуляющие бросились врассыпную, прячась где ни попадя. Под навесом вскоре стало довольно многолюдно и неуютно.
Егор бросил взгляд на часы:
- В общем-то можно ехать. Как тебе мысль вызвать такси? Подвезём тебя до дома, а я потом - на вокзал. Что скажешь?
Алина немного вынужденно с таким предложением согласилась.

Периодически, впрочем, Влад останавливался, отводил взгляд от экрана, созерцая неверную темноту перед собой. Задаваясь элементарным вроде как вопросом, – «зачем я это делаю?»
Отчего-то мужчине казалось, будто должен существовать однозначный, словно освящённый тысячелетиями, ответ. Отгадка, которая обязана моментально рассеять любые сомнения. Способная правильным образом провернуть сознание, словно идеально подходящий сказочной замочной скважине изящный золотой ключик. Убедительно доказывающая, что всё действительно не зря.
Однако в наблюдаемой мгле ночной комнаты ответ никак не выискивался. От слова совсем. Простейшая, на первый взгляд, но казавшаяся краеугольной, загадка являлась абсолютно неразрешимой.
Да, можно было убеждать себя, вслед за прочими авторитетами, что творчество – вроде бы как основная, базовая человеческая функция. И ссылаться при этом на коллективное бессознательное…
Но... не состоял же он весь из бессознательного, так ведь?
В конце концов, думалось ему, человек обязан хоть частично осознавать для чего именно занимается всякой подобной ерундой! Как минимум, желательно объяснить подобную деятельность самому себе. Просто для того, чтобы не было потом слишком обидно за бесцельно прожитые годы.
Чем больше возникало подобных вопросов, тем меньше ответов Влад находил, окончательно загоняя себя в ступор. Вот, например, – к чему собственно прилагает он столько усилий? Что пытается привнести в мир своими невнятными писульками? Чего, вообще, хорошего он может этому миру дать? Давно опустошённый и разочарованный?
В самом деле – ни черта.
С некоторым усилием ему приходилось отгонять от себя подобные недружелюбные мысли, настойчиво продолжая писать, выдумывать, творить. Просто пытаясь реализовать таким образом некую странную, досконально неизведанную, внутреннюю потребность.

6.

Чем дольше они ехали, тем сильнее Егор осознавал, что отпущенное ему время уходит, а с тем уплывают и последние шансы на сближение. Нужно было что-то предпринять, причём срочно.
В первую очередь, решил мужчина, необходимо попросить прощения, а там… будь что будет.
- Сегодня был отличный день, прекрасная прогулка, - приступил он.
- Да, - натянуто улыбнулась Алина. - В целом всё было действительно довольно классно.
- Но днём я тебя немного задел…
- О, не стоит!..
- И всё-таки, позволь сказать.
- Ну, хорошо. Скажи.
- Мы конечно разные и расходимся во многих вещах, однако у нас есть и много общего, правда же?..
- Да, пожалуй, что так.
- Иногда мы разговариваем словно на разных языках… а иногда - будто на одном и том же. В конце концов, мне кажется, мы способны научиться, со временем, лучше понимать друг друга… Разве не здорово?
Женщина немного растерялась.
- Наверное… здорово…
- В общем, я хочу попросить у тебя прощения, за все прежние необдуманные высказывания. Я понимаю - некоторые вещи, - Егор замялся, осторожно подбирая слова. - Немного, так сказать, чуждые мне… для тебя важны. Они часть твоего внутреннего мира. Мне очень жаль, что я не сразу это осознал. Надеюсь, ты не слишком обиделась?
- Конечно, конечно же нет! - в голосе Алины появились тёплые нотки. Она заглянула Егору в глаза. - А я? Я тебя ничем случайно не обидела?
- Что ты! Меня сложно обидеть, разве что можно огорчить. Это ведь не одно и тоже, правда?
- Нет.
- Значит, точно не обидела, - усмехнулся он.
Губы Алины непроизвольно растянулись в улыбке. Она посмотрела на него почти ласково.
Мужчина моментально воспринял миг благосклонности как сигнал к действию. Повернулся к ней всем телом, забросил левую руку на кресло, немного нависнув над женщиной. Устремил на неё настырный взгляд.
- Знаешь, а я ведь приехал сюда не просто по городу погулять.
- Егор, - предупредительно сказала она.
- Но ведь так и есть. Ты должна это прекрасно понимать, - он выдержал короткую паузу. - Я по сути приехал сюда только ради тебя.
Высказавшись, осторожно положил правую руку ей на коленку. Алина немного сжалась:
- Егор, пожалуйста!
Но он уже не мог остановиться. Непосредственная близость женщины манила, а фантазия подстёгивала. Тонкий аромат её духов, приятный запах волос, нежное, еле уловимое благоухание гладкой кожи, притягивали.
Столь близкая и желанная телесность возбуждала в нём острую, нуждающуюся в скорейшем удовлетворении, чувственность.
Мужчине всерьёз думалось, что стоит только проявить немного ласковости и силой прорвать разделяющую их, казавшуюся призрачной, преграду, как всё моментально наладится.
Он всем телом приник к женщине, вдавливая её в кресло, с настойчивым намерением запечатлеть на слегка испуганном личике как можно более страстный поцелуй.
- Остановите! - воскликнула Алина, оттесняя мужчину ладонью, нащупывая свободной рукой ручку двери.
Такси в этот момент двигалось по какой-то узкой односторонней улочке. Водитель, от неожиданности, сразу принял влево и резко притормозил у тротуара.
Женщина, моментально распахнув дверь, выскочила из автомобиля и стремительно побежала по улице.
Брызги разноцветных огней на мокром асфальте, удаляющаяся хрупкая тень и стихающий вдали цокот каблуков - вот всё, что Егору осталось созерцать.
Он чувствовал - нужно выскочить вслед за ней. Как-то остановить. Упросить остаться.
Но был не в силах даже сдвинуться с места.
Происходящее внезапно напомнило мужчине сцену, виденную однажды в старой криминальной драме. В том малоприятном эпизоде, также произошедшем на заднем сидении машины, всё закончилось совершенно иначе.
Но принесло ли это героям картины хоть малейшую радость?
Конечно же нет.
Водитель, не заглушая двигатель, пристально разглядывал пассажира в зеркало заднего вида, ожидая его решения.
- На вокзал, - захлопывая дверь, угрюмо скомандовал Егор.
Прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла, тщетно пытаясь выбросить всё произошедшее из головы.

Меньше часа прошло после того, как была поставлена последняя точка. Ещё немного постфактумных правок, и – рассказ завершён.
Мужчине внезапно стало немного грустно. Полгода существования, разнообразных впечатлений, непростых размышлений преобразовались в ничтожно маленький блеклый текст на шесть несчастных вордовских страничек.
Жуткая прорва времени, на протяжении которого он даже не ощущал толком течение собственной жизни. Постоянно пребывая не «здесь и сейчас», а словно находясь в каких-то отвлечённых локациях. Фантазируя то детали собственной нереальной судьбы, то злоключения выдуманных героев. По сути, обдумывая абсолютно неважные, с точки зрения практической жизнедеятельности, вещи. Уже привычно чувствуя себя от этого несколько неполноценным.
А ведь за прошедшее время ему даже полюбилась описанная пара. Понравился герой, довольно неожиданно ставший Егором. Которому, в итоге, столь много придал от себя... Нравилась Алина, которую он то ли списывал, то ли не списывал – так запросто и не поймёшь – с Лины.
Правда, положа руку на сердце, из всего, что он пережил, обдумал и прочувствовал за этот период, лишь самая малость проявилась в итоговом тексте.
Но пришло время всё это отпустить и двигаться дальше – к новым мыслям, новым вызовам, новым сюжетам. Лину тоже необходимо было «отпустить». Преодолев, неким сверхусилием, самого себя.
Готовый рассказ нравился теперь ему ещё меньше прежнего. Как обычно, вышло так, что он написал вроде бы именно то самое, что хотел написать... но всё-таки не совсем. Персонажи оказались примитивнее, чем виделось в воображении. Если ему и удалось в конечном итоге вдохнуть в них жизнь, то довольно-таки нескладную.
Диалогам не хватало свежести и новизны. Художественная часть получилась во многом случайной и недостаточно выразительной. Хотя, как могло выйти иначе, если вся работа над текстом была беспорядочной, фрагментарной, всецело зависимой от посторонних причин?
Такое ощущение, что многим строкам не хватало высшей осознанности. Остроты мысли. Отточенности.
Несмотря на все мучения, старания и преодолённые сложности, на целую прорву затраченного времени, – результат оказался довольно слабым. Неудовлетворительным.
«Вот так вот, – думал он, перечитывая плоскую свою писанину. – Чтобы написать «Севастопольские рассказы», нужно пережить и осмыслить бойню войны, ради «Дома мёртвых» – необходимо побывать в тюрьме, а для «Красного цветка» – так и вовсе сойти с ума. А что способна породить ежедневная однообразная офисная рутина с редкими всплесками эмоций? Лишь вымученные банальные строки».
С другой стороны, глобально менять в тексте Влад уже ничего не собирался. Он давно приучился доверять не только своему рациональному, но иррациональному тоже. Привык всецело полагаться исключительно на собственный вкус и суждения.
Как бы то ни было, рассказ состоялся. Можно, конечно, поправить какие-то мелочи, но не более того. И дело, естественно, не в самоуверенности. Тем паче, что он сам видел явные недостатки, определённые слабости нарратива.
Но другого выхода, по его мнению, не было – приходилось объединять в прозе как свои сильные, так и слабые стороны, надеясь, что подобный хрупкий конгломерат, помноженный на откровенную искренность, придаст произведению более жизненный, полновесный эффект. Привнесёт сложный подтекст, а также своеобразие и оригинальность. Одарит читателя ощущением непосредственного переживания судьбы выдуманных персонажей.
Впрочем, внимательно изучив окончательный результат, лишь удостоверился в том, что никогда больше не сядет за клавиатуру – настолько неудобовариваемым выглядело собственное произведение.
Но вместе с тем прекрасно понимал, что ощущение это мнимое. Рано или поздно наступит момент, когда ему вновь потребуется вытащить на свет шахматную коробку, чтобы пойти вслед слабо мерцающим вдали, нечётким пока, видениям. Желая поймать их, приблизить к себе, разглядеть получше. И попытаться как можно более целостно и невредимо перенести на бумагу.
Сейчас же пришла пора отложить рукопись. «Спрятать в стол», чтобы немного вылежалась. Позже он сумеет взглянуть на черновик хоть чуточку более свежим, не столь замыленным, взглядом. Возможно ему даже удастся разглядеть там нечто приятное. Хотя, конечно, сомнительно.
И… хватит об этом!

Эпилог

Влад неторопливо прогуливался по пустынной аллейке раскинувшегося неподалёку от дома парка.
Низкие кустарники, давно сбросившие листву, сиротливо окаймляли узкую прямую полоску чёрного асфальта. Голые ветви громоздившихся по обе стороны стёжки-дорожки старых каштанов переплетались, смыкаясь над головой, создавая нечто вроде грота с хрупким, извивистым, прохудившимся потолком. Окрестный воздух, напитавшись ароматами гари и прелой листвы, сочился прогорклой влагой.
Видневшийся в просветах деревьев орнаментально-красочный закат увядал в какой-то чужой, далёкой от родных пятиэтажек, стороне судорожно, тревожно, излишне картинно.
Впрочем, он не слишком обращал внимание на пышное позднеосеннее отмирание, размышляя о своём. Лишь поневоле впитывая упадочную атмосферу, соразмерную подавленному настроению.

«Сквозь хандру потускневшего города
По бульварной простуженной сырости,
Пса дворового взяв в собеседники,
Я бесцельно брожу, как потерянный.
Всё пытаюсь собрать себя в целое,
Зерновое – способное вырасти,
Колоситься общественной нужностью,
Мной непознанной и неизмеренной...»*3

Влад никак не мог уяснить, отчего множество знакомых ему хороших, своеобразных, творчески активных людей, напоминало скорее какие-то загибающиеся, а то и попросту мёртвые, души. Вероятно, они (как, впрочем, и он сам) были не в состоянии вырваться из несоответствующей их созидательной внутренней природе жизненной рутины. И, слепо надеясь что-то изменить, отыскивали некие островки призрачной свободы – творческие (донельзя унылые при ближайшем рассмотрении) сайты. Участие в жизни которых вероятно создавало в воображении своеобразный мираж состоявшейся, наконец, личной реализации.
По-видимому, какое-то время авторам и вправду казалось, будто подобная виртуальная активность чрезвычайно важна, даже необходима. Создавая отдушину, помогая выжить.
Всецело проникаясь заботами малолюдного творческого кружка, они быстро начинали ощущать собственную нужность и даже важность. Особенно важность. Ведь в замкнутых сообществах мгновенно складывалась внутренняя иерархия…
Периодически, естественно, объявлялись и несогласные с ранее сложившимися устоями… требовавшие некоей свободы, в которой их будто бы ограничивали. Следом возникали пустые споры, ссоры, недружелюбная критика…
Тогда у некоторых авторов наступала минута отчаяния. Осознание тщеты, пустопорожности всякой подобной возни. Часто сопровождавшееся разочарованием в творчестве. Потерей веры в собственные способности.
Некоторые из них периодически порывались полностью вернуться в реал. Навсегда завязать с письмом. Но рано или поздно, внезапно наткнувшись на очередную нелицеприятную изнанку прозаической действительности, возвращались обратно. В ручной иллюзорный мирок, где имели некоторую устоявшуюся репутацию и что-то да значили. Где слова их, по крайней мере, обладали определённым весом. Так что, привычно переборов уныние в себе, они вновь и вновь возвращались, желая найти отдохновение, пообщаться с родственными душами. Ощутить себя хоть немного «дома», в кругу понимающих друзей.
Неумолимо заходя на новый бессмысленный виток эмоционального эксгибиционизма…
Давно уже в мужчине вызрело стойкое ощущение, что со всей этой одиозной ситуацией пора покончить. Игра слишком затянулась. Притом, что нынешний её этап был пройден уже множество раз и давно изжил себя. А выход на новый уровень, на более высокую ступень осуществления, так и не был найден.
Все эти литературные порталы казались нынче слишком маленькими. Постоянно посещавшие их люди – излишне плоскими.
Ему отчаянно не хватало пространства, воздуха, каких-то новых возможностей. И, главное, не было ни малейшего понимания, как это состояние исправить. Как превозмочь обстоятельства и распахнуть, наконец, крылья.
Мужчине поневоле вспомнилась история барона Мюнхгаузена о самоизвлечении из болота – великолепная метафора окружающей действительности.
Вопреки давним, юношеским мечтам, нынче Влад вполне осознавал, насколько сложно, практически невозможно, выбраться из житейской трясины. Причём полагаться на чужую помощь, как он неоправданно надеялся на Лину, вообще последнее дело.
Так что или ты самолично хватаешь себя за гриву и тянешь наружу, наперекор любым возможным преградам. Либо продолжаешь безвольно барахтаться, постепенно утопая и задыхаясь в уютном болотце.
Для себя мужчина твёрдо решил, что пришло самое время от всего этого избавиться. Одним усилием воли. Как некоторые курить бросают – раз и навсегда.
Оборвав размышления, резко расстегнул застёжку на курточке. Хорошенько дёрнул обе стороны воротника, расправляя одежду, сбрасывая с плеч осевшие капли конденсата.
Вдохнул напоследок полной грудью пасмурный воздух и покинул сумрачные сени парка, направляясь прямиком к остановке.
Минут сорок спустя он уже спускался по лесенке знакомой кафешки, куда часто заглядывал весной, чтобы повидать Лину. Оказавшись в переполненном помещении и стараясь остаться незамеченным, нашёл местечко в тёмном уголке на периферии. Неспешно изучил обстановку. Разглядел любимую женщину, сидевшую в первых рядах спиной к нему.
Чтения были в самом разгаре. Публика, разогретая алкоголем и предыдущими исполнителями, тепло и шумно поддерживала каждого следующего выступающего, затихая лишь в короткие минуты декламаций, чтобы затем вновь разразиться овациями и шумными застольными беседами.
Влад сделал подоспевшей официантке заказ и откинулся на спинку кресла, понемногу расслабляясь, готовясь провести в заведении некоторое приятное, пусть даже довольно непродолжительное, время. Принялся с любопытством разглядывать незнакомых авторов, вслушиваться в неизвестные тексты.
Немного спустя дошла очередь и до Лины. Хотя она объявилась на сцене в неброском кардигане поверх неяркого платья, выход сразу привлёк внимание всех присутствующих. Её тут уже хорошо знали.
С тёплой улыбкой женщина приникла к микрофону. Посмеиваясь, спокойно вымолвила привычным мягким тембром несколько слов приветствия. После короткой паузы, выждав пока стихнет ответная реакция публики, приступила к декламации, убедительно воплощаясь в роль трагической героини.
Голос её зазвучал громко и выразительно. Лицо, сразу посерьёзнев, приняло немного страдальческое выражение. Глаза устремились ввысь. Открытые ладони поднялись к плечам, словно помогая, с помощью выверенной жестикуляции, извлекать наружу болезненно-надрывные слова.
И стоило только прозвучать первому, афористически завёрнутому, двустишию, как у Влада моментально перехватило дыхание. Словно не сама женщина, а её душа проговаривала что-то напрямую его душе. Окружающий мир тут же преобразился, словно воспламенившись каскадом жгучих эмоций.
С взволнованной полуулыбкой на устах он слушал, как Лина читает стихи, вновь наполняясь теми ощущениями, что и тогда, в самый первый раз. Строки нынче звучали другие и от того впечатления двоились. Он будто пребывал в двух местах одновременно. В былом и настоящем. Еле сдерживаясь, чтобы не переместиться мечтами в привнесённое её стихами желанное грядущее…
Отгораживаясь от бесцельных фантазий, окинул памятью весь прошедший, с момента личного знакомства, период. Забираясь, периодически, в более ранние времена, предварявшие их первую встречу. Мысленно со всей этой короткой, но бурной эпохой прощаясь.
Дождавшись, когда Лина закончит и вернётся на место, поудобнее устроившись среди подруг, а оставленное ею беспредельное пространство на подмостках займёт другой, совершенно неважно какой, в данной ситуации, чтец, Влад потихоньку допил заказанный напиток и неторопливо направился к выходу.
Надевая на ходу курточку, застёгивая молнию, расправляя капюшон поддетого под штормовку реглана, ещё более замедлился на ступеньках ведущей наружу лесенки.
Желая оставить прошлое позади и освободиться понемногу от сдавленной атмосферы подземного кафетерия, попытался насладиться встречным потоком волглого воздуха. Одновременно с тем немного настороженно прислушался к дробно барабанящим снаружи каплям.
Оказавшись на улице, постоял немного под навесом у входа, наблюдая усиливающийся ливень. Размышляя о том, что осень, конечно, затянулась, однако зима, до краёв наполненная одиночеством, уже не за горами.
Надвинул капюшон пониже на лоб, сунул руки в карманы и ступил под хлещущие ледяные струи, перебирая в памяти, словно бусины чёток, любимые строки:

«Какой же мир холодный и колючий,
когда вокруг дожди идут стеной
и стонут небеса, и надо мной,
скатавшись ватой, виснут грозно, тучно,
и так темно.

Тревожно память в окна барабанит,
а я боюсь включать на кухне свет,
не хочется ни чая, ни конфет,
и нет надежд-желаний строить планы,
и счастья нет.

Полтретьего. Смотрю на сонный город,
на улочки, беседки и дома...
Наверно дождь, как я, сошёл с ума,
ему, как мне, и свет безумно дорог,
и эта тьма»*4

*1 https://www.stihi.ru/avtor/milaru2
*2 https://www.stihi.ru/avtor/rosemarene
*3 https://www.stihi.ru/avtor/medvedchatun
*4 http://litset.ru/index/8-880

III

Лина не хотела встречаться нигде, кроме редких поэтических вечеров. Но Владу этих коротких посиделок казалось мало. Он постоянно донимал женщину просьбами увидеться в более неформальной обстановке. Его всё сильнее подмывало разрешить личный вопрос раз и навсегда. С глазу на глаз.
Однажды, словно смирившись с необычной настойчивостью мужчины, она вынужденно согласилась.
И вот он снова ожидал её, теперь уже в каком-то совершенно случайно выбранном для рандеву заведении. Низкие столики, удобные кресла… одним словом – обыденная ресторанная обстановка, волновавшая его в последнюю очередь. Вряд ли назавтра сумел бы вспомнить цвет обивок или внешний вид барной стойки. Впрочем, он никогда не пытался запоминать такие вещи. По опыту зная, – если потребуется описать обстановку бара, проще будет выдумать яркие подробности на ходу, чем натужно вспоминать реальные детали.
В душе разрасталось нехорошее предчувствие по поводу предстоящего вечера. Подсознательно мужчина ощущал, что его ожидает полное и окончательно разочарование, но тем не менее на что-то надеялся. Продолжал на что-то рассчитывать. Осталось в нём всё-таки немало от прежнего наивного мальчишки. От тринадцатилетнего подростка, безответно влюблённого, и неуверенно, но настойчиво взыскующего ответного чувства. От пятнадцатилетнего парня довольно неожиданно для самого себя впервые пригласившего девушку в какое-то, пусть и довольно убогое, заведение. От…
Удивительно. В своё время он немало встречался с женщинами, а потом так часто описывал в рассказах всевозможные кабаки и бессчётные застольные свидания, что воспоминания об этих полубыльных–полувыдуманных эпизодах теперь поневоле наслаивались на реальность.
Всё казалось Владу странным. Словно он стал плотью от плоти собственных текстов и не мог больше существовать независимо от заданного ими направления (в мыслях особенно язвительно называемого «дискурсом»). Вне выдуманного мирка, тщательно отсеянного из череды тривиальных событий. Вне годами создаваемого личного бытового фольклора. Вынужденный теперь следовать предначертанной линии поведения своих героев. А потому, кажется, неспособный избежать неудачи.
Особенно тяжело нынешнее вероятное фиаско воспринималось на фоне случившегося недавно развода. Ведь сам по себе развал семьи (спасибо «Будденброкам» и прочим многочисленным семейным сагам, в которых подобное событие символизировало крах привычного мироздания и вполне могло привести к гибели цивилизаций) виделся его смятенному сознанию событием не столько приватного, сколько общественного масштаба.
«Распалась связь времён... И так далее, и тому подобное… Отношения мужчины и женщины – дело не шуточное. Впрочем, об этом ещё Гомер сказывал. Не Симпсон, конечно. А тот, другой. Который приблизительно три тысячи лет назад», - неудачно пытался подшучивать над самим собой.
Так простая, на первый взгляд, встреча поневоле обрастала посторонними смыслами, подводившими под неё многослойную базу; бесконечно углубляя масштаб банальнейших событий.
«У нас тут всё почти как в древней Греции уже, где обыденный адюльтер умели возвести до степени мифа».
Несмотря на старания придерживаться иронического отношения к происходящему, в мужчине усиливалось гаденькое чувство, будто он поневоле превращается в героя собственного рассказа. А может даже и не собственного. Словно движется по жёстко заданной траектории. «Лишний человек», «потерянное поколение» – вот эта вся сложносочинённая муристика, которую Влад добровольно, хоть и не вполне осознанно, запихивал в себя большую часть жизни. Чуть ли не впитанная с молоком матери бесчисленная литературная дрянь. А ещё, в своё время, так радовался. Добавки просил. Идиот!
Вот, даже… одно случайно пришедшее на ум слово (которое давно и прочно стало частью всё той же литературной традиции, и впрыскивало теперь в подпорченное сомнениями самосознание яд дополнительных малоприятных смыслов) сразу всколыхнуло всё внутри.
Влад спонтанно ощутил себя элементом чего-то большего. Возможно даже, как любили выражаться некоторые знакомые поэты, общего инфополя. Последнее казалось особенно неприятным. В тот миг ему меньше всего хотелось быть частью каких бы то ни было мутных субстанций.
А ведь когда-то он чувствовал себя пусть немного придавленной обстоятельствами, но личностью. Не нолём, а единицей. Персоной вполне целостной и самостоятельной. Проблемы начались с того, что внутренняя эта личность никак не могла найти достойного её сути проявления в реальности. Огребая от окружающей действительности одну поучительную оплеуху за другой, он постепенно перестал понимать, как вырваться из одуряющей круговерти недоброжелательных событий. Затянувшееся состояние беспомощности незаметно привело к потере веры в себя.
Вероятно, именно потому в нём всё чаще возникала подспудная уверенность, будто и в простых, по-прежнему желанных, радостях жизни ему будет непременно отказано. Самим мирозданием. По какой-то странной насмешке судьбы.
Надеясь хоть немного переключиться от сводящих с ума размышлений, и настроиться на более спокойную волну, Влад попытался вспомнить какие-то подходящие случаю стихи. Не сразу, но ему это удалось:

«Который день капризничал июнь
и льнул дождём прохладно, влажно, мглисто.
С деревьев обрывая пальцы-листья,
шумел о чём-то ветер-говорун.

В подъездах разгулялись сквозняки,
дверям открыто не оставив шанса.
Дома пытались полднем надышаться.
Замёрзших приютили кабаки.

Седой бармен, разлив горячий грог,
к размытому окну прошёл сутуло -
по улице спешащие фигуры
неслись куда-то, не жалея ног.

Я, кофе попивая, видел дождь,
поникший город, парк, дорогу к дому...
Казался мир продрогшим, незнакомым,
казалось, что в тепле вот-вот уснёшь.

Уютный зал гудел от голосов,
а я притих, разглядывая лица,
о-со-зна-ва-я, что не повторится
ни этот миг, ни мерный бег часов».*1

Пришедшая вскоре Лина оказалась чем-то взбудоражена и явно не в себе. Заметно напряжена. Даже выпитый бокал полусладкого не слишком изменил её состояние.
Потягивая напитки вскользь обговорили происходившие на разных сайтах незначительные события. Немного посудачили на тему недавних конкурсов, вспомнили бог знает когда закончившийся «Чемпионат поэтов». Привычно поругали нерадивых критиков, обсудили прочие пустяки. Постепенно, как бы невзначай, подобрались к цели встречи. Ну а вскоре и вовсе заговорили на повышенных тонах.
Со стороны выглядело так, словно мужчина пытается женщину в чём-то убедить, а та до последнего стоит на своём.
Приступил он издалека:
- Такое ощущение, что душа хочет выпростаться, расцвести, но всевозможные обстоятельства не позволяют ей этого добиться. И от того она постоянно ноет, болит.
- Ты случайно не о чувствах сейчас? – настороженно поинтересовалась Лина.
- Чёрт его знает, о чём я, – словно пойманный врасплох неуверенно пробормотал было Влад. Но вовремя вспомнив о цели свидания, сразу переменил тон. – Впрочем, и о них тоже…
Более уверенно, хоть и довольно хаотично, продолжил развивать ухваченную тему.
- Какие глупости! – внезапно прервала она его бессвязные рассуждения. – Сам же первым разочаруешься…
- Что за ерунда? – от неожиданности нахмурился он. – Почему вдруг я должен разочароваться?
- Но... – Лина беспомощно оглянулась по сторонам. – Посмотри только сколько вокруг хорошеньких девушек…
Влад немного осердился:
- Вот в чём ты сейчас пытаешься меня убедить?! Что мне нужна не ты, а другая?
- Просто… все эти отношения и прочие бытовые моменты абсолютно не для меня.
- Послушай, – напустился мужчина. – Я мог бы, конечно, попробовать разложить свои потребности по полочкам и объяснить почему именно ты. Но, так уж всё совпало. Для начала, мы познакомились в тот момент, когда я ощущал себя на самом дне. Даже хуже. Затем… что поделать? Ты очень талантлива, во всех смыслах. Я ведь читал твои стихи, видел фотки, мы много общались… и прочее в том же духе. А меня действительно привлекают умные, обладающие внутренним теплом, и да, тут уж ничего не попишешь, симпатичные. Сексуальные настолько, чтобы из постели не хотелось выпускать.
Глаза его на последних словах потемнели, а в голосе прозвучали жёсткие нотки.
- Ох! – только и смогла вымолвить ошарашенная его словами Лина, откидываясь на спинку кресла.
- Ну а почему все эти качества сложились именно в тебе, ума не приложу. Не ко мне вопрос.
- Я всё это подозревала, конечно, но вот чтобы так… чтобы настолько… – пробормотала она, немного отойдя от первого впечатления. Совладав с собой, твёрдо подвела черту. – Мне жаль, но мы не можем быть вместе.
- Не только можем, – запротестовал Влад. – Но и более того - нам будет очень хорошо вместе. Просто доверься!..
- Вероятно, да. Скажем, несколько дней или пусть даже месяцев. А потом наступит неминуемый трындец.
- Ты не понимаешь, – горячо зашептал он. – Я буду любить тебя. И заботиться о твоей мал…
- Всё. Перестань! На этом месте поставим точку. Я не собираюсь выходить за рамки дружбы.
- Бред какой-то, – разочарованно протянул Влад. – Вот скажи мне, что это за повальная женская мода переводить любовные чувства в дружеские?
- А что за дурацкая мужская установка – обязательно попытаться перековать меня на любовницу?
- Почему сразу на люб...
- Ну да, хорошо. В твоём случае заменим на – спутницу жизни. Что, по сути, ещё хуже. Но, понимаешь, это вовсе не то, что мне нужно сейчас.
- А что же тебе сейчас нужно?
- Заботиться о ребёнке, думать о себе и сохранять душевное спокойствие. И вообще, послушай лучше меня. Романы начинаются и заканчиваются. Дружба долговечнее.
- Вот заладила! Я понимаю, что у тебя был тяжёлый, неудачный опыт. У меня, поверь, тоже. Но это не повод…
- Ты не понимаешь. Тот опыт здесь совершенно ни при чём.
- Ты просто непробиваема. Эх, такое ощущение... мы словно на разных языках с тобой говорим.
- Видишь, начинаешь уже понемногу соображать. Кстати, послушай, что пишет словарь...
Лина порылась в телефоне и прочитала неровным голосом вслух:
- Любовь – чувство, свойственное человеку, глубокая привязанность и устремлённость к другому человеку или объекту, чувство глубокой симпатии.
Подняла взор на мужчину:
- Проникся? Так вот, по-моему, это ни фига не верно. Да, школьницей я тоже думала, что некая привязанность и животная тяга к мальчику – уже любовь. Теперь, знаешь, отчётливо осознаю. Любовь – всецело взаимное ощущение. То есть в основе самого понятия любви лежат встречные эмоции. Если их нет, значит никакая это не любовь. А лишь суррогат. Сильная, но однобокая, скажем так, склонность, как бы половинка настоящего чувства. Любовь же обязательно равно, – Лина нарисовала пальцем в воздухе две короткие параллельные линии, – взаимность. И никак иначе. Так что вкладывать душу стоит не в личные чувства, а исключительно в обоюдные. Улавливаешь?..
- Вот так да... – разочарованно протянул Влад. – Что тут ещё сказать?.. Просто даже не могу уяснить – зачем люди ищут «любовь» в словарях?
- Ой, божечки. Ничего ты не понял, дело вовсе не в словарях! Я вообще не о том. Одним словом, если взаимности нет – нужно сразу обрывать связи. И, думаю, желательно как можно скорее постараться переключиться на кого-то другого.
- Да? Ну, может быть… Но, нет. Пожалуй, нет. Скорее – точно нет. А вообще – мне все эти твои выкладки не так чтобы очень понятны.
- Жаль, – Лина задумчиво потеребила висевший на груди кулон. Произнесла несколько отрешённо. – Короче, я ценю твою привязанность. Но любви между нами нет и не будет. Прости, если я тебя разочаровала.
До Влада дошло не сразу. Какое-то время он ещё простодушно полагал, что это просто поза такая. Мол, женщина немного «ломается» набивая себе цену. Что стоит ему чуть поднажать, и она, к обоюдному удовольствию, благосклонно примет его ухаживания.
Следуя подобным мыслям, машинально продолжал уговаривать:
- Ты мне нужна, – горячо шептал он, безотчётно стараясь, чтобы на них не слишком обращали внимание со стороны. – Очень. И не просто как некий виртуальный объект, но как реальный. Понимаешь? Как женщина! А я…
- Влад, пойми наконец! – резко оборвала Лина. – Мне очень хорошо и приятно с тобой общаться. Но большего мне не надо. Совсем не надо. Извини.
Он пребывал словно в каком-то умопомрачении. Лишь одна мысль настойчиво крутилась в голове: «Вот уж попал, так попал – из огня, да в полымя». Поинтересовался напряжённо, не вполне осознанно:
- Не уловил. А за что ты сейчас извиняешься?..
- За то, что не могу соответствовать твоим ожиданиям, – заметно отстраняясь, отчеканила Лина. – Я ведь прекрасно всё понимаю. Но то что есть сейчас – меня вполне устраивает. И я не желаю близости. Отнюдь. Возможно, какие-то мои слова или ещё там что в поведении ты воспринял как-то иначе, как-то по-своему. Увидел то, чего я туда не вкладывала. И мне, правда, очень хочется тебе помочь. Но не так.
Влад посмотрел на свои дрожащие руки:
- Как нелепо всё получилось.
- Если тебе очень тяжело – может лучше прекратим общение? – мягко поинтересовалась она. - Хотя бы на время?
Он окинул женщину затравленным взглядом. Воскликнул зло-иронично:
- Прекратить? Как будто это так просто – взять в одночасье и прекратить!
Вызывающий тон неприятно повлиял на неё, словно пощёчина:
- Тогда мне придётся взять это на себя.
Мужчина сразу слегка стушевался и даже немного испугался:
- В смысле? Мы что, больше не будем общаться?
- Нет, – уверенно ответила она.
- Тогда… тогда… да пошло оно тогда всё к чёртям! – в сердцах воскликнул Влад, внезапно вскакивая с места.
Он даже уяснить не успел, каким образом вдруг оказался на улице. В памяти отпечатались лишь встречные взгляды многочисленных посетителей кафе, сопровождавшие его разочарованный побег – то насмешливые, то сочувственные, то удивлённые. И, что гораздо ненавистнее, полные искреннего сострадания глаза Лины. В которых ему хотелось бы увидеть хоть малейший проблеск нежности, но не удалось различить ничего, кроме бескрайней жалости.
Подгоняемый неприятным впечатлением Влад наобум пошёл вниз по проспекту, совершенно не обдумывая дорогу. На ум поневоле пришли любимые стихи. В тот миг он, правда, скорее ненавидел эти строки, хотя отчаянно цеплялся за них, наивно пытаясь с их помощью перескочить через рушащийся прямо под ногами воображаемый мостик на противоположный, вроде как выглядевший устойчивым, берег.

«Медленно в хаосе уличной бледности
Ты затихаешь шагами на лестнице.
Ты отдаляешься сердца ударами,
Воздухом, листьями, крышами старыми.
Ранами — письмами, сгустками слабости,
Жаждой безумной немыслимой радости.
Пятнами памяти, солнца крупицами,
Прямо из вен вытекаешь страницами
Мутной тоски и звериной агонии,
Снами-калеками, воя мелодией.
Кружевом мёртвых снежинок искрящихся
Ты отдаляешься, ты — отдаляешься...»*2

А ведь Владу в последнее время действительно казалось, будто он идёт вслед верным меткам. Словно ещё буквально чуть-чуть и удастся нагнать непокорную птицу. Поймать голубку в любовные силки.
Тем более, что по пути ему встречались многочисленные тайные знаки, обещавшие то же. Вот Лина нечаянно упомянула о крайнем одиночестве, вот невзначай обмолвилась, что соскучилась по общению с ним. В другой раз написала ещё нечто подобное, а потом ещё. Затем сама предложила встретиться…
Да, на первый взгляд – просто милые мелочи… но не для него. Изучая каждую подобную фразу словно под микроскопом, он видел в ней не пустячок, а важные, значительные слова, произнесённые женщиной может и не всегда намеренно (впрочем, если подсознательно, так даже лучше), однако чаще всё-таки целенаправленно, в расчёте именно на его восприятие.
Думалось, будто она прописывает их не случайно, а обдуманно. Что Лина настойчиво, хоть и предельно осторожно, вероятно опасаясь в очередной раз обжечься, нащупывает степень обоюдного взаимопонимания, потихоньку готовясь к окончательному сближению.
Однако в конечном итоге мужчину ожидало радикальное потрясение – слова оказались просто словами. И не более того. Они не содержали тех значений, тех смыслов, которые он в них вычитал.
Получилось так, что Влад самолично загнал себя в ловушку самообмана. Пошёл по ложному следу, погнался за пустой мечтой. Причём не вполне понятно, как, собственно, это произошло. Как вышло допустить такой дурацкий промах.
Вероятнее всего сказалось помрачённое состояние, в котором провёл всю прошлую зиму. Именно тогда желание поскорее вырваться из цепких когтей накатывающей депрессии, породило иллюзорную надежду. За которую, не успев как следует разобраться в обстоятельствах, он поспешил ухватиться.
Что ж. У Лины свой мир, своя жизнь, свои иллюзии. Хотя он и попытался сунуться в это внутреннее, глубоко интимное ядро противоречий, истинную суть которого невозможно распознать даже через её предельно искреннюю лирику, найти в её душе своё обособленное место ему не удалось.
Печально, однако таковы факты.
Здраво размышляя, его желания были изначально невыполнимы, причём по целому ряду причин. Лишь самообман и недостаток информации не позволили Владу своевременно распознать ошибку.
По случайности женщина сама скрывала от него большую часть сведений, которые помогли бы ему разобраться в истинном ходе событий. Выдавая личную информацию по капле, лишь по мере укрепления знакомства, тем самым порождала необоснованные надежды, неумышленно привлекала его к себе всё сильнее.
Конечно, как оказалось, Лина поспособствовала его заблуждению неосознанно, но тем не менее... И только теперь, ощутив вдруг всю силу своей власти над ним, но не испытывая особой необходимости в новых отношениях – тут же испугалась, и резко пошла на попятную.
Голова Влада готова была, кажется, взорваться от бесконечного круговорота подобных раздумий. Он будто утратил способность размышлять здраво. Уже по дороге домой в мужчине возникла острая потребность хоть как-то отвлечься, переключиться. Соперничавшая со стойким желанием просто поскорее надраться в хлам.
Мысли его сами по себе вернулись к отложенному месяц назад рассказу о поэтах. Забросил он его как раз из-за того, что никак не мог сообразить, каким образом лучше всего выписать ссору героев, которая требовалась по запланированному сюжету.
Теперь он, правда, тоже не видел нужных для текста деталей. Однако понимал, что время для конфликтного эпизода пришло. Потому как отлично знал – если чувствуешь, что наступил тот самый миг, когда творческая интуиция настойчиво зовёт за собой – весь организм сработает на тебя.
Например, долгое время Влад не мог понять, каким образом ему удавалось писать столь много и довольно хорошо в последние пару лет. Но однажды дошло – только лишь благодаря постоянному стрессу и нервам на пределе. Сознание и подсознание словно объединялись под давлением, открывая доступ к обычно скрытым в беззаботной повседневности залежам творческой фантазии, к глубинам бессознательного. Подстёгивая высокие взлёты воображения. Позволяя работать на износ.
И вот опять, благодаря обострению внутреннего кризиса, в нём вызрел очередной такой подходящий момент. Словно подтверждая суждение, что наиболее яркие минуты вдохновения накатывают в самые тёмные времена.
Поневоле оформилась необходимость засесть за стол и писать. Писать как можно дольше, пытаясь вырвать из сопротивляющегося небытия как можно больше чернового материала. Создать костяк следующих глав. Выдумав опорные точки повествования, набросать основные сцены, которые позже он сумеет и без всякого прилива вдохновения увязать между собой короткими переходами. А затем, неторопливыми многочисленными вычитками, выровняет рукопись до вполне читабельного варианта.
Беда в том, что для него сейчас это выглядело действительно сложной задачей, практически невыполнимой. Даже несмотря на столь явное внутреннее брожение материала, угнетённая психика не позволяла просто отключиться от всего негатива и целиком погрузиться в тяжёлую работу по извлечению из себя слов, образов, мыслей. Любые сверхусилия не могли нынче принести ничего, кроме внутренней боли, несколько напоминавшей ломку.
Впрочем, Влад знал способ, как справиться с подобным надрывным состоянием. Обдумывая понемногу детали продолжения истории, он попутно неторопливо готовился к весёленькой ночи, которая обещала стать особенно долгой и напряжённой.
Для начала заглянул в супермаркет. По приходу домой, забросив разнокалиберные бутылки в морозилку, поскорее направился к чуланчику, чтобы найти одну давным-давно подаренную ему вещицу.
Когда-то у него было множество друзей, способных преподнести на память что-то бесполезное или слегка безумное, а чаще всего – бесполезно-безумное. Например, пластиковый шлем болельщика, с рогами-подставками для пивных банок и питьевой трубочкой. Либо подушку в виде пышной женской груди. Или наручники, отделанные розовым мехом.
Последние Влад задумчиво покрутил на пальце, вспоминая как в ранние, самые счастливые деньки они с женой… иногда… а, впрочем, это всё было давно и неправда. Резко отгородившись от пустых воспоминаний, забросил браслеты обратно на полку.
Нет, он пока не собирался приковывать себя к столу. Сейчас ему необходимо было кое-что другое. Разгребя лишнее барахло, извлёк из шкафа большую деревянную шахматную доску.
Сдув с неё пылинки, довольный, отнёс в комнату. Усевшись за компьютерным столом, откинул с гвоздика коробки затворный крючок. Потихоньку открыл доску. Осторожно извлёк маленькие рюмки – двадцать четыре одинаковые прозрачные фигурки, из которых ему предстояло сделать двенадцать светлых и двенадцать тёмных шашек.
Для светлых он использовал Мартини, смешанный с лимонным Швепсом при помощи ещё одного полезного «доисторического» подарка – барного шейкера. Для создания тёмных фигур попросту развёл в Коле недорогой бренди.
Когда все приготовления были окончены, «подготовленная» доска заняла привычное место, немного левее от включённого монитора. Шашечки приятно мерцали, отражая белое сияние.
Влад открыл недописанный Вордовский документ, под названием «Встреча» и, поставив наверху чистой страницы цифру «4», принялся за дело.
Немного сосредоточился на воспоминании о виденном когда-то чрезвычайно красивом храме. Для разогрева набросал парочку очень приблизительных начальных предложений, которые позже собирался отделать получше, а может и вовсе удалить. Там уж как придётся.
Создав своеобразный задел, отвлёкся от дисплея, разыграв, на скорую руку, «городской» дебют. После того, как чёрная шашка ушла на gh4 и произошёл обмен b:d6 e:c5, быстро опрокинул в рот две «убитые» разноцветные фигуры и вернулся к работе.
Так продолжалось довольно долго. Он то увлечённо писал, то отрывался от клавиатуры, чтобы немного подумать над текстом и заодно продолжить партию. Накропав пару абзацев, возвращался к началу главы и вычитывал её, «выравнивая» получившийся результат машинописи, поправляя явные ошибки, избавляясь от повторов. Стараясь при этом удерживать в памяти как предыдущие, так и предстоящие события, чтобы не вылететь спьяну на обочину повествования. Впрочем, после каждой «снятой» с доски фигуры делать это становилось всё сложнее.
Внезапно ниточка размышлений и вовсе оборвалась. Сколько мужчина ни пытался, совершенно не мог вспомнить какое именно собирался написать следующее предложение. Хотя, казалось бы, ещё пару секунд назад оно чётко стояло в сознании. И он его специально многократно повторял про себя, стараясь не забыть… но всё-таки забыл.
В растерянном поиске подмоги Влад бросил отчаянный взгляд на клетчатое поле... однако партия, как оказалось, уже закончилась. Даже выигравшая по итогу белая шашечка лежала опорожненная около доски, немного в стороне от прочих «убитых» прежде фигур…
…Позднее, благодаря внезапному проблеску сознания, мужчина отчётливо понял, что уже какое-то время (причём, неизвестно какое) ничего не пишет, а попросту находится в пьяной, наполненной размытыми размышлениями, прострации. И думает уже вовсе не о злоключениях героев, и даже, как то бывало прежде, не о бывшей жене, а всецело о Лине. Точнее о том, что по сути ничегошеньки про женщину не знает.
Например, не имеет ни малейшего представления, как выглядит её дочь. Совершенно не понимает в какой обстановке они живут, с какими сталкиваются бытовыми трудностями.
А всевозможные незримые трудности, естественно, существовали, иначе почему женщина приходила на встречи одинаково утомлённой и каждый раз чем-то озабоченной?
Конечно, при желании, немного напрягши фантазию, он мог бы вообразить себе многое. Если не всё. Постепенно, шаг за шагом. Как Лина сидит за ноутбуком, подобрав под себя правую ногу. Как дочь играется рядом, лёжа на ковре; рисует, сидя за маленьким столиком; смотрит мультики с планшета, раскинувшись на диване.
Мог представить застеленный коричневым линолеумом пол, да белый матовый потолок. Старые зеленоватые обои, с дивными карандашными каракулями и пятнышками от разноцветных фломастеров. Разросшуюся паутинку в углу, которую периодически замечают, но при уборке помещения постоянно забывают снять.
Вообще, размышлял Влад, ежели взяться за дело всерьёз, можно исписать множество страниц, навсегда поселив женщину, словно ту куколку, в некий цельный, однако абсолютно выдуманный и ручной мирок.
Ни на шаг не приблизившись при этом к истинному положению дел.
Всё это было бы лишь видимостью, фикцией. На самом деле он представления не имел, каким образом она сидит дома на стуле – сгорбившись, или стараясь выдерживать осанку? В самом ли деле подбирает ногу под себя? И уж тем более не знал, чем там занимается её дитя. И, конечно, - есть ли, в действительности, паутинка? А если вдруг есть, в том ли висит углу?
Частенько, после прочтения написанных им историй, разные люди спрашивали у Влада:
- Тот герой – это ведь ты? Здесь ты реальность описывал?
А некоторые знакомые иногда даже узнавали себя в персонажах:
- О, это же я. Правда ведь?
- Нет, конечно! – отвечал Влад, поражаясь подобной наивности. А иной раз, чтобы немного позабавиться и пофрапировать собеседника, наоборот отвечал. – Ну, естественно!
Но в душе он в такие моменты смеялся. Потому что знал: его герои – это не он сам и не его знакомые. Даже самая тонко описанная, нежно любимая героем произведения, девушка – вовсе не та, которую автор на самом деле любил. В лучшем случае – её очень отдалённое подобие, а в худшем…
Правда же состояла в том, что все герои являлись обыкновенными марионетками, которых он тщательно дёргал за ниточки, стараясь добиться заранее задуманного эффекта. И не важно, сколько при этом было взято из жизни, а сколько выдумано, – любому болванчику, при необходимости, в угоду любому повороту сюжета, он мог легко скрутить голову.
Тем то и отличается реальность от прозы, пусть даже самой реалистичной. Они соотносятся между собой так же, как, с другой стороны, подлинная жизнь соотносится с кукольным театром.
Но попытайся он нечто подобное кому-то объяснить – наверняка лишь огорчил бы собеседника. Как огорчил маленькую воображаемую Барби, которую вот только сейчас себе выдумал, подменив её марионеточной наружностью столь желанный облик натуральной телесной женщины.
Вероятно, новоявленная куколка всерьёз испугалась тому, что он в самом деле свернёт ей хрупкую шейку. И от того беззвучно плакала сидя на краешке стола, посреди разбросанных пустых рюмок.
- Только не надо тут никаких обид, – принялся отрывисто уговаривать Влад. – Да, вы всего лишь мои марионетки. И не более того. Так что не стоит воображать, будто она – это ты, а я – он. Всё это полнейшая чушь!..
- Конечно, – бормотала миленькая обитательница фальшивого розового домика, исходя тихими слезами, вероятно не веря ни единому слову автора.
- И хватит уже рыдать по пустякам! Такое поведение ужасно раздражает. Лучше почитай мне стихи.
- Какие? – дёргано поворачивая голову на спичечном шарнире, спросила она.
- Давай, что-нибудь эдакое, – он злорадно сжал пальцы в кулак, чувствуя себя наконец-то хозяином положения, маленьким богом личной вселенной, – подобное тёмному сгустку крови.
Подчиняясь неожиданной просьбе, куколка принялась читать:

«его шёпот в листве, во тьме, в крике ворона.
не ходи за ним, не ищи и не тронь его.
его тень так густа - уснёшь и не вынырнешь,
хоть калёным грудину режь.

прогоняй, проклинай, в себе не носи его.
ему небо родней, что не помнит синего.
его веки пропахли листвой и вечером.
у вас нет ничего встречного.

он в руках своих держит земное крошево,
и помимо всего в нём есть и ты, брошенная.
отражаясь в черно-волчьем глазном донышке,
неизбежно с/тонешь ты».*3

Влад слушал отрешённо улыбаясь, машинально кивая головой.
- Да, да, это оно. То самое.
Куколка даже немного обрадовалась. Словно действительно ощутила, что ей удалось хоть чуточку ему потрафить.
- Сейчас немного получше, да?
- Нет, – нахмурившись ответил он, – наоборот похуже.
- Но… – куколка совершенно растерялась. – Зачем же ты тогда просил читать?
- Затем и просил, чтобы стало совсем хреново. Если уж ненавидеть себя, так на полную катушку!
Всем своим растерянным видом миниатюрная девушка демонстрировала, что ничегошеньки не понимает.
- Эх, – уныло пробормотал он. – А ведь я думал, что стоит только пережить эту жуткую зиму, и всё потихоньку наладится. Идиот...
- Что, совсем плохо? – участливо поинтересовалась она.
- Паскуднее некуда. Тут вот кошки скребут... Такое, знаешь, постоянное бьётся ощущение, будто душа хочет, словно тот цветок, выпростаться, расцвести, но всевозможные обстоятельства не позволяют ей этого сделать. И от того она вечно ноет, болит.
- Ой, – взволнованно поинтересовалась воздушная красотка. – Это ты о любви сейчас?
- Хрен его знает, о чём я. И о ней тоже… Эй, чёрт подери, что я такое вообще сейчас говорил?! Блин, кажется, это уже где-то было… Ничего не соображаю.
- Не волнуйся так, милый. Вероятно, использовал подобный диалог ранее в каком-то рассказе. Не суть важно. Лучше продолжай, пожалуйста.
- Да, так вот. На чём я остановился? Хочется, в общем, запереться в пустой неосвещённой комнате, без всяких окон. И чтобы рядом никого, ничего. Просто полежать на ровном холодном полу. Просто полежать. День, неделю, месяц – столько, сколько потребуется, чтобы остудить грудь. Избавиться от этого болезненного жжения.
- Не надо на пол, милый. На пол – не надо, – заботливо прощебетала куколка. – Там тебе, поверь, совершенно нечего делать. Лучше давай сразу в кроватку…
- Знаешь, – тяжело пояснял Влад, – однажды я спросил у одного товарища, который вдрызг рассорился с девушкой, и потом как-то очень долго не мог найти подходящей пары, или что-то в этом роде. Одним словом, никак не мог снова полюбить. Хотя, конечно, очень хотел вновь ощутить это чувство в себе. Но, по итогу, долгое время жил один, совсем один. Так вот, однажды поинтересовался у него, как он вообще справляется со всем этим... с бесконечной пустотой внутри. И, знаешь, что он ответил?
- Что?
- «Никак. Я с этим не справляюсь», – вот что он ответил. Тогда мне показалось, будто я его понял. Теперь вижу – только показалось будто понял.
- Интересно. И как он сейчас поживает?
- Не знаю. Контакты ведь давно утеряны. Последнее, что слышал – его удалось пристроить в какую-то клинику, где довольно успешно лечат героиновую зависимость. На год вроде как упекли… на целый год, представляешь?! Надеюсь, врачи помогли ему научиться жить заново. Жить со всем этим. Как-то существовать. Ну, ничего. Я справлюсь. Сумею как-нибудь сам. Эх, если бы Лина только… ну вот чуточку!.. Но на это рассчитывать, конечно, больше не приходится.
Руки Влада бессильно упали на колени.
- Тебе она очень нравится, да?
- Безумно.
- А я?..
- Что, ты?! – мужчина всамделишно удивился подобному обороту. – Так ведь ты просто её примитивная выдуманная копия.
- Ах, вот оно как?!
- Ну, естественно. Посуди сама, ты ведь полностью подчиняешься мне. Любому направлению моих мыслей. С тобой по сути можно сделать всё, что угодно. Можно исполнить любую прихоть. А она… у неё есть воля, – он усмехнулся, словно что-то вспомнив. – И разум. А также целый мешок дерьмовых жизненных обстоятельств за плечами. В отличие от тебя, её не так уж просто привлечь к себе.
- Кажется, понимаю…
- Если понимаешь, то почему бы нам не сделать это самое?
- Что?! Ты видать совсем надрался, милый. Я же выдумка, забыл? Как бы тебе ни хотелось, со мной не получится совершить всё что угодно. Во всяком случае, «этого» нам точно не сделать.
- Да, действительно. Вот я бестолочь!
- Ты просто очень пьян. Может, ляжешь уже в кроватку?
- Хорошо. Но только если с тобой.
- Конечно, не беспокойся. Я всё время буду рядом. Во всяком случае – пока ты не уснёшь.
- Тогда хорошо. Пожалуй, действительно прилягу. А, кстати, вот ещё, вспомнил… расскажешь мне то, чудное? Про себя?..
- Ладно.
Она прочистила горло и приступила заунывным трепещущим голосом, напоминая то ли Есенина, то ли Пьеро:

«Я хочу эту куклу себе до болезненной дрожи.
В этом пыльном, ночном магазине ненужных вещей
Я хочу прикасаться к фарфоровой кукольной коже
В нежном чувственном вираже.

Пусть она и не новая. Пусть кружева в паутине,
Пусть померкли кристаллики глаз и лен светлых волос,
Я пленен.. Я в плену этих красок и кукольных линий..
И отсутствия лживых слез.

Эта кукла не плачет. Улыбка сковала губы,
Но в безумии кукольных глаз догорает грусть.
Я плачу, сколько скажет мне Мастер, жестокий, грубый,
Пусть и сломана. Пусть... Пусть!

Я хочу. Эту куклу. Себе. До болезненной дрожи...
Я убит, я влюблен, я уже не смогу уйти.
У нее, у единственной, мерно, под кукольной кожей
Что-то тихо стучит в груди».*4

Закончив читать, прошептала, как шептала в давние дни жена:
- Владик, дорогой. Почему же ты всё ещё тут сидишь?
Подбородок его раз за разом падал на грудь. Услышав знакомые интонации, мужчина слегка приподнял голову. С трудом удерживая её навесу, распахнул глаза. Вспомнил, что к чему.
- Действительно… ты не могла бы помочь мне подняться?
Куколка протянула тоненькую руку, опираясь на которую он натужно встал. Сделав несколько шагов в сторону от компьютера, бревном повалился в постель.
На следующий день отоспавшись, протрезвев, и напрочь забыв всё, что происходило поздней ночью, Влад читал, удаляя, вырезая, переделывая на ходу, словно написанные чужой рукой предложения:

4.

Ещё когда шли по спуску, издали оглядели собор, расположенный за рекой. Хочешь не хочешь, но здание, довлеющее надо всем окружающим ландшафтом, привлекало внимание. Не могло не привлекать.
Стройное, величественное, лепное, окрашенное в изящную бело-красную полоску, с потемневшими от времени зелёными куполами, золочёными крестами и устремлённой в пасмурное небо острой колокольней.
- Великолепно, правда? - спросила женщина, с некоторой взволнованностью.
- Да, - осторожно ответил Егор, ощущая её внутренний трепет. - Построение чудесное. Это и есть наш пункт назначения?
- Он самый.
Оказавшись, минут через двадцать, у подножия здания, изучили строение ещё более основательно.
Алина по пути давала все необходимые разъяснения. Она, как выяснилось, знала множество деталей о возведении постройки, о мелких архитектурных особенностях, о бытовой жизни храма, стараясь увлечь Егора собственным энтузиазмом. Под конец повествования женщина восторженно воскликнула, схватив его за руку чуть повыше локтя.
- Красота же, ну разве нет?!
- Да, действительно, - не смог не согласиться он, воодушевлённый её эмоциями.
- Жаль, ты не увидишь... Дело в том, что он весь декорирован огоньками, и вечером блистает словно… словно… - Алина так и не смогла подобрать слов, описывающих дивную красоту ночного сияющего собора. Отбросив попытку вербализовать впечатления, продолжила:
- Центральный купол и колокольня - светятся жёлтым, маленькие купола - голубым. Причём каждое резное окошко, каждая арочка блистает! Представляешь?
- Да. Но… он действующий?
- Конечно! Зайдём внутрь.
Всё в мужчине воспротивилось такому предложению. Однако сдержавшись, он последовал за Алиной сквозь узкие воротца в заборе.
Перед самым входом женщина извлекла из чёрной сумочки и набросила на волосы лёгкий платок. Склонив голову и трижды перекрестившись, она уверенно вступила в сени храма. Егор, сопроводив культовые приготовления беспомощным взглядом, растерянно двинулся вслед за ней, наблюдая как Алина покупает у пожилой богомолки церковную свечу, самым серьёзным тоном о чём-то с набоженкой переговариваясь.
Проведя мужчину в центр главного престола, став перед мраморным иконостасом, немного позади великолепной свечной люстры, женщина продолжила вполголоса давать пояснения.
Егор чувствовал себя в этом месте крайне неуютно. Немногочисленные верующие, казалось, глядели на него слишком косо. Полумрак воздействовал неприятно. А ещё тяжёлый, спёртый воздух - смесь ладана и свечного дыма…
Алина, вероятно пытаясь хоть как-то поразить его, акцентировала внимание на стенной живописи, упоминая фамилии художников, отмечая характерные мотивы иконописи, вводя его в мир непривычной космогонии.
Однако Егор уже начал задыхаться. У него слегка закружилась голова.
- Пойдём отсюда, - в определённый момент резко прервал он женщину.
Прикусив губу, та окинула его разочарованным взглядом.
- Я… хорошо, - она чуть приподняла руку со свечой, - потерпи, пожалуйста, ещё буквально одну минуточку.
Скрепив себя, мужчина подождал, наблюдая за тем, как женщина задумчиво стоит около подсвечника, перед какой-то иконкой. Зажигает принесённую с собою свечу от другой, практически догоревшей. А потом, слегка ему улыбнувшись, направляется в сторону выхода, словно давая сигнал к отступлению.
Выйдя на свежий воздух, Егор сразу вздохнул свободнее. Окинул удовлетворённым взглядом окружающий мир. Несмотря на то, что красивые прежде облака вязко растеклись по небу, заметно сгустившись и помрачнев, прорывающиеся сквозь них солнечные лучи давали достаточно света и дарили ощущение свободы.
- Тебе не понравилось? - взволнованно спросила Алина.
- Ну не знаю, не знаю, - отдышавшись пояснил он. - В этих церквях такая гнетущая атмосфера. Я просто не в состоянии находиться там слишком долго.
- Красивое же место… А к некоторым мелочам нужно просто привыкнуть.
- Красивое, - выдохнул он и добавил рассеянно, по-видимому всё-ещё пребывая в собственных мыслях. - Жаль только, что вся эта красота создана лишь для оболванивания людей.
Алина повернулась к нему, немного ошарашенная. Какое-то время просто стояла, переваривая его слова.
- Никогда не думала, что ты так узко мыслишь! - вдруг набросилась на него. - А как же, например, музыка? Бах, Гендель… Рахманинов, наконец. С её помощью тоже оболванивают?
Егор удивлённо уставился на женщину. С чего это она вдруг вспомнила классиков, когда сама предпочитала Muse?
- Тебе же, я помню, они нравятся… - попыталась она прояснить свою мысль.
- Ну, когда вышла Литургия или Всенощное, точно сейчас не вспомню, так церковь, кстати, объявила его музыку слишком светской. И подобное, между прочим, постоянно случалось. Произведения часто становились каноном не во время выхода, а как бы постфактум. Но дело даже не в этом. Всё-таки у музыки существует свой, отдельный, так сказать «код». Слушая ярчайшую мелодию Гайдна, мне вовсе не обязательно следовать заявленной программе автора, мол, это Христовое «Жажду!». Да и вообще сомневаюсь, что он сочинял мелодии в эдаком прямо благоговении. Думаю, музыка в основном была первичной, а объяснение её появления - вторичным. Так сказать, соответствующим духу времени. И не более того. Впрочем, в общекультурном смысле я ещё могу всё это как-то воспринимать… но, понимаешь, когда в нынешнее время, нищие духом, считающие себя духовно обогащенными…
- Отче, прости им, ибо не ведают что творят! - внезапно пробормотала она и быстро перекрестилась.
- Мама миа! - мужчина даже немного разозлился. - Никогда не думал, что ты настолько погрязла во всей этой чепухе.
- Чепухе?!- воскликнула она, - Чепухе, вот как, да? Но ведь здесь самая прекрасная, самая человечная история в мире. И кому как не тебе это понимать!.. Но, нет… Мне сейчас просто гадко и противно, что я тебя привела в такое чудное место, а ты его… последними словами.
- Ага! - в свою очередь завёлся Егор. - Прекрасная история, из-за которой людей столетиями мучали, пытали, жгли на кострах, казнили самыми всевозможными способами!..
- Ой, да брось ты! Эти твои люди всегда найдут причину для резни! Им бы только кого-то убивать да насиловать. Сам посмотри, что нынче вокруг творится!..
Поднявшийся ветер на клочки рвал брошенные женщиной разгневанные слова, раскидывая по тротуару ошмётки фраз.
- И всё-таки… - настойчиво бормотал Егор. - Наследие безумного прошлого, уроки истории… но ужасно, что продолжается сейчас. Отдаваться подобному в наше время - непозволительная глупость!
- О, Господи. Ты же поэт! Выйти за пределы собственного эгоизма, ощутить любовь ко всему сущему, преисполниться подлинным благородством - разве не в этом конечная цель? Разве не это делает человека - поистине человечным?
- Хм… в твоих стихах я такого не встречал, - задумчиво выговорил Егор. - Некоторый эротизм? Да. Жажда жизни? Тоже, пожалуй. Молодость, свежесть, красота? Бывало. И часто. Но такой блаженной чепухи там не наблюдалось. Странно, правда?..
- Ну, ты тоже весь из себя такой распрекрасный в стихах, - едко воскликнула она. - А на деле, на деле!..
- Что?!
- Ничего!
Помолчали. Егор немного обдумал слова женщины. Бросил, заметно огорчённый:
- В стихах я такой, какой есть. А если ты не видишь...
В горле сдавило. Он так и не смог закончить фразу.
Немного отдышавшись, резковато произнёс.
- Ладно, прости. Наверное, я был не прав.
- Всё-таки мы с тобой разные, - горько посетовала женщина, сдёргивая с головы и запихивая в сумочку смятый платок. - Совершенно разные.


*1 http://litset.ru/index/8-880
*2 https://www.stihi.ru/avtor/barkon187
*3 https://www.stihi.ru/avtor/nattushkan
*4 https://www.stihi.ru/avtor/87992

II

Влад представил себе их случайную встречу... где-нибудь в транспорте, например. Или просто на улице. Он увидит Лину и конечно же сразу узнает. Ведь у него есть масса её фотографий, собранных по всему интернету. Одни он нашёл в пабликах ВК и Фейсбук, другие на всевозможных тематических страничках.
Некоторые публичные, по-видимому с какого-то выступления – там женщина, стоя на маленькой сцене, то весело поглядывает в сторону аудитории с открытой книжечкой на ладонях, то, сохраняя сосредоточенное выражение лица, жестикулирует пустыми руками.
Некоторые приватные, но от того ещё более яркие – где она находится в самой разнообразной неформальной обстановке. Чудесное изображение с букетом полевых цветов, удачно оттеняющим её приятную внешность, удалось выискать на популярном литсайте, среди портретов участниц крупного поэтического конкурса. Но самый любимый снимок (зафиксировавший её в тот момент, когда она кажется лишь мгновение назад отбросила пальцами крупно завитые волосы на левое плечо, высвобождая зашеек, и не успев ещё опустить руку, непроизвольно застывшую в красующемся жесте, подняла глаза, глядя хмельным, чуть насмешливым, взглядом прямо в объектив), повезло найти просто по запросу в Гугл, среди массы случайных картинок.
Фотографию эту, с какой-то вечеринки, ему не удалось обнаружить больше нигде, кроме как в памяти всеядной поисковой машины. Облачённая в бежевое обтягивающее (с черными врезками на плечах, закрытом верхе, и вдоль бёдер), платье, дополнительно отороченном кружевными вставками, столь удачно обрамляющими на груди необычный крупный медальон с изображением дракона, молодая ещё и жизнерадостная женщина выглядела особенно обворожительной…
Так вот. Неожиданно заметив её, неторопливо идущую немного в стороне, по краю тротуара, погружённую в себя – помашет рукой, привлекая внимание и воскликнет:
- О, Лина, привет!
Она обведёт его фигуру рассеянным, чуть удивлённым, взглядом и лихорадочно перебирая в памяти старых приятелей, неуверенно спросит:
- Простите… мы знакомы?..
А он объяснит:
- Да, в некотором роде. Виртуально. Ты пишешь стихи, а я прозу... Ты Химеко, а я...
И тогда лёгкая тень понимания скользнёт по её лицу, глаза осветит улыбка:
- Влад, ты что ли?!
- Точно. Догадалась!
Она примется радостно обегать взглядом его лицо, бормоча:
- Чёрт побери, кто бы мог подумать. Ах, вот оно как...
Грудь мужчины вдруг неприятно обожгло изнутри.
«Тьфу ты! – резко оборвал мечтания. – И лезет в голову всякая ерунда!»
В нём сразу возникло внутреннее недовольство.
Странно, с чего это он внезапно застыдился собственных фантазий?.. Да с того, что глупости! Давно уже не мальчик, а бредни всё те же…
Возле иконки чата загорелся зелёный огонёк. Недавнюю игру воображения мгновенно застлала реальность. Несколько минут спустя он уже вовсю беседовал с женщиной, делясь впечатлениями о произошедших за день событиях. В какой-то момент переписки Лина неожиданно обмолвилась:
- Кстати, знаешь?.. Завтра буду читать стихи в одном заведении.
Влад не сразу нашёлся, что ответить.
- Здорово!
После короткой паузы, Лина приписала:
- Приходи, если хочешь.
Мужчину охватило ликование. Наконец-то события, словно подчиняясь недавним грёзам, принялись развиваться в желаемом направлении.
- А куда?
Она сбросила ему афишу мероприятия. Какое-то арт-кафе в центре города, два десятка участников, в большинстве своём совершенно ему незнакомых, семь часов вечера…
- Супер! Завтра увидимся, значит.
- Только как же мы…
Действительно, не смотря на активное общение, о внешности прежде разговоров не возникало.
- Ну, я видел пару твоих фоток, – состорожничал он. – Узнаю.
- Тогда отлично. Если придёшь раньше – займи местечко.
- Замётано.

Сидя в подвальном помещении неподалёку от входа, за одним из обрамляющих маленькую сцену прямоугольных столиков, изучая новую для себя обстановку, понемногу потягивая, надеясь перебить нараставшее волнение, «Олд фешен», предвкушая долгожданную встречу и начало необычного мероприятия, Влад поневоле вспоминал старые знакомые строки, столь удачно совпавшие с внутренним переживанием момента:

«сборник моих стихотворений –
эклектичная выставка эмоций.
подходи, смотри –
осенние этюды в золотистых рамках,
мрачно-кровавые старинные фрески
в угольно-багровых тонах,
прохладный аквамарин морских пейзажей,
выцветшие черно-белые фотографии –
с изображениями старых аллей
и полуразрушенных зданий –
бери на память, что нравится».*

Вот именно, эклектичная выставка эмоций. Приблизительно таким виделся ему поэтический вечер – зажигательные тексты, необычные люди, обаятельные авторы, среди которых, естественно, не затеряется и Лина. Вспышки противоречивых эмоций… Интоксикация творчеством. Да и любовью заодно.
Хотя он с минуты на минуту ожидал прибытия женщины, появление её всё равно застало его врасплох. Внезапно возникнув на пороге, она спешно проникла в помещение. На мгновение остановилась в глубине прохода, бегло оглядывая зал.
Мужчина собирался встретить Лину заранее заготовленной шуткой, однако увидев воочию как бы улучшенную версию её фотографий, слегка смешался. Вяло помахав ладонью, с трудом выдавил из себя, обращаясь к замешкавшейся неподалёку от столика женщине:
- Привет…
- Привет, - ответила она немного растерянно, не вполне разглядев собеседника. Заново обежала глазами помещение, словно надеясь увидеть там кого-то ещё. Остановила внимание на Владе.
Словно сверяясь с внутренними ощущениями, спросила неуверенно:
- Ты, или не ты?
- Я, я, – подтвердил он, суетливо подвигаясь на диванчике. – Присаживайся, пожалуйста.
Весь облик женщины ясно показывал, что она ещё не совсем отошла от дороги и прочих житейских неурядиц. Растерянно сбросив модный красный дождевик в уголочке дивана рядом с его курточкой, Лина продолжила высматривать что-то в глубине зала, не выпуская из рук довольно объёмную, тоже красную, но чуть более темного цвета чем плащ, сумку:
- Я сейчас... – невнятно пробормотала она. – У нас тут обмен…
- Что такое? – попытался уточнить её намерения Влад, не вполне уяснив последнюю фразу, однако Лина уже удалилась к находящимся вблизи сцены столикам, где, как он понял, разместились её знакомые. Присела позади разноцветных кресел, живо общаясь с двумя девушками. Потом открыла сумку, извлекла и передала подругам книги, принимая из их рук другие.
Некоторое время женщины весело переговаривались, покатывались от хохота, и надписывали тоненькие томики в цветастых обложках.
«Придумывают себе звучные посвящения, – понял Влад. Прежнее чувство завороженности Линой тут же сменилось лёгкой иронией. – Одно слово - женщины!»
Было забавно оказаться случайным свидетелем обмена автографами представительниц местного поэтического бомонда.
Вскоре Лина вернулась к мужчине, потом опять куда-то отлучилась. Затем возникла непродолжительная суета, связанная с рассаживанием. Состоявшая из передвижения вещей, каких-то случайных реплик, мимолётных поглядываний друг на друга, и обоюдных попыток успокоиться, найти общую волну.
Однако не успели они расположиться поудобнее и обзавестись слабоалкогольным напитком для Лины, как начались собственно чтения.
Организатор и конферансье вечера, чем-то напомнивший Владу хрестоматийного мужчину, пребывавшего в самом расцвете сил, произнёс длинную речь о поэзии и подвижничестве, похвалив присутствующих за то, что они якобы отличаются от прочих, обладавших пустыми глазами, обывателей. Слегка запутавшись под конец, ведущий попросту оборвал велеречивое вступление и выхватив взглядом в зале знакомую физиономию, совершенно внезапно вызвал её обладательницу к микрофону.
Высокая стриженная ёжиком девушка, всем видом походившая на угловатого солдата, неуверенно шагнула на сцену. Как тут же выяснилось, несмотря на принадлежность к поэтам, имени её в афише не было, выступать она не собиралась и оказалась совершенно неподготовленной. Однако кое-как, постоянно сбиваясь, всё же продекламировала парочку стихов.
Хотя тексты были не из тех, к каким хотелось бы частенько возвращаться, однако в них ощущался яд прожитого, прочувствованного. Чем они и привлекали. Вероятно, девушка, благодаря непрезентабельной внешности, испытала немало лишений и разочарований в своей короткой жизни. Как бы подтверждая негласный тезис, уверяющий, что для яркости творчества нужно хоть немного и пострадать.
- Неплохо, – воодушевлённо похвалил Влад, – для начала неплохо. Тем более, что она даже не собиралась выступать.
- Да, интересно, – согласилась Лина. – Но почему бы всё-таки не выучить пару тройку собственных стихотворений на память?! Во избежание, так сказать?..
- А ты свои хорошо знаешь?
- Знаю... – слегка потупилась женщина, – но когда выступаю, бывает, теряюсь...
- Это понятно.
- Но всё-таки…
Влад слегка улыбнулся:
- Мысль я понял.
Вслед за короткостриженой на сцене появилась дама неопределённого возраста. Эдакая хиппи в жёлтой шапочке, разноцветном шарфике и очках с роговой оправой. Не глядя на рискованно-претенциозный вид, стихи её выдались вполне удобовариваемыми, местами иронично-забавными. Правда с заметным политическим окрасом.
- Хм. Какой любопытный экземпляр, – неуверенно протянул он, внимательно выслушав многочисленные строфы.
- А то! – подтвердила Лина. – Без пяти минут классик.
- Даже так? Что-то я не очень уловил.
- Ничего, – улыбнулась она. – Почитаешь в сети, уловишь. Всё, как обычно, гораздо сложнее. Дело не только в текстах, но и в сопутствующих обстоятельствах. Тут тот самый случай, когда поэзия не просто виршеплётство, а нечто вроде судьбы.
Пока они негромко переговаривались, на сцене возникла худенькая студентка в очках. Стихи её пыхали небывалой дерзостью, наглостью и самоуверенностью. Разглядывая хрупкую фигуру и довольно юное лицо Влад поневоле поражался – откуда в молоденькой чтице столько желчи?
Впрочем, исполнение запомнилось. И это уже было кое-что. Потому как дальше начался какой-то сплошной сыр-бор. Выступающие, а то были сплошь девушки в возрасте от восемнадцати до шестидесяти восьми, довольно быстро сменяли одна другую. Эффектные на вид барышни самым вкрадчивым тоном читали какие-то совершенно плоские стихи. Отдельные особи при этом порывались раздеться или как минимум сесть на шпагат. По-видимому, лавры Кардашьян и Волочковой не давали им покоя.
Потихоньку дошло до того, что Влад, уловив нечто сходное в тематике стихотворений, принялся подшучивать над поэтессами, веселя Лину. Постоянно переговариваясь, они поневоле сели ближе друг к другу. Лица их оказались совсем рядом, позволяя общаться шёпотом.
- Слушай, – поинтересовался мужчина, пытаясь сдержать смех, – а почему они все читают одно и то же?
- В смысле? – поразилась она. – Почему одно и то же?!
- Вот, сама прислушайся, – Влад заговорил, насмешливо копируя манерную интонацию выступающей. – Я не пальцем деланная, голыми руками меня не возьмёшь!
- Нет! – от неожиданности расхохоталась Лина, обращая на себя всеобщее внимание. – Она так не говорит!
- Разве? А, по-моему, очень даже, – посмеиваясь шептал он. – И ладно бы она одна. Так это уже пятая, насколько я услышал. Словно заезженная пластинка играет.
- Бли-и-ин! Ну ты вообще опустил всех ниже плинтуса. А как же детали, личностный подход, неожиданные образы?..
- Ага, ага. Особенно неожиданные образы. Вот странно, правда? Слова вроде разные у всех, а стих по сути один и тот же. Ладно, те были молодые и симпатичные. А этой-то уже явно хорошо за сорок. Такой паэзь нам не нужен!.. Ну и вот, только послушай, опять начинается!
- Да, – Лина окинула его тёплым взглядом, – с тобой забавно за всем этим наблюдать. Ты видишь немного по-другому.
Объявив небольшую паузу, конферансье вывел из подсобки и провёл на подмостки ещё одну женщину. Новоявленная выступающая заметно отличалась от всех предыдущих – на ней был облегающий тряпичный наряд, делавший её похожей то ли на Арлекина, то ли на некую инкарнацию Харли Квинн.
- Ух, ты! – изумлённо воскликнула Лина. – А тут что такое, интересненькое?
- Фух, – деланно-утомлённо пробормотал Влад, окончательно оседлавший иронического конька. – Чувствую, здесь новый типаж. Более редкий чем предыдущий, но не менее меткий. Я - долбанутая, называется.
Лина покатилась со смеху.
Однако, словно подтверждая слова Влада, аляписто наряжённая девушка, имитируя движения сломанной куклы и вертя безумными глазами, принялась читать странные, лоскутные стихи.
- Ну, что я тебе говорил?
Женщина, не успевшая толком успокоиться, вновь прыснула. Не без труда преодолев очередной приступ веселья, подтвердила.
- Да, ты оказался прав.
- А главное, – продолжил вполголоса острить мужчина, – вот ей-то как-раз веришь безоговорочно. Сразу видно - истина буквально в каждом слове!
Лина откинулась на спинку кресла. Закрыла лицо руками, содрогаясь всем телом. Немного спустя, весело поглядев на Влада сквозь пальцы, сдавленно прошептала:
- Перестань, я больше не могу так смеяться.
После небольшой паузы, необходимой присутствующим для хоть частичного осознания предыдущего напрочь безбашенного выступления, поэтический чёс продолжила пожилая провинциалка, вышедшая на сцену с очень толстой тетрадкой. Тётушка по-видимому готова была читать стишки совершенно любого содержания. Более того – настойчиво просила публику загадывать разнообразные сюжеты. Любовь? Вот вам миниатюра про любовь. Разлука? Получите. Деньги? Да, пожалуйста. Что ещё?.. Темы были выделены в тетрадке доброй сотней торчащих поверх страниц закладочек.
По счастью, товарка отказалась от микрофона, чему Влад очень даже обрадовался. Ведь ни черта из её выступления толком не услышал, что, конечно, было к лучшему. Всё-таки, думалось ему, шутить над пожилыми людьми – не самая забавная затея.
Вслед за провинциалкой к микрофону выпорхнула улыбчивая пышка, любительница эпического и прочего фэнтези. В стихах её проказили принцессы, рыцари и драконы; доминировали переиначенные в ироническом и обязательно постмодернистском духе стандартные сюжеты, приключались ещё какие-то сказочные события…
Вечер становился всё более невыносимым.
Одна милейшая с виду девица, словно желая окончательно пришибить слушателей, принялась вместо стихов излагать прозу. Нечто вроде «Вредных советов». Но вопреки Остеру её указания были исключительно правильными, позитивными. Премудрости на все случаи жизни.
У Влада же возникло ощущение, будто ему кратко зачитывают подшивку «Лайфхакера» как минимум за год. И с каждым следующим услышанным советом, такое впечатление только усиливалось. В определённый момент мужчина просто утомлённо поднял руки, непроизвольно привлекая к себе внимание персонала.
- Всё. Не могу больше слушать… – пробормотал он Лине, а на вопрос подпорхнувшей официантки: «повторить ли ему?», облегчённо кивнул. – Обязательно!
Лина восприняла «советы» более добродушно:
- Ну, в принципе, ведь правильные вещи говорит.
- Да, но сколько ж можно? У нас тут, вроде как, вечер поэзии, а не тренинг личностного роста!
- Ну, это так.
Следом, словно специально испытывая терпение Влада, некая светлоликая девушка пожелала поведать присутствующим о счастье. Так как ещё с толстовских времён известно, что все счастливые люди счастливы одинаково, то и стихи о счастье выглядят обычно словно созданными под копирку. Единственный плюс выступления состоял в том, что девушка сама излучала жизнерадостность, так что излишнего диссонанса между формой и содержанием у мужчины не возникло... и на том спасибо. Под конец оптимистка, правда, в свою очередь неожиданно возжелала прочитать что-то из, по её небрежному выражению, «собственной прозы».
- О, нет! – слабо воскликнул мужчина, ощущая, что его собираются доконать окончательно.
- Как так «нет»? – удивлённо отозвалась Лина. – Ты же наоборот предпочитаешь прозу?..
Ему, конечно, очень хотелось объяснить женщине, что многие люди почему-то думают, будто если им удастся сцепить разношёрстный набор слов в некоем правильном порядке, и передать таким порядком какое-то абсолютно тривиальное содержание, то тут сразу же, словно по мановению волшебной палочки, возникнет литература.
Однако сам он, например, более двух десятилетий мучившийся словосложением и добившийся в этом направлении крайне куцых успехов, до сих пор не осмеливался назвать свои пробы истинной прозой. То есть текстами, обладающими внутренней красотой и правдой; наполненными чувствами, мыслями и скрывающимся за стереотипными сюжетами сверхсмыслом. А что уж там говорить о совсем юной девчонке, буквально минуту назад неприятно поразившей всех мертворождёнными стихами о счастье…
- Это долго, – попросту отмахнулся Влад.
Впрочем, проза выдалась короткой, и завершилась прежде, чем он попытался в неё вникнуть.
Но безысходности, думалось, не будет конца. На сцене возникали ещё какие-то приятные девушки, умело поставленными голосами чеканившие не менее приятные стихи без особого содержания. Не имевшие ни малейших отпечатков личности автора.
Точнее, являвшиеся слепками слабых личностей, неразвитых внутренних миров, поверхностных эмоций. А потому одинаково скучные.
В женские чтения периодически вклинивались мужчины. Оказавшись на сцене, они тут же принимались чего-то там бурчать себе под нос. До Влада только и доносилось, что бесконечное бу-бу-бу. И всё вроде как со смыслом и с некоторой даже претензией, но по итогу нифига не понятно. Суть претензий, вероятно, состояла в том, что она не пальцем деланная, или попросту долбанутая. А может даже первое и второе вместе взятые... Ну и потом, как обычно – бытовуха заела, бурбон с герычем уже не спасают...
Досконально разобраться во всех перипетиях проблем лирических героев столь путанных стихов не представлялось возможным. Самое смешное, что звучали вроде как близкие Владу темы. Он сам писал о подобных вещах постоянно. И во всех жалующихся на обстоятельства мужчинах видел даже некую частичку себя. Самую глупую и непритязательную частичку.
Лину вызвали к микрофону последней.
И только она принялась читать… как всё сразу стало на свои места. Внезапно Влад понял, чего ему так не хватало на протяжении вечера. Во всех без исключения выступающих имелась какая-то рассогласованность. Либо стихи не те, либо голос, либо внешность автора не соответствовала сути текстов. Теперь же буквально каждая деталь работала на целое. И вроде нельзя сказать, чтобы поэзия была какой-то сверхособенной, а голос слишком уж чарующим, да и среди выступающих попадались более ярко выглядевшие особы, но впервые мужчине увиделось нечто большее, чем набор эклектичных элементов.
Над сидящими в зале расслабленными людьми возвышалась приятная женщина, с сияющими глазами говорившая о глубоко-внутреннем, интимном даже, простым, но безупречно-точным языком. При этом от неё словно исходили вибрации безыскусности, искренности, харизмы. И хотя утомлённая публика слушала в большинстве своём уже не слишком внимательно, и вряд ли уловила многое из того, что Лина пыталась ей втолковать, даже неподготовленные слушатели ощущали, что являются свидетелями чего-то по-настоящему яркого, неординарного, истинного. Владу же хрупкая освещённая тусклым фиолетом софитов фигурка на маленькой сцене казалась так и вовсе прекрасной.
Зачарованно, с огромным внутренним напряжением, он слушал, как Лина уверенно преодолевает ритмические трудности собственных текстов, доводя их сюжеты до блистательных финалов.
Уход женщины с подмостков сопровождался оглушительной овацией.
- Ну и как я выступила? – немного нерешительно поинтересовалась она, возвратившись на место.
- На одном дыхании!..
Спрятав глаза, Лина удовлетворённо улыбнулась.
Что ж, поэтический огонёк действительно закончился на ударной ноте. Когда все зрители потихоньку разошлись, они посидели немного вдвоём, до скорого закрытия заведения, оживлённо делясь впечатлениями.
- Спасибо тебе за удивительный вечер, – сказала Лина ещё чуть позже, во время расставания у входа в метро. – Я прекрасно провела время.
- Да, я тоже… Но, может быть встретимся как-нибудь на днях?
Женщина посмотрела на него пристально. Произнесла немного играючи:
- Может быть…
- Слушай, в самом деле, – попытался настоять Влад, – чего тянуть? Давай в пятницу, например, посидим где-нибудь опять, пообщаемся.
Лина загадочно улыбнулась, перевела шаловливый взгляд на ночное небо. Минуту разглядывала что-то в вышине.
- Посмотри, вон, какие тучи!
- Что?
- Ничего тебе не напоминает?
- Какие ещё?..
Низкие рваные чёрные облака, явно выделявшиеся на фоне гладкого беззвёздного неба, слегка походили… походили на… по правде говоря, ни на что не походили.
- Нет, ничего не напоминает, – огорчился он.
- Наверное будет дождь, – алогично закончила мысль женщина.
- Ты так думаешь? – окончательно растерялся Влад.
- Наверняка. Ладно, всё, пока! – коротко махнула на прощание Лина и поспешно скрылась в переходе метро.
Мужчина возвращался домой на маршрутке, совершенно сбитый с толку. Встреча, в целом удачная, неожиданно завершилась ничем. По пути только и думал про себя, что: «Облака, блин, облака. Какого хрена?..»
Оказавшись около компьютера уже за полночь, он намеревался коротко задокументировать, чисто для себя, просто на память, произошедшую с Линой встречу. Однако, словно найдя неожиданный выход из прежней растерянности и следуя внезапно пробудившемуся ручейку мыслей, принялся писать совсем-совсем другое.
Зациклившись на случайно упомянутых Линой облаках, он внезапно сумел преодолеть давнее затруднение. Возникший ранее ступор. В одно короткое мгновение Влад со всей отчётливостью понял, каким именно образом сделает в своём застопорившем было рассказе переход между сценами. Постаравшись, с одной стороны, воздействовать на читателя не слишком навязчиво, а с другой – продвинуть ещё на шаг вперёд развитие характеров и взаимоотношения героев.

3.

Поначалу гуляли молча, завязать разговор никак не удавалось. Обходились общими фразами, отрывистыми вопросами, односложными ответами. Так сразу, словно из ничего, нащупать точки соприкосновения оказалось довольно сложно.

Егор, интуитивно ощущая, что первое оказанное на Алину впечатление было не слишком выгодным, и чтобы хоть как-то разговориться, попытался перевести речь на близкую обоим тему. Постепенно между мужчиной и женщиной возник небольшой спор.

Дело в том, что в стихах они были приверженцами разных поэтических форм.

Егор защищал классические построения. Высказать мысль, украсив её гибкими, невиданными прежде метафорами, чётко выдержав при этом размер - казалось ему верхом идеала. И тем интереснее выглядела для него возможность изредка слегка выйти за строгие рамки «правил», достигнув новой, нестандартной, образности.

Алина же, наоборот, считала все эти забавки давно устаревшими. Предпочитала сплошную строку, либо жгучие верлибры. Обходилась без грамматических тонкостей, любила использовать неточные рифмы, а то и вовсе никакие не использовала, пестуя тем не менее внутренний, слабоуловимый ритм текста, иной раз каким-то прямо чудом выдерживая тонкую музыку стиха.

На этой почве у них частенько происходили онлайн пикировки. Вот и теперь они немного поспорили, уже «вживую», отстаивая каждый свою точку зрения.

- Может, помнишь, у Тургенева в «Нови» был разговор, - выдвинул Егор новое оправдание собственной правоты, - мол, не должно искусство быть негодным на том только основании, что оно старо. Значит и приёмы, на которых оно зиждилось не могут считаться устаревшими. Иначе искусство только мода и больше ничего.

- Тургенев?.. - поразилась женщина. - Кто сейчас читает Тургенева? Школьники разве что… Хотя - искусство как мода… не такая уж и плохая мысль. Пожалуй, своеобразная мода и есть.

Егор даже рот открыл, от неожиданности.

- Как и всякая мода, - принялась развивать мысль Алина, - искусство обязано обновляться, сообразно времени. Старое искусство само по себе не плохо, но оно не соответствует тем вызовам, которые ставит перед нами нынешняя эпоха. Я ничего не имею против значения всех этих классиков. Мы, типа, стоим у них на плечах, и всё такое… но они меня совершенно не трогают, мало волнуют. Другое дело, когда читаешь ярких современников. Сразу ощущаешь живой нерв текста, истинность, близость высказанных эмоций. И добиваются они этого, заметь, совершенно нестандартными, с точки зрения классики, средствами.

Егор окинул женщину немного растерянным взором. Спросил неуверенно:

- Но… тебе же вроде как нравятся мои стихи?

- Да, - Алина слегка потупилась. - Твои нравятся.

Бросила на мужчину быстрый косой взгляд и вновь углубилась в себя.

Егор примолк. Он не увидел ни малейшей логики в высказанных женщиной противоречивых сентенциях. Одно с другим у него не сходилось.

В таком несоответствии было, конечно, что-то волнующее. Чудилась какая-то призрачная надежда. Собственно, потому-то он и оказался здесь, в чужом городе.

Некая разность потенциалов, привлёкшая их в своё время друг к другу, и заставившая переписываться сутками, взахлёб, на самые причудливые, вплоть до интимных, темы, со временем давала мужчине всё более крепнувшую надежду на возможность по-настоящему близких отношений…

Увидев вдруг на стареньком здании мемориальную табличку, Егор остановился. Медленно прочитал надпись-посвящение. Перевёл искрящийся взгляд на немного ушедшую вперёд и с удивлением выискивающую его позади, женщину.

- Представляешь, - коротко хохотнул он, поясняя задержку. - ведь и о нас когда-то, возможно, напишут - они прогуливались по этой улице. Или, там, сидели на этой скамейке.

На желаемом «проживали в этом доме» Егор решил пока, на всякий случай, не заострять.

- Да, иногда проскакивают подобные мысли, - чуть улыбнулась Алина. - Хотя на самом деле - вряд ли.

Пока шли по улочке, разглядывая построенные в стиле «модерн» прелестные, пусть и неухоженные, здания, и с любопытством читали прикреплённые к ним памятные таблички, облака на небосводе понемногу кучнели, необычайно разрастаясь.

Вереницы вычурных белоснежных башен медленно надвигались на город. Освещённые солнцем бока их ослепительно блестели, радуя глаз. Неосвещённые теневые, наоборот, всем своим сумеречным видом вносили в душу неявное ощущение тревоги.

- Посмотри, дракон летит, - внезапно сказал Егор, разглядев на небе отдалённо узнаваемый образ.

Алина внимательно изучила надвигавшееся кучевое облако.

- Какой же это дракон? На плюшевого мишку скорее похож.

- Что? - весело воскликнул мужчина. - Где ты там мишку увидела? Вытянутое тело, рыло, пасть… настоящий дракон!

- Нет же, сам взгляни. Вот ушки, мордочка, нос… Ну, вылитый медведь! Причём, милашка такой.

Как Егор ни напрягал зрение, ничего подобного не увидел.

Дракономедведь вскоре расплылся надо всей длинной улицей, превращаясь в бесформенную бурлящую массу, совершенно закрывшую солнце. Однако, следом, на открывшейся позади него части неба, появилось новое исполинское облако. Возникла голова характерной формы и две скрюченные лапки по бокам.

- О, погляди-ка, а здесь у нас что?..

- Богомол, какой-то.

- Действительно… богомол.

Так прогуливаясь и болтая, понемногу добрались до сквера, служившего местом выставки-продажи доморощенных художников. Вдоль длинных каменных дорожек стояло множество подставок, обвешенных рядами картин. Как ни странно, кроме продавцов, да играющих на парапете центрального фонтана шахматистов, людей в сквере оказалось немного.

Алина с Егором медленно и молча пошли вдоль экспозиции, разглядывая художества. Со всех сторон на них смотрели броские пейзажи, идиллические изображения, тщательные срисовки местных достопримечательностей.

- Ну, что?.. - некоторое время спустя поинтересовалась женщина, довольно спокойно относившаяся к живописи, - как тебе?

- Есть, конечно, симпатичные вещицы, - Егор указал на маленький холст с осыпающейся сиренью, -например вон тот натюрморт, - Затем перевёл взгляд на полотно с преобладающим жёлтым колоритом, - или вот, - приличный осенний пейзаж. Там ещё у старика при входе были милые акварели. Ну и, конечно, все эти очаровательные, заваленные снегом домики... Но, в основном, такое, купить что-то можно только если надо дыру в стене срочно чем-то завесить...

- Типа этого?..

Усмехаясь, женщина кивнула на огромное невыразительное полотно с плавающими в озере лебедями.

- Да, да. Это если дыра ну очень большая! А здесь ещё... гидропиритовые блондинки и ночные высотки… могут подойти для квартир с современным дизайном, - он отстранённо осклабился, приглядываясь к отдалённым картинам. Сосредоточил взгляд на далёком полотне.

- А вон, пойдём, посмотрим! Кажется, неплохая вещица.

На сгущенном тёмном фоне, придерживая складки багрового платья, танцевала дама с алым бантом; бросая косой, словно подчёркнутый лучом света, взгляд назад, на пол.

Егор внимательно присмотрелся к широким мазкам. Алина с интересом поглядывала то на него, то на картину.

- Скажите, - поинтересовался он внезапно у сидевшего за мольбертом, с карандашом в руке, задумчивого мужчины. - Вы автор?

- Это репродукция Атрошенко, - хмуро бросил продавец, не отвлекаясь от дела.

Егор коротко хохотнул. Потянул Алину за собой, произнося шёпотом.

- Пойдём-ка отсюда.

- Ты чего? - поинтересовалась она, когда отошли немного в сторону.

- Чувствую себя полным идиотом. Вообще-то можно было догадаться, видел ведь некоторые его произведения. Цветовая гамма, работа с фоном, характерная техника, эти мазки ещё... как лучше выразиться… подчёркивающие движение, короче говоря.

- Почему? Ты же, не зная картины, сразу определил, что она стоящая.

- Хм. Ну если на дело так посмотреть... то да...

- И потом, твоя специализация ведь не картины, а стихи... Ты же по нескольким строчкам сразу любого классика опознаешь, - она чуть улыбнулась. - А для меня это была просто очередная… как ты там говорил… гидропиритовая?.. Хотя тут, кажется, не блондинка.

Егор окончательно смешался.

- Умеешь ты, конечно, подбодрить.

Она дотронулась до его плеча, словно пытаясь передать Егору собственную уверенность.

- Но правда ведь!

Случайное прикосновение моментально согрело мужчине душу.

- Хорошо, да. Ты права.

- Спустимся к реке?

С кроткой улыбкой мужчина кивнул, и они неторопливо пошли вниз по склону. По пути он продолжал внимательно изучать выставленные вдоль тротуара полотна, в то время как женщина периодически прикипала к столикам, заваленным всевозможной, изготовленной из декоративных материалов, бижутерией. Несколько раз она даже извлекла из сумочки продолговатое бордовое портмоне, оплачивая небольшие симпатичные изделия, казавшиеся Егору хоть и милыми, но совершенно бесполезными.

Впрочем, ей находка на развалах этих вещиц доставляла явную радость, так что ему тоже было приятно разделить с нею столь безыскусное удовольствие.

*https://www.stihi.ru/avtor/rosemarene

I

«принимать свободу
отмеренной дозой по расписанию
принимать окружающую действительность
через фильтры витиеватых фраз
здоровые дети вырастают уродами
здоровые семьи - фикция
видимость
так где же тот ебанутый герасим
который за все нам воздаст?»*

«О, как!» – прочитав странноватые строки подумал Влад. Подвигал мышкой, намереваясь «лайкнуть» текст. Но стоило только курсору остановился на полом сердечке, как монитор резко погас, а в системнике что-то неприятно щелкнуло. В комнате возникла внезапная тишина.
- Чёрт! – воскликнул мужчина, растерянно поводя глазами, пытаясь понять, какие именно действия привели к такому непредвиденному результату.
Мгновение спустя кнопка включения замерцала неоново-синим, материнка коротко просигналила, кулер с шумом возобновил работу. На ожившем мониторе побежали строчки текста.
«Похоже скачок напряжения», - дошло до него.
Когда компьютер загрузился и браузер восстановил закрытую страничку, мужчина ещё раз внимательно прочитал текст. Строки ему по-прежнему чем-то нравились, однако от повторной попытки поставить «лайк» решил отказаться. Мало ли! Вдруг пресловутый «герасим» по-прежнему бдит? Послужить причиной небольшого апокалипсиса в целом микрорайоне, спровоцировав продолжительное отключение электричества, не очень-то хотелось. Достаточно того, что с приходом тёплых дней в квартале отсутствовала горячая вода…
Улыбаясь подобным ироничным размышлениям, продолжил листать ленту поэтического паблика, просматривая стихи знакомых, малознакомых и незнакомых авторов.
Параллельно рассеянному чтению, размышлял о своём, вспоминая то одно, то другое… Попутно открыл в небольшом окошке программку для заметок, где хранилось бессчётное количество разнообразных записей, разбитых по датам. Нашёл вовремя вспомнившуюся цитату:
«Ежедневно читайте поэзию, – писал в одном из своих эссе Бредбери. – Она хороша тем, что разминает мышцы мозга, развивает чувства и держит их в тонусе. И самое главное, поэзия – концентрированная метафора. Эти метафоры, как японские бумажные цветы, могут развертываться в гигантские фигуры. Идеи разбросаны по всем книгам стихов».
Влад полностью соглашался с таким наставлением. Хотя интересоваться стихами он начал не так давно и скорее случайно, чем руководствуясь чьими бы то ни было советами, тем не менее быстро втянулся.
И, как довольно неожиданно убедился на собственном опыте, - поэзия действительно вдохновляла, побуждая фантазировать, размышлять, писать. Помимо того, она содержала огромное количество чрезвычайно ярких образов – ёмких и точных, которые мужчина с некоторым удовольствием периодически подворовывал. Слегка видоизменённые для собственных нужд, они превосходно становились в сочиняемую им прозу, как бы дополнительно расцвечивая монотонные страницы рукописей лёгкими вкраплениями чужеродного потаённого мерцания.
Понемногу увлёкшись версификацией он стал завсегдатаем нескольких творческих страничек, раззнакомился с авторами.
Некоторые из них строчили стишки с частотой, навеивавшей мысли о пулемётной. Выдавали новый текст раз в два-три дня, а то и чаще. Причём, как правило, хороший, привлекающий внимание текст. Другие писали реже – в лучшем случае одно-два стихотворения в месяц. Третьи разрождались новыми строками совершенно спорадически – через довольно длительные промежутки времени. При этом, что казалось особенно странным, количество вовсе не обязательно соотносилось с качеством.
Размышляя о таком неожиданном парадоксе, о данных природой и развитых способностях, о глубинном потенциале разных личностей, внезапно заметил, как на иконке чата в правом нижнем уголочке возникла крупная зелёная точка – Лина объявилась в сети.
Выждав пока женщина немного оглядится на сайте, написал в миниатюрное окошко:
- Привет! Как дела?
Ответ не заставил себя долго ждать.
- Здравствуй, всё хорошо. А у тебя?..
На сердце, благодаря ответно проявленному вниманию, сразу потеплело.
Задав несколько уточняющих вопросов и получив на них довольно скупые реплики, всё же слегка насторожился. У него возникло ощущение, будто Лина чем-то раздражена.
Впрочем, не так легко было из нескольких строчек текста вычитать истинное состояние женщины. Возможно, немного раздражённым являлся он сам и поневоле переносил это настроение на Лину, отвечавшую самыми обычными, довольно спокойными, фразами.
Но что-то в её словах всё-таки смущало его, и он попробовал постигнуть скрывавшийся между строк подтекст. Угадать самочувствие собеседницы.
Постарался подключить интуицию и воображение, желая прочувствовать то, что окружало женщину в данный момент. Надеясь через детали внешнего убранства лучше понять её внутреннее состояние. Но наткнулся на глухую стену.
Влад не впервые пробовал представить себе комнату, в которой находилась Лина: доморощенную обстановку; саму поэтессу, облачённую в потрёпанный халатик; старенький ноутбук за которым она просиживала вечера напролет; игравшую поблизости на ковре четырёхлетнюю девочку… но тщетно.
На самом деле, для мужчины всего этого как бы не существовало вовсе. Не было ничего, кроме появлявшихся на экране коротких строчек, в которых пульсировала жизнь, которые и являлись для него собственно Линой.
Некая лишённая бытовой стороны жизни, словно пребывавшая в идеалистическом вакууме, зато преисполненная всевозможных достоинств, а потому, вероятно, казавшаяся совершенной, женщина.
Он даже иногда подумывал, что на руках у него достаточно неплохая тема для фантастического рассказа, так сказать, ближнего прицела. В нём человек вёл бы переписку с развитым, имитирующим девушку, искусственным интеллектом, рисуя себе несуществующие добродетели, влюбляясь в эфемерный образ. Сидя у компьютера переживал бы целую гамму эмоций, направленных по сути в пустоту…
Однако такой рассказ уже наверняка был кем-то давным-давно написан, так что приходилось отгонять от себя подобные сюжеты.
Всё-таки казалось странным, что немногочисленные короткие строчки разговора вызывали в нём настолько пленительное представление о женщине… хотя, если как следует подумать, в том не было ничего странного. Ведь он сам много лет писал прозу, настойчиво подчиняя себе магию письменной речи. При помощи самых неброских слов и выражений старался выстраивать привлекательные образы персонажей, надеясь влюбить в них читателей. Передать совершенно незнакомым людям сжатый заряд глубоко личных эмоций.
Так и Лина, будучи бесхитростной и душевной в выражениях, покорила его довольно легко. Пожалуй, даже слишком. Однако, по здравому размышлению, тому предшествовало множество предпосылок.
Для начала - Влад был одинок, и с каждым прожитым днём всё сильнее ощущал внутреннее неприятие подобного существования. С момента болезненного разрыва отношений прошло уже около года. Но он всё никак не мог найти себя, не мог сладить с паршивым статусом «без пары».
Привычно ходил на работу, усиленно прикидываясь «нормальным», выполняя рутинные обязанности. А по вечерам обычно щедро разбавлял какой-нибудь крепкий алкоголь тоником и садился писать небылицы, потягивая очередной сладковатый напиток.
Так он напивался и писал, постепенно всё более устраняясь от действительности. Внезапные телефонные звонки напрягали, даже пугали его, словно угрожая неприятностями. Ему никого не хотелось видеть и слышать. Тем более старых друзей, свидетелей былого счастья.
Со временем растущая степень отчуждения и замкнутости начала отзываться частыми болями и ломками в груди.
Но несмотря ни на что, продолжал угрюмо упорствовать, вкладывая остатки себя в ежевечерние бдения за чистыми вордовскими листами. Отчаянно надеясь, что во всей писанине найдётся хоть что-то стоящее. Настоящее и поистине трогательное. Что-то от него прежнего, жизнерадостного и ещё несломленного.
По-хорошему теперь, после начала общения с Линой, ему и вспомнить о том тяжёлом периоде было нечего. Лишь кипа распечатанных текстов, которые по привычке вычитывал вслух, внося правки карандашом между строк, чтобы позже перенести их в электронный документ, подтверждала - все те дни он действительно оставался живым.
Особенно сложной выдалась минувшая зима. С наступлением холодов Влад совершенно потерял способность писать. Последнюю данную ему способность.
С другой стороны – тут то всё и завертелось. Писать он не мог, читать объёмные тексты – тем более. Вероятно, находясь в режиме сохранения остаточных сил, испытывая глубинное желание хоть как-нибудь заместить эти две привычные потребности, ища, заодно, столь желанный душе просвет, принялся околачиваться на всевозможных творческих сайтах.
Неожиданным развлечением стало чтение и комментирование стихов, об истинном качестве которых судить ему, правда, было сложновато, так как всю жизнь увлекался монументальной прозой, а поэзией толком не интересовался. Однако ритмически организованные строки выгодно отличались от беллетристики малым объёмом и ёмкостью мыслеобразов. В большинстве случаев на основании нескольких подобных текстов оказывалось довольно легко обозреть весь чужой сокровенный мир разом и незамедлительно выдать соответствующую ему реляцию.
«Банально». «Глупо». «В прошлый раз было лучше». «Маладец!». «Не побоюсь этого слова – шедевр». Казалось бы, куда уж проще?
Тем более, что авторы (предпочитавшие всевозможные яркие прозвища и порой гордо, но чаще пренебрежительно именовавшие себя поэтами), с некоей диковинной, чуть не голодной, жадностью воспринимали любые отзывы – будь то положительные, либо отрицательные. Причём на похвалу они откликались ответной симпатией, поразительно граничащей с привязанностью, а на хулу – брызжущим злорадством. Что позволяло мужчине воспринять капельку чужого ответного тепла, или давало ему возможность немного приободриться, и даже развеселиться…
А по сути – разделить со случайными знакомцами родственное ощущение внутреннего одиночества, столь изысканно проявлявшееся у людей талантливых, сколь диковинно порой у явных бездарей.
Так, постепенно и незаметно, уединение да скупые переговоры с малознакомыми людьми заменили ему привычное живое общение.
Позже сказалось личное очарование Лины. Как ни крути, а тексты её говорили не только о мастерстве, но и о вполне сложившейся личности. Яркой, своеобразной и затрагивающей нечто в его сердце.
Её критика чужих стихов отличалась доброжелательностью, вдумчивостью и особым вниманием к собеседнику. А в простых диалогах с окружающими ему виделась внутренняя сила, глубина чувств, ни с кем не сравнимое обаяние женщины.
С тех пор, как мужчина обнаружил её тексты и начал понемногу с ней контактировать - прочие авторы поблекли для него, стали менее важны, вторичны.
Ему казалось, будто сквозь зарифмованные строки он прозревает самую душу женщины, таящиеся в ней мягкость, нежность, теплоту. Обещание истинной любви. Всё то, чего ему так недоставало в жизни.
Вскоре простое общение переросло в нечто большее. Влад даже не уловил, в какой момент начал возлагать на женщину вполне определённые надежды.
С приходом весны, словно ощутив новую жизненную перспективу, он стал потихоньку избавляться от дурных привычек. Прошлогодняя неудовлетворённость начала отступать, неприятная ситуация больше не давила на него с прежней силой. Он вполне чувствовал, что после необходимого перерыва понемногу созрел для попытки завязать новые отношения.
Мужчина принялся всё настойчивее предлагать женщине повидаться вживую. Но каждый раз наталкивался на равнодушие. Ему отчего-то казалось, будто это вполне естественно. Он думал, что, вероятно, их беседы ещё не достигли необходимой степени доверительности, а значит, действительно, встречаться пока рано. Поэтому выжидал, полагаясь, в таком тонком вопросе, на чутьё женщины.
Лишь вчера им удалось, наконец, поговорить довольно откровенно. Начало истории, поведанное Линой, не только разъяснило некоторые моменты и вскрыло предполагаемые сложности развития отношений, но и взбудоражило воображение, заставляя с особым нетерпением ожидать продолжения…
Внезапно Влад осознал, что истинное состояние женщины он всё равно вряд ли угадает, и желая поскорее перейти к сути вопроса, попросил напрямик:
- Тебя вчера малышка отвлекла, ты не закончила… Обещала сегодня ))
- Да, действительно…
- Продолжишь?
- Наверное…
Неожиданно проникшись сочащейся сквозь слова слабостью женщины, на всякий случай переспросил:
- Ты утомлена?
- Есть немного.
- Можем перенести.
- Нет, зачем? Если тебе так интересно… Тем более, что основное я рассказала. Остальное – детали. Напомни, плиз, на чём остановилась?
- Вы встретились. Он тебе не понравился, но… вы так здорово общались онлайн… и потом, вроде как знали один другого по стихам… так что ты поддалась ухаживаниям. Ну и вот.
- Ясно. В общем мы ещё долго мучились. Несколько лет. Встречи, ссоры, расставания, вся эта глупейшая дурастика. А потом родилась Злата. И каким-то образом мне удалось прекратить весь этот дурдом. Наверное, просто изменились приоритеты. Тут и сказочке конец.
Влад поёжился. Слишком уж пресно звучали фразы, явно отдавая холодностью. В них присутствовала прежде нехарактерная для Лины отстранённость. По-видимому, интуиция его не подвела, состояние женщины не позволяло ей закончить повествование в том же предельно откровенном духе, что и день назад. История, которую она ранее живописала очень подробно, с массой самых мелких подробностей, неожиданно свелась к чрезвычайно сжатой концовке. Может она даже корила себя за недавнюю откровенность, возможно помешало что-то другое… вплоть до банальной усталости. Гадать бесполезно, оставалось примириться с фактом.
Он ответил осторожным:
- Понятно.
После короткой паузы, Лина нашла нужным дописать:
- Да. Родилась Злата и это всё изменило. Нет, конечно, мы с ним продолжали портить друг-другу нервы, но в итоге так и не сумели ужиться. Сейчас он даже изредка приезжает повидаться с маленькой. Деньгами помогает, тут нет проблем. А в остальном… вот так и живём.
Ещё немного поболтав о пустяках, женщина, сославшись на усталость, прервала общение. Влад вновь погрузился в мир одиночества, пространных размышлений и пробивающегося сквозь них ростка воображения. Поначалу слабого, но уверенно набирающего силу.
Ситуация, описанная Линой, чрезвычайно напоминала мужчине нынешнюю. Причём прошлое оказывало, по его мыслям, самое негативное влияние на настоящее, ставя под сомнение саму возможность отношений, на которые он уже всерьёз рассчитывал.
В свете выясненной информации, происходящая в данное время завязка отношений выглядела очень дурно: интернет-знакомство, крепнущая виртуальная привязанность, чувства, опережающие реальность. Женщина, конечно, не могла его разочаровать, однако он вполне мог разочаровать женщину. Тем более, что Лина, вероятно, теперь переносила предыдущий негативный опыт на него.
Узнав подробности её прошлого, Влад уже, кажется, понимал, почему она не ищет встречи. Страх нового разочарования был по-видимому сильнее призрачных надежд. Да и сам он ненароком оказался в тени другого человека, пусть имевшего какие-то приятные черты, но в итоге оттолкнувшего женщину грубоватым, простецким характером.
Однако во всей этой любопытной истории присутствовало кое-что ещё, чрезвычайно его привлекавшее. Там пульсировала интрига, базовый материал для творчества.
Практически всю сознательную жизнь, начиная с довольно раннего возраста, он воспринимал происходящие вокруг события, а также рассказы знакомых, и другие случайно подслушанные байки, как потенциальные сюжеты. С детства мечтая писать, давно приучил себя к такому разъединённому взгляду на действительность.
Сколь тяжело бы не переживалась та или иная жизненная ситуация, ему всегда удавалось найти минутку для того, чтобы мысленно придержать бег реальности и подумать: «Насладись этим негативом, дружище. Хорошенько запомни его, возможно больше подобная ситуация никогда не повторится, зато в нужное время ты сумеешь воспользоваться нынешним опытом». Иной раз, совершая абсолютно неблаговидный, с точки зрения совести, поступок, размышлял: «Зато какой сюжет, какой первоклассный тут таится сюжет!»
Существовала в нём такая странная двойственность.
И хотя нынче мужчина подобный второй слой пытался отбросить, больше думая о волновавшей его личной ситуации, чутьё уверенно подсказывало ему, что на основании такой замечательной истории можно будет со временем создать нечто занятное.
«Потом, потом, не сейчас, - отгонял он обременительные мысли. - Придёт время, подумаю, что с этим можно сделать!»
А из «этого» мог получиться целый роман. Как у Вишневского...
Правда, Влад не читал Вишневского, да и с романами дела у него обстояли плохо - он испытывал неприязнь к длинной форме. Она требовала слишком много времени и усилий, а результат оказывался хуже ожиданий. Впрочем, небольшую повесть из полученного материала, он, пожалуй, смог бы написать. Но ему не хватало вчувствованности в ситуацию, недоставало множества подробностей. А «вымучивать» текст не особенно хотелось.
«Нет. Повесть тоже не годиться, - внезапно решил мужчина. - Будет рассказ. Короткий, стремительный. Никаких беременностей и прочих усложняющих ситуацию деталей, всё лишнее останется за бортом. Только встреча мужчины и женщины, минимально необходимый задний план, вписанный точечными деталями, и переливы настроений пары, пытающейся нащупать точки соприкосновения: да-нет-да-нет...
А закончится всё, естественно, на – «нет».
Хотя он знал некоторых авторов, которые верили, будто если расписать сюжет, вложив в него всю душу без остатка, тот обязательно сбудется.
Сам же не был суеверным, но, на всякий случай, предпочёл пока чересчур не вдаваться мыслями в «плохой» финал. Да и вообще, почему бы в кои-то веки не сделать развязку счастливой? Вопреки всем чувствам, предчувствиям, и давно сложившейся в сознании катастрофической картине мира? Тем более, что детали развития концовки можно оставить напоследок, серьёзно разрабатывать её пока не к спеху…
Фантазия Влада, избавившись от излишних сомнений, сразу устремилась вперёд.
Итак, героиня живёт в соседнем городе, ведя задушевную переписку с героем. Однажды они решают встретиться. Он… назовём его, например, Егором, приезжает утром, чтобы уехать вечером (такой себе поход выходного дня) хотя, конечно, втайне надеется, что вечером уезжать не придётся. А она… скажем, Алина… проводит ему экскурсию по любимым местам.
От соприкосновения поведанной Линой истории с личным опытом, возникла призрачная пока общая идея. Пытаясь дополнительно объяснить для себя услышанные факты, одновременно размышлял над тем, каким образом мог бы максимально доступно и убедительно передать их читателю.
Мужчина внезапно вспомнил один давний командировочный вояж и случайный прогулочный маршрут, по которому тогда прошёлся: прибытие на вокзал, получасовая поездка в метро, центральная площадь. Затем перекус в кафе, неспешный променад по длинной улице и посещение чудного сквера, в котором художники выставляли картины. Спуск к мосту, переход на другую сторону реки, где стоял великолепный, возвышавшийся над низким берегом собор.
Ещё один долгий пеший переход и отдых в красивом предвечернем парке. В конце - такси, неспешная поездка на вокзал... а может и не на вокзал, вдруг женщина всё-таки осмелится пригласить мужчину к себе?..
Реальность уже путалась у него с выдумкой. Воображение работало вовсю. Отдельные сцены словно складывались сами по себе, на ходу составляя рассказ.
Действительно, главная площадь и памятник - отличное место встречи, подходящее начало для очного знакомства. Потом кафе, где между героями произойдёт небольшой разговор и возникнут первые обоюдные впечатления, а возможно и трения…
Место действия, таким образом, прояснилось. Время действия - он сверился с расписанием поездов - где-то между девятью утра и восемью вечера. Именно за это период персонажам придётся, по его мыслям, пережить полный спектр противоречивых эмоций и сойтись… либо распрощаться навсегда.
- Ладно, – внезапно отписалась Лина, возвращая на миг мужчину из мира грёз. – Спокойной ночи. Пора укладывать дочурку.
- Сладких снов!.. – только и смог ответить он, увлечённый совершенно другим.
Нараставший внутренний трепет неожиданно заставил Влада встать от компьютера и подойти к зеркалу шкафа, внимательно разглядывая себя.
Что ж, вот он, такой как есть, едет к женщине на первое свидание…
Впрочем, не станет же описывать себя? Наверняка, конечно, придаст герою некоторые личные черты… но в основном, естественно, попытается дистанцироваться от персонажа.
Значит, представил вводную сцену – купейный вагон. И – зеркало… Хм, откуда вдруг зеркало? Ах, ну да, в туалете же наверняка есть.
Итак, раннее утро. Поезд приближается к станции. Ему предстоит первая встреча с симпатичной… Алиной, так?.. На которую очень хочется произвести впечатление. Но способен ли он, такой какой есть, вообще произвести на кого-то впечатление? Наверное, стоит для начала немного прихорошиться. Почистить зубы, умыться. В толчке вонь конечно, однако… о, эта чёртова макушка, почему на ней вечно так по-дурацки торчат волосы?..
Воображаемая сценка потихоньку сдвинулась с точки зарождения. События, набирая ход, замелькали в сознании замедленными кадрами киноленты.
Влад спешно вернулся к компьютеру и тщательно подбирая слова, на ходу внося необходимые правки, да выискивая в онлайн словарях подходящие синонимы, приступил:

1.

Вагон трясло. Ручку двери дергали уже в который раз, но Егор всё суетился перед зеркалом, с гребешком в руке, внимательно разглядывая лицо и волосы. Тщательно умывшись и почистив зубы, уже, кажется, готов был покинуть туалетную кабинку, однако камнем преткновения внезапно стала причёска. Возник вопрос - стоит ли ему зачесаться на бок, или аккуратно выпрямить чёлку на лоб, либо просто оставить возникший после сна художественный беспорядок?
Обдумывая закавыку, натянуто улыбнулся пару раз отражению, пытаясь запомнить длину усмешки. Дело в том, что слева вверху у него недоставало одного зуба, а справа внизу - другого. Возникла необходимость немного потренироваться - как бы повыгоднее приоткрывать рот.
- Эй, кто там? Отворяйте уже!
- Да-да, пару минут!..
Егор начал огорчаться и злиться. Было совершенно ясно, что всё это ни к чёрту не годится. Как ни крути, лучше, чем есть, представить себя не удастся… В конце концов, он сбрасывал Алине кое-какие фотографии… где получился поудачнее и выглядел помоложе. То, что внешность у него не слишком притягательная - ей, в целом, известно.
Однако, что ни говори - беда, конечно. Как-то совершенно он не похож на свои стихи. Вот, даже - ни чуточки!
Всё-таки одно дело - безликий виртуальный персонаж, обладающий симпатичной аватаркой, имеющий определённый вес в привычной немноголюдной среде, вполне уважаемый автор и критик. А другое…
«Взбодрись, дружище! - попытался уговорить себя. - Ты не просто парень с улицы, но автор «Творения», и массы других классных вещей».
Не помогало. В виде успокоительной мантры принялся крутить в голове строки, посвящённые Алине:
«И насытив бутон стынью инея,
нареку тебя - белой лилией».
Что?.. Насытив?! Разве так? Разве он использовал именно это слово? И, потом, - стынью?.. Что-то не то. Он же ещё далеко не пятидесятилетний дядечка, чтобы так пафосно выражаться. Нет, нет. Там звучало как-то иначе - более тонко, нежно. Ведь и Алина сама по себе - тонкая, нежная, красивая… И, конечно же, в стихи, посвященные ей, он вложился основательно, стараясь передать всю изысканность чувств и переживаний, которые она в нём вызывала...
Сколько Егор ни пытался - напялить на себя почтенный виртуальный образ ему не удавалось. Разглядывая в зеркале суетящегося мужчину - видел практически самозванца.
Чтобы хоть немного приободриться, попытался вспомнить какие-нибудь другие строки. Были ведь у него первостатейные тексты, даже, пожалуй, ещё более изящные и пронзительные…
Но отчего-то ничегошеньки не мог сообразить. Кроме: «насытить, стынью…», в голову ни шиша не приходило.
- Гражданин, - голос из-за двери прозвучал очень грубо и уверенно. - Если вы тотчас не откроете, я открою сама!
Это уже явно была проводница.
- Да! Ещё буквально минуточку!..
Медлить далее было невозможно. Привычным движением провел несколько раз гребешком слева на право, делая косой пробор, неудачно выявивший довольно заметную уже пролысину. Жутко этим фактом огорчённый, на ходу прореживая и взбивая толстыми пальцами приглаженные волосы, поспешно распахнул дверь.
- Простите, - растерянно произнёс собравшимся хмурым лицам.
Обтёр внезапно вспотевшее лицо уголком висевшего на шее вафельного полотенца.
- Вот, бедняге, придавило… - хохотнул некто, затерявшийся на заднем плане.
Вжав голову в плечи, прошмыгнул вдоль собравшейся небольшой очереди, поспешно скрываясь в купе.

2.

В начале девятого Егор стоял на довольно пустынной центральной площади, рядом с огромным памятником - выбранным Алиной ориентиром для встречи. Рассеянно наблюдал голубиное крохоборство, иногда поглядывая по сторонам, пытаясь угадать - с какой стороны объявится женщина.
Грузное солнце только-только возвысилось над обрамляющим площадь монументальным университетским корпусом. Не успевший ещё прогреться сентябрьский воздух оставался освежающе прохладным. Дышалось легко, а это немного помогало справиться с волнением.
Осматривая высокое, подёрнутое тончайшей дымкой перистых облачков, блекло-голубое небо, Егор не сразу заметил, как рядом возникла фигура женщины.
- Егор? Привет, - окликнула его Алина.
Несмотря на то, что звук её речи был ему незнаком, тут же ощутил - именно такой голос, тёплый и мелодичный, он подсознательно ожидал услышать.
Разом вернувшись с небес на землю, принялся, с рассеянной улыбкой на устах, немного обалдело разглядывать женщину. До него даже как-то не сразу дошло, что он забыл поздороваться в ответ.
- Привет…
В жизни Алина оказалась выше, чем ему представлялось. Но действительно тоненькая, худенькая, как на снимках.
Одета была неброско - лёгкая белая кофточка, джинсы с нагрудником. Из-под широких, до пола, брючин, выглядывали носки чёрных туфель. Маленькая чёрная сумочка, с длинной шлейкой, висела у левого бедра.
Блаженно улыбаясь Егор восхищённо изучал знакомые по фотографиям линии лица.
Смешной приплюснутый носик, который так хотелось поцеловать. Полноватые, с приподнятыми уголками, как бы вечно улыбающиеся, губы. Немного косящие серые глаза… И, конечно, тёмно-русые, неокрашенные волосы, из-за которых женщина возможно кому-то могла даже показаться простоватой, но, безусловно, не ему.
Алина окинула мужчину быстрым ответным взглядом. Заметив в его глазах некоторую восторженность, сразу потупилась.
Егор, естественно, намеревался заявить, как рад встрече. Пытался произнести все эти дежурные, заранее заготовленные фразы, но отчего-то не смог вымолвить и слова.
- Пойдём? - вырвала она его из состояния эйфории.
- Пойдём, - выдохнул он. - А куда?..
- Смотри сам, ты ведь только с поезда. Можем прогуляться, а можем где-нибудь немного посидеть.
- Да, знаешь, - он хлопнул себя пятернёй по животу. - Я бы не отказался от лёгкого завтрака... А ты, как насчёт кофе?
- Наверное...
- Так куда идём? Я же здесь ничего не знаю.
- Поблизости есть хорошая кафешка. Вон в тех домах.
Пока Егор изучал указанное её пальцем направление, Алина сосредоточила на слегка полноватом мужчине пристальный взгляд.
- Тогда поспешим. Тысяча чертей, как я голоден!
От этого возгласа женщину слегка передёрнуло. Но Егор сразу заторопился, и ей пришлось поспешить за ним.
Вскоре они оказались в мрачноватом, отделанном тёмным деревом, заведении, слегка напоминавшем столовую, с развешенными под потолком вереницами разноцветных флажков. Над освещённой щегольскими трёхсвечными люстрами барной стойкой висели прямоугольные, видимые из любой точки заведения, доски с меню.
Основные блюда, напитки, десерты и разнообразная выпечка.
Посадочных мест было не так уж и много. Вероятно, в часы наплыва, заведение походило на какой-нибудь Макдональдс, - скоростное обслуживание и перекус на коленке, однако поутру они оказались единственными посетителями.
- Тэкс, посмотрим, что у них здесь... - бормотал Егор, изучая меню. Потом немного опомнился, - а почему ты не смотришь?
Алина явно скучала:
- О, я, пожалуй, ничего не хочу. Ты покушай и пойдём.
- Нет-нет, это никуда не годится! Что ты будешь? Я угощаю. Эспрессо, американо?
- Говорю же...
- Может быть капучино? - воскликнул он с какой-то отчаянной надеждой в голосе. - Латте, в конце концов.
Женщина осеклась.
- Да, пожалуй, капучино. Спасибо.
- А что к нему? Может выпечку? Пирожное какое-нибудь?
- Нет, благодарю.
- Блинчики, посмотри, у них есть блинчики... с мёдом, с джемом, со сметаной... С чем угодно. Великолепно!
За всей этой застольной суетой Егор совершенно не замечал, что Алина выглядела немного поникшей. Иной раз посматривала на него довольно растерянно. А когда открылась входная дверь и вошли ещё какие-то посетители - женщина внезапно вся сжалась и оглянулась немного испуганно, как бы опасаясь, что её тут застанут.
- Нет, нет. Я не голодна. Только напиток.
- Уверена? Но всё-таки, может хотя бы ма-аленький кексик?
- Ну, разве что ма-аленький, - передразнила она, сдаваясь, и выдавливая некое подобие улыбки.
- Отлично! Себе закажу блинчиков... со сметаной. И бокальчик пенного. То, что надо поутру! Надеюсь, ты не против, если я немного промочу горло?
Женщина тут же помрачнела.
- Не волнуйся, от одного бокала меня даже не охмелит.
Заведующий баром вертлявый молодой человек громко поинтересовался - готовы ли они сделать заказ? Егор, не вставая с места и не менее громко, продиктовал пожелания.
Алина наблюдала за их перекличкой несколько напряжённо.
Приняв заказ, молодой человек сдержано пояснил:
- Блинчики придётся немного подождать. Напитки уже нести?
- Да, конечно.
Через пару минут на столике возникла дымящая чашечка и наполненный бокал. На поверхности пенки капучино красовался какой-то рисунок, привлёкший внимание обоих.
- Посмотри, какое забавное сердечко! - воскликнул Егор. - Может быть, это хороший знак?
- Может быть, - чуть улыбнулась Алина.
Когда принесли блинчики, он с удовольствием накинулся на еду:
- Разрази меня гром, какая вкуснятина!
Но наткнувшись на немного осуждающий взгляд женщины, сразу притих. Внезапно до Егора дошло, что, по-видимому, излишняя раскованность и некоторая простоватость манер, женщину немного раздражали.
Впрочем, долго молчать было не в его характере.
- Так что дальше? Какая у нас, так сказать, культурная программа? Прогуляемся немного по улицам? Здесь такие интересные невысокие домики... Даже не скажешь, что центр города.
Алина немного оживилась.
- О, да, вокруг площади - сплошь старые улицы. Здесь много дореволюционных зданий. Будет на что посмотреть. Но мы не станем тут долго крутиться. Потихонечку пойдём по «центральной» до сквера, там находится крупная арт-площадка, ты ведь любишь всякие художества? Там и погуляем немного. Затем спустимся к реке, можно будет по набережной пройтись... Потом пешеходный мост, и прямо к собору, - женщину охватило некоторое воодушевление. - Наша главная достопримечательность. Красивейшее здание...
- Да? - рассеянно отозвался сосредоточенный на еде мужчина. - Знаешь, я не так чтобы очень люблю церкви...
- Увидишь, тебе понравится! С твоим-то вкусом, - она немного смутилась, наблюдая как он вымачивает блинчик в сметане, возюкая им по всей тарелке. Как обцеловывает побелевшие пальцы, вместо того, чтобы просто воспользоваться салфеткой, и добавила уже менее уверенным тоном. - В общем, тебе понравится.

*https://www.stihi.ru/avtor/zxsintez